Текст книги "Герои русского парусного флота"

Громами отражая гром

Он был очень толст. Так толст, что в зрелые адмиральские годы уже не мог взбираться по трапам на корабли. Для него вырубали в бортах специальные порты и через них втаскивали на палубу. Вспыльчивый и прямой характер толстяка был причиной многих скандалов с вельможами, а личная отвага вызывала восхищение всего российского флота. О нем, герое многих морских баталий, ходили легенды.

Герой Хиосской баталии

Предки Круза были выходцами из Дании. Дед будущего русского адмирала Эген фон Крюйс служил полковником в датской армии, имел небольшие поместья в Скогорской и Остергорской провинциях. Брат его Корнелий записался на службу к Петру I, а через несколько лет Эгер отправил к нему своего сына Иоганна. К этому времени Корнелий стал уже адмиралом, отличился в ряде баталий и был высоко ценим Петром. Рядом с дядей продвигался по службе Иоганн (ставший теперь Иваном). Изменения претерпела и фамилия Крюйсов, постепенно превратившаяся в Крюз, а затем в Круз.

Шли годы. В 1725 году не стало Петра. Вскоре капитан бригадного ранга Иван Круз, не поладив со всесильным Меншиковым, был вынужден подать в отставку и уехал с молодой женой в Москву. Там в октябре 1727 года у него появился первенец, нареченный Александром. Над колыбелью младенца отец повесил написанную маслом картину Гангутской виктории.

Детские годы Саши Круза были наполнены встречами с интересными людьми. Бывал неоднократно в доме отставного бригадира его земляк Витус Беринг, заходил почаевничать сосед Василий Суворов, а с ним и сын, тоже Саша. Иван Круз денег на воспитание сына не жалел, нанимая ему лучших учителей и гувернеров. Оправдывая ожидания отца, мальчик рос не по годам смышленым и любознательным. К двенадцати годам младший Круз уже владел несколькими языками, серьезно увлекался геометрией, отлично чертил и рисовал. А еще через пару лет с отцовского благословения надел зеленый кафтан морского кадета.

Учился Саша Круз блестяще и по выпуску был одним из первых. Медлительный, но обстоятельный, он всегда любил разбираться во всем до тонкостей, иногда изводя учителей своей въедливостью и дотошностью. По итогам первой морской кампании усердного гардемарина в числе нескольких наиболее способных молодых офицеров отрядили для получения практики дальних вояжей в английский флот. Без малого семь лет отплавал Круз под британским флагом, где только не побывал. Много полезного узнал, но и характером испортился: стал зол и беспощаден, чуть что – сразу матроса кулаком в зубы, и весь разговор! Тяжко служилось потом нижним чинам под его началом, потому и прозвище дали – Бешеный.

В Семилетнюю войну Круз, уже в лейтенантском чине, отличился при бомбардировке прусской крепости Кольберг, где получил сразу две тяжелые раны. Долго лечился, снова плавал, а несколько лет спустя, уже в чине капитана 1-го ранга, принял под команду новейший 66-пушечный корабль «Святой Евстафий Плакида». В самое короткое время довел его Круз до высшей степени совершенства. Нигде не было такой чистоты и такой обученной команды.

В июне 1769 года на грот-стеньге «Евстафия» поднял свой флаг командующий Средиземноморской эскадрой адмирал Григорий Спиридов. Шла русско-турецкая война, и эскадра спешила в эгейские воды. Плавание было не из легких. Под адмиральским флагом Круз участвовал в осаде крепости Корон. А затем была многодневная погоня за турецким флотом через все Эгейское море.

