Текст книги "Кавказский дебют. От Екатерины II до Павла I"

Постигла в Астрахани Суворова и семейная трагедия. В один из дней жена открылась ему в том, что некий «ризомаратель» напал на нее и, угрожая двумя пистолетами, овладел ею. Взбешенный Суворов пишет своему покровителю Турчанинову, требуя наказать насильника. Впрочем, история эта покрыта мраком тайны и до сего времени никто не знает, было ли действительно насилие или имела место заурядная супружеская измена.

А вскоре задуманная военная экспедиция в Персию была окончательно отменена. Дело в том, что между императором Австро-Венгрии Иосифом и Екатериной наметился взаимовыгодный военный союз. 18 мая 1781 года был заключен союзный русско-австрийский договор. В его секретных статьях Австрия обязалась вступить в войну, в случае нападения на Россию Турции. Данный договор развязывал руки для выполнения планов России в Северном Причерноморье. Вместо запутанной политики в Европе императрица Екатерина поставила перед собой новые приоритеты – присоединение Крыма и Северного Причерноморья. Момент для этого был выбран весьма удачно. Франция только что схватилась с Англией, выступив на стороне мятежных североамериканских колоний. Испанцы отчаянно пытались выбить англичан из Гибралтара. Голландцы же стремились восстановить свои торговые позиции в Индии, где их все больше и больше теснили все те же англичане. В этой ситуации намечаемая Каспийская экспедиция сразу же утратила свою актуальность. Отныне все силы и средства России направлялись на юг для решающей схватки с турками за побережье Черного моря.

Только в декабре 1781 года Суворов, наконец, убыл из Астрахани в Казань, а оттуда на пограничную Кубань, где принял под команду Кубанский корпус. Впереди Суворова ждали самые великие победы и всемирная слава…

Глава третья

После того как в 1724 году грузинский царь Вахтанг VI потерпел поражение в войне с турками, и бежал в Петербург, Грузия стала провинцией Высокой Порты. Это временно положило конец влиянию Персии, однако Тегеран так легко уступать Закавказье не собирался. И в 1744 году жестокий и воинственный Надир-шах, начав войну с Константинополем, после нескольких побед изгнал турок и отвоевал Грузию. На престол в Картли он посадил верного ему Теймураза II, а его сыну Ираклию отдал в правление Кахетию.

Повелитель Персии Надир-шах был, безусловно, великим правителем, сумевшим за короткое время собрать под свою руку огромную державу. Кроме Персии и Азербайджана, империя Надир-шаха включала Армению и Грузию, Дагестан, Афганистан и Белуджистан, Хивинское и Бухарское ханства. А затем воинственный шах захватил и столицу Великих Моголов – Дели.

Кстати, сами персы свою страну Персией никогда не называли. Персия – это наименование чисто европейское и персам XVIII века чуждое. Официально государство называли по имени правящей на тот момент династии. Например, во время династии Сефевидов Персия именовалась Довляти Алийя Сефяфи, что в переводе значило «Государство Высшего дома Сефеви». При династии Афшаров Персия именовалась как Довляти Алийя Афшяр, а при Каджарах, соответственно, как Довляти Алийя Гаджар.

Отныне Российская империя граничила с державой, включавшей в свой состав Индию и простиравшейся до самых китайских границ. Наверное, никогда еще далекая Индия не была так политически близка к России, как во время шаха Надира. Ведь начиналась она фактически прямо за пограничным Тереком…

Был бы жив великий Петр, наверное, уж он-то оценил бы сию метаморфозу и, несомненно, как-то воспользовался происшедшим геополитическим кульбитом. Но Петр был давно мертв, а сидевшая на российском престоле Екатерина (впоследствии также Великая!) была озабочена делом не менее важным и куда более злободневным – выходом империи на берега Черного моря и присоединением Крыма.

