Текст книги "Звездное небо внутри"

Владимир Тучков
Звездное небо внутри

Ты спишь. И видишь себя во сне птицей, которая рождена для полета, как человек для счастья. Но тебя насильственно изымают из воздушной среды и сажают в клетку. А клетку замуровывают в толстой – в двадцать пять кирпичей – тюремной стене, за которой томятся рожденные для счастья, которые тебе не родня.

Ты в ужасе просыпаешься. И действительно – вокруг мрак аспидный, который безуспешно пытается расстрелять пулемет твоего бешено колотящегося сердца! Но вдруг ты замечаешь небольшой фрагмент прекрасного голубого неба с легкими облаками, которые надышали ангелы. Ты вскакиваешь и бросаешься – как это делают футбольные вратари – в это прекрасное полуденное небо, каким-то чудом оказавшееся в твоей комнате ночью. Бросаешься, не раздумывая, в этот небольшой фрагмент окна.

И что самое странное – это, действительно, окно. Окно, которое подарил тебе щедрый на всякие виртуальные чудеса Билл Гейтс. Это самое Window, представляющее собой стандартную небесную заставку популярного программного продукта корпорации Microsoft, круглосуточно висит на мониторе, подключенном к никогда не выключающемуся компьютеру. Потому что для многих, для очень многих ловцов виртуального счастья выключение компьютера таит в себе угрозу пропустить начало второго пришествия. Ведь Христос, как известно распоследнему лузеру, не с небес спустится и не из недр земных поднимется, стряхивая угольную пыль и сверкая белками глаз… Он выйдет из Интернета – из Глобальной сети. Именно так, поскольку откуда к нам может прийти рыба, как не из сети? Ведь у первых христиан, скрывавшихся от карающей десницы Рима, именно изображение рыбы было тайным символом Христа, поскольку слово «рыба» (IXΘΥΣ) было составлено из начальных букв сакральной формулы «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель» (Ιησους Χριστος, Θεου Υιος, Σωτηρ). Только из сети!

Одни, прыгнув в микрософтовское окно, немедленно попадают на небо. А их тела со сломанными шейными позвонками предают земле. Другие на следующее утро приглашают мастеров, чтобы те загородили их мониторы решеткой, какие обычно устанавливают на окнах первого этажа. Третьи переустанавливают операционную систему, заменяя Windows XP на маковскую ось, а то и на альтруистический Linux.

Но не будем забегать вперед. Никакого Интернета еще нет и в помине. Нет даже компьютеров. Все математические вычисления выполняются с помощью арифмометров и логарифмических линеек. Собственно, и электричество-то пока еще воспринимается как некая субстанция полуоккультного происхождения. Короче, на дворе стоит 1870 год. В России проходит мучительная городская реформа по замене сословных дум всесословными. Министр иностранных дел Горчаков настаивает на отказе России от соблюдения унизительных условий Парижского мира. Путешественник Пржевальский отправляется исследовать Китай и Монголию. Телеграфист Григорий Степанович Скородумов сидит на железнодорожной станции Бологое в своем служебном кабинете и с нетерпением дожидается окончания смены.

Дожидается с особым нетерпением, потому что сегодня должна решиться его судьба. Он наконец-то сделает предложение Вареньке. И она либо отвергнет его, отчего сердце Григория Степановича будет разбито навсегда. И ему останется либо влачить безрадостные дни до скончания постылой жизни, либо немедленно уйти из этого жестокого мира, поставив оглушительную точку револьвером системы «Наган». Если же Варенька ответит «да», то он вознесется на недосягаемые для простых смертных вершины неземного блаженства…

Когда часы показывают, что до окончания смены остается четверть часа, аппарат Дэвида Юза, выпущенный фирмой «Сименс и Гальске», внезапно включается, и из его чрева медленно выползает испещренная буквами лента. «Этого еще только не хватало!» – в сердцах воскликнул Григорий Степанович, предполагая, что это какое-то экстренное сообщение, и, следовательно, ему придется задержаться на станции.

Вчитавшись, Скородумов, облегченно вздохнул – то была очередная порция абракадабры, которой регулярно засорял линию телеграфист Чернов со станции Дно, манкировавший должностными инструкциями и слывший на Николаевской железной дороге спиритистом. Аппарат безропотно выстукивал молоточками на бумажной ленте:

Глава мертвыхъ, пусть прикажетъ тебЂ Владыка черезъ живаго и посвящённаго змЂя! Херубъ, пусть прикажетъ тебЂ Владыка черезъ Адама – Iотхавахъ! Блуждающiй орелъ, пусть прикажетъ тебЂ Владыка черезъ ВЂстника и Льва! МихаЂль, ГабрiЂль, РафаЂль, АнаЂль! Да упадетъ земля на землю силой ПЂнтаграммы, которая есть утренняя звЂзда, и во имя ТЂтраграммы, которая начертана…

Дождавшись конца передачи, Григорий Степанович оторвал ленту и, сам того не понимая, зачем-то засунул ее в карман.

Наломав благоуханной сирени, Скородумов поспешил на берег пруда, в условное место, где и предстал пред очами Вареньки во всем своем жениховском великолепии. Он, преисполнившись отваги, под пронзительные лягушачьи рулады витиевато предложил руку и сердце. Она, внешне смущаясь до предобморочности, но, внутренне ликуя, дары приняла. Вскоре они поженились. Пошли дети. Не замедлили появились на свет и внуки.

И все то время, пока бок о бок бились соединенные любовью сердца, та самая лента хранилась в качестве талисмана, который подвигнул жениха на самые решительные действия. Позже, когда телеграфист с супругой переместились в мир иной, лента приобрела статус семейной реликвии и, дабы не прерывалась связь времен, начала передаваться из поколения в поколение.

А колесо Хроноса тем временем провернулось на несколько десятилетий вперед. Идет уже 1912 год. Начинает работать 4-я Государственная дума. Однако Россия нас уже не интересует. Нас интересует Америка, а конкретно – Северо-Американские Соединенные Штаты, где в настоящий момент проживает Николай Скородумски – сын Григория Степановича, десять лет назад поменявший родину ради лучшей доли.

Однако великая американская мечта все никак не претворяется в какие-то более-менее материалистические формы. Какую такую карьеру может сделать в Америке немолодой провизор с подагрой и чудовищным акцентом? Вся надежда была на сына. Но он, будучи внештатным корреспондентом Boston Observer и перебиваясь десятистрочными заметками, был скорее не надеждой, а саднящей занозой, засевшей в усталом отцовском сердце.

– Майкл, – сказал как-то раз Николай Скородумски сыну, слонявшемуся по комнате из угла в угол, – перепечатай-ка на машинке дедушкину телетайпную ленту. А то она совсем уж обветшала.

Майкл, хоть и относился к семейной реликвии так, как и должен относиться двадцатилетний молодой человек практического склада ума, спорить не стал. Заправил в свой портативный «Ремингтон» чистый лист бумаги и бойко застучал по клавишам. И поскольку в машинке не было русских литер, то получился, как теперь принято говорить, транслитерированный текст:

Glava mertvyh’’, pust' prikazhet’’ tebe Vladyka cherez’’ zhivago i posvjashchjonnago zmeja! Herub’’, pust' prikazhet’’ tebe Vladyka cherez’’ Adama – Iothavah’’! Bluzhdajushchij orel’’, pust' prikazhet’’ tebe Vladyka cherez’’ Vestnika i L'va! Mihael', Gabriel', Rafael', Anael'! Da upadet’’ zemlja na zemlju siloy Pentagrammy, kotoraja est' utrennjaja zvezda, i vo imja Tetragrammy, kotoraja nachertana…

Когда Майкл закончил печатать, неожиданно зазвонил телефон, который от долгого бездействия покрылся густым слоем пыли. Трубка буквально закричала напористым голосом заведующего спортивным отделом Джона Хопкинса:

– