Текст книги "Игрушечный мир. Отдохнем по-взрослому"

Глава 5. Иван Семёнович

Трансфер мягко остановился прямо возле парадного входа в отель. Прозрачные пленки дверей тихо чмокнули, втягиваясь в борта, и весело гомонящие туристы принялись неторопливо покидать уютный салон. На сей раз действительно неторопливо, без лишней суеты, не изводя собственные нервные клетки на никому не нужную толкотню. Отчего в космопорту всё происходило с точностью до наоборот, я и по сей день объяснить не могу. Понять – тоже. Видимо, в подобном противоречии нашей натуры всегда таится нечто сакральное, скрытое от людских глаз и потому не объяснимое простыми словами. В общем, что-то такое трансцендентально-медитативное, гностицируемое исключительно в идемпотентном виде. (Во блин, загнул-то! Впрочем, я еще и не так ругнуться смогу, коли треба с якобы учеными фуфлыжниками гнилой базар перетереть. Шучу, естественно).

На свежем воздухе мы с женой оказались одними из первых, благо сидели недалеко от выхода. Жанна тут же с интересом принялась разглядывать ландшафтные изыски местных дизайнеров, а я занялся багажом. Правда, занялся – это, конечно, сильно сказано. Всё мое участие в увлекательном процессе выгрузки и перемещения нашего чемодана заключалось в наблюдении за этим самым процессом. Со стороны.

Флегматичный трансферный робот за пару десятков секунд полностью освободил багажное отделение, а затем в дело включились люди. Точнее, аборигены. Местные граждане в попугаистой униформе, то ли швейцары, то ли вообще портье какие-нибудь, или вовсе «бои» – короче, хрен разберешь, как они правильно обзываются. В итоге все эти портьерные швейц-бои очень скоренько расхватали трансферный багаж и бодренько утащили его в отель. Супруга моя, правда, слегка взволновалась, видя, как наше движимое имущество исчезает где-то за дверями, но, осознав, что мы здесь не единственные «лишенцы», почти моментально успокоилась, вновь переходя в состояние блаженного созерцания.

Для меня же наиболее удивительным оказался тот факт, что вместо роботов, ну или, на худой конец, андроидов, такелажными работами здесь занимались люди. Или не совсем удивительным, а просто немножечко странным.

– Та цэ ж крыза у ных, – ответил кто-то на мой, кажется, произнесенный вслух вопрос. – Ось зараз и працюють як киборгы.

Я фыркнул и развернулся.

– Кризис?

– А як же? Крыза, вона и в Афрыци крыза.

Передо мной стоял, обмахиваясь панамой, давешний толстячок. Тот самый, задетый черноочкастым «шпионом».

– Тильки прыихалы?

Н-да, вопрос конечно дурацкий. Однако я всё же кивнул, постаравшись придать себе вид приветливый и благодушный.

– Звидкы, якщо нэ сэкрэт? – поинтересовался далее обладатель панамы.

– С Москонии мы.

– З самой Москонии? – радостно всплеснул руками собеседник. – Цэ добрэ. А я з Закусалы. Костэнко Иван Семёнович.

Я тоже представился. Мой новый приятель с достоинством огладил пышные усы, свисающие чуть ли не до подбородка, вновь нахлобучил на голову панаму, а потом неожиданно пожалился на свою нелегкую судьбинушку:

– Ни з кым пыва попыты, – тут Иван Семёнович тяжко вздохнул и продолжил с обидой. – Позавчора з полэником одным розмовляв. Так вин писля горилкы мало що у бийку нэ полиз.

– Так прямо сразу и в драку? – усомнился я.

– Ага. Видразу почав пургу нэсты про Полэнэзию от можа до можа. Розчервонився вэсь, як рак варэный.

– Ну а вы?

– А у нас на Закусале так кажуть. Не кажи «можа», якщо в гамни «рожа». Чи «каже може як в дупу вхоже».

Я расхохотался. А жизнерадостный закусалец тут же подмигнул мне и тихо прошептал, покосившись на Жанну, всё еще разглядывающую окрестности:

– Ну так що? По пывку ввечери?