Но, как известно, ничто и никто не вечен в этом мире, и в 1747 году великий и ужасный Надир-шах был зарезан в постели собственными телохранителями. Как это обычно бывает, после смерти тирана началась междоусобица. Тело покорителя Кавказа и Индии еще не остыло, как в стране начались войны претендентов на опустевший трон. Но худа без добра не бывает. Благодаря этой неразберихе Грузия получила политическую передышку. Увы, но и в Тифлисе также начались распри между царем-отцом и наследником-сыном, в результате чего отец Теймураз бежал, по грузинскому обыкновению, в Россию, а сын Ираклий объединил Картли с Кахетией. В результате, несмотря на уход персов, спокойнее на грузинских границах не стало. Едва ушли персы, как грузин тут же начали донимать воинственные лезгины дагестанского владетеля Омар-хана, доходящие порой в своих набегах до стен столицы.

По сути, никакой Грузии как единого государства уже не существовало. Ираклий II являлся царем лишь двух небольших княжеств. Да и эти земли он едва мог контролировать. Находившиеся раньше в зависимости от грузинского царя ханы демонстративно заявляли о своей независимости. По всей Грузии процветал разбой. Так как купцы теперь старались объезжать грузинские земли стороной, практически остановилась торговля. Были разгромлены серебряные заводы – последняя надежда Ираклия. Жители Казахской и Шамшадильской провинций переселились в соседние ханства и вышли из повиновения. Торговцы и ремесленники подались в более безопасные Моздок и Кизляр. Крестьяне бежали с равнин в горы, где могли едва прокормиться, но где был шанс остаться в живых.

Ну, а затем, когда распри в Персии немного улеглись, заявил о своих претензиях на Грузию новый шах Али-Мурат. На этот раз персы были настроены решительно, желая уже не только подчинить грузин, но и навсегда искоренить в Грузии христианство.

Поняв, что все закончится очень плохо, престарелый Ираклий решил отдаться под руку единоверной России, которая должна была в этом случае защищать его народ от всех напастей. О своем решении Ираклий незамедлительно известил Петербург.

Предложение грузинского царя у императрицы Екатерины, прямо скажем, восторга не вызвало. Пребывая в раздумьях, она говорила своему главному советчику светлейшему князю Потемкину так:

– Зачем, Гриша, нам сии дикие горы? Проку от них никакого, а забот превеликих вперед на века получим!

– Так-то оно так, – отвечал ей мудрый Потемкин. – Однако, матушка, коли мы не возьмем под свое крыло грузин, персы вырежут всех напрочь, а край грузинский заселят магометанами. Ну, а кроме того, встав крепко по ту сторону Кавказских гор, будем мы держать оттуда и турок, и персов на коротком поводу. Чуть что, сразу наотмашь!

И Екатерина доводам Потемкина вняла.

Присоединение Грузии отвечало и проведенной экспедиции капитана 2 ранга Войновича на Каспийском море. Екатерина четко обозначила новый вектор своих будущих интересов.

24 июля 1783 года в древней столице Картлийского царства Гори был подписан акт о присоединении Грузии к России. А в августе 1783 года в крепости Георгиевская был подписан трактат, вошедший в историю как Георгиевский, по которому над Картлийско-Кахетинским царством устанавливался российский протекторат.

Чтобы новоявленные россияне чувствовали себя в безопасности, в Тифлис отправились два батальона егерей полковника Бурнашева при двух пушках и двух единорогах. Общее командование было поручено генерал-поручику Павлу Потемкину (будущему граф и генерал-аншефу), племяннику светлейшего князя Потемкина-Таврического. По пути Потемкин-младший заложил крепость Владикавказ, связав ее цепью полевых укреплений с городом-крепостью Моздоком.

Именно Павлу Потемкину принадлежит честь открытия «большого пути» через Главный Кавказский хребет. Это он переоборудовал древнюю караванную тропу, проходившую через Дарьяльское ущелье, в стратегически важную дорогу.