Сражение при Хиосе было яростным. «Евстафий» дрался сразу с несколькими вражескими кораблями на предельно короткой дистанции. Стих ветер, и, влекомый течением, корабль Круза свалился на абордаж с флагманским турецким кораблем. Вскоре «Реал-Мустафа» был захвачен, но возникший на нем пожар потушить не сумели. Прогоревшая мачта рухнула прямо на крюйт-камеру «Евстафия», раздался взрыв…

Взрывом Круза отбросило в море. Вынырнув, он скинул с себя камзол, ботфорты и поплыл саженками к обломку мачты, за который уже держалось несколько человек. Существует легенда о спасении Круза, весьма, впрочем, правдоподобная. Когда к держащимся за мачту людям подошла шлюпка с одного из судов эскадры, в нее втащили всех, кроме Круза. Каперанг умолял взять и его, но матросы отталкивали Круза прочь. Узнав в обожженном офицере ненавистного всем нижним чинам капитана «Евстафия», матросы схватили весла, чтобы забить его до смерти. Тогда-то захлебывающийся каперанг и поклялся им, что, если ему сохранят жизнь, он больше никого палъцем не тронет. Крузу поверили, и жизнь сохранили. К чести каперанга, он не только не предпринял впоследствии никаких попыток разыскать своих обидчиков, которых за покушение на жизнь офицера ожидала бы неминуемая смерть, но и сдержал слово. На протяжении всей дальнейшей службы он пальцем не тронул ни одного матроса, запретив при этом заниматься рукоприкладством на своих кораблях и другим офицерам.

Через сутки после Хиосской баталии турецкий флот был решительно атакован и полностью уничтожен. По указу Екатерины II за проявленную храбрость в сражении Круз был награжден Георгиевским крестом 4-го класса.

Крушение «Родоса»

Еще не стихли корабельные празднества в честь победы, а граф Алексей Орлов уже определил Круза к новой должности – капитанствовать на плененном корабле «Родос». Столь почетный трофей Орлов решил отправить морем в Россию, но не учел одного – корабль был серьезно поврежден, имел сильную течь. Спиридов с Крузом отговаривали графа.

– Не доплывет «Родос» до Кронштадта, рассыпется!

Но Орлов был упрям. Плыть – и все тут! Очень уж хотел императрицу удивить подарками.

Вряд ли можно считать счастливым корабль, который попал в плен к противнику. Для корабля, как во многих случаях, и для воина, гораздо более славной считается смерть в бою. Может быть, именно поэтому судьба большинства захваченных в плен кораблей весьма печальна. За редким исключением они или вскоре погибают, или влачат во вражеском флоте жалкое существование, пока не устав маяться с их бесконечными поломками, трофейные корабли при первом же удобном случае списывают на слом. Не стали исключением из общего правила и корабли, захваченные нашими моряками во время войн с Турцией и Швецией.

Название линкору решено было не менять, а так и оставить «Родосом». Команду укомплектовали офицерами и матросами с погибшего во время боя в Хиосском проливе «Евстафия». Среди офицеров «Родоса» были весьма известные в российской морской истории личности: будущие адмиралы Макензи и Пущин, Георгиевский кавалер князь Гагарин, будущий герой обороны Фридрихсгама в русско-шведскую войну 1788–1790 годов Петр Слизов. Это и понятно, служить на захваченных в бою кораблях всегда считалось особо почетным! Но почет почетом, а запущен турками «Родос» был до последней крайности.

Еще до отплытия Круз докладывал адмиралу Спиридову:

– В бортах нашли массу дыр, мышами проеденных, а в трюмах столько грязи, что матросы в обмороки падают, когда ее лопатами выгребают!

На что Спиридов лишь плечами пожимал:

– Все понимаю, но граф требует плыть к пределам россейским!

Круз был настроен пессимистически:

– Поплыть-то я поплыву, но доплыву ли на этакой колымаге, вот в чем вопрос неразрешимый!

Уже через несколько дней плавания с «Родосом» начались проблемы несусветные. Старые паруса изорвались в раз, пришлось менять на запасные грот и марсели, помпы откачивали воду из трюма беспрестанно, но все же едва удерживали уровень в 10 дюймов. Когда же корабль качнуло на хорошей волне, уровень воде в трюме сразу поднялся до 50 дюймов, то есть до отметки критической!

Круз вышагивал по шканцам злой как собака:

– И возвращаться нельзя, и плыть далее смерти подобно, лучше бы уж сразу взорваться, как на «Евстафии», и всем бедам сразу конец!