Хм, вообще-то на вечер, а также ночь у меня имелись несколько иные планы, но вот так сразу взять и отказать Ивану Семёновичу было как-то неловко. Я задумался, соображая, как бы поэлегантнее вывернуться из щекотливой ситуации, но, увы, ничего путного на ум не приходило.

Помог случай. То есть нет, не так. Не случай, а СЛУЧАЙ. Точнее, ЯВЛЕНИЕ.

Из уже почти опустевшего трансфера вышла… нет, не вышла – выступила или даже выдвинулась ДАМА. Фигурой напоминающая богиню плодородия каменного века, могучая, рослая, на полголовы, как минимум, выше меня. В занимаемый ею объем пространства легко могли поместиться и я на пару с женой, и совсем не узенький Иван Семёнович в придачу.

Подойдя к единственному оставшемуся после разгрузки чемодану, лежащему на боку и более похожему на огромный сундук, она легко перевернула его, поставив на короткие ножки-подпорки, а затем ткнула пальцем в какую-то кнопку. Чемодан мелко завибрировал и слегка приподнялся над землей, зависнув на высоте сантиметров пятнадцать-двадцать. Коротко махнув рукой, дама медленно развернулась и с воистину королевским величием двинулась в сторону входа в отель. Сундук плыл за ней как привязанный. Вместе они напоминали пару кораблей (линкор и плавбазу снабжения), окруженных целой флотилией мелких суденышек, то бишь суетящихся рядом местных «униформистов». Впрочем, на этих забоистых швейц-портьеров, так и не сумевших самостоятельно справиться с ее «ручной кладью», дама не обращала никакого внимания. Да и мимо нас она прошествовала, не повернув головы, лишь обдав на мгновение волной чего-то неизведанного, а еще – ощущением первородной силы и неутоленных страстей, запертых под личиной собственного величия.

– Ось цэ жинка! Ну як лыбидь плыве! – восхищенно пробормотал Иван Семёнович, разом позабыв и про меня, и про обещанное вечернее пиво, и про позавчерашние разборки с «полениками». Приосанившись, он храбро рванулся вперед, пересек под острым углом кильватерный строй «эскадры», а затем, изобразив из себя легкий крейсер, ловко пристроился вслед за «базой снабжения», цокая языком-эхолокатором и поводя головой-радаром в такт плавному покачиванию внушительной «флагманской» кормы.

– Врёт, – произнесла жена, когда «флотилия» целиком втянулась в двери отеля.

– Кто врёт? – не понял я.

– Да знакомец твой. Никакой он не закусалец.

– Почему?

Жанна посмотрела на меня с жалостью, укоризненно покачала головой, но через пару секунд всё же снизошла до объяснения:

– Ни один нормальный закусалец не скажет, что он живет НА Закусале. Только В Закусале. Они ведь и всех остальных постоянно учат, как правильно говорить по-русслийски.

– Хм, никогда об этом не думал, – пожал я плечами. – И что это значит?

– Да, в общем-то, ничего, – вздохнула супруга, беря меня под руку. – Ну, чего стоим? Пошли уже… герой-любовник.

– Пошли, – радостно рассмеялся я, и мы зашагали по дорожке, ведущей в отель.

Жена что-то щебетала мне на ухо, я благодушно кивал, но – странное дело – вместо того, чтобы наслаждаться близостью любимой женщины и неспешно подогревать себя изнутри, предвкушая грядущее, размышлял совсем об ином. Слова Жанны о том, что закусалец Костенко вроде как не совсем закусалец, терзали душу, заползая в мозг червячком сомнения, заставляя вновь и вновь вспоминать тот самый, двухнедельной давности разговор в «дембельском» кабинете.

Глава 6. Сахарильский трамплин

В кабинете стояла полная тишина. Такая, что… Вообще говоря, я никогда раньше не слышал, как скрипят «глаза, проворачивающиеся в глазницах». А тут – всего пару раз моргнул, но уж заскрипело – двери обзавидуются.

– А-а… – раскрыл я было рот, готовясь произнести заранее подготовленный спич, но, увы. Всё, что я смог, – еще раз моргнуть и тупо замолчать, собирая в кучку разбежавшиеся мысли.