Появление русских войск в Тифлисе произвело должное впечатление на властителя Персии Ага Мохаммед-хана. Казалось, что опасность для грузинского царя Ираклия II миновала, и Потемкин убыл обратно.

Батальоны шли по дороге через Дарьяльское ущелье, которую еще только достраивали солдаты Селенгинского мушкетёрского полка. Впоследствии эту стратегическую дорогу между Россией и Грузией назовут Военно-Грузинской.

Грузины встречали русских солдат, стоя на коленях и рыдая от счастья…

В Константинополе же и в Исфахане дружно схватились за головы. Еще бы! Русские без единого выстрела заняли Грузию, и теперь попробуй их оттуда выковырни!

– Увы, начинает сбываться легенда о Гоге и Магоге, мечтавших разрушить благословенные мусульманские царства! – печалился в Константинополе султан Абдул-Хамид. – Русская царица уже своевольно прибирает принадлежащие по праву нам земли к своим рукам! Пора преподать ей хороший урок!

– Малаллах! – в негодовании заламывал руки в Тегеране шах Али Мурад. – Должно быть, загадочная Московия и в самом деле великая страна, коль столь легко присоединяет к себе целые царства, за которые мы бьемся сотни лет! Но и воины великого Ирана тоже чего-то стоят!

А в прилегающих к Грузии турецких провинциях началась настоящая паника. Дошло до того, что жители причерноморского Трапезунда, узрев вдалеке плывущую стаю лебедей, приняли их за приближающийся российский Черноморский флот и тысячами бежали в горы.

Решение императрицы не встретило одобрения даже среди высших сановников. Так, наш тогдашний посол в Англии граф Воронцов открыто презирал грузин. В узком кругу он, не стесняясь, говорил:

– Зачем Россия ввязывается в глупые конфликты в Закавказье, за непроходимыми ущельями? Я не понимаю, какой может быть в том наш интерес!

Действительно, какой интерес был России поддерживать грузин, которых накануне подписания Георгиевского трактата оставалось всего каких-то 250 тысяч? Еще чуть-чуть и они навсегда бы исчезли из мировой истории.

Пока шли все эти «ахи» и «охи», 24 января 1784 года в Тифлис прибыл российский полномочный посол полковник Томара. В кожаном портфеле он привез акт о присоединении Грузии к российской короне. История Закавказья вступала в новую эпоху – российскую.

* * *

Одновременно с послом Томарой в Грузию прибыл и любимый племянник светлейшего князя Потемкина граф Алексей Самойлов, назначенный российским уполномоченным при грузинском царе. Назначили Самойлова не просто так. Граф являлся одним из самых доверенных лиц Екатерины. К слову, он был единственным, кто присутствовал на тайном венчании своего дяди с императрицей. Для миссии в Грузии Самойлов подходил идеально. Прежде всего, он был в курсе всех политических интриг, т. к. двенадцать лет занимал должность правителя дел Совета при высочайшем дворе. При этом Самойлов имел и неплохой боевой опыт. В прошлую турецкую войну храбро дрался под Силистрией, получив Георгиевский крест, а затем, командуя Таврическим егерским корпусом, успешно гонял крымских татар у Перекопа. Теперь ему предстояло обеспечить безболезненное присоединение Грузии к России. Дело в том, что Ираклию сохранялся до конца жизни его царский титул, а в самой Грузии старое административное управление. Но, несмотря на эти серьезные привилегии, противников соединению с Россией в Тифлисе хватало с избытком, и именно Самойлову предстояло объяснить недовольным, что они неправы.

Церемония вхождения Грузинского царства в состав Российской империи состоялась 24 января 1784 года. Присланные Екатериной новые царские регалии для Ираклия, украшенные соединенными гербами России и Грузии, были торжественно доставлены во дворец, где сам царь встретил их со всеми подобающими почестями. Стоя у ступеней трона, окруженный царевичами, придворными чинами и духовенством, Ираклий с почтением выслушал приветственную речь посла Томары, после чего принял от него новую корону, скипетр и царскую мантию.

