Текст книги "Водяной"

В общем, по ручью в реку спустился довольно увесистый тюк. В том числе и с хорошей одеждой местного фасона. А что, некое подобие тела у меня есть, может годов через несколько сумею и целиком тело выстроить. Воды вокруг полно, а человеческое тело что? Правильно. Вода!

Пару дней я тщательно разбирал трофеи, заодно прислушиваясь к новым ощущениям нового недотела. Судя по всему, я все-таки останусь человекоподобным существом. По крайней мере, руки-ноги присутствовали. Правда, в воде у меня резко появлялись перепонки меж пальцев рук, а вместо ступней образовывались ласты. Да еще на морде лица появлялись усы-вибриссы, как у тюленя. Забавное зрелище, посмеялся я от души, рассматривая себя в небольшое трофейное зеркало. Потом сообразил, вспомнил уроки физики и создал из нескольких слоев воды ростовое зеркало. Поглядел на себя – с трудом, но пойдет. По крайней мере, покамест.

Вещи я завернул в широкое покрывало, и уложил в воздушный пузырь под корягу. Туда же на крупный, очищенный от водорослей и тины булыжник, а точнее валун, я сложил оружие. Оба ружья, пистолеты и ножи. Подумал и добавил сабельный клинок. Как-нибудь надо ножны для него справить новые и рукоять, уж больно хорош клинок. В нарезной мушкет я практически влюбился, умеют англичане делать добротное оружие все ж таки. Особенно после того, как я пяток патронов отстрелял из него. Пистолеты же оказались немецким и французским, весьма послужившими. И выпущены они были: в тысяча восемьсот тринадцатом – немчура и тысяча восемьсот одиннадцатом – француз. А вот карабин изготовлен в тысяча восемьсот тридцатом, и он совершенно новый. То есть, сейчас примерно середина девятнадцатого века. Хоть какой-то ориентир есть. А то я ни в записках убитых ничего не понял, ни в книгах. По-арабски обе книги написаны, а записки и письма еще вроде как на французском, но я в арабском и французском совершенно ничего не понимаю, валенок – валенком. Турки, что ль? Те, вроде как, с французами были сильно подвязаны…

Из трофеев меня больше всего беспокоили порох и готовые патроны. Да-да, именно так и было написано на вполне себе фабричных картонных пачках, в которых лежали эти самые «патроны». Для карабина с пулями, для мультука, как я понял, с крупной дробью. Представляли из себя эти патроны свернутые из вощеной бумаги трубочки, в которые был засыпан отмеренный заряд пороха, а также были положены или пуля, или в отдельном бумажном свертке дробовой снаряд. По инструкции требовалось скусить верхушку патрона, насыпать порох на полку замка, потом в ствол, после чего запыжевать бумагой и вложить (или дослать) пулю.

Для пистолетов таких умных приспособ не было; судя по всему, порох засыпался из пороховницы «на глазок», исходя из опыта стрелка. Пули для короткосвола были обернуты в пропитанную каким-то салом ветошь, и аккуратно уложены в две поясные коробочки из плотной кожи. Интересно, путешественники были явно людьми опытными. Как они умудрились попасться врасплох этим разбойникам?

Так вот, черный порох воды боится напрочь. И портится сразу и насовсем при попадании в него воды. Пока я рядышком, беспокоиться нечего, я не зря себя хозяином здешних вод чувствую, под водой ничего без моего желания не намокнет. Но смогу ли я так же контролировать этот омуток, если уйду по реке вниз или вверх по течению на полсотни-сотню километров? За дюжину верст туда-сюда я спокоен, в этом промежутке я уже каждую песчинку вижу, каждую рыбешку. Любую девицу, что купаться в воду лезет (а после потепления и первых гроз что дети, что взрослые с удовольствием в воду забираются) могу за титьку ухватить за десяток километров. Ощущения – будто живой ладонью трогаю, забавно. Девки, правда, пугаются. Им кажется, что рыбина задела. Потому особо не озорую, так как кроме баловства смысла покамест нет, к сожалению.

Две темные души, что трепыхались около своих бывших тел у меня в реке, я съел. Нечего им тут бултыхаться, моя речка. Да и сил я от этой трапезы поднабрался изрядно, на что и рассчитывал. Даже чуть больше, чем целого оленя, которого я подловил на водопое. Красивый зверюга был, здоровенный, даже я сомневался сначала: сожрать или не сожрать. Но вспомнил, что благородных бухарских оленей перебили всех еще в конце девятнадцатого века, и потому решил не церемониться. Правда, пару оленух и крохотных длинноногих пятнистых оленят трогать не стал. В этом месте тугайные леса густые, сразу их вряд ли найдут. Пусть вырастут сначала, потом слопаю. Вот пару одичавших жеребцов и дикого осла-кулана я схомячил с удовольствием и без особых угрызений. Уж здорово эти блядуны жизнь местным табунщикам портили.

Мелкие духи около поселка оказались веселыми и безобидными созданиями. Правда, при нашей первой встрече я их перепугал до смерти, если про нежить так сказать можно. Почти сутки уговаривал вылезти из кувшина. Но потом привыкли, и оказались изрядными шалунами. Судя по всему, детишкам уже несколько десятилетий, если не столетие с лишком, но сил так и не набрались, а точнее – выбрали свой предел. Все, на что их хватает, это опрокинуть корзину с бельем и утащить чьи-нибудь подштанники. Но здешние хозяйки к этому уже привычные, и потому бдительные. Да и порой подношение в реку кидают, в виде куска сухой лепешки. Тогда мелочь с неделю не озорует вообще.

Любимой забавой духов оказалось катание на водных колесах. Могут часами на них бултыхаться, особенно в лунные ночи. Охранники поселка в такие ночи стараются около берега не задерживаться, так как кажущийся в плеске воды звонкий смех их здорово нервирует. Старшие неженатые парни, кстати, ушли с караваном ранней весной.

Мелких детишек, что бегают купаться на песчаную отмель в полукилометре от поселка, я как-то на автомате охраняю. По крайней мере, бешеного шакала превратил в прах раньше, чем он успел кого-либо покусать. Боласята засверкали голыми задницами, удирая в поселок и вопя при этом как резаные. Вскоре оттуда примчались взрослые мужики, вооруженные кто чем, от мотыги до здоровенной жердины. Но никого не нашли, и успокоились. А детвора снова появилась через пару дней… неугомонные.

Аул Уртасай, двор Санджар-бая.

Санджар-бай, местный феодал, здоровенный седой мужик с аккуратной седой же бородой, прихрамывая, прошелся по выложенному резаным мрамором двору. Остановился около розового куста, нахмурившись, сорвал кремовую розу и понюхал цветок. После чего отшвырнул его и, взметнув полами шитого золотом халата, повернулся к стоящему неподалеку мужику.

– Ты уверен, Абдуразак?

– Да, бай, именно так и было. Шакал был. И исчез. Только шерсть осталась, много шерсти. Как раз там, где следы заканчиваются. И еще – пыль. Как раз такая, что тогда в одежде разбойников была, – обозначенный Абдуразак поклонился, подтверждая свои слова.

– Не нравится мне это, Исмаил-хаджи! Сначала это убийство и исчезновение тел бандитов. И на удар молнии не спишешь, пропали деньги Кемаля-эфенди и оружие его и его сына. Теперь вот это. То, что бешеный шакал не смог покусать детвору – хвала Аллаху! Но вот то, что он просто в прах рассыпался, по словам детей, и мой лучший следопыт это подтверждает… что мне делать, уважаемые? – И хозяин здешних мест повернулся к мулле и казию, сидящим неподалеку и внимательно слушающим.

– Пока ничего. – Подумав, ответил казий, здешний судья. – Законов, ни людских, ни божьих, это происшествие не нарушает. Мало ли что мог сделать Аллах в мудрости своей, чтобы оберечь малолетних детей?

– Злости нечистого в этом нет. – Согласно кивнул мулла, огладив белоснежную бороду. – Люди ни на что не жалуются, кроме обычного. Разбойники – это было неприятно, но опять же, их удалось опознать и найти гнездо. Кто бы мог подумать на этот караван-сарай? И из Коканда вам из канцелярии самого благословенного и наимудрейшего Мадали-хана благодарность пришла.

– На самом деле, Санджар-бай, нам всем, под вашим мудрым руководством, удалось разоблачить старую банду, которая промышляла на нашем тракте. На фоне того, что мы нашли в тайниках караван-сарая, пропажа оружия и золота небольшая неприятность. – Оживился казий. Еще бы, про те приговоры, которые он вынес младшим сыновьям и женам хозяина караван-сарая, написали газеты даже далекого Гурьева. Правда, русские несколько осудили его за излишнюю строгость, но отметили грамотность следствия и непредвзятость самого судьи. Удачно на суде тот русский путешественник оказался, и при этом был настолько вежливым, что прислал с оказией пару экземпляров газеты. Казий сейчас хранил их среди самых ценных своих бумаг. – Судя по всему, наш дорогой Исмаил-ходжа прав, зла в этом всем нет. Я бы даже сказал, да не прогневается на меня Аллах, что в реке проснулся ифрит. Мне мой дед рассказывал, что в некоторых оазисах живут духи-хранители.

– Не ифрит, уважаемый казий. Ифриты – помощники иблиса, да и состоят они из огня. А как вы правильно заметили, что-то, вероятно, проснулось в реке. Мы живем на древней земле, уважаемые, до принятия истинной веры наши предки сталкивались со многими существами. – Мулла неторопливо перебрал четки и, помолчав, продолжил. – Не стоит торопиться и судить по паре эпизодов, благословенных, хотя и весьма загадочных. Но пока я зла не вижу. И не будем спешить, поглядим. Кстати, в Кичкина-ауле в водяных колесах точно кто-то живет. И уже не первое десятилетие. Я сам там ночью смех детский слышал. И опять же, зла в том нет. Вода вообще зло не держит. Ибо вода это жизнь!

* * *

Здесь, в этой речке и ее окрестностях, я прожил еще три полных года. Провожал парней по весне или осени в караваны, помогал местным дехканам с посевами риса, иногда баловал хорошей добычей пацанят и девчонок, которые бредешками ловили рыбу. Щипал молодух за сиськи и письки, когда те макали уставшие после летней работы телеса в речную воду. Катался с мелкими духами на водяных колесах при полной луне, пугая до дрожи сторожей.

Собрал в верховьях реки около двух пудов золотых самородков и золотого песка, и двадцать восемь крупных рубинов и сапфиров, а также в одном месте нашел месторождение платины и намыл пару пригоршней самородного песка и мелких слиточков. Пригодится.

Нашел затонувшую лет двадцать тому назад небольшую баржу-каюк с грузом шелка и выкинул ее на берег около Кичкина-аула, забрав разве сотню золотых из тайника и практически целый кулас – лодку-долбленку. Вот уж радости сельским бабам и девкам было, даже несмотря на то, что бай забрал половину себе.

Разок удалось стащить у накурившегося анаши путешественника саквояж с книгами, газетами и путевыми записками и двумя двуствольными пистолетами-хаудахами. На мое счастье, это был англичанин, ехавший к тому же через российские земли. Так что я был обеспечен чтением на полгода, зачитывая и перечитывая русские, турецкие и английские газеты, а так же Уильяма Шекспира и Перси Шелли. Узнал год, сейчас тридцать седьмой идет девятнадцатого века. Самое начало Большой Игры, то-то тут англичане и русские мелькают.

Те парни, что уехали с караваном по первой весне, вернулись только через год. И вернулись не все, и двое из вернувшихся приехали не так, как хотели. Одного убили разбойники, двух тяжело ранили. Еще один сгорел, как я понял из объяснений, от сыпного тифа. Так что человек предполагает, но даже боги не знают свой завтрашний день.

