Текст книги "Прости, берёза"
Автор книги: Владимир Силкин
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +6
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Шальная пуля
На Воже
Снова ордынцы в набеге…
Непобедим и хитёр,
С войском карательным Бегич
Двигает к Воже шатёр.
Действий не предпринимая,
Ищет решенье и ждёт.
Грозная сила Мамая
Вскоре отыщет свой брод.
Только, хвастливый и хитрый,
Бегич не верит глазам,
Что его коннице Дмитрий
Дверь затворил на Рязань.
Бегич падёт в этой сече,
Войско спасётся едва.
Иноплемённые речи
Вновь не услышит Москва.
С памятной битвы на Воже
Дмитрий придёт со щитом,
И свою славу умножит
Он в Куликовской потом.
2014
Пощуповский святой источник
А Пощупово он не тронул,
Не затоптал его конём.
Глядел Батый с коня, как с трона,
И не тянулся за копьём.
Дубы промёрзшие сурово
Взирали в очи степняку.
От Иоанна Богослова[10]10
По преданию, хан Батый после разорения Рязани в 1237 году пришёл в Пощупово, где был приведён в ужас грозным явлением монастыря Иоанна Богослова, и, не тронув его, отступил.
[Закрыть]
Он впал в смятенье и тоску.
Кто охранил окрестность эту?
Конечно, Бог и небеса!
Ушли пугавшие полсвета
Воинствующие голоса.
Ушли отсюда без полона,
Не тронув утвари церквей.
Глядели вслед врагам со склона
Платки рязанских матерей.
Бог вечность никому не прочит,
Всему на свете есть предел,
Но столько лет святой источник
Не отставляет он от дел.
2014
Посох Пересвета[11]11
Перед битвой Пересвет, ученик Сергия Радонежского, молился в келье отшельника при часовне святого воина Димитрия Солунского, где впоследствии был основан мужской Дмитриевский Ряжский монастырь. Это в 7 км от г. Скопина. Помолясь, Пересвет оставил здесь свой яблоневый посох.
[Закрыть]Сергею Филимонову
Как далеко ты, посох Пересвета!
Но зорок ты, глядишь через века.
В отшельнической келье тёмной этой
Крепчает богатырская рука.
Она уже вовек не ослабеет,
Бог не оставит в грозный час её,
И полетит в предплечье Челубея
За Русь святую бранное копьё.
Он сам падёт, но и собьёт ордынца,
И в памяти останется людской.
Но вздрогнет от падения столица,
И всё живое стихнет за Окой.
И Сергий молча преклонит колени.
И сердце так захолодит тоска,
Как будто наяву увидит тени,
Что пали на лицо ученика.
…Как далеко ты, посох Пересвета!
Но зорок ты, глядишь через века.
Не дай-то Бог, чтоб новый старец где-то
На бой благословлял ученика.
2014
Скобелев
От бессмертья и вечности в шаге
Он гарцует на белом коне,
И решился писать Верещагин,
Как и многих писал на войне.
Средь невиданных роз Казанлыка
И средь шапок, взлетающих вверх,
Средь солдатского мощного крика,
Так похожего на фейерверк,
Средь штыков, что тупыми не стали,
Среди славы, идущей вослед,
Верещагин сопит над листами,
Где пока ничего ещё нет.
Едет Скобелев в кителе белом,
Все обиды и раны прошли,
Кавалерам, кому не успел он,
Посылает поклон до земли.
Что за думы сейчас за душою,
Что за слёзы случайно стекли?
Не случайно его Ак-пашою,
Не случайно враги нарекли.
Вьются наши победные стяги,
Нескончаемо льётся «Ура!»
Закрывает мольберт Верещагин,
Бывший сам под шрапнелью вчера.
2003
Приказ
Дежурный генерал Паисий Сергеевич Кайсаров и старший адъютант Кутузова Иван Никитич Скобелев готовили приказ о сдаче Москвы по итогам военного совета в Филях
Вошёл Кайсаров, бел, как мел,
Кутузова оставив свите.
И не сказал, а прохрипел:
«Светлейший ждёт приказ… Пишите…
Секретно…» Скобелев писал,
Рука дрожала на бумаге,
Не верил, что Кутузов сдал,
Лишившись сердца и отваги,
Москву. В глазах было черно —
Москва поставлена на карту,
И отдают Бородино
Уже без боя Бонапарту!
И что, напрасно кровь текла
И сожжены французом сёла?..
Россия подвига ждала,
Но подвиг вышел невесёлым.
Шептал Кайсаров: «Сдать Москву…»
А Скобелев не верил фразе.
Не верил он, что наяву
Она появится в приказе.
Непобеждённые полки
В рассветном мареве тонули.
Суворовские старики
Вперяли взгляды в них, как пули.
Приказ – на то он и приказ,
Что выполнять солдату надо,
Но слёзы капали из глаз
У тех, кто одолел преграды.
Россия выживет, пока
Идут войска, сверяя карты.
И знают, больше для броска
Не будет сил у Бонапарта.
2012
Русичи
В тихом поле тяжелеет колос,
И закат и девственен, и тих.
Если только вслушаешься, голос
Различишь прапрадедов своих.
На миру себя не возносили,
Хоть и были силою горды.
Золотые купола России
Сберегли от Золотой Орды.
Может, в чём-то были и неправы,
Нелегко судьбу предугадать.
Но в наследство честь свою и славу
Нам они сумели передать.
В бранных сечах не давали спуску,
Поклонялись бренному труду,
Чтоб молчала грозная Царь-пушка
И не бил Царь-колокол беду.
1991
Брестская крепость
В четыре часа просыпается Брестская крепость,
Во всех казематах в бинтах и повязках народ.
Быть может, сегодня звучит это даже нелепо,
Но кто-то незримый командует: «Крепость, вперёд!»
Но кто-то крылатый возносит над крепостью знамя,
Но кто-то безногий бессвязно в атаку зовёт.
Я – крепость, ушедшая в вечность! Я – с вами!
Я – крепость! Стою день и ночь напролёт.
Хоть смерть каждый миг смотрит мне в изголовье,
Я пули залётной в рассветную рань не боюсь,
Пишу и пишу на груди, истекающей кровью,
Что я умираю, но я просто так не сдаюсь!
2014
Перед сражением
На Орловско-Курском направлении
Всё без изменения пока,
Пребывают в грустном настроении
Наши и немецкие войска.
Вгрызлись в буераки и пригорки,
Растворились в травы и стога.
Ждут команд «Вперёд!» «тридцатьчетвёрки»,
Чтоб свой гнев обрушить на врага.
На войне бывают тоже игры,
Тут уж кто кого перехитрит.
Скоро вспыхнут факелами «тигры»,
Кто-то будет ранен, кто убит.
На Орловско-Курском направлении
Встали две армады, два врага,
И звенит в преддверье наступления
Курская железная дуга.
1998
Залив Девкина заводь
Памяти Валентина Пикуля
Звёзды в небе устали плавать,
Не дождутся никак утра.
По заливу Девкина заводь
Пробиваются катера.
С двух сторон их лупцуют плотно,
Нет спасения от свинца,
Пересчитываются поротно
Не фамилии, а сердца.
На матросах горят тельняшки,
Над заливом восходит дым.
Эх, бедняжки мои, бедняжки,
Не помочь даже криком им.
Катера забирают воду,
Исчезают навеки с глаз.
И нигде не отыщешь брода,
Чтоб до цели дойти сейчас.
Всем погибшим – поклон и слава,
Всем оставшимся – ордена.
Над заливом Девкина заводь
Настоящая тишина.
Здесь бушуют ветра и вьюги,
И мгновение до беды.
И застыли безмолвно юнги
У кипящей морской воды.
2013
Звезда отца
В небе звёздам нет конца,
Но далёко где-то
Светит мне звезда отца
И ведёт по свету.
Горяча иль холодна,
Знать того не знаю.
Много лет горит она,
Нас соединяя.
На её шагаю свет
В этот век жестокий,
Всё иду за батей вслед
В тот июнь далёкий.
А вокруг свистят шмели.
Или, может, пули?
Если б только мы могли,
То отцов вернули.
Чтоб услышать их сердца,
Чтоб наград коснуться…
Светит мне звезда отца,
Не даёт споткнуться.
1984
Память
Ещё не все угасли в мире войны,
Ещё в сердца врезается свинец,
И до сих пор ночами неспокойно
Спит в грудь навылет раненый отец.
Встаёт с постели, пьёт свои таблетки
И долго курит, выйдя на балкон,
В который раз шагает из разведки
В полёгший в рукопашной батальон.
Ах, память, память… Невозможно это —
Всю жизнь свою солдатский крест нести.
Не спит отец, опять шагает где-то,
Боится до Победы не дойти.
1984
Голоса
Светлой памяти всех не вернувшихся с войны
Обливается сердце кровью —
Золотым-золоты леса.
По бескрайнему Подмосковью
Снова слышатся голоса.
– Говорят, скоро будет зябко,
Станут ночи ещё темней…
– А на взвод сапоги да шапка,
Проживи целым взводом в ней…
– Что молчишь, старшина Емелин,
Что не нравится мой вопрос?..
– Сколько мы ничего не ели?!..
– Что ж ты ужин-то не привёз?..
– Почтальона опять не видно…
– А за почтой ушёл чуть свет…
– Понимаешь ты, что обидно, —
Мне давно уже писем нет…
– Может, дома чего неладно?
Всё случается, всё ж война…
А так хочется, так-то надо
Знать, как дети и как жена…
– На, Петров, отхлебни из фляжки,
Потерпи, попадёшь домой…
– Ну куда ты в одной фуражке
Босиком побредёшь зимой!..
– Ты добудь сапоги и форму!..
– Ты дорогу расчисть домой!..
– Как ты мёртвый пойдёшь до дому?..
– Ты ведь с нами, в земле, живой…
– Только вместе пробьёмся к свету,
Только вместе побьём врага…
– Я забыл, что такое лето…
– Я забыл, как идут снега…
– Лейтенант! Ну отправь за хлебом,
Я без хлеба уже устал…
– Эх, сейчас бы взглянуть на небо!..
– Может, бой идти перестал?..
– Все возможно, и наши близко,
Откопают, терпи, сержант.
Мы с тобою под обелиском,
А другие в грязи лежат.
И найдут их, видать, не скоро,
А на днях обещают снег…
– И когда из Мясного бора
Смогут вытащить наших… всех?..
– Хватит! Спать, экономить силы!
Старшина, не пали дрова!..
– Лейтенант, ты скажи, Россия
Всё сражается? Всё жива?..
– Эх, Петров, ты не знаешь меры!
Слышал пушки в Бородино?
Ты пойми, под землёй без веры
Я бы умер уже давно.
Мы ещё года два протянем,
Не забудет своих страна.
Мы, Петров, поживём, мы встанем!..
Не гаси свечу, старшина!
2004
Эшелон
В эшелоне песни пели,
Пили горькое вино,
Даже те, кто не умели,
Подпевали всё равно.
Эшелон, оставив запад,
Торопливо шёл домой,
И витал в теплушках запах,
Запах Родины самой.
И, охрипшая немножко,
Не смолкая ни на миг,
Всё тревожила гармошка
Соплеменников своих.
Тихо звякали медали,
И сходились кружки в круг.
Столько дней Победу ждали,
Да пришла она не вдруг.
Нет, не вдруг, четыре года
Был запущен чернозём.
Сколько нашего народа
Полегло навечно в нём!
Знать не знали, это после
Посчитают и поймут —
Сколько горя, сколько боли
Накопилось там, где ждут.
Уходил всё дальше запад,
Обрывая цепь разлук,
И весенний дождик капал
Под вагонный перестук.
В эшелоне было тесно,
И когда вставал состав,
Обрывалась сразу песня,
Веселиться перестав.
И, касаясь костылями
Милой, выжженной земли,
Шли к жене солдаты, к маме
И крепились как могли.
И для них (они-то знали)
Ныне кончилась война,
Что солдатские медали
Раздала уже она.
Что в село придёт немножко
Целых, сильных, молодых,
Что разбитая гармошка
В светлый час всплакнёт о них…
Эшелон дрожал и трогал,
Тормозил то тут, то там,
И трудна была дорога
К милым дедовским местам.
И казалось, право слово,
Опершись на костыли,
Это ратники Донского
От реки Непрядвы шли.
Шли среди лугов зелёных,
По дорогам шли в пыли,
Только двадцать миллионов
С ними рядом не могли.
Где-то дети голосили,
Всё пугаясь близких гроз,
Но Победа шла в Россию,
Зелена от вдовьих слёз.
1984
Однофамилец
Памяти Героя Советского Союза Г. П. Силкина
Межигорская Гута,
Правый берег Днепра.
Было наших негусто
В этом месте с утра.
Но, сбивая заслоны,
По октябрьской воде
Шли вперёд батальоны,
Шли навстречу беде.
Ближе к берегу жались.
Там попробуй-ка тронь,
Перекрёстный, кинжальный
Пулемётный огонь.
Но залётные пули
Доставали сердца,
И ребята тонули
Под свинцом, от свинца.
Как Григорий Петрович
Там держался тогда,
Если досыта крови
Нахлебалась вода?
Знаю только, что утром,
Будто впрямь своего,
Межигорская Гута
Хоронила его.
Не знакомый, не дядя,
Но до боли родной,
Он посмертно к награде
Был представлен страной.
…Правый берег днепровский,
Тишина, хоть кричи.
Над могилкой берёзки,
Словно свечки в ночи.
Золотая погода,
Золотой листопад.
По днепровскую воду
Души павших летят.
1991
Инвалидная коляска
Скрип надрывный летит по свету
От колясочки от его.
И страшней того скрипа нету
В мире песенном ничего.
Вроде встречных не замечая,
Катит, катит себя солдат,
Но глаза его чуть печально
На идущих вокруг глядят.
Но случится, ресницы вздрогнут,
Скрип такой же услышит вдруг,
Может, рядышком на дороге
Кто знакомый иль даже друг?
Так и съедутся две коляски,
Два молчания, две судьбы.
В землю взгляд, словно сдвинут каски
На свои усталые лбы.
Постоят, скажут два-три слова
И разъедутся кто куда.
И, завидев их, вдовы снова
Возвратятся в свои года.
В довоенные, где по двадцать,
Где рябина в лесу горька,
Где ребята учились драться,
Чтоб до крови, наверняка.
Не успели, ушли негаданно,
Пухом русская им земля.
И калекам им были рады бы,
Как вот этим, что вдаль пылят.
Не пропавшие, с горькой метою,
Не винящие никого,
С давней песней своей неспетою
Века страшного моего.
1980
Медсестрички
Девочки, болтушки, медсестрички…
Потускнели ваши ордена.
Как за вожжи, взявшись за косички,
Поднялась и выжила страна.
Вам и в мирных буднях нет износа,
Хоть и в них подчас как на войне,
Через «не могу» и кровь из носа
Вы помочь стараетесь стране.
2010
Саласпилс
«Здесь стонет земля»
(Надпись на латышском языкенад входом в мемориал)
Здесь позабыться б долгим сном,
Не видеть этих изваяний.
Но бьёт по сердцу метроном
Сквозь годы и сквозь расстоянья.
Нам гид про лагерь говорит,
Ведёт к гранитным плитам мрачным,
А на руке его горит
Тяжёлый номер шестизначный.
1984
Медаль
Памяти Алексея Фатьянова
Венгерский город Секешфехервар,
Изученный танкистами до корки.
Ещё бросок, ещё один удар,
И светится медаль на гимнастёрке[12]12
А. И. Фатьянов награждён медалью «За отвагу» за то, что первым на танке ворвался в город Секешфехервар, древнюю столицу Венгрии.
[Закрыть].
И тут печаль заброшенных полей,
И здесь, как во Владимире, не сладко.
И траурные взгляды матерей,
Колонну созерцающих украдкой.
Свистит шрапнель, и празднует война,
Но соловьи уже пируют дома,
Но далека, как звёзды, тишина,
И без тебя в ночи поёт солома.
Танкисты смотрят в сумрачную даль,
А впереди ещё такая свара.
И это не последняя медаль,
Как и бросок до Секешфехервара.
2014
Фамилия
Белый храм Петра и Павла.
Многолюдно. Тишина.
В этом храме русской славы
В тусклой бронзе имена.
Я стою, читаю списки,
Ставлю свечки за отца,
За кресты, за обелиски,
За пробитые сердца.
Я стою среди фамилий,
В храме памяти стою,
Узнаю я, что убили
Некто Силкина в бою.
Просто Силкина, и точка,
Просто Силкина С.И.,
У сгоревшего лесочка,
У ничейной полосы.
В этом храме Пётр и Павел,
Наша доблесть, память, Русь,
И нечаянно к их славе
Я притронуться боюсь.
2003
Лейтенант
Юрию Бондареву
По горячему давнему снегу
Он идёт сквозь клубящийся дым
И ступает на берег с разбегу
Лейтенантом совсем молодым.
Смотрит пристально под ноги тракам,
Командирский планшет на плече.
Вот рубеж перехода в атаку,
Вот и время незримое «Ч».
Что там думают вечные боги,
Чем окончится нынешний бой?!
Все поля, все леса, все дороги
Понастроили рвов пред собой.
Одолей их с наскоку попробуй,
С тыла, с фланга врага обойди!
Вот и танки становятся ромбом,
Чтобы свет увидать впереди.
Пушки русские харкают дымом,
Беспощадны к фашистской броне.
До чего ж ты, война, нелюдима!
Что ж ты жить-то привыкла в огне?!
…Тает снег, и становится жарче,
Солнце мирное в гости грядёт.
Сквозь беспамятный дым и незрячий
Лейтенант седовласый идёт.
2014
«Макаров»
Памяти оружейника Николая Фёдоровича Макарова
Я стрелял из него не раз.
Слава Богу, что по мишени!
И считаю, его для нас
Изобрёл настоящий гений.
Сколько их на Руси у нас?!
Сколько умниц из-под Рязани!
И для Родины в нужный час
Своё слово они сказали.
Я понять не могу никак —
И откуда всё, и откуда
Проявились в тебе, земляк,
Эти знания, это чудо?!
Ведь не Бог же, а человек
Изобрёл для военных это…
Но столетье твоё, твой век
Отмечает сейчас планета.
Снова в Сасово яблонь звень,
Все сады поминают дату,
И дарует весна сирень
Оружейнику и солдату.
2014
Я родился на бывшей Садовой
Я родился на бывшей Садовой,
Мне не снились военные сны.
Только вдовы одни, только вдовы
Проживали здесь после войны.
Никому на земле не мешали,
Поклонялись рассветам они.
Только шали одни, только шали,
Только чёрные шали одни.
Был их хлеб обожжённый невкусен,
И в очах полыхала тоска.
Только грусти одной, только грусти
Накопилось в сердцах на века.
Я родился на бывшей Садовой,
Возвращались домой мужики,
Только вдовы одни, только вдовы
Отпирали на избах замки.
2002
Домой
Я в места родные еду,
Форма новая к лицу,
Я спешу на День Победы,
На свидание к отцу.
Вот и дом под новой крышей.
– Где ты, батя? Будь здоров!
Горько мне, что он не слышит
Ни шагов моих, ни слов.
Постою, в окно не стукну,
Помолчу, слезу смахну.
Протяни мне, батя, руку
Через страшную войну.
1984
Не надо!
Не шейте победных знамён,
Чтоб с ними – в Европу… Не надо!
Чтоб столько немецких имён
Оставить у стен Сталинграда!
Не надо ходить на Москву,
Не пробуйте вновь Ленинграда.
Пока я на свете живу,
Не надо, не надо, не надо!
2010
Размышления у монумента «Родина-мать» в Волгограде
Распрямилась она над курганом,
Повела для замаха плечом,
Не призывно, как кто-то наганом,
А защитно, как Невский, мечом.
Смотрят в завтра солдатские лица,
И сердца на излёте стучат.
Из обугленных ртов обелисков
Губы каменно что-то кричат.
Душат память незрячие слёзы
Возле волжских задумчивых вод:
Ни одной престарелой берёзы
Нынче в этих местах не живёт.
Им, наверное, было б несносно
Над могилами петь в синеве,
Где поныне солёные росы
Полыхают огнём по траве.
Каждый дом бы представить к награде,
Кочку каждую, каждую пядь…
Даже камни кричат в Волгограде,
В Сталинград возвращаясь опять.
2004
Медаль «За отвагу»
Верность воинскому стягу —
Вне сомненья, вне цены.
Нет в медали «За отвагу»
Оборотной стороны.
1986
В последний раз
Памяти Вячеслава Захарова
Граммы металла
В остывшей груди.
Славки не стало,
Суди не суди.
Горько и страшно
Словами сорить,
Как о вчерашнем
О нём говорить.
Только разлуку
Узлом не связать,
Больше мне другу
«Прости!» не сказать.
Хрупко в рассвете,
В горячем дыму
Горные ветры
Пропели ему.
Рота родная
Взяла перевал,
Кто-то, не зная,
Захарова звал.
Но не ответил,
Не вышел на зов,
Видно, у смерти
Надёжный засов.
Разве поверю
И разве пойму,
Если потеря
Противна уму,
Если на свете
Стоит тишина,
Если у смерти
Такая цена.
1986
Коляски
Я думал, колясок не будет
В каком-нибудь близком году,
Но залпы афганских орудий
Нам снова пробили беду.
И вот, опираясь о стенку,
В десантных тельняшках идут
Со всех коридоров Бурденко
Ребята к коляскам в саду.
Садятся и что-то читают,
Не прячут измученный взгляд.
О чём они только мечтают,
Чего на земле не хотят?
Тревожен уют госпитальный,
От стонов палаты дрожат,
Чужие и наши медали
С конфетами рядом лежат.
А где-то по сёлам России,
От Кушки до самых Карпат,
От горестных слёз обессилев,
Солдатские мамы не спят.
Мы, может быть, были не правы,
А может, и правы, как знать…
Но славу, солдатскую славу
У этих ребят не отнять.
1989
Вывод
В Афганистане погибло более 13 тысяч советских военнослужащих
Отвори, Господь, ворота,
Дай взглянуть за Гиндукуш,
Где идут, за ротой рота,
Все тринадцать тысяч душ.
Где вползают на высоты,
На которых полегли,
Дети доблестной пехоты,
Сыновья моей земли.
Пусть посмотрят по-другому
На причины и приказ,
Почему товарищ Громов
Вывел армию без вас.
Дай, Господь, взглянуть на вывод
Тою горькою зимой.
Это ты ведь сделал вывод,
Что пора войскам домой.
Отвори, Господь, ворота,
Где-то там закончил бой
Лучший парень из пехоты,
Лучший в мире рядовой.
И ему поныне снится,
Как злопамятной зимой
Громов движется к границе,
Уводя войска домой.
Отвори, Господь, ворота,
Дай солдату отдохнуть,
Пусть в лицо нам крикнет что-то,
А потом – в обратный путь.
2007
Возвращение
Тишину раздавили колёсами
На рассвете у пункта Герат,
И восточное солнце раскосое
Заиграло эмалью наград.
Но назначенный час возвращения
Превращается в траурный час.
У кого мы попросим прощения
За Отчизну, пославшую нас?
Кто сумеет и выскажет истину,
Кто решится упреки принять?
Мы уходим с душою расхристанной,
На судьбу не отважась пенять.
Бээмпэшки грохочут зелёные,
Боевые знамёна кричат.
Мы уходим, войной опалённые,
Чтоб об этом стыдливо молчать.
Но за речкой, что кончится митингом,
Станем слёзы украдкой глотать
И, как некогда гордые викинги,
Не вернувшихся будем считать.
1991
Жёны интернационалистов
Коляски ставят рядом,
Вязанье достают,
Поскольку с детским садом
Ещё непросто тут.
Ещё с работой туго
И с привозной водой.
И катятся по кругу
Рассказы чередой.
Что долго писем нету,
Что отпуск не дают,
Что их мужья с рассветом
Под пулями встают.
Кричат младенцы в зыбках,
И ветерок свежей,
И в скомканных улыбках
Тревога за мужей.
1988
Разговор
– Закваска у ребят не та.
Мы были чуточку проворней…
– И в душах чаще пустота,
И в память не пускают корни…
Один примолк, окурок смяв,
Ну а другой, подумав малость,
Вдруг рубанул, что начсостав
Порой показывает вялость.
Судили, видимо, правы —
И не правы, конечно, где-то
Две белых-белых головы,
Осыпанных не майским цветом.
Курили два фронтовика
У школы города большого,
Что носит имя земляка
Рожденья шестьдесят шестого.
1987
Другу
Выпускникам НВВПОУ 1979 года, павшим в боях за Родину, посвящается
Посёлок Камень-Рыболов
И ресторан с названьем «Лотос».
Здесь достают из-под столов
И жадно пьют после полётов.
За крайний столик на троих,
Пока ещё компаний нету,
Я сел и выпил за своих
Ребят, разбросанных по свету.
Нас было всех почти что сто,
Но одного в тот день не стало.
На этом свете ни за что
Его сегодня не хватало.
Он сотню раз меня спасал,
Сто раз одалживал рубаху,
И умирал, и воскресал,
Казалось, что не ведал страха.
Но так случилось, не в бою,
В «наливнике» достала пуля…
Я и ему стакан налью,
Он рядом ёрзает на стуле.
Я кожей чувствую его,
Мне за судьбу его обидно.
Он выпьет, это ничего,
Что за столом его не видно.
Он одинок в своей дали.
Недостаёт ему ночами
Родных берёз, родной земли,
Её веселья и печали.
Я представляю, как стакан
Берёт мой друг рукою слабой,
Придя ко мне издалека
Через года, через ухабы.
Он заглушает водкой боль,
Он тоже павших поминает,
Как мы, живые, меж собой,
Один погибших вспоминает.
Но вот я слышу, дверь скрипит,
И чувствую, что друг мой вышел.
А Камень-Рыболов не спит,
И Ханка[13]13
Ханка – озеро в Приморском крае и Китае.
[Закрыть] всё на свете слышит.
Ты приходи сюда ещё,
Мой друг, в бою не знавший страха,
Здесь ждут тебя мое плечо,
Моя душа, моя рубаха.
2003
На родину
Не спится ребятам в февральскую ночь,
Но жизнь благосклонна
И к ним, и к ползущим на Родину прочь
Озябшим колоннам.
Они в напряженье идут по мосту
И траками лают,
А трассеры плотно летят в пустоту,
Но с гор не стреляют.
Патронов осталось полным-преполно,
Остались и мины…
Но в этих горах, опустевших давно,
Застыли машины.
И зябко, и душно в седом феврале.
Сверкают медали,
Но крови за них мы афганской земле
С лихвой передали.
2014
На Кавказ
Мужики играют в карты,
Не бросают, хоть убей!
Но смеётся над солдатом
Молодой валет бубей.
Он не выиграл ни раза,
Не обучен ничему.
Может быть, в горах Кавказа
Карта выпадет ему.
Но валет смеётся снова,
Словно взводит пистолет.
А в окно глядит виновый
Повидавший жизнь валет.
2004
Солнечный лёд
Возвращаются! Радость-то, радость! —
Из-за синих морей журавли,
Хоть сегодня всего-то на градус
Потеплели ладони земли.
А они уже тут, на болоте,
Крошат крыльями солнечный лёд.
И кричишь ты: «До встречи, Володя!»
И не знаешь ты, что тебя ждёт.
…Опускается ночь над Моздоком,
Звёзды в поле, как свечи, зажглись.
Как мне будет теперь одиноко
Без тебя уже целую жизнь.
2002
Блокпост
Птицы выклевали ночь
До последней звёздочки.
Я живой, и я не прочь
Выпить стопку водочки.
Не возьмёт меня снаряд,
Снайпер не дотянется,
С битым сотню раз подряд
Ничего не станется.
У дороги полевой
Мины вновь зачвакали,
А в деревне под Москвой
Все глаза проплакали.
Жду замену и не сплю
В тишине за блоками.
Я живой, и я люблю
Эту жизнь жестокую.
На плечах моих горят
Две весёлых звёздочки.
Потерпи, Зеленоград,
Скоро выпьем водочки.
2000
Шальная пуля
Две пули встретились и разошлись —
Одна под сердце, другая ввысь.
И та, что в небо гулять пошла,
Шальною пулей в степи была.
В разгаре лета, в ночном бою
Сыскала пуля мишень свою.
Пробила сердце, и будь здорова,
И нет солдата из-под Ростова.
А там, от сына письмо читая,
Взялась за сердце мать молодая.
Кусала губы, встав на колени,
Молясь в тот угол, где бились тени.
Сюда вот пуля зашла хозяйкой.
Глядь, кирзачи стоят, висит фуфайка.
Присела пуля тихонько рядом,
Кося по дому стыдливым взглядом.
Пришла свинцовой, ушла пунцовой
От тётки Тони от Кузнецовой.
Рыдая, пуля упала в грязь —
У жизни с пулей прямая связь.
2003
Бронежилет
Я, как предок мой, в броне
Разъезжаю по войне.
В камуфляже, в каске,
Только в страшной сказке,
Где от пуль спасенья нет,
Где в цене бронежилет —
Современная кольчуга,
Да спина, да стойкость друга.
Лишь бы снайпер, целясь в нас,
Не ударил ниже глаз.
Проживу в бронежилете
Я сто лет на белом свете.
А закончится война,
Отстегнёт его жена,
Упадёт ко мне на грудь…
Ты, жена, не обессудь!
Тянет, тянет нас домой,
Ох как тянет, боже мой!
Тянет, аж спасенья нет,
До земли бронежилет.
– Мой родной, не подведи! —
Сердце молится в груди.
Врос в Кавказ бронежилет.
Знать бы мне, на сколько лет.
2000
Одиночество
Жену схоронил и невестку
И с внуком стал век вековать.
Но внуку прислали повестку,
И внуку пришлось воевать.
На счастье надеялся, строил
Беседку в саду и не кис.
Но внук стал посмертно Героем,
И жизнь потеряла свой смысл.
Он ладит у дома качели,
Едва шелохнётся весна…
А вот и грачи прилетели.
Какая быть может война?!
2007
Ночные птицы
Этих птиц не разбудят снаряды,
Не прогонят с насиженных мест,
Потому что, как под Сталинградом,
Вмёрзла в землю пехота окрест.
Ну а птицы-то наши, вороны,
А солдаты-то из-под Москвы.
И звенят на морозе патроны,
Ходят пули поверх головы.
Только спят эти странные птицы,
Не вникая в ночные бои.
Ничего ведь не может случиться,
Если рядом не дремлют свои.
Но бывает, ворона и каркнет,
Всполошившись по-бабьи во сне,
На прозябшего во поле парня
Накликая беду в тишине.
И опять лишь о землю патроны,
Чей-то голос: «Не надо врача…»
Спят себе беспробудно вороны,
Но во сне не умеют молчать.
2001
На Сунже
На Сунже лохмотья защитного цвета,
И рыба ослепла в кровавой воде,
И молятся волки, таясь до рассвета,
Застывшей над ними опухшей звезде.
Видать, и туда долетают осколки,
И звёзды знакомые сходят с лица,
И молятся волки, последние волки,
Боясь и огня, и людей, и свинца.
Могли б и они, как рассветные пташки,
На раннее солнце, не щурясь, глядеть,
Забыв, что под каждою лапой растяжки,
Которые можно случайно задеть.
Задумались волки, не знавшие страха,
И прячут от света свой страх ледяной,
И, ёкнув, проснулась весёлая птаха,
Сражённая в зарослях пулей шальной.
Кого там сейчас понесёт на растяжки?
– Эй ты, губошлёпый! А ну-ка не спи!
Здесь место такое, здесь шустрые пташки
И те не летают в степи.
2002
Минное поле
На дороге танк без башни,
Как солдат без головы,
И какой-то хрен на пашне,
Сразу видно, из Москвы.
И чего полез на мины,
Для чего утюжит грязь?
Я ему прикрою спину,
Я ему налажу связь.
Пусть он помнит это поле,
Пусть запомнит эту ночь…
Он стоит, глаза мозолит,
Он кричит: «Земляк, помочь?!»
Он идёт по бездорожью,
Трассеры над головой.
Да пригнись ты, Матерь Божья,
Как ты до сих пор живой!
Он идёт, заговорённый,
Он погибнуть опоздал.
Я его на Малой Бронной
Год назад ещё видал.
Он шагает колеёю,
И дымится колея,
Он идёт от боя к бою,
Как Добрыня, как Илья.
2004
Снайпер
Василию Денисову
– Не промахнись! – приказывают горы, —
Не промахнись! – рокочут небеса.
И снайпер мягко клацает затвором
И переводит ствол на голоса.
Вспотел прицел – туман застыл в низине,
А рядом цель, грозящая ему.
В себя патроны в чьём-то магазине
Вогнать он не позволит никому.
Какая ночь! Холодная, слепая,
В ауле горном нет ни огонька.
И на него почти что наступают
Крадущиеся два боевика.
Не спи, отец! Ты дорого заплатишь,
Когда глаза закроет пелена.
Не шевелись! А то во сне заплачет
И закричит на целый свет жена.
Тебе поможет в этот раз сноровка,
И будет Бог с тобою заодно,
Но у врага – английская винтовка,
Тебе её не купят всё равно.
А значит, жди, пока ещё не время,
Наступит час, когда придёт рассвет.
Пусть боевик почёсывает темя,
Ему спасенья этим утром нет.
…Придёшь домой, закроешь дверь, и – точка!
Но вновь завоют в сердце холода.
Когда б не подрастала дома дочка,
Ты больше б не поехал никуда.
2012
Война
Что ты мне светишь под ноги фонариком,
Что ты не дремлешь, луна,
Что освещаешь меня и напарника?
Это же наша война!
Дома и стены помогут, как водится,
Куст неказистый спасёт,
Если на мины пойдём, Богородица
Мимо тех мин пронесёт.
Женской любовью от смерти хранимые,
Снова увидим рассвет.
Жалко, что всё-таки люди ранимые
И что бессмертия нет.
2009
«Война войной, обед по расписанью…»
Война войной, обед по расписанью…
И вот уже разносят термоса,
И вот уже ефрейтор Ванин Саня
На помощь призывает небеса.
– Побольше мяса ниспошли мне, Боже,
Даруй мне, Боже, в схватках сотни лет..
А Ванин Саня – это просто кожа,
Натянутая прочно на скелет.
Такие вот и числятся в проглотах,
У них всегда один несытый вид.
Он через день слизнёт обед за роту
И, роту прикрывая, устоит.
2003
Госпиталь
– Что ж вы, доктор, не сумели справиться
С этой раной? Я вас не пойму!
Дома мамка у меня красавица!
Как теперь я мамку обниму?..
Спит майор, устав от ампутации,
Спит, в руках испытывая зуд.
Он-то знает, скоро с операции
Вот таких увечных привезут.
Спит майор, не выпуская скальпеля,
Он привык не слышать на войне.
Капли крови, как снаряды, падают
В жуткой госпитальной тишине.
2000
Отдых
Кроме неба – пустота
И с кулак на небе звёзды.
В эти рыбные места
Помолчать меня завёз ты.
Сел тихонько у костра
И уставился на воду.
Так и слушал до утра
Одичавшую природу.
Щебетал июньский лес,
Шёл подлещик на перловку,
И поскрипывал протез,
Подсекающий неловко.
Я глядел на поплавки
И не мог представить даже,
Как страдало полруки
У тебя под камуфляжем.
2001
Телефонный разговор
– Это я! Ну как там, дома?
…Ну конечно, это я!!!
Нет, я не с аэродрома…
Что ты, милая моя!
Берегусь! А как иначе…
Да, порой бывал горяч…
Мама, мама! Кто там плачет?
Что ты плачешь? Ну не плачь!
Как служу? Ты, знаешь, всяко…
Спим, не спим, встаём чуть свет…
Вот закончилась атака,
И живых со мною нет…
Два часа нас с горки били…
Это мой последний бой…
Если бы не твой мобильник,
Не простился бы с тобой.
…Ну какая телеграмма?!
Ладно… Если отобьюсь…
Всё, прощай! До встречи, мама!
Умираю! Не сдаюсь…
2005
Последний герой
16 августа 2005 года ушёл из жизни Шота Шургая, последний Герой Советского Союза, грузин
Вот ведь жизнь пошла какая:
Разделила, развела.
Слышал, что Шоту Шургая
Смерть нежданно забрала.
На повозку погрузила,
Повезла к себе домой,
Но не знала, что грузина,
Но не знала, что Герой.
А ведь шла за ним по свету,
Где бы только ни бывал.
Шла, когда стране победу
Над фашистом добывал.
Шла сейчас, не чуя груза,
Шла, его перекрестив,
От Советского Союза
Часть Кавказа отломив.
Шла неслышно, как когда-то,
В город скорби и крестов
Мимо ярких флагов НАТО,
Мимо чьих-то блокпостов.
Вот и в Грузии не стало
Ни Героя за Берлин.
От кремлёвской ниши Сталин
Честь отдал тебе, грузин.
Может, встретитесь когда-то,
Чтоб услышать Божий суд,
Если только танки НАТО
По могилам не пройдут.
2006
Начало
Ещё не спели песни лучшей,
Что сокращает долгий путь,
Ещё не выдавался случай
На жизнь по-взрослому взглянуть.
Ещё нелепые вопросы,
Ещё гражданские слова,
Ещё без счёта папиросы
Смолят, и служба – трын-трава.
Ещё доверчивы, как дети,
На шутки тёртых остряков
И не согласны, что на свете
Уместней жить без тумаков.
Ещё не ведают «подъема»,
Но осознали, что теперь
Они не те, они не дома,
Где можно нараспашку дверь.
И что дотошно новой меркой
Измерит каждого страна,
И что военная проверка
Отныне не исключена.
1985
Путь
Весна. Рассвет. Военкомат.
Отец, притихший и небритый.
Его сводящее с ума
Почти неслышное: «Смотри там…»
Автобус. Поезд. Городок.
Примерка обмундированья.
Забытый Богом уголок
С десятком сопок без названья.
Подъём. Дорога. Полигон.
Проверка. Должность замкомвзвода.
И приносящая циклон
Непостоянная погода.
Приказ. Цветастый чемодан
И вслед летящая «Славянка».
Мои солдатские года
Вбирать готовится «гражданка».
Сирень. Черёмуха. Весна.
Вдоль чёрной пахоты грачиха.
Как хорошо, что не война,
Как хорошо, что дома тихо.
1988
Ученья
Геннадию Десятову
Плыть до берега – два взмаха,
А всё кажется, тону.
Но защитная рубаха
Не даёт идти ко дну.
Доплыву, какое дело!
Я не раз уже тонул.
Напряглось упрямо тело,
И до суши дотянул.
Как на луг глядеть приятно,
Не сводить с подлеска глаз…
Только плыть ещё обратно.
Доплыву ли в этот раз?!
2007
Сержант
Под ремень заправив китель,
На котором в ряд значки,
Мой сержант и мой учитель
Ходит с мелом у доски.
Он легко читает схемы,
Чертит карточки огня.
Суть военной теоремы
Раскрывает для меня.
Ведь, случись, на поле ратном,
Там, где выучка хранит,
Что осталось непонятным,
Он уже не объяснит.
1985
Песня
Я шёл дорогой полевою,
А из соседнего села
С весёлой песней строевою,
Пыля, навстречу рота шла.
Шагала рота по дороге
От полигона в часть свою,
И сладко вдруг заныли ноги
И запросились быть в строю.
А песня птицею парила
И приглашала вслед идти.
Ах, песня, что ж ты натворила,
Нежданно встретившись в пути.
Я был один, и вечер синий
Плыл к майской свежести лесов.
Не рота пела, а Россия
На сотни стройных голосов.
1980
Пёс
Этот пёс не один на заставе,
Много списанных здесь прижилось,
А кормить их начальство не вправе,
Хоть любой – это белая кость.
И взирает стальными глазами
Этот пёс в непроглядную тьму,
И пожить, и повыть рядом с нами,
Так и веришь, за счастье ему.
Пёс к солдату доверчив от века,
Только глянешь, помчится спасать,
И сказать, что он друг человека, —
Ничего про него не сказать.
2007
Приём взвода
Этот рыжий, а тот конопатый,
Этот, видно, любимец девчат.
В две шеренги застыли солдаты
И в строю терпеливо молчат.
Я смотрю на мальчишечьи лица,
Принимая по должности взвод:
С кем в разведку пойду, коль случится?
Кто со мною в разведку пойдёт?
1985
Марш-бросок
Тебе не нравится вон тот,
А мне не нравится вот этот.
Я мог бы их не брать в расчёт,
Но это никудышный метод.
Куда уйти от красных глаз
Ребят, шагающих не в ногу,
Когда на всех один приказ,
Одна жара, одна дорога.
Одни мозоли на ногах
И соль, припудрившая спину.
Я знаю, трудно в сапогах
Впервые в жизни «карантину».
Вон тот, ушастый и рябой,
Уже вовсю готов заплакать.
А вдруг война, а если бой,
А если дерзкая атака!
И я шепчу: «Терпи, солдат!
У нас ещё такие кручи!
Давай скорее автомат,
С двумя спокойней и сподручней!»
Ушастый вымазан, как чёрт,
Пилотка мокрая измята.
Готов заплакать, но идёт,
Не выпуская автомата.
Я улыбаюсь про себя:
«А он мне нравится, чертяка».
Одна жара, одна судьба,
А если надо, и атака.
1989
Прощание с военными городками
Когда меняем адреса
И временные пояса,
К вокзалам торопясь нежданно,
Купив журнал цветастый в путь,
С вещами вместе в чемоданы
Мы упаковываем грусть.
И опустевшие дома,
Где жили лето и зима,
Вблизи заставы напряжённой
Займут теперь и будут жить
Совсем молоденькие жёны,
Которым некогда тужить.
1983
Адаптация
Проснётся ночью, курит жадно
И размышляет до восьми:
В запас уволили? Ну ладно,
Но не из жизни ж, чёрт возьми!
Зачем-то вытащит фуражку,
Примерит, в зеркало косясь,
И дрожь по телу, словно пряжка,
С размаху по спине прошлась.
1993
Пятый
Моторы согласно пели,
Страстно хотели жить.
Ты думал, что не сумели
На лыжах вчера сходить.
Да ладно, до выходного
Осталось-то ничего,
Посадишь на плечи снова
Младшего своего.
И вместе с горы покатой,
С хохотом по лыжне.
Жаль одного, пока что
На лыжах нельзя жене.
– Запретность на лыжи свята, —
Подмигивали врачи.
У женского сердца пятый
Толкается, но молчит…
И вдруг полоса тумана,
Холод через стекло,
И самолёт твой странно
В сторону повело.
Был он не в силах слушать
Мольбу побледневших рук,
Болью заполнил душу
Мотора тревожный стук.
Штурвал – на себя, повторно,
Представил, как в свете дня,
Безоблачна и просторна,
Под горку бежит лыжня.
Как, сказочно неуклюжа,
Задумчива и бледна,
На чистенькой кухне ужин
Готовит сейчас жена.
Как музыка где-то льётся,
Как вызова ждут врачи,
Как в женское сердце бьётся
Пятый, но не кричит.
Не знает ещё, что горе
Захлёстывает его,
Отец на одном моторе
Не сделает ничего…
Тлел прошлогодний клевер,
Дым над землёй вился.
Всхлипывал в женском чреве,
Который не родился.
1987
«Не обижены только лишь Богом…»
Не обижены только лишь Богом,
И надежда одна – на себя,
Если завтра нежданно в дорогу
Позовёт боевая труба.
Нашим ротам название – масса,
Но на марше в холодной пыли
Ходит каждый отдельно под Марсом
И заимствует сил у земли.
И за землю вот эту, что носит,
Офицер ли, случись, рядовой
Свою душу на жертвенник бросят
Ради тех, кто пребудет живой.
И останутся в списках навечно
Убиенных сиять имена.
И выходит, война человечна,
Если только священна она.
1991
Пока
Доживём: ни погон, ни медалей.
Их музеи страны разберут.
Будут вечно на свете из стали
Лишь медали за доблестный труд.
А покуда звучит по оврагам
Голос взводных, познавших беду,
Мы штампуем медаль «За отвагу»
И медаль – «Золотую звезду».
1987
Вишни
Осыпаются вишни в июле.
Сколько вишен сопрело вокруг!
Уезжает и лезет под пули
Мой надёжный и преданный друг.
Осыпаются вишни неслышно,
Только мы ещё твёрдо стоим.
Лишь бы страшное в жизни не вышло
И вернулся б ты к вишням своим.
2011
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?