– Подполковник, – ровно произнес сидящий напротив секунд через десять.

– Что? – не врубился я.

– Звание есть такое воинское – подполковник, – терпеливо пояснил собеседник.

– Ага… Понял, товарищ подполк…

– Пётр Сергеевич, – перебил он меня.

– Что?

М-да, кажется, я вновь затупил. Впрочем, мой визави это понял и потому всё так же терпеливо продолжил:

– Обращайтесь ко мне «Пётр Сергеевич».

– А, ну да, ну да, – пробормотал я, пытаясь успокоиться, собраться с духом и объяснить, наконец, товарищу подполковнику, зачем я сюда приперся и чего мне, собственно говоря, надо. Потом прокашлялся и еще раз зачем-то повторил как баран:

– Ну да.

Однако назвавшийся Петром Сергеевичем даже не поморщился, лишь слегка приподнял бровь и поинтересовался. Странно и не совсем для меня понятно:

– А сюда?

– Куда?

– Коту под муда, – неожиданно рявкнул обладатель благородной седины.

Я аж присел. Однако товарищ подполковник дальше орать не стал. Почти моментально вернувшись в привычное состояние «усталой отстраненности», он вновь уперся в меня взглядом. Взглядом много чего повидавшего отца большого семейства. Добродушного и снисходительного к детским шалостям. Всё понимающего, но в любой момент готового пребольно выпороть своих зарвавшихся сорванцов. Всех скопом, не разбирая ни правых, ни виноватых.

Хм, вы думаете, я испугался. Ну да, действительно, было маленько. Но только в самый первый момент и исключительно от неожиданности – вот если б вам в ухо кто-нибудь рявкнул ни с того ни с сего, как бы вы на это отреагировали? Вот-вот, как минимум, вздрогнули и только потом – с разворота в челюсть. Шутнику, чтоб людей не пугал. Правда, с товарищем подполковником мне драться совсем не хотелось. Пока. Вот вопрос свой решу, а уж опосля… Хотя нет, это я так, мечтаю, – мутузить «дембелей» за такую мелочь у нас не принято. Несолидно это. Да и бессмысленно – они ж без подобных фокусов просто работать не смогут. А что касается шуток дурацких, то были у меня в жизни и посерьезнее моменты, посильней да постремнее. Как, скажем, тот, двенадцатилетней давности.

Я в те времена совсем еще зеленый был, только-только в ДПС на работу устроился, в лабораторию планетофизическую. Ну и услали меня тут же, как водится, с пылу с жару, в командировку черт-те куда, аж на самые Сахарилы. На две недели всего, но уж больно долго лететь пришлось. И нудно – двое суток гиперпространство дырявили, да еще сутки потом болтались на дальней орбите – там метеоритный поток какой-то особенно сильный прошел, и потому все внутрисистемные рейсы отменили, и грузовые, и пассажирские. Однако уже на следующий день запрет сняли, и в итоге мы сели без происшествий. Кстати, местные говорили, что нам еще повезло – некоторые, бывало, неделями парились, «зеленого свистка» ожидая. Но всё это, по большому счету, ерунда. Цветочки, так сказать, рутина. А ягодки… ягодки случились потом – как вспомню, так то ли ржать хочется, то ли, наоборот, креститься, что всё обошлось.

Помнится, встретили меня тогда прямо в космопорту. И не кто-нибудь, а командир мой бывший, майор Бойко. Бойко Антон Вадимович. Два полных цикла я отслужил под его началом в линейных частях. Как выяснилось, в запас он вышел через четыре года после меня и сразу на Сахарилы рванул – вроде как климат там для него подходящий, почти целебный. Хотя по мне, климат как климат, летом влажный, зимой сухой, весна на осень похожа, а осень, соответственно, на весну. Ветер опять же с ног временами сшибает. Но раз Вадимычу нравится, значит так тому и быть, каждый сам для себя выбирает, где лучше. Благо выбирать есть из чего: семьдесят с лишним планет – это не шутка…

То, что именно Вадимыч оказался моим сахарильским куратором, явилось настоящим сюрпризом. Однако не скрою, сюрпризом приятным. В общем, встретились мы, обнялись, вспомнили друзей, знакомых, всех, с кем когда-то в одном, так сказать, строю. Короче, хорошо посидели в космодромной кафешке. А потом он меня на глайдере в Южно-Охинск повез, в гостиницу. И вот на самом подъезде к городу увидал я в окошко трамплин. Здоровенный такой трамплин, красивый. Рядом елки в снегу, трибуны, позади горушка высокая, домики у подножия словно игрушки разбросаны.