Невеста одного из погибших попыталась утопиться из-за великой любви. Я не дал ей засуицидиться, но помакал по речке девчонку основательно. И выбросил ее около юрты проходящих мимо кара-киргизов. Те не стали особо рассуждать, мигом спеленали дуреху, а ночью торжественно подарили младшему племяннику. Так что тот с молодой женой на халяву, а эта дурочка, кроме того, что ублажает парня, еще сейчас пасет коз где-то высоко в горах. Невесту второго погибшего взял второй женой его родной брат, благо, что первой женой у него старшая сестра этой девчонки. У остальных все сложилось нормально, даже у увечных парней. Они догадались за время выздоровления выучиться грамоте на достаточно хорошем уровне, так что их с удовольствием взял в помощники казий. Мытари и счетоводы всегда нужны.

Все, вроде бы, шло нормально.

Но младший сынок бая вырос шустрым безбашенным парнишкой, а в одном из аулов выросла очень красивая девочка. И однажды бай-бача в компании с парочкой гулямов чуть старше умудрился застать эту девчушку тринадцати годов от роду купающейся в одной из мелких и чистых речушек.

Мозгов у пацана в голове и так было чуть, а тут, при виде красивой обнаженной девочки, ему их вообще переклинило. Да и телохранители-гулямы, идиоты молодые. Нет, чтоб успокоить мальца, напротив подначили. Короче, не получится у девочки сбежать по мелководью от горячего ахалтекинца. И вырваться от сильного тренированного парня тоже не выйдет.

А вот суметь вырвать у того итальянский стилет и ткнуть себя им в шею – вполне.

Аул Уртасай. Дом муллы.

– Ассалом алейкум, уважаемый. – Исмаил-ходжа, читавший до этого русскую книгу, подскочил от неожиданности и выронил лорнет. Пока поднимал его, пока протирал, нежданный гость невозмутимо помалкивал. А когда мулла наконец-то сумел протереть стекло и поглядеть на возмутителя спокойствия, то ему едва хватило мужества не уронить лорнет снова и не заорать благим матом.

Около небольшого хауса на скамейке спокойно сидел некто. Видом практически обычный мужчина, пусть в несколько необычной одежде, но вот слегка, так сказать, прозрачный. Чуть-чуть схож с янтарем, из коих сделаны четки, такой же светящийся на солнце. Но при этом подвижен и как бы это сказать… да, текуч!

– И вам мир, уважаемый… – мулла замялся.

– Что вам в имени моем, служитель единого бога? – Усмехнулось существо, встало и прошлось туда-сюда, не оставляя следов на крупном песке, – я б не явился вам, но тут такое дело. Бай-бача Эркин, да будет благословенна плеть его отца, загнал не ту добычу. Он решил взять силой девочку, Хилолу, дочь Сулеймана. На моей реке, без моего спроса. Девочка была категорически против, сопротивлялась, потом вытащила стилет бай-бачи и ударила себя в шею. Пропорола яремную вену.

– О, Аллах! – Мулла всплеснул руками. Сколько он разговаривал с этим бай-бачой, сколько объяснял ему варианты поведения с молодыми девушками. Которые, как ни крути, кружат головы молодым парням. Неприятный случай, очень неприятный.

– Поймите правильно, уважаемый. Мне не нравится, когда обижают маленьких. А тут из-за молодого недоумка девочка себя почти убила. Я взял на себя ее грех, умерла она от моей руки. За это она будет мне служить в посмертии своем триста тридцать три года, три месяца и три дня. А с бай-бачи я взял жизнь его коней, по пять лет жизни с каждого гуляма и три года жизни с самого бай-бачи, ибо каждому отмерится по делам его. – Водяной сел на скамью в нескольких шагах от прудика и сорвал с яблони спелый плод, подбросил его на руке. И плод втянулся ему в руку. – А теперь я буду вынужден уйти из ваших мест лет на пятьдесят. Поймите меня, эта девочка – я ее могу сделать или женой, или дочерью названной, или ученицей своей. И в любом случае, выйдет существо достаточно могущественное, и при этом с все еще женскими инстинктами и манерами. И вполне вероятно, она захочет отомстить вопреки моей воле. Сами понимаете, женщины. Так вот, допустить возникновение темного духа я не могу, потому мы уйдем. Санджар-баю скажите, что его сын и его гулямы на острове за Кичкина-аулом. Их молодая тигрица охраняет, не вздумайте обидеть ее. Пусть бай выйдет к ней, поклонится и скажет, что пришел за сыном. Отдарится тушей барана, после чего тигрица уйдет в горы, далеко отсюда. Мелким водяникам в Кичкина-ауле каждое полнолуние ставьте около колес кувшин простокваши, кладите свежую лепешку. Они, если потребуется, предупредят вас о возможной беде, уважаемый, например, о возможном сильном землетрясении. А я вынужден откланяться. И да, выкуп родителям Хилолы. – На скамью лег высокий столбик из золотых монет.

И водяной дух разлетелся мелкими брызгами, вдоль арыка метнулась высокая волна, и только необычно свежий и прохладный воздух напоминал мулле о состоявшемся разговоре. Но тот не стал долго думать и, обув уличные туфли, совершенно неприлично для его возраста и положения потрусил к дому бая. Все-таки он не только духовник здешних правоверных, но и старый друг Санджара, а разговор срочный, и совершенно не для чьих-либо чужих ушей.

Сказать, как был удивлен бай, когда мулла пересказал ему свои переговоры с водяным духом, сложно. Но у здешнего землевладельца был острый ум и большой жизненный опыт, наработанный походами, боями и управлением немалого надела. А потому уже через полчаса из ворот его дома лихим скоком выметнулся небольшой оружный отряд. С самим Санджар-баем во главе. Остановился отряд только возле небольшой отары, всего на то время, чтобы перекинуть поперек седла крупного молодого барана. И воины поскакали дальше.

От берега заросший тугаем островок был отделен глубоким, по грудь рослым байским коням, бродом. И переправляясь через него, бай не мог отделаться от мысли, что сейчас он в прямой власти водяного. И это было очень неприятно. И с этим предстояло жить.

Бай-бача и его гулямы лежали на небольшой полянке посреди островка. А рядом возлежала и нервно стегала хвостом по бокам молодая тигрица. Молодая-то молодая, да уже размером с взрослую. Вообще, тигрята уходят от матери в возрасте трех с лишним годов, становясь практически взрослыми. Вот и эта полосатая красавица ушла от мамы искать себе свои охотничьи угодья. И угораздило ее выйти к этой реке как раз тогда, когда водяной вершил свой суд над молодым насильником.

– Не стрелять! – Еще раз предупредил своих взводящих курки солдат бай и соскочил с коня. Пусть годы ему выбелили бороду, но характер был все так же силен, рука все так же тверда, а глаз все еще верен.

Сдернув с седла у гуляма связанного барана, бай с поклоном положил перепуганную животину на землю и сказал:

– Я пришел за сыном. С миром пришел.

Тигрица встала, коротко рыкнула, подошла и ухватила барана за шею (только позвонки хрустнули), а потом, пройдя мимо бая и танцующих под всадниками лошадей, вошла в реку. И вскоре уже отряхивалась на другом берегу.

А бай бросился к своему глупому отпрыску. Ну как глупому? Вряд ли что было б ему, кроме нотаций от отца за порушенную девичью честь какой-то там дехканки. Ну, максимум, пару раз камчой по спине прилетело бы, и то, несильно. Все-таки пусть и не наследник, не старший сын Булат, который сейчас учится в Стамбуле, но родной и любимый ребенок. А тут… бледный, без сознания. Гулямы тоже валяются рядом, как пустые хурджины. Но тоже живы, слава Аллаху. И ничего не сделать в ответ водяному, который укоротил жизнь его сыну и молодым гулямам. Невозможно бороться со стихией. Придется дальше жить с этим и учитывать это. Кисмет.

Тем временем мулла на шустро запряженной слугами бая арбе добрался до родителей глупой девчонки. И на данный момент сидел во дворе дома, заботливо обихаживаемый матерью отца девочки и его женой. Сам отец должен был прибежать вот-вот, с лесопилки бая. Аллах дал человеку умелые руки и светлую голову, и вот работал на немецкой махине он уже не первый год. Сначала подмастерьем, а теперь мастером. И это тоже имело значение. Семья Сулеймана была свободна и зажиточна. И он вполне мог затаить обиду и съехать от бая, долгов перед баем и его ростовщиком семья Сулеймана не имела.