Из хроники событий: «В десять часов утра Ираклий, предшествуемый регалиями, торжественно вступил в Сионский собор и, войдя на приготовленный трон, возложил на себя царскую мантию. Придворные чины, державшие остальные регалии, разместились по сторонам трона, а на ступенях и у подножия его стали царские сыновья и внуки. Далее, по направлению к царским дверям, поставлены были два небольших столика, художественно отделанные слоновой костью и золотой инкрустацией; на одном из них, покрытом золотым глазетом, лежала ратифицированная грамота императрицы, а на другом, покрытом бархатом, – ратификация Ираклия. Сам католикос Грузии совершал богослужение. При первом возглашении имени русской императрицы загудели колокола во всех церквах Тифлиса, а с батарей Метехского замка грянул пушечный залп, потрясший массивные стены древнего собора. По окончании молебствия совершился обмен ратификациями, а затем Ираклий, осененный государственным знаменем и имея по сторонам себя русских полковников Томару и Бурнашева, перед крестом и святым Евангелием произнес присягу. Торжественный день завершился парадным обедом во дворце, на который были приглашены все находящиеся в Тифлисе русские офицеры. Музыка и пушечные выстрелы сопровождали пиршество. Народ ликовал на площадях и улицах, и в течение целого дня неумолкаемо гудел колокольный звон, стреляли пушки, лилось рекой кахетинское, а вечером весь город и окрестные горы были озарены роскошной иллюминацией. При этом тост за российскую императрицу сопровождался ста одним пушечным выстрелом, за царя Ираклия и за членов русского императорского дома – пятьдесят одним, за остальных членов грузинского царствующего дома и за светлейшего князя Потемкина, как покровителя Грузии, – тридцать одним».

На следующий день на верность России присягнула грузинская знать. Тогда же в Петербург был отправлен официальный посол князь Чавчавадзе.

* * *

Однако не все вышло столь безоблачно. Вскоре эмиссары турецкого султана Абдул-Хамида без особого труда спровоцировали воинственных лезгин снова взяться за оружие. На сей раз внезапному нападению горцев подверглось селенье Черынь, на берегу речки Алазани. Ворвавшись в Черынь, разбойники вырезали жителей и с награбленным добром бежали в горы.

Увы, но два егерских батальона были бессильны защитить всю страну и ее жителей. Генерал Самойлов имел серьезный разговор с царем Ираклием, буквально заставив того сформировать местную милицию. Тогда же Самойлов объявил, что столь дерзкое нападение оставлять безнаказанным нельзя и следует послать экспедицию по наказанию за кровавый набег.

По договоренности Самойлов возглавил русские батальоны, Ираклий собственное ополчение. Не теряя времени даром, Самойлов выступил в поход. Что касается грузин, то они все медлили и медлили. Тем временем отовсюду приходили сведения, что уверовавшие в безнаказанность лезгины продолжают нападать на беззащитные села. Самойлов злился на нерасторопность Ираклия, но спорить с грузинским царем прав не имел.

Между тем наступила глубокая осень. В течение всех четырех суток похода шел проливной дождь, размывший дороги до невозможности везти по ним пушки, которые приходилось тащить на руках. Кроме этого, стремительно прибывала вода в Алазани и было очевидно, что скоро вброд ее уже будет не перейти. Неизвестно, чем бы все закончилось, но внезапно пришло известие, что большой отряд лезгин возвращается из набега из-под Гянджи как раз в сторону реки.

Собрав офицеров, Самойлов был лаконичен:

– Хищников отпустить никак нельзя! Пусть грузинский царь делает что пожелает, мы же выступаем на врага немедля!

С двумя батальонами, драгунским эскадроном и несколькими пушками Самойлов устремился на пересечку разбойников, чтобы успеть отрезать их от переправ. Но подойти незамеченными не удалось, лазутчики у горцев были хорошие. Вовремя заметив русских, лезгины заняли прибрежный густой лес близь села Муганды и укрепились.