Товарищ майор мой интерес заметил и тут же пояснил с гордостью, что трамплин этот совсем недавно открыли, что он в Синеговии самый высокий и что сборная наша теперь только здесь и тренируется. Ну а я, чтобы разговор поддержать, возьми да и ляпни, мечтательно так: «Вот бы, мол, прыгнуть оттуда, с самой что ни на есть верхотуры». Вадимыч на это лишь усмехнулся и ничего не сказал, а я… забыл я, конечно, потом и про трамплин, и про желание свое дурацкое. А зря.

За день до отлета, когда я уже чемодан паковал, в номер неожиданно ворвался товарищ майор. Деловитый такой, озабоченный. «Всё, – говорит. – Собирайся. Поехали». «Куда поехали? – спрашиваю. – Завтра ж вылет. Еще целые сутки до рейса». «Ну вот и хорошо, – усмехается Вадимыч. – Значит, есть еще время. Успеем мы, значит, исполнить желание твое сокровенное». «Да какое еще нафиг желание?» – удивляюсь. А товарищ майор смотрит на меня хитро и только брелок от глайдера крутит на пальце – ждет, выходит, когда дойдет до меня. А я всё туплю и туплю, никак в ситуацию не врубаюсь. «Ну да ладно, – думаю. – Черт с тобой, поехали».

О том, что «я попал», я понял лишь минут через двадцать, когда Вадимыч уже к трамплину подруливал. Вблизи мне это чудо показалось еще более высоким, чем думалось изначально. Ну просто охренеть каким высоким – метров двести, не меньше. А майор, вот же ж гад – заранее не предупредил, еще и подначивает меня: «У тебя ж, Андрюха, вроде по лыжам разряд. Так что, думаю, тебе этот трамплинчик – так, на раз пописать». Ага, разряд. Только по беговым лыжам, а не по этим «прыгающим». Однако марку надо держать и потому бросаю в ответ снисходительно: «Говно вопрос, Антон Вадимович. Прыгнем». Блин, а у самого поджилки трясутся, и лишь одна-единственная мысль вертится в дурной голове. Точнее, не мысль, а надежда: «Может, всё-таки шутит товарищ майор? Угроблюсь ведь нахрен!»

Зря я надеялся. Вадимыч взялся за дело серьезно, видать, и впрямь вознамерившись спустить своего сослуживца с горочки этой, трамплином обзываемой. Завел меня в какую-то комнату под трибуной, а там, гляжу, мужичок сидит. Веселый такой, румяный. «Я, – говорит, – инструктор ваш по прыжкам». А сам при этом на меня смотрит, оценивает. «А ничего парнишка, подходящий, – выносит он свое резюме и поворачивается к майору. – Ну что, Вадимыч, на промежуточную его или на самый верх?». Тут уж я не выдерживаю и говорю нахально: «А чего я на промежуточной-то забыл? На верх давайте. Гулять, так гулять». Дядя Миша (так инструктора звали) после этих моих слов лишь плечами пожал: «Что ж, на верх, так на верх».

Однако сразу наверх мы не пошли, минут пятнадцать пришлось еще на экипировку потратить. Ботинки, комбинезон обтягивающий, очки специальные, шлем. Этого добра у дяди Миши хватало. Даже с избытком. Не новенькое, конечно, но и не хлам какой. Даже Вадимыч одобрительно крякнул, когда меня в полном прикиде узрел, всего такого гладкого и блестящего. Только лыжи я пока в руках держал – их ведь, как водится, лишь перед самым прыжком надевают.

В итоге к лифту, тому, который возносит народ на стартовые площадки, подошел уже не какой-то там лох зачуханный, а самый натуральный «летающий лыжник». По крайней мере, сам себе я в тот момент именно таким и казался. Даже мандраж куда-то пропал. И потому, когда мы до промежуточной площадки добрались, я только рукой махнул, мол, дальше поехали, нефиг тут тормозить. Ну, мы и поехали. На самый верх. А уже там…

Ох, блин, как же мне стало хреново, когда я вниз посмотрел, с верхотуры. Ей-богу, лучше бы меня превентивно под трибунами пристрелили, позорника. Минутку ведь еще здесь попарюсь и всё – в штаны наложу не по-детски. А дядя Миша с Вадимычем будто и не замечают ничего, беседуют себе мирно о погоде, о рыбалке вчерашней, о том, что баррель опять дорожает. А меня тем временем колотит конкретно. Ботинками в крепления только с пятого раза попал, очки на нос съехали, так пока поправлял, пóтом весь изошел, что в бане чухонской.

В общем, как лыжи надел, подхватили меня мужики под руки и, словно инвалида, докатили до «стартовой позиции». А как там скамейка под задницей оказалась, я и по сей день не помню. Сижу я, значит, на ней, жизнь вспоминаю, готовлюсь. Вот сейчас вдохну последний раз и всё – вниз, костями склон пересчитывать. А дядя Миша тем временем в ухо мне что-то бубнит, инструктирует, как лыжи в полете расставлять, как группироваться, как корпусом работать. Я же в ответ только кивать и могу, слова из глотки не лезут – высохло там все, пустыня. Но вот отошел инструктор в сторонку, и остался я один на один с заборчиком, что спуск до команды перекрывает. Преградка-то совсем невысокая, по пояс всего и снизу до колена, чтоб только лыжи торчали. А поверх нее горы видны. И спуск. Спуск в бездну.

Громко пискнул предупреждающий сигнал, потом еще один. Красные лампы потухли, а чуть пониже загорелись другие, зеленые. И звук протяжный над головой: п-и-и-и.

Вот теперь точно всё. П…ц!!!

Закрыл я глаза, руками от брусьев оттолкнулся и…

Коленками об заборчик ка-а-ак шандарахнулся. Больно, бли-и-ин! «Это что еще за фигня? – думаю. – Забор же в сторону должен уйти, ну, то есть открыться». А мужики сзади ржут, животы надрывают. Вот тут только до меня и дошло, что всё это шутка. Всё, что со мной приключилось. Прикол, так сказать, коронный, сахарильский.

Дядя Миша с Вадимычем меня потом минут двадцать чаем отпаивали. Ждали, пока отойду от передряги. А под конец Вадимыч уже на полном серьезе поинтересовался: «Так ты что, Андрюха, и впрямь прыгать собрался?». «Ну да, – отвечаю. – Раз груздем назвался, всё – отступать некуда». Товарищ майор тогда лишь посмотрел на меня внимательно, хмыкнул, но дальше развивать эту тему не стал. Понял, видать, что у меня на душе творилось.

А на следующий день я улетел. И провожали меня уже двое. Вадимыч и дядя Миша. Последний, как оказалось, тоже из наших, из «салабонов». Ну тех, кто службу в САЛБО проходил. В Специальных Армейских Линейных Боевых Отрядах. На память о Сахарилах они мне две рыбины подтащили. В подарок. Как уж они эту рыбу, запрещенную к ловле, мимо таможенных «духов» пронесли, я не знаю. Но подарок и в самом деле знатный. Мы его потом всей лабораторией неделю кушали да пальчики облизывали.

Напоследок же разлил дядя Миша из фляжки настойку домашнюю, и мы «вздрогнули». На посошок. «За салабонов!» – поднял свой стакан майор. «За штришки!» – продолжил дядя Миша. «Без линеек!» – закончил я эту почти уставную фразу. Вот так и завершилась она, моя сахарильская эпопея. До сих вспоминаю.

Глава 7. Штришки и линейки

Вы, друзья, наверное, гадаете сейчас, что это за «штришки» такие непонятные и «линейки»? Однако ничего тут сложного нет. Это просто жаргон такой. Наш, армейский. Точнее, «силовой». Тот, что «используется» во всех силовых ведомствах Синеговии. Дабы иерархию подчеркнуть. Хотя, по мне, так никакой особой иерархии там нет – просто сложилось так. Исторически.

