Текст книги "Игры в апокалипсис"
Автор книги: Владимир Сверкунов
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Охота не очень привлекала Сивцова. Стрелял он неплохо, благодаря регулярным тренировкам в тире. Но одно дело владеть оружием для самообороны, и совсем другое – убивать животных. Об этом он честно предупредил товарища, заявив, что стрелять в зверей не будет, но компанию, так и быть, составит.
Генка в дополнение к уже знакомой сыщику походной одежде прибавил две бейсболки – одну оранжевую, другую – красную.
– Мы же все зверье распугаем, – предположил Анатолий.
– Это не так страшно, хуже будет, если случайно подстрелим друг друга, – ответил Валков. – А такое на охоте бывает не так уж редко. Когда лось или косуля стоят к тебе мордой, и ты видишь только две ноги, их вполне можно принять за человека, особенно в чаще, когда рога теряются в ветках деревьев. И наоборот, люди могут оказаться похожими на животных.
Заметив ироничную улыбку товарища, он начал объяснять:
– Да я не в переносном, а в буквальном смысле. И вот, яркая шапка сразу сигналит, что это свой брат охотник! Стрелять в него нельзя!
Дорога на место охоты была недолгой, вокруг – нетронутая тайга и непуганые звери. Генка привел товарища на берег все той же речушки, правда, пришлось пройти пару километров выше по течению. Здесь, как он сказал, на противоположной стороне у косуль было место водопоя. И действительно там находилось пологое место с вытоптанной животными травой. Чуть наискосок от него, на другом берегу, когда-то была выкопана яма с «крышей» из валежника. Туда и забрались друзья, сняв уже внутри свои «светофорные» головные уборы.
Еще не рассвело, солнечные лучи мельтешили где-то на востоке, время от времени нанося крупинки красного золота на редкие облака. Сидеть в тишине охотникам пришлось не очень долго. Издалека послышалось робкое шуршание травы, будто ее оглаживали ласковые руки. Чуть позже стали различимы легкие шаги. Еще через пару минут на прогалине появилась стайка грациозных животных, похожих на оленей. От пятнистых родичей их отличала сплошная рыжая окраска шкуры и белые «кляксы» на шее и вокруг короткого, похожего на малярную кисть хвоста. Головы двух из десятка особей – самцов – венчали раздвоенные на концах острые рожки. А вот пяток детенышей еще сохраняли оленьи черты: по их спинам бисером были рассыпаны светлые пятнышки – ни дать, ни взять Бэмби. Взрослые пропустили малышей к воде и те, широко расставив ноги, начали пить – не жадно, а с достоинством и даже уважением к реке, дарующей им живительную влагу.
– Видишь, как они пьют, – прошептал Генка. – Не так, как в песне, помнишь: «Как олени, с колен, пью святую твою родниковую правду, Беловежская пуща?»
– Ну, да, – так же тихо отозвался Толик. – Ясно, что не на коленях. Ошибся поэт!
Любуясь точеными фигурками козочек-оленей, Сивцов забыл обо всем на свете, он даже пожалел о том, что в руках у него не фотоаппарат, а ружье. От раздавшегося выстрела он вздрогнул, грохот разрушил идиллическую картинку, от которой не мог оторвать глаз московский сыщик, а вместе с ней и потряс весь мир нетронутой природы в этом сказочном месте.
Толик увидел, как стайка молниеносно бросилась в чащу, лишь один самец, раненный в шею, закрутился на месте, разбрызгивая в стороны алую кровь. Генка прицелился еще раз, но выстрелить не успел: его опередил другой охотник. Это был выскочивший сбоку из чащи медведь. Он с размаху ударил лапой слабеющего самца по спине так, что у того переломился хребет, встал на задние лапы и стал осматриваться.
– Генка, стреляй! – полушепотом проговорил Сивцов.
– Ну, уж нет! – так же тихо ответил товарищ. – Неизвестно, кто будет добычей: медведь или мы. От запаха крови он просто звереет. Сиди тихо, как бы он не почувствовал, что мы хотим отнять у него косулю.
– А что убить его нельзя? – почти беззвучно спросил Анатолий.
– Это очень трудно, – шепотом отозвался Валков. – Надо твердо знать, куда стрелять, а я в этом деле не дока. У него пули застревают в мышцах, а голову вообще можно пробить только в трех точках. Но даже если его смертельно ранить, он еще пару минут будет буйствовать, разнесет наш схрон к едрене фене вместе с нами.
Друзьям ничего не оставалось, как наблюдать за зверем. Он посмотрел в их сторону, грозно рыкнул, вонзил зубы в шею косули, забросил ее тушу за спину и стал удаляться в лес, время от времени оглядываясь на реку.
Прошло несколько минут, пока охотники не успокоились. Они даже стали разговаривать вполголоса, а не шепотом, как раньше.
– Знаешь Генка, – выпалил Сивцов, – давай уж лучше тушенку жевать. Мне охота не по нутру.
– Ну что ж, – отозвался приятель, – ты хозяин-барин, твое слово для меня – закон. Тушенки здесь – до Нового года хватит. – Он немного помолчал и хитро спросил: – А знаешь, почему я в медведя не стрелял?
Анатолий бросил на него вопросительный взгляд.
– Я подумал, зачем нам столько мяса?! Нас же всего двое!
Приятели рассмеялись и, весело обсуждая незадачливую охоту и неожиданное приключение, двинулись домой.
23.Брату с сестрой даже не дали попрощаться. И опять это было сделано из «гуманных» побуждений. Утром после завтрака Полина пошла в зал, где проходили занятия танцев. За это время надо было увезти Володю.
Повода искать не пришлось. Хозяйка приюта знала от воспитательницы, что мальчик хочет забрать из дома свой нательный крестик. У того в день, когда в торговом центре произошел взрыв, разорвалась цепочка, и теперь он лежал на стопке книг в гостиной.
За Володей приехали две женщины, которые раньше привезли его в детдом. Одна из них была в полицейской форме, поэтому у мальчика не возникло никаких опасений. Да и какие могут быть подозрения у трехлетнего ребенка!
Они поднялись в лифте на лестничную площадку, где в одной из квартир еще недавно благополучно проживала семья. Там уже ждал еще один полицейский – участковый этого района. Он снял полоску бумаги, наклеенную одним концом на дверь, а другим – на косяк, повернул ключ в замке и пригласил приехавших зайти.
Володя сразу же нашел свой крестик и крепко сжал его в ладошке.
– Что-нибудь еще хочешь взять? – спросила женщина в лимонной блузке.
– Нет, сейчас мне ничего не надо, – ответил мальчик.
Когда они выходили из квартиры, полицейский снова опечатал дверь и, обгоняя провожатых и ребенка, попрощался с ними.
Во дворе ждали две женщины и мужчина. Одна из дам с пышной прической представилась сотрудницей Министерства образования и науки. Она не стала подбирать какие-то особенные слова, возможно, многолетняя административная работа заметно облегчила ее лексикон. Чуть склонившись к ребенку, сказала:
– Володя, детям лучше жить с родителями, и мы нашли их тебе, – она повела рукой в сторону стоявшей рядом пары. – Это очень хорошие люди, они станут о тебе заботиться. У тебя будет своя комната и много игрушек.
Мальчик напрягся. В присутствии незнакомых взрослых людей он не мог выдавить из себя ни слова. Его будущие родители тоже растерялись, они не знали, как общаться с маленькими детьми, и боялись неверными словами или жестами испугать малыша. Женщина, одетая в скромное серое платье с кружевами по прямоугольному вырезу на груди, нервно комкала носовой платок, он был влажным, видимо, новоявленная мать плакала перед встречей с приемным сыном. Мужчина с пронзительными голубыми глазами и скудными остатками волос на голове тоже был неспокоен, хотя и старался не показывать этого. Но руки, которые он то заводил за спину, то, сплетая пальцы в замок, держал на животе, выдавали его взволнованность.
Володя опустил плечи, наморщил лицо, отчего стал похож на маленького старичка, смахнул кулачком, в котором по-прежнему сжимал крестик, навернувшиеся слезы и жалобно простонал:
– Я хочу к Поле и маме!
Солидная тетенька сразу же выдала, видимо, заранее подготовленную фразу:
– Полина уже взрослая девочка, она сама справится. А тебе нужно расти, набираться сил, и кто-то ведь должен о тебе заботиться.
Мальчик уже не вытирал слезы, он крепко прижал к груди обе руки, сжатые в кулачки, и стонал:
– Мама жива!
Женщина из министерства не стала успокаивать его, ровным голосом она произнесла:
– Если твоя мама найдется, мы обязательно вернем тебя ей, – она встретила недоуменные взгляды семейной пары, кивнула им – мол, эта фраза ничего не значит, обхватила рукой, усыпанной золотыми кольцами, туловище ребенка и повела, не без усилий, к машине.
Все, что произошло позже, Володя не помнил. У него кружилась голова, к горлу подступила тошнота, мальчик побледнел и, наконец, уснул. Автомобиль остановился у вокзала, Илья Федорович взял ребенка на руки и бережно внес в вагон поезда. Мальчик проснулся только в полдень следующего дня, когда поезд прибыл на небольшую станцию с серым двухэтажным вокзальным зданием, на котором, как прочитал Володя, была прикреплена табличка «Лиски».
Женщина была все в том же сером платье, она всю ночь, не смыкая глаз, просидела на полке рядом со спящим ребенком. Обняв мальчика за плечи, она ласково сказала:
– Не бойся, Вовочка, мы ничего плохого тебе не сделаем!
Володя не ответил, но и не стал возражать. Он покорно поплелся, держась за руку незнакомой тети, в здание вокзала. Вскоре все трое уже ехали на другом поезде. Дорога была недолгой, состав остановился у большого дома с фигурами людей на крыше. «Воронеж», – прочитал мальчик и стал размышлять, как бы ему лучше запомнить это название. Ворон – еж, – разделил он слово и представил себе, как черная птица пытается схватить и унести колючего зверька, но натыкается на его острые иглы. «Вот и я буду таким ежиком, попробуйте меня цапнуть», – решил Володя.
Наконец свежеиспеченная семья оказалась в квартире, обставленной со вкусом новой красивой мебелью и оборудованной необходимой техникой. Здесь было все, начиная от постельного белья и одежды для взрослых и кончая книжками и игрушками для ребенка. Но Володю это совсем не интересовало. Он лег на кровать, отвернулся лицом к стене и стал делать вид, что спит. На самом деле маленький человек с горечью думал о своей будущей жизни без мамы, бабушки и любимой им Полины.
24.Гриф Пирсон открыл один глаз, веко второго не поднималось – на нем лежало что-то тяжелое. Над ним простиралось черное небо с блестками звезд и рогатым месяцем. Ни дуновения ветра, ни шороха, только горький запах трав и дырявое темное полотно над ним.
С трудом он подтянул вверх правую руку, провел по левой стороне лица и ощутил здесь какой-то бугор. Он стал осторожно отодвигать его в сторону. Холмик оказался большой горстью песка. Пирсон в несколько приемов смел его в сторону, очистил веко от оставшихся песчинок и, наконец, открыл второй глаз. Он облегченно вздохнул, сообразив, что зрение в порядке. Темное небо раздвинулось, и еще несколько минут Гриф смотрел на него, силясь вспомнить, как же он здесь оказался.
«Бумеранг, взрыв, – наконец, восстановил он в памяти события предшествующего дня. Еще через пару мгновений он обрадовался. – Я жив!»
Но в голову закралась еще одна мысль: «А, может, я ранен?»
Он попробовал пошевелить второй рукой, и ему это удалось. Правда, вытянуть ее не получалось: почти все тело было завалено толстым слоем песка. Свободной ладонью он стал разгребать засыпавший его холм, и вскоре пилот смог раскрепостить половину тела. Он сел и уже двумя руками начал откапывать нижнюю часть туловища.
Все, – и ноги, и руки, и живот, и даже зад, – оказалось в полном порядке, никаких следов ранения. Возможно, его спас песок, засыпавший большую часть тела. Только болела голова, да колючки поцарапали щеки.
Пирсон встал на четвереньки, немного постоял в такой позе, а потом – рывком – поднялся на ноги. Вокруг не было ни огонька, ни звука.
«Мне надо идти к людям, – решил про себя Гриф. – Но куда?»
Он покрутился на месте, еще раз посмотрел на звезды и пожалел, что не научился ориентироваться по ним.
«Что-то там связано с ковшом Большой Медведицы, – силился вспомнить пилот. – Кажется, на крайнем нижнем конце ковша – Полярная звезда, а она всегда указывает на север. Туда-то мне и надо».
Пирсон почти без труда нашел нужное созвездие, хотя оно находилось совсем не в том месте, где он его в детстве видел в родном городе Санта-Фе в штате Нью-Мексико. Он отыскал, как ему казалось, нужную звезду и, ориентируясь на нее, двинулся в путь. Вокруг расстилалась все та же безлюдная степь, скрадывающая расстояния, иногда Грифу казалось, что он топчется на месте, хотя шел уже несколько часов.
