Книга: Капля росы - Владимир Солоухин

Представление городских жителей о деревне проходит по разряду мифологии - русскую деревню населяют добрые гостеприимные люди, едят они экологически чистую еду, занимаются физическим трудом на свежем воздухе, двери в избы никогда не запираются. Они обладают глубоким философским пониманием основ мироздания, а легкая наивность только подчеркивает глубинность источника этого понимания. С легким прищуром мудрых глаз селяне любого возраста и пола всегда готовы просветить хлипких горожан. Этакая хоббитания в декорациях смешанного леса центральной России.

Почитайте Солоухина - разрушителя мифов о русской деревне. Почитайте и ужаснитесь тем, как на самом деле жили герои его «лирических повестей» у себя на родине. Жили они, дорогой мой потенциальный русофоб, в навозе. (Я как человек, проживший значительную часть своей жизни рядом с описываемыми местами, могу сказать, что слово «навоз» там используется редко. Поэтому встретив это слово у целомудренного Солоухина, смело заменяйте его на «говно», это будет аутентичнее).

Скотный двор снаружи завален навозом по самую крышу. В навозной жиже утонула девятипудовая свинья. Чтобы добраться до крыльца нужно скакать по камешкам, выложенным в навозной жиже.

«…коровы стоят чуть повыше, чем по колено, в жидкой навозной грязи, так что подойти к ним невозможно. Как же, думаю, пойдут сейчас доярки? Пришли доярки. Тотчас они сняли с себя юбки и в одних штанах, то есть в одних женских панталонах, устремились к бедным коровам. Ясно, что обмывать вымя у коров было бесполезно, поэтому молоко в подойниках, когда доярки выходили со двора, было с шоколадным, а точнее с навозным, оттенком. В дальнем конце сарая, – продолжал рассказ Клепиков, – доярки показали мне, лежала в жиже дохлая корова. Она лежала там вторую неделю, собаки отъели у нее щеку и немного поцапали бок, то есть те места, которые выступали из навозной жижи.»

Про любовь к природе.

«…третья фабрика опять свою воду в реку спустила, вот и картина: идет дурная вода, а лягушки на оба берега выбрасываются, словно их кто горстями кидает. А то которая усядется на листе и дышит, никак не опомнится. Рыбе, конечно, каюк. Рыбе на берег не выпрыгнуть.»

Про благородство в схватке.

«Оромантизированных и опоэтизированных драк «стенка на стенку», когда дерутся чистым кулаком, а лежачего не бьют, у нас никогда не было, а было нечто другое. Драки эти были отвратительны своей трусливостью и, я бы сказал, непорядочностью. Старались сзади, врасплох, сшибить с ног человека. … когда вышел в сени, кувалдой стукнули его по затылку. Он упал, поднялся и побрел домой. Вслед ему полетели колья, доски, камни. С одиннадцати вечера до шести утра Васька лежал на траве и… жил. В шесть утра помер. На нем насчитали несколько десятков ран, некоторые были сквозные.»

Про уважение к труду предков.

«Железа не хватало в сельской кузнице, и Никита Васильевич, не долго думая, начал снимать с церковной ограды узорчатые решетки, сделанные из отменного квадратного железа. Мало ли подков можно выковать из одной только церковной решетки, а их было множество вокруг всей церковной ограды.»

Про любовь к малой родине.

«… дно пруда сплошь усеяно старыми ведрами, тазами, обручами, обломками кос и серпов, изломанными плугами, обломками бороны, разбитыми бутылками, ободьями от колес, стесавшимися подковами и всем другим, что можно встретить в деревенском быту и что способно тонуть в воде.»

Про человеческие качества людей. (Моченые яблоки). Поздняя осень. Грузовик безнадежно застрял к грязи. Долгожданный помощник проходит мимо. На просьбу помочь отвечает – охотно но за три рубля. Получив отказ, пошел спокойно дальше.

Или вот еще (Каравай заварного хлеба). Зима, ночь, метель. Голодный студент идет из Владимира в свою деревню за хлебом. Мимо проезжают машины, никто не останавливается. Случайный попутчик, дойдя до своей деревни, спокойно отпускает юного героя в ночь и метель, не предложив переночевать. На обратном пути, взяв бесценный каравай хлеба, юноша идет сквозь снег и метель. Проезжающие водители попутных машин безразличны. Наконец один останавливается. Согласился довезти в отрытом кузове, отобрав у него бесценный каравай.

Нет, это не хоббитания. Описанная Солоухиным деревня это ад. В отличие от Данте, автор оставил возможность придумать, за что страдают населяющие эти места души, нам с тобой, дорогой мой славянофил.