Наконец калитка пропустила взмыленного отца семейства, который, коротко, но очень вежливо поздоровался с муллой и уселся напротив него. Это нормально, если такой человек, как мулла, явился сам в дом мастерового и дожидается его – дело не терпит отлагательств.

– Бабушка и мать. Подойдите сюда, и слушайте. Остальные – брысь! – Голосом Исмаил-хаджи можно было воду в арыке заморозить.

И потому старшие женщины семьи послушно подошли к сыну и мужу и присели на корточки около него.

– Сулейман, ты правоверный мусульманин. Мне тяжело тебе это говорить, но дело не просто серьезное. Оно очень серьезное. Твоя дочь, Хилола, совершила глупость. Огромную, страшную глупость. – Мулла поглядел на побледневшего мужика, на замерших в ожидании женщин. – Она умудрилась стать рабыней водяного духа.

– Что? – Сулейман был мужик крепкий и много видевший. В свое время он так же, как и многие парни, ходил с караваном охранником, повидал Гурьев и Астрахань, Коканд и Самарканд. Умудрился завалить разбойника и получил с него саблю и пистолет, которые бережно хранились в сундуке. Он был грамотен, понимал по-русски и иногда читал достававшиеся по случаю турецкие и российские газеты. Но такого он не ожидал. – Но как?

Женщины молчали, только мать чуть ли не до крови прикусила ладонь, чтобы не закричать.

– Мы живем на древней земле, уважаемый Сулейман. Наверняка вы слышали про пэри, дэвов, джинов, ифритов. Далеко не все – сказки. Многое забыто, но иногда прошлое вот так проявляется, – мулла аккуратно выставил на резной столик все золотые, что получил от водяного. Ровно сто штук, разных эпох, стран и царей. – Она станет служить ему триста тридцать три года, три месяца и три дня. Это – выкуп от водяного духа для вас. Он сказал, что уходит из наших мест на полста годов. Хилола, как его рабыня, последует за ним. Не надо искать его и вашу старшую дочь. Можете быть уверены, не найдете. Духи – у них свой мир и своя жизнь. Кроме того, не стоит бередить соседей. Сами понимаете, если я буду вынужден призвать комиссию из благородных и ученых мужей из Коканда и Самарканда… – Отец семейства и его женщины явственно поежились. – Соседям скажем, что девочку выдали замуж в Персию, по моему совету. Отправляйте за расспросами всех ко мне. Я найду, о чем рассказать людям.

И мулла вежливо откланялся, оставив семью в состоянии сильнейшего шока. Хвала Аллаху, водяной не жаден, сотня золотых огромные деньги для мастерового. Осознание свалившегося богатства частично перебило шок и горе от потери дочери. Да и как потери? Отцы и матери знают, что отдают дочерей в чужие семьи, под чужую руку. Очень часто эта рука – совершенно недобрая. Но ничего родители поделать не могут, по шариату жена – собственность мужа. Да, развестись можно, но муж не позволит. Достаточно принудить жену к соитию, и все. В этом месяце развод невозможен. У мужчины множество прав. Обязанностей тоже хватает. Но никто ничего не скажет мужу, убившему жену в порыве гнева. Выплатит штраф казию в казну бая, и все. А то просто выгонит со двора без паранджи. В соседнем поселке таким образом муж избавился от вредной и глупой жены. Пинками выгнал со двора без паранджи. А там его приятели побили ее камнями. И все. Нехорошо это, но по закону.