Незнание географии, что, впрочем, свойственно большинству американцев, сыграло с ним злую шутку: он шел не на север, а, скорее, на восток. Ближе к рассвету он заметил, как начал меняться рельеф: появились холмы и поросшие травой овраги, которые приходилось преодолевать, иногда даже на четвереньках. Вдруг впереди возникли очертания большой горы в виде конуса. Пирсону она показалась похожей на Фудзияму, и он искренне удивился: не занесло ли его в Японию?
Неподалеку от этой возвышенности хаотично раскинулись небольшие домики. Ноги были налиты такой тяжестью, что американец едва переставлял их. Ему уже было все равно, куда он попадет – к японцам, китайцам или вообще к эскимосам, – главное, напиться вдоволь воды, поесть горячей пищи и завалиться спать.
Уже не осознавая, где он, и что ему готовит недалекое будущее, Пирсон ковылял, двигаясь в направлении исполинского конуса, за которым уже вырисовывалась какая-то башня с колесом. «Там должны быть люди», – твердил он себе, и его надежды вскоре оправдались. В сотне метров от вышки обозначилась дорога, по которой шли двое небритых мужчин в кепках с фонариками над козырьками. Увидев незнакомого человека, они остановились и жестами рук подозвали его к себе. Американец чуть ли не вприпрыжку – откуда только взялись силы – устремился к людям, на ходу выкрикивая:
– Help, help me!44
англ. Помогите, помогите мне.
[Закрыть]
– Ого! Иностранец! – воскликнул один из мужчин, растаптывая брошенную сигарету. Но навстречу не сделал ни шага.
– Кто такой? – грозно спросил другой, когда Пирсон дотащился до спасителей, как он надеялся, и встал перед ними, сильно согнувшись в пояснице. Он не понял, что ему говорят, и все твердил:
– I’m thirsty, I’m thirsty.55
англ. Я хочу пить, я хочу пить.
[Закрыть]
– Что ты там бормочешь?! – не понял первый мужчина и бросил товарищу: – Давай отведем его к начальнику охраны. Может, он шпион?!
Они взяли незнакомца под руки и доставили на шахту. Никто здесь не знал ни английского, ни какого-то другого языка. Иностранца посадили на табурет в кабинете начальника охраны, который стал звонить в местную школу, надеясь вызвать учительницу английского языка. Но она оказалась в отпуске, и диалог с пришельцем откладывался. Ему дали воды, а один из охранников даже пожертвовал свой «тормозок», который ему собрала жена. Американец с жадностью набросился на голубцы – те показались ему поистине райской едой.
Вскоре за Пирсоном приехали несколько человек, одетых в армейский камуфляж с пришитыми на рукавах ленточками с оранжевыми и черными полосками. Один из них, показывая неплохое знание английского языка, спросил:
– Вы кто, из какой страны?
Пирсон, еще не понимая, где он находится, не стал запираться:
– Гриф Пирсон, Соединенные Штаты Америки.
– Ого! – воскликнул один из военных. – Какая птичка к нам залетела!
Пришелец решил, что и ему уже можно задать вопрос:
– Скажите, где я?
– Вы находитесь на территории Донской народной республики, – строго сказал владеющий английским боец. – Мы не будем сейчас выяснять, как вы здесь оказались и с какой целью, а просто передадим вас в службу безопасности.
– Я хотел бы связаться с посольством моей страны, – немного осмелев, попросил американец.
– Это невозможно, – ответил все тот же мужчина. – У нашей республики нет дипломатических отношений с США. Так что сейчас вы поедете с нами, в Донск.
Пирсона проводили к микроавтобусу, раскрашенному, видимо, из аэрозольного баллончика пятнами зеленого, серого и коричневого цвета, и повезли по разбитой дороге.
25.Дни на таежном «курорте» текли безмятежно. Днем друзья занимались огородом, ходили по грибы-ягоды, рыбачили, ловя на мушку хариусов со спинными плавниками, похожими на паруса, иногда попадались их более крупные родственники – ленки с рассыпанными по бокам темными пятнышками. Откормленные на убой норвежские лососи – просто свиньи по сравнению с этими красавцами, которых можно уподобить выросшим на свободе оленям. Так что почти каждый день на столе была поистине царская еда, конкурентка которой – тушенка – лежала забытой в чулане.
Такими же роскошными были беседы друзей, начинавшиеся на вечерней зорьке у костра. Они устраивались в удобные кресла, мастерски сработанные из здешней древесины. Иногда щелкали кедровые орешки – Толику повезло обнаружить разворошенную медведем нору бурундука. Косолапый убил грызуна, а вот внутрь «пещеры» добраться не сумел. А в ней оказалось почти полведра отборных орешков – все сухие и здоровые. Иногда друзья лущили горох, порой лакомились земляникой или лесной малиной, баловались чаем, заваренным из лесных трав.