Из грот-люка вылез старший офицер капитан-лейтенант Иван Бахметьев:

– Вода не убывает, а в помпах вот-вот цепные передачи полетят к черту! Помповая кожа вся в лоскутья!

Круз хмыкнул и повернулся к вахтенному начальнику лейтенанту Мелихову:

– Курс на ост, будем спускаться к островам Цериго и Занте, авось до берега как-нибудь доковыляем!

Тут же кинули клич и собрали кожу со всего корабля, у кого сапоги, у кого куртки штормовые. Все тащили к помпам, чтобы те могли еще хоть немного протянуть.

На пятые сутки команда уже валилась с ног от бессилья – из 250 человек команды сотня уже не могла подняться от слабости. Сам Круз, не сомкнувший ни на минуту глаз, был так слаб, что его водили под руки. Находясь в столь критическом положении, командир велел собрать офицерский совет. Не могущих ходить лейтенанта Демьянова, мичмана Байкова и прапорщика Абатурова принесли туда на носилках. Оглядев прибывших офицеров, Круз сказал, тяжело ворочая языком:

– Положение наше отчаянное! А потому вижу единственный выход – идти к ближайшему берегу, пусть он даже будет турецким, а там будь что будет!

Офицеры своего командира поддержали единогласно. Чтобы облегчить ход корабля, покидали в воду лишние тяжести: большую часть якорей, пушки верхнего дека и ядра. Команде для поднятия духа раздали серебряные рубли. Теперь полузатонувший «Родос» из последних сил ковылял к ближайшему греческому берегу. Наконец, вдали показалась полоска земли.

– Полуостров Майна! – объявил штурман Слизов.

– Хорошо! – слабо кивнул головой Круз. – Ставим корабль на землю и будем спасать людей!

Из хроники плавания линейного корабля «Родос»: «31 октября был принужден от крепкого ветра, изорвания парусов и сильной течи спуститься к острову Цериго; на другой день едва не затонул – вода в корабле доходила до 7 футов, и притом командир, офицеры и почти вся команда были обессилены болезнями; потому в ночь на 5 ноября спустились к ближайшему берегу в бухту Мезата полуострова Майна, и здесь почти затонувший корабль поставили на мель. Люди были свезены на берег, неприязненный нам в этом месте, и стояли на биваках, окруженные разбойными отрядами майнотов, без малейшего укрытия от непогод и чрезвычайно нуждаясь в пресной воде, которую покупали очень дорого».

Шлюпкой на остров Цериго был послан мичман Ефим Пущин, который встретился с местным правителем и попросил его оказать помощь потерпевшим бедствие русским морякам.

Правитель сразу же запричитал:

– Если я помогу вам, то вызову недовольство турок!

– А если вы не поможете нам, то вызовете мщение со стороны графа Орлова, а он, как известно, в долгу никогда не остается!

Имя Орлова было известно в Средиземноморье хорошо, а потому грек был вынужден согласиться:

– Найму шебек и лодок я не препятствую, но если на остров прибудут турки, то я вас от них защищать не буду!

– Обойдемся своими силами! – махнул рукой мичман Пущин и отправился нанимать местных лодочников и шкиперов.

Только 16 числа стали подходить нанятые суда, на которых команда «Родоса» и была перевезена на остров Цериго. Умерли от изнурения: лейтенант Демьянов, прапорщик Абатуров и 21 человек нижних чинов. Корабль, чтобы не достался неприятелю, 7 ноября был сожжен. Две десятивесельные шлюпки, медный колокол и ендова – вот все, что было спасено с этого трофея, так недолго и так плохо служившего России.

Храбр, но своенравен

Орлов гибели «Родоса» Крузу не простил и при первой возможности отправил его в Россию. Почти год каперанг был не у дел, а затем его послали капитаном на… фрегат. Героя Чесмы явно затирали. Но вскоре представился счастливый случай поправить пошатнувшуюся карьеру. Крузу поручили доставить из Любека в Санкт-Петербург невесту наследника Павла – принцессу Гессен-Дармштадтскую. Для такого опытного моряка, как Круз, дело это было несложное, зато шуму вокруг него было много. Принцесса путешествием осталась довольна, и Круз вскоре был назначен на линейный корабль «Андрей Первозванный».

Опять начались плавания. Через некоторое время Круз возглавил отряд фрегатов. В 1779 году он надел контр-адмиральский мундир, а еще через несколько лет – и вице-адмиральский. Хорошо складывалась и личная жизнь. Александр Иванович женился по любви, купил большой каменный дом в Кронштадте близ Петербургских ворот; пошли дети, а потом и внуки. Так бы, наверное, и остался Круз в памяти потомков героем Чесмы, если бы не новые испытания…

Летом 1788 года нападением шведского короля Густава III на Санкт-Петербург началась новая война. Вице-адмиралу Крузу была поручена защита Кронштадта. А так как все боеспособные корабли во главе с адмиралом Грейгом ушли на поиск неприятеля, ему остался лишь списанный на дрова портовый хлам. В секретной инструкции, данной Адмиралтейств-коллегией, значилось: «По высочайшему Ея И.В. именному указу поручается вам главная команда над сооруженною эскадрой для защищения Котлина острова и самого Кронштадта противу покушений и нападения неприятельского. Вы к сему избраны как искусный, храбрый и неутомимый предводитель, доказавший сие опытами, каковых адмиралтейская коллегия ожидает и в сем новом представляющемся случае, конечно, не упустите оныя оказать».

Подлатав свои «самотопы», вице-адмирал смело вывел их на внешний рейд и находился там, пока не стал лед.

Кампания 1788 года не принесла шведам успеха, несмотря на всю внезапность их нападения. Эскадра русских кораблей под флагом командующего Балтийским флотом адмирала Самуила Грейга в кровопролитнейшем Гогландском сражении отбросила неприятеля от столицы, а затем, преследуя, загнала в шведские порты и блокировала там. С наступлением холодов боевые действия закончились, и русский флот вернулся в базы.

Осенью, простудившись на холодном морском ветру, заболел и внезапно умер адмирал Грейг. Встал вопрос о его преемнике. Офицеры и матросы просили назначить на этот пост Круза. Все с надеждой ждали решения императрицы.

Предоставим здесь слово историку: «Круз пользовался особой любовью и доверием флотской молодежи и нижних чинов. Храбрый, умный и искусный адмирал с отличным боевым прошлым, много плававший и заботившийся о подчиненных, с неуклонным чувством долга и достоинства. Популярность его была так велика, что Балтийский флот его хотел видеть преемником Грейга. Но поспешная прямота, чувство личного достоинства, непозволение наступать себе на ногу привело к наличию многих именитых врагов, и Екатерина II, считая его неуживчивым и строптивым, не поставила его во главе флота…»

Командующим был назначен скромный и добропорядочный человек, но нерешительный флотоводец – адмирал Василий Чичагов. Круз же остался при прежней должности. Подслащивая пилюлю, вице-президент коллегии Иван Чернышев писал ему: «Будьте уверены в искреннем моем желании доставить вам случай, где бы вы могли оказать свое усердие, искусство и храбрость, ибо ничем другим оказать не могу моей любви и почтения».

Всю зиму Круз готовил к боевым действиям свою резервную эскадру, а в июне взял курс на Фридрихсгамский залив, где гребная флотилия принца Нассау-Зигена блокировала шведский гребной флот. Екатерина II поставила француза во главе гребных судов по причине его личной храбрости и международной известности (это был воистину непревзойденный авантюрист).

Четвертого августа Круз на яхте «Ласточка» прибыл в Роченсальм. Вечером того же дня он провел рекогносцировку рейда, на котором предстояло драться со шведами. Узкие проходы среди каменистых островов, через которые должны были прорываться русские моряки, вызвали у адмирала самые мрачные мысли.

– Всякий прорыв здесь будет кровав и погибелен, – заявил он сопровождавшим его офицерам.