* * *

Надо сказать, что я совершенно не ожидал того, что произойдет. Попытка самоубийства девочки вызвала во мне страшную ярость. Нет, я был зол и до этого, но думал как все обыграть наименее опасным способом. Злить местные власти мне тоже не очень охота, мало ли какие сюрпризы есть у мусульманского духовенства. Но этот мгновенный проблеск стали. И девичья кровь в моих водах…

В общем, психанул. Девочку отправил в криокапсулу (да-да, у меня получается делать такие), молодого феодала шибанул водным кулаком, его подельников тоже. Ахалтекинца байчонка и полукровок гулямов сразу сожрал (слово не самое хорошее, буду в будущем говорить поглотил), с пацана и его присных взял часть энергетики, и замедлил скорость обращения жидкостей в клетках. Немного, но точно скажется. Проживут процентов на десять меньше как минимум. Золотые монетки, перстни бай-бачи, серебрушки с гулямов – забрал. Как и седла с оружием. Мои трофеи, пригодятся. У бай-бачи оказался английский капсюльный револьвер, тяжелая пятиствольная дура. Пригодится. Да и нарезной карабин хорош, французский. Тоже капсюльный, кстати. У гулямов два английских кремневых мушкета, русские кремневые пистолеты. Сабельки у всех очень неплохи, ножи. Тот же стилетик забрал, отдам девчонке, когда переродится. Себя-то она фактически убила, пришлось запускать программу перестройки организма. Вот интересно, с ней мне намного проще работать, нежели с собой. Это, видимо, потому как основная информация записана в клетках, я просто ввел некий вирус, и организм меняется. Не знаю, сколько времени это займет, но не менее полугода. Успею привыкнуть, что у меня воспитанница появилась.

Вообще, сейчас у нее прошивается не только тело, но и сознание. И я в нем первоочередной начальник. Нет для нее никого меня старше, каждое мое слово для девочки станет законом. А это ответственность, ибо мы в ответе за тех, кого приручили. Экзюпери был прав, мир ему. Или будет прав? Неважно, впрочем. Именно потому я и не торопился обзаводиться подчиненными: ответственность – это серьезно. Пусть и, в основном, перед собой. Откуда такие знания? Так Лада подкинула. Сказала же, что сила и знания будут, вот и подарила. Да еще ладошкой по спине… касание богини тот еще аргумент.

А пока пришлось разруливать ситуацию с местным начальством. Благо, что я несколько наследил, и здешние уроженцы что-то заподозрили. Потому пустить туману и мороку вышло достаточно неплохо. Да и тигрица подвернулась удачно, эффектный штрих получился.

Пару недель я наблюдал за поведением бая, муллы, и отца девочки. Но те сразу повели себя, как будто ничего не произошло. Разве бай-бачу отправили на учебу в Стамбул, к старшему сыну. И мать девочки принесла тайком сверток с ее одежкой, швырнула в реку и ушла. Тихонько плача при этом под паранджой, видимо, смирилась. Забрал вещи, чего уж там. Все проще, девчачьих шмоток у меня нет совершенно.

За это время тщательно готовился, собирая вещи в давно мною высушенный кулас. Не так уж мало вышло, кстати. Саквояж англичанина, одежда, седла, оружие. Девочку решил пристроить в капсуле под днищем лодочки, мне так проще контролировать.

Вечерами сидел и думал, что делать дальше. Вообще, основная идея проста – надо со временем перебираться в Ташкент. Будущий крупнейший город Средней Азии, да и сейчас вполне себе торговый центр. И один из центров работорговли, между прочим. Сейчас вокруг везде рабовладельцы, что в Афганистане, что в Персии, про Хиву, Бухару и Коканд и говорить нечего. И даже в России крепостное право еще не скоро отменят. Вот такие веселые дела.

Вообще, скоро в этих краях большущее веселье начнется. Мир-то здорово похож на мой прошлый. Если не прямо тождественен, пока, по крайней мере. А у нас в 1839-1840 годах был неудачный поход русских войск на Хиву и Бухару. А после еще веселее, Туркестан начали активно завоевывать. Причин множество. Тут и веселые ребята киргизы-кайсаки, которые в нашем мире стали казахами, и хивинцы, и бухарцы вовсю грабят русские купеческие караваны, устраивают налеты на пограничные поселения, да и уйгуры забегают из Восточного Туркестана, с теми же жизнерадостными целями. А кроме того, как обезопасить свои южные границы, и желание попробовать достать индийскую жемчужину британской короны присутствует. Так что надо думать, что делать, ибо вместе с русскими войсками придет и православная церковь. А у попов точно есть опыт борьбы с мне подобными. Причем церковь особо интересовать не будет мое поведение и мои поступки, ей хватит просто моего существования. М-да-с. Прятаться по болотам никакого желания нет. С другой стороны, насколько я помню, домовых попы особо не гоняют, и овинников тоже. Поглядим, опыт и импотенция приходят с годами.

Хотя, если особо не нарываться, и продержаться годов семьдесят – то минимум на столетие особых проблем не будет. Революция так тряханет этот мир, что даже чертям станет тошно. И уж точно всем станет не до скромного водяного. Так что просто живем, поступаем по совести, совершенствуемся, набираемся сил и опыта. Точно не помешает.

И надо до окончания процесса переделки организма Хилолы успеть убраться верст на пятьсот отсюда и основательно осесть в каком-нибудь симпатичном, удобном, но малолюдном месте. Ибо я мулле сказал практически полную правду: девочка станет весьма сильным существом. И пусть мои приказы не подлежат оспариванию, но когда это женщина не находила причин и возможностей сделать все по-своему?

Среди вещей, которые я забрал у англичанина, было несколько добротных карт, выпущенных в Санкт-Петербурге. В том числе здешних земель, без особых изысков названных общим именем «Коканцы». Именно так. Сравнивая с виденными мною картами, сразу видно множество отличий. Какие-то речки и города исчезли, никаких железных дорог и отличных автомагистралей. Ничего такого близко нет. Впрочем, в самой России тоже нет много чего.

По этой карте я примерно наметил свой путь и в начале осени двинулся в дорогу. Спокойно, и особо неторопливо. Какое-то время вел кулас из-под воды, потом мне это надоело, и я забрался в лодку. Уселся на корму, свесил ноги в воду. Лепота! Тут как-то поинтереснее, обзор лучше. Все едино, все что в воде, я и так контролирую. А тут красотень – солнышко светит, облачка небольшие, вон, пеликан летит. Красивый, зараза. А вон узбечонок в него из древнего мультука целится, жалко птичку. Впрочем, пацан явно небогат, если у него ружжо выдержит выстрел, и не промажет – то добыча его.

Громыхнуло, над лодчонкой вспухло белое облако порохового дыма, здоровенная, почти пудовая птица завалилась на крыло и шмякнулась в воду почти впритирку с моей лодкой. Еще бы немного – и мне на голову.

Зацепив из воды еще живого, но оглушенного падением пеликана, я свернул ему шею и швырнул в пацана. Ну, рядом с ним, в лодку. Попал, что характерно. И помахал перепончатой рукой мальчишке, с раззявленным ртом провожающему меня взглядом. И что он такого необычного в обычном водяном углядел?

Впрочем, это я пацану позволил меня увидеть, а так-то на лодку морок наведен, с пары метров не заметишь. Нечего народ баламутить, и так у него не самая простая жизнь. Рабовладельческий строй он и есть строй рабовладельческий, феодальный мир он и есть феодальный. Пусть именно рабами мусульмане не являются, но почти все повязаны долгами. Далеко не все баи ведут себя так рачительно, как Санджар-бай. Некоторые из народа выжимают все соки, противопоставить вооруженной силе дехканину обычно нечего.

Впрочем, политика недолго занимала мое время, я развалился в лодке и просто лежал. Запоминал путь, фарватер, рельеф дна. Теперь мне необязательно было лезть везде самому, вода мне помогала, ластилась, как собака. Красота!

Две недели я не спеша спускался вниз по Сырдарье. Давно за спиной остались Коканд и Ташкент, я искал укромное местечко, чтобы устроить хорошую базу. Места тут не сказать, чтобы уж сильно обитаемые, вокруг тугайные леса, глухомань. По реке ходят кораблики, а вот именно на берегу здесь безлюдно. Так как почти сразу от берега начинается пустыня. Причем в обе стороны.