Общая воинская повинность у нас ведь на всех распространяется. Ну, окромя дам, конечно. Как срок подходит, идет молодой оболтус в САЛБО и через некоторое время, после присяги, становится «салабоном» и получает «штришок» на форму. То есть штрих-код для распознавания сканерами. Плюс погоны. Где, как и положено, полоски, звезды, просветы. Всё как у людей.

Но есть, правда, у нас еще и те, кто не слишком реальную службу жалует. И вот таких зачисляют в альтернатившики. Точнее, в «дятлы». Официально же их ведомство называется ДОЛБоЧ – Департамент Обороны (Линейные Боевые Части). Вот потому-то и «дятлы». Сидят себе тихонько и долбят, инструкции по эксплуатации «быриков» изучают, роботами учатся управлять. Как геймеры, в кресле сидючи, чаек попивая. Марш-бросками и физподготовкой там никого не напрягают. И оружие настоящее не дают. Одним словом, «дятлы». А чтобы отличать их от настоящих «салабонов», вместо погон им под штрих-код линии («линейки») наносят. Вроде как звания: три линии – сержант, пять – старшина. Для «офицерских» званий линии потолще используются, а у «генералов» они вообще в три пальца толщиной. Короче, срамота одна, да и только. И лишь у «прапорщиков» не линии, а кружочки, больше похожие на мишень. Но это-то как раз и понятно – в такие целиться гораздо удобнее. Ха. Ха. Ха.

Впрочем, не только «салабонами» и «дятлами» богата наша силовая составляющая.

Есть еще «духи». Те, кто служит в ДУХО – Департаменте Управления Хозяйственными Объектами. Эти, в основном, на таможенной и пограничной теме специализируются. А еще объекты важные охраняют от всяких подозрительных личностей.

Хотя на самом деле этими личностями занимается совсем другая служба. Части Регулирования Правопорядка. ЧРП. «Черпаки» по-нашему. Преступников ловят, профилактику среди подрастающей молодежи проводят на предмет соблюдения законов и правовых норм. Следствие, кстати, тоже могут провести. Правда, чисто предварительное и лишь до того момента, как дело на стол к «дедам» не попадет. То есть следователям и прокурорам из Департамента Дознания. Дюже эти ребята гордятся своим прозвищем. «Деды», однако, не абы что. Вот только чаще всего их не «дедами», а «дудками» называют, ибо громче всех дудят они о «победах» своих, забывая про остальных прочих. Иногда даже чересчур громко «дудят». И тогда их «дембеля» осаживают. Из региональных ДМБ – Департаментов местной безопасности.

Вот такая вот у нас картинка в итоге выходит. «Дятлы» полугражданские, «салабоны», «духи», «черпаки», «деды», «дембеля». Полный набор, так сказать. Поговаривают, что и тысячу лет назад нечто похожее наблюдалось. Но тут уж я не копенгаген, в те года не служил и потому ничего сказать про то не могу, не в курсе просто – это вам следует к историкам или к филологам обращаться. Такие дела.

Впрочем, забыл я еще кое-кого упомянуть в раскладе своем. Ведь, как у нас часто шутят (не очень понятно): «Дембель неизбежен». А вот что после, упоминать как-то забывают. И упускают кое-что, не подумав. Почему?

Да потому что есть, есть на Синеговии еще одна структура. Вернее, надстройка. Над ДМБ. Курирующий всех «дембелей» и их же объединяющий Департамент Синеговской Безопасности. ДСБ, если кратко. И уж его работников иначе как «штрафниками» никто не зовет. Иногда их, правда, «штафирками» кличут, намекая на почти «гражданское» состояние. Однако не любят они такое наименование, ох, не любят. Поскольку такие же как все, только совсем засекреченные. И уж если возьмутся за кого, примерно так, как за меня сейчас Пётр Сергеевич, то мало никому не покажется.

Вот только не пойму я никак, «дембель» товарищ подполковник или всё же «штрафник». Звание воинское вроде имеет, но, по повадкам, чисто «штафирка». Натуральный.