На состоявшемся вечером того же дня военном совете Круз принялся доказывать всю пагубность затеи прорыва на Роченсальмский рейд.

– Нельзя атаковать здесь парусными судами, а надлежит вести в сии проливы погибельные галеры да скамповеи! – настаивал он. – Иначе кровью матросской берега зальем!

Нассау-Зиген, разъяренный прямотой Круза, принялся обзывать заслуженного адмирала самыми обидными словами, которые успел выучить за свое недолгое пребывание в России. Багровый от негодования Круз сжимал кулаки, едва сдерживаясь.

– Хорошо, – выдавил он, когда принц умолк. – Я исполню ваше повеление и займу свое место по диспозиции, но, исполнив долг, я буду просить ее императорское величество об избавлении меня от вашей милости.

Нассау-Зиген ничего не ответил, зато в тот же день отписал жалобу в Санкт-Петербург. Через два дня пришел ответ Екатерины Крузу: «Если до сих пор не вышли по плану Нассау-Зигена и назначенной позиции не взяли, и в дело не вступили, то сдать команду… а самим через Фридрихсгам сухим путем возвратиться…»

– Боюсь быть оракулом, – сказал своим офицерам на прощанье вице-адмирал, – но думаю, много горя принесет нам сей Роченсальм и Нассау-Зиген…

Тринадцатого августа разгорелось ожесточенное сражение, вошедшее в историю как Роченсальмское Первое. Брошенный на произвол судьбы передовой отряд (которым должен был командовать Круз) в течение всего дня в одиночку атаковал весь шведский флот, неся огромные потери. Лишь к вечеру Нассау-Зиген ввел в бой главные силы. Шведы отступили, но цена победы была столь велика, что заставила задуматься многих… Принц же доносил самоуверенно в столицу императрице: «Надеюсь скоро прислать Вам известие о вторичной победе».

Год спустя принц еще раз попытает счастья в роченсальмских водах, атаковав шведов, как и в первый раз. Второй Роченсальм завершится полным разгромом русской гребной флотилии. Сильный шторм довершит поражение. Нассау-Зигена снимут с должности, а Россия недосчитается несколько тысяч своих сыновей… Так оправдаются все опасения Круза.

Но вернемся назад. После отстранения от должности опальный вице-адмирал был снова отправлен в Кронштадт, где занимался укреплением фортов и ремонтом поврежденных кораблей.

– Берегите своих людей, – внушал Круз капитанам. – Почем зря в пекло не бросайте! Поверьте мне, старику, что гибели их напрасной вы себе никогда не простите!

Гибель «Евстафия» с командой лежала тяжелым камнем на его душе.

Звездный час

Весной следующего, 1790 года вице-адмирал поднял свой флаг на флагманском корабле Кронштадтской эскадры. Он вновь был призван встать на защиту столицы от возможных посягательств со стороны шведов. Но никто еще не мог знать, что ему предстоит выдержать удар всей мощи главных сил неприятеля. А вскоре поступили и первые сведения от лазутчиков, что шведы и в эту кампанию предполагают нанести удар флотом по Санкт-Петербургу.

Обстановка осложнялась с каждым днем. Стало известно, что неприятельский флот под командованием брата короля герцога Карла Зюдерманландского уже покинул свои базы и движется по направлению к Финскому заливу. Екатерина II, нервничая, ежечасно спрашивала своего секретаря Храповицкого:

– Скажите мне, что сейчас делает Круз?

Близко знавший вице-адмирала Храповицкий отвечал твердо:

– Будьте уверены, ваше величество, он пересилит самого беса!

Неудовлетворенная ответом, императрица послала в Кронштадт Алексея Орлова (бывшего начальника Круза по Чесменскому походу) посмотреть, что и как. Прибыв на флагманский «Иоанн Креститель», Орлов спросил вице-адмирала с издевкой:

– Когда придут шведы в Кронштадт и Петербург?

Круз лишь указал рукой на свою эскадру:

– Только тогда, когда пройдут через щепу моих кораблей!