На офицерском совете было решено дело не затягивать, а взять занятый лес штурмом. Атаковали двумя колоннами. Первую возглавил подполковник принц Гессен-Рейнсфельдский, вторую – полковник Бурнашев. Одновременно Самойлов велел артиллерии жестко палить в лес, не давая возможности лезгинам собраться для контратаки. Едва начался бой, как вдалеке показалось грузинское воинство.

При себе каждый грузинский воин имел ружье с длинным узким ложе и примитивным кремневым замком-миклети, за поясом – пистолет-домбачи и меч с кинжалом, на груди – патронташ с газырями и пороховой рог-натруску. Через плечо у грузин висели холщовые сумки-абгы, а за спинами – объемные мешки-жирницы с курдюками. Одеты большинство воинов были еще в прадедовские цепные рубашки. От пуль они не спасали, но от сабельного удара защищали неплохо. При этом грузины много кричали между собой и плохо слушались своих начальников. Даже на переходе командовать ими было сущим мучением. Что же касается сражения, то там каждый воевал как умел и хотел.

– Как говорится лучше поздно, чем никогда! – пробурчал Самойлов, разглядывая в подзорную трубу разношерстное воинство царя Ираклия.

Увы, толку от появившихся грузин было немного. Подойдя к месту боя, они… расположились на отдых, с интересом наблюдая за начавшимся сражением.

Между тем егерские колонны уже вступили в лес, где сразу же были встречены яростным огнем засевших средь деревьев и кустарника лезгин. Начался жестокий бой, переходивший местами в рукопашные схватки. Во время одной из таких отчаянных схваток был смертельно ранен подполковник принц Гессен-Рейнсфельдский. Только спустя пять часов егерям удалось наконец-то выбить противника из леса на опушку. Тут дело пошло веселее, т. к. в дело вступили и бывшие до этого в резерве драгуны. Их удара лезгины уже не выдержали и бежали, бросаясь с лошадьми в бурную Куру. Но здесь им сильно не повезло. На берегу уже ждали предусмотрительно перевезенные Самойловым пушки, которые начали расстреливать картечью плывущих. Вскоре река покрылась человеческими и конскими трупами, а волны окрасились кровью. Успех был полным. Как впоследствии подсчитали, только в лесу осталось более двухсот убитых лезгин, сколько же их было расстреляно в реке, никто никогда не узнает. Наши потери при этом были весьма незначительны.

Обрадованный неожиданной победой, царь Ираклий устроил в Тифлисе торжественную встречу русским войскам и пригласил Самойлова прямо в собор, где местный патриарх отслужил благодарственный молебен. Умершего вскоре от ран принца Гессен-Рейнсфельдского погребли в одной из церквей.

– Что ж, первая кровь за Грузию нами уже пролита, – мрачно высказался на панихиде Самойлов. – Посмотрим, насколько грузины будут благодарны!

В начале зимы Самойлов уехал из Тифлиса в Петербург, назначив вместо себя комиссионером при грузинском царе полковника Степана Бурнашева. Выбор оказался весьма удачным, и полковник быстро нашел общий язык с царем Ираклием, с котором впоследствии почти приятельствовал. За плечами Бурнашева было немало подвигов. Так, в турецкую войну по своей инициативе он храбро атаковал и взял штурмом Арабатскую крепость, а затем крепости Керчь и Еникале, заслуженно получив за подвиги Георгиевский крест. Впоследствии командовал Курским пехотным полком. Во время эпидемии чумы, проявив смелость и завидную распорядительность, быстро прекратил заразу в своем полку. Впоследствии вместе с Суворовым успешно изгнал турок из Крыма. При этом, имея весьма редкое тогда инженерное образование, Бурнашев был одним из самых образованных российских офицеров. Когда полковника спрашивали, что он больше всего любит, тот, вздыхая, отвечал:

– Люблю строить дома, красивые и прочные. К сожалению, по профессии своей военной чаще приходится оные рушить.

С собой Бурнашев всегда возил сундук с книгами по гидравлике, механике и картографии, которые и читал в нечастые минуты отдыха.

Глубокие снега, завалившие горные ущелья в конце 1784 года, приостановили военные действия до будущей весны. Но всем было очевидно, что схваткой при Чердыне война с лезгинами не закончилась.

* * *

Как только весной 1785 года в горах подтаял снег, Грузия подверглась очередному дерзкому нападению своих воинственных соседей. На этот раз большой отряд, в который, помимо лезгин, вошли и турецкие янычары, стремительно ворвался в Картли. Фактически этим нападением Турция начала необъявленную войну с Россией. Но дипломаты будут писать ноты потом, пока надо было просто как-то отбиться.

А отряд захватчиков уже стремительно прошел через Боржомское ущелье и, разорив несколько деревень, захватил в плен более шестисот грузин. Однако на этом удача от лезгин и турок отвернулась. Стоявший в ближайшем селении Сураме, с двумя ротами белорусских егерей, майор Сенненберг, узнав о нападении, без долгих раздумий немедленно кинулся в погоню, имея всего две сотни солдат и одну-единственную пушку. Риск ввязываться в драку со столь малыми силами был очень велик, но и спускать разбойникам было никак нельзя!

Сенненберг настиг противника в семи верстах от Сурама на берегу Куры у деревни Хощуры. Отягощенные большой добычей и пленниками, разбойники не ожидали столь быстрой реакции русских и были застигнуты врасплох. Картечью и ружейным огнем майор быстро прижал противника к обрывистому берегу реки. Напрасно лезгины и турки несколько раз отчаянно бросались в сабельные атаки, стремясь проложить себе дорогу домой. Раз за разом егеря отбрасывали их обратно, щедро поражая картечью и пулями. Более четырех часов длился тот жестокий бой, пока не завершился почти полным истреблением неприятеля. Тысяча триста мертвых тел было оставлено противником на поле сражения. Оставшиеся в живых, бросаясь в Куру, тонули, и сотни трупов стремительно неслись по быстрой речке до самого Тифлиса. При этом наибольшие потери пришлись на долю вероломных турок. Помимо множества убитых, двести турок были взяты в плен. Победу при Хощурах праздновало все христианское Закавказье.

Казалось бы, два наглядных урока должны были дать понять воинственным горцам, что время безнаказанных набегов на Грузию уже прошло. Но лезгины были упрямы и решились попытать удачу еще раз. Причем они не придумали ничего лучшего, как снова напасть на Картли!

28 мая нападавших встретил на берегу Куры все тот же храбрый майор Сенненберг со своими егерями. На этот раз нашим пыталась помочь и грузинская конница, но толку от нее было немного. Вступив в бой, грузинские всадники были практически мгновенно сметены лезгинами и рассеялись по всей округе. Теперь нашим офицерам и солдатам надо было рассчитывать только на себя. А вошедшие в раж лезгины уже стремительно атаковали русскую пехоту…

Из хроники событий: «Безумная отвага их (лезгин. – В.Ш.) превосходила все, что можно себе представить, но это были уже последние вспышки дикой энергии, последние отблески грозной и кровавой славы, некогда озарявшей лезгинские знамена. Встречая везде несокрушимую стену русских штыков, неприятель дрогнул, смешался и обратился в бегство, оставив триста тел на поле сражения».

Картлийские села и деревни были спасены…

Получив от Бурнашева доклад об итогах двух сражений с горцами, князь Григорий Потемкин ответил полковнику так: «Опыты храбрости наших войск должны послужить в доказательство царю и всем грузинам, сколь велико для них благополучие быть под щитом российского воинства».

Отношения между Бурнашевым и грузинским двором в целом сложились даже дружеские, причем дружба не мешала ему, как представителю Российского государства быть настойчивым в своих требованиях.

Так, полковник настоял, чтобы Ираклий прекратил все недоразумения, бывшие между ним и имеретинским царем Соломоном. Вскоре Соломон I умер, назначив племянника Ираклия Давида своим наследником. Однако двоюродный брат этого Давида (тоже Давид, но уже под номером вторым) самовольно занял престол и был готов начать гражданскую войну за свое царство. Бурнашеву, однако, удалось восстановить спокойствие в Имеретии и уговорить Ираклия признать законным избрание на имеретинский престол Давида Георгиевича II, хотя грузинский царь выставил кандидатуру внука Давида Арчиловича I. Так что Бурнашеву скучать не приходилось.

Восток всегда почитал силу, посему первые же успехи русского оружия в Кахетии и Картли мир в Закавказье несколько упрочили, хотя и ненадолго. В августе приехавший в Тифлис лазутчик-купец уже рассказывал Бурнашеву:

– В Ахалцихе лезгины и турки собираются еще раз померяться с вами силой и грозятся на этот раз перерезать всех московитов, а затем и грузин.

– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого перережет, – качал головой полковник, хотя на душе сразу стало неспокойно.

Не успел Бурнашев обсудить со своими офицерами весть из Ахалциха, как вернулся лазутчик из Дагестана:

– Омар-паша Аварский собирает войско, чтобы попытать счастья в войне с русскими!

– А этот куда лезет? – удивился Бурнашев. – Ведь один урок уже получил?

Царь Ираклий также добавил масла в огонь:

– У меня тревожные вести, что аварский хан готовит вторжение, а ведь у него, по слухам, 15 тысяч воинов.

– Ну, и какая будут у вашего величества оборонительная стратагема?

– Какая еще стратагема! – всплеснул руками грузинский царь. – Положение безвыходное. Пора моим грузинам спасать свои семейства и имущество и прятаться в горах.

– А что намерены делать вы сами?

– О, я запрусь в Тифлисе и буду молиться за погибель своих врагов.

– Вы, как всегда, весьма мудры, – усмехнулся Бурнашев. – Но я постараюсь все же кое-что предпринять.

Так как войск у Бурнашева было действительно мало, он сосредоточил их в Тифлис, чтобы оттуда в случае необходимости можно было нанести удар в любом направлении.

Одновременно писал Потемкину о помощи. Но помощь так и не пришла. Именно в это время, как назло, восстала Чечня с Кабардой и коммуникации с Россией оказались прерваны. Собрав офицеров, Бурнашев не стал их обнадеживать:

– Господа, мы остались одни среди гор, окруженные безжалостными врагами. На грузин надежды нет, так как при первом ударе они все разбегутся. По всем законам войны мы уже обречены на жертву. Но мы русские, а потому нам на эти законы наплевать. Будем драться, пока сможем держать оружие. Другие мнения будут?

Других мнений у господ офицеров не было.

Тревожные новости не заставили себя ждать, и уже вскоре Бурнашев был извещен, что аварский хан объявился с большим войском в Алазани.

– Что ж, противник сделал первый ход. Теперь ответ за нами! – потер руки полковник. – Мы выступаем навстречу хану на Сигнах.

В тот же день он навестил царя Ираклия, предложив ему совместно атаковать лезгин на переправе через реку.

Но тот лишь покачал головой:

– Боюсь, что мои воины разбегутся по дороге!

– Да, с такими союзниками много не навоюешь, ё-к-л-м-н, – выругался в сердцах Бурнашев, вернувшись с переговоров. – Придется воевать самим.

Спустя несколько дней Омар-хан беспрепятственно перешел реку Алазань и, не обращая никакого внимания на грузинское войско, запершееся в крепости, стремительно двинулся к Тифлису. Едва же Бурнашев двинул свои батальоны ему на пересечку к Авлабарскому мосту, как Омар сменил направление и ринулся в глубь Картли, неся смерть и опустошение. Паника, вызванная им, была столь велика, что грузинская конница, которую Ираклий хотел направить в разведку, отказалась ехать даже за самые большие деньги.

* * *

Тем временем аварский владыка Омар-хан уже подошел к границам Имеретии и обложил Вахань, замок князей Абашидзе, которые едва успели известить об этом русских.

– Бить марш-поход! Выступаем! – распорядился Бурнашев.

Батальоны скорым маршем двинулись на Вахань. В значительном отдалении за ними туда же направилось и грузинское воинство царя Ираклия.

Однако пока союзники шли по горным дорогам, Омар-хан обманом заманил к себе князя Абашидзе якобы на переговоры и, подвергнув жестоким пыткам, заставил сдать замок, после чего безжалостно вырезал всех его обитателей. Узнав об этом, Ираклий тут же развернул войско и удалился в Тифлис. Удивительно, но во всем происшедшем супруга Ираклия царица Дареджан Дадиани (в России ее величали Дарья Георгиевна) объявила виновными русских.

– Вся Грузия лежит в развалинах, чего не было со времен разорения ее Шах-Аббасом! Россия объявила нам свое покровительство, но даже не пытается оказать действенную помощь! – кричала она без всякого стеснения.

Мнение царицы разделяли многие князья. В столице явно зрел антирусский заговор. Теперь находящимся в Тифлисе солдатам и офицерам следовало уже бояться за свои жизни от местных горе-патриотов. Все чаще и чаще по ночам грузины стали исподтишка нападать на наши караулы, подстерегать и убивать одиночных солдат. Почти полностью прекратилось и снабжение провиантом.

– А что я могу! – разводил в бессилии руки Ираклий. – Когда не только мое окружение, но и семья настроена против вас и во всех бедах клянут вашу императрицу.

– Что же нам в таком случае делать? – спросил потрясенный беспомощностью царя Бурнашев.

– А что хотите, то и делайте, я умываю руки!

К чести светлейшего князя Потемкина, он нашел способ передать в Тифлис приказ вывести русские войска на пограничную линию. Обратный путь двух русских батальонов был тяжел. Пробивались с боями, уничтожая по пути все ранее построенные Павлом Потемкиным укрепления, дабы враги не могли ими воспользоваться.

Докладывая светлейшему о выводе войск из Грузии, Бурнашев положил перед ним внушительную стопку топографических карт.

– А это что такое? – поднял на полковника глаза удивленный князь.

– А это составленные мною карты Грузии, всех ее дорог, рек и ущелий, чтоб, когда мы вернемся туда, знали, куда и как следовать!

– Поздравляю тебя чином бригадира и назначением командиром карабинерного полка! – тут же принял решение Потемкин.

Между тем началась очередная русско-турецкая война, и российская армия сошлась с превосходящим противником в долинах Дуная.

Мы же попрощаемся со Степаном Даниловичем Бурнашевым. В скором времени он станет достойным и верным соратником великого Суворова. Отличится в сражениях при Фокшанах и Рымнике, получит Георгия 3‐й степени и чин генерал-майора. Впоследствии Бурнашев будет губернаторствовать в Курске, станет сенатором. Последние двадцать лет проведет вдали от столичного шума в своем именье – селе Спасском Курской губернии. Из жизни старый воин уйдет в глубокой старости в 1824 году и будет предан земле на местном кладбище. Могила Бурнашева, к сожалению, не сохранится.

Увы, и эта уже вторая попытка России прочно утвердиться в Грузии окончилась неудачей. Однако враги радовались рано, так как набирающая с каждым годом все большую силу империя уже четко определила стратегию своего продвижения на юго-восток, и Закавказье значилось там первым пунктом. Оставалось лишь ждать, когда политическая обстановка на западных границах России позволит ей снова обратить свой взор за Кавказские горы.