Было что-то мистическое в разговорах двух людей о судьбах человечества, в то время как вокруг них на многие километры не было ни души.
– Знаешь, Генка, – сказал на первой из таких бесед Сивцов, – перед отъездом у меня состоялся разговор с одним очень интересным философом. Это не характеристика, это его настоящая профессия – он преподает «любомудрие» в университете. Этот ученый на полном серьезе считает, что в мире началась своего рода «зачистка» лишних людей. А ты как считаешь – может, действительно, настала пора пропалывать человеческие «сорняки»?
Валков склонил голову набок, видно, так ему было удобнее думать, но не спешил отвечать. В костре обрушилось полено, подняв фейерверк искр. Откуда-то издалека донесся протяжный стон зверя, который вполне мог оказаться предсмертным. Наконец, Генка ответил:
– Видишь ли, мой друг, здесь все зависит от точки зрения: кто и кого считает сорняком! Ясно, что для состоятельных людей все, кто не собрал определенного богатства – чернь, никчемные людишки. Ты же помнишь того надменного типа, который сказал: «Те, у кого нет миллиарда, могут идти в ж…у?»
– Помню, и даже предполагаю, что бы с ним сделали лет эдак сорок назад, – задумчиво произнес Сивцов. – Тогда критерии были другие, и сорняками считали как раз пресыщенных богатеев. Но времена ведь переменились, почему-то и в нашей стране колесо повернулось, и уже не стало считаться зазорным – воровать, брать взятки, словом, наживаться. Я тоже могу припомнить фразу еще из девяностых: мол, если ты такой умный, то почему такой бедный?! Может быть, все же есть смысл в этом стремлении к богатству? Ведь как-то оно умудряется двигать прогресс. Вспомни: огромная страна с обширнейшими полями не могла себя обеспечить хлебом! А теперь, когда, как говорят, все разворовано, продаем излишки зерна другим странам! Не парадокс ли?
На этот раз приятель ответил сразу, без раздумий, видимо, он уже имел ответ на мучивший Толика вопрос:
– С прогрессом я бы был поосторожнее. Заметь: каждое серьезное открытие в технике, улучшающее нашу жизнь, одновременно дает толчок к деградации общества. Особенно хорошо это видно сегодня, в век компьютеров. Молодежь и двухзначные числа сложить не может не то, что в уме, даже в столбик. А слово «писать» скоро будет окончательно вытеснено его заменителем «качать» – из Интернета, этого кладбища мысли. Ты, наверное, не знаешь, что я преподаю в медицинском университете. Так вот, редкие студенты сами пишут курсовые дипломные работы, большинство без зазрения совести заимствует их из сети. Мы, конечно, отлавливаем этот плагиат, но, увы, не весь.
– Это элементарная лень, – то ли возразил, то ли поддержал товарища Сивцов. – Вообще-то, если углубиться в историю, человечество всегда стремилось меньше работать и больше отдыхать. Переложить свои заботы сначала на плечи простейших машин, а теперь и всяких навороченных роботов.
– Лень отдельного человека, может быть и не страшна, – продолжил Валков. – Но когда она охватывает все общество, это уже опасно. Сколько молодых людей сейчас сидит безвылазно дома, убивая время за компьютерными играми или пустой болтовней в социальных сетях. Еду им доставляют прямо к порогу, никаких забот! Да, их кто-то должен содержать, но недалек тот час, когда эти, как правильно заметил твой философ, лишние люди будут получать достаточные для поддержания жизни пособия. Это уже делается в странах, которые продвинулись вперед в так называемом техническом прогрессе и могут себе позволить содержать человеческий балласт. И, как ты понимаешь, такой образ жизни отнюдь не способствует поддержанию здоровья, уж это я тебе как врач говорю. Ускоренное старение, куча болезней и, наконец, смерть, не отходя от компьютера – самый реальный прогноз. Вывод напрашивается сам собой: механизмы самоуничтожения человечества, по крайней мере, большей его части, уже запущены. Часики, как говорится, тикают.
– Уж больно безрадостную картину ты нарисовал, – вздохнул Анатолий. – Я все-таки верю, что не все так безоглядно предадутся лени. Есть же люди, которые к чему-то стремятся, ставят перед собой цели.
– Конечно, есть, но давай об этом поговорим в следующий раз. Предлагаю тему – тщеславие.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