Вернувшись, Орлов доложил:

– Можешь спать спокойно, матушка. Круз, как всегда, строптив без меры и дерзок без удержу, однако настроен весьма воинственно и грозится шведа от Кронштадта отбить…

Перед выходом в море вице-адмирал приехал попрощаться с семьей. Поцеловавшись с женой, велел ей при любом исходе сражения не покидать Кронштадт, дабы не вселять робость в души горожан.

Тем временем шведский флот нанес удар по Ревелю, где стояли на зимовке главные силы Балтийского флота под флагом адмирала Чичагова. Состоялось сражение, и Карл Зюдерманландский был отбит. Неудача не смутила герцога. Расчет его был верен: пока Чичагов опомнится от баталии и выйдет в море, у шведов будет несколько выигранных дней. Этого вполне хватит для того, чтобы растерзать малочисленную эскадру Круза, прикрывающую Санкт-Петербург, и, высадив десант на берег Невы, продиктовать Екатерине II свои условия. Шведский флот спешил к Кронштадту на всех парусах.

Двадцать третьего мая 1790 года противники обнаружили друг друга и сразу же решительно начали сближаться, перестраиваясь на ходу в батальные колонны. Авангардом русской эскадры командовал храбрый моряк и большой друг Круза вице-адмирал Яков Сухотин, арьергардом – контр-адмирал Повалишин, центр возглавлял сам Круз.

В три часа утра командующий поднял сигнал: «Атаковать неприятеля на ружейный выстрел». Ударили первые залпы – это вступили в бой корабли вице-адмирала Сухотина, и скоро сражение сделалось всеобщим. Всю мощь своего первого удара шведский герцог обратил против русского авангарда. Там было особенно жарко. Ожесточение боя нарастало с каждой минутой. От частого огня рвались орудия, калеча и убивая прислугу. В разгар боя пущенным в упор неприятельским ядром оторвало обе ноги Якову Сухотину. Вице-адмирал, однако, нести себя в корабельный лазарет не разрешил, а, истекая кровью на шканцах, продолжал командовать авангардом.

Один час сменял другой. Шведы все усиливали натиск. Однако прогуливавшийся по палубе «Иоанна Крестителя» Круз внешне был спокоен: курил свою любимую глиняную трубку и шутил с подчиненными. На адмирале был простой камзол с красной анненской лентой через плечо. Столь заметная мишень привлекла внимание шведских стрелков, около адмирала то и дело свистели пули. Оставаясь совершенно безучастным к личной безопасности, Круз весьма внимательно следил за безопасностью своих кораблей, то и дело отдавая необходимые приказания.

Один лишь раз побледнел командующий – когда сообщили ему о ранении Сухотина. Тотчас передав командование сражением капитану флагманского корабля, он на шлюпке устремился к авангарду, чтобы проститься с боевым товарищем. Невзирая на сильный огонь, он достиг цели и успел в последний раз обнять Сухотина. Обнял, поцеловал – и обратно. Под неприятельскими ядрами он обошел всю эскадру. Стоя на шлюпке во весь рост, залитый кровью убитого рядом матроса, он подбадривал команды, отдавал распоряжения капитанам. К всеобщему удивлению, Круз остался жив и снова возглавил сражение.

К вечеру огонь шведов стал ослабевать; их корабли, туша пожары, один за другим выходили из боя. Стихал ветер, и Карл Зюдерманландский занервничал: он боялся штиля. Герцог хорошо помнил, что Круз – известный мастер абордажа. Русская эскадра находилась в прежней позиции. Место боя осталось за ней!

Едва стихли последние залпы, Круз в шлюпке вновь обошел все корабли. Осмотрел повреждения и поздравил подчиненных с одержанной победой.

В тот же вечер Екатерина II получила донесение от Нассау-Зигена, находившегося с гребной флотилией у Выборга. Неизвестно по какой причине принц сообщал, что Круз наголову разбит и шведы вот-вот прорвутся к Санкт-Петербургу. Во дворце вспыхнула паника. Однако около полуночи пришло сообщение из Кронштадта, что Круз был атакован неприятельским флотом, но отстреливался с раннего утра до позднего вечера и остался на старом месте. Екатерина устало опустилась в кресло.

– Теперь я спокойна! – заявила она придворным.

С рассветом следующего дня сражение возобновилось. Теперь шведский командующий наносил удар по русскому центру. «…Утром принц Карл Зюдерманландский вновь спустился на эскадру Круза, но не подходил близко и, желая воспользоваться многочисленностью своих кораблей, делал различные маневры, однако все хитрости неприятеля были безуспешны, – писал один из исследователей этой баталии. – И Круз везде противупоставлял ему искусный отпор». Пытаясь достать русские корабли на предельной дистанции, шведы палили ядрами в воду, чтобы те, рикошетя, поражали противника, но это помогало мало. Наши всюду встречали шведов точным и яростным огнем. Ко всеобщему изумлению, в момент наивысшего напряжения на палубе флагмана русской эскадры грянула плясовая музыка! И снова, не выдержав огня, шведы отступили. На этот раз они продержались лишь полчаса. Уже в сумерках Карл Зюдерманландский предпринял еще одну отчаянную попытку пробить брешь в стене русских кораблей. Подняв боевые флаги, шведы устремились вперед. Герцог торопился. Где-то на подходе к Финскому заливу вот-вот должна была появиться эскадра Чичагова. Но ведь у Круза в три раза меньше сил, чем у него! Два дня он продержался, но третьего, решающего удара ему не выдержать! Карл Зюдерманландский шел ва-банк.

Вновь загремели выстрелы, запрыгали по палубам ядра. Шведы напирали со всею мощью, и кронштадтцы изнемогали в неравной схватке. Положение русской эскадры стало отчаянно критическим – неприятелю удалось прорезать строй ослабленной Кронштадтской эскадры. Карл Зюдерманландский уже торжествовал победу – его настойчивость вознаграждена! Однако герцог поторопился: он забыл, кто являлся его противником… По сигналу Круза вперед устремился бывший до того в резерве отряд фрегатов. Совершив лихой маневр, отряд атаковал неприятеля и заставил его отойти. Положение было восстановлено. Русская эскадра по-прежнему преграждала неприятелю путь к Кронштадту.

Наступило некоторое затишье. Шведы совещались, как быть дальше. Не терял времени и Круз. Еще утром, внимательно следя за ходом баталии, адмирал заметил, что противник начал делать холостые выстрелы, стараясь поддержать шум, сберегая в то же время свой порядком истраченный боезапас. Желая проверить догадку, Круз распорядился сделать поворот всей эскадрой на новый курс, чтобы сблизиться с неприятелем. Не приняв боя на кратчайшей дистанции, шведы стали поспешно отходить. Догадка командующего полностью подтвердилась!

Незадолго до полуночи по сигналу с флагмана малочисленная русская эскадра устремилась в погоню за противником. Опасность для столицы была снята: вдали уже белели передовые фрегаты эскадры Чичагова. Шведы, поставив все паруса, бежали к Выборгу. Круз преследовал их неотступно.

А Санкт-Петербург праздновал победу. Горожане стеклили окна, выбитые от грома выстрелов. Длинной вереницей потянулись обратно беженцы. Имя Круза было у всех на устах!

Вскоре русский флот блокировал неприятеля у Выборга. Общее командование принял на себя адмирал Чичагов. Спустя месяц неприятель предпринял отчаянную попытку прорваться из окружения и, понеся большие потери, ушел в порты Швеции. Несмотря на новую победу, бегство остатков шведского флота вызвало у русских моряков известную досаду. Виновником происшедшего все справедливо считали Чичагова.

За победу в трехдневном сражении между Кронштадтом и Красной Горкой Круз был награжден одним из высших орденов империи – орденом Александра Невского, а по заключении мира со Швецией получил полный адмиральский чин, Георгиевский крест 2-го класса и шпагу с алмазами «За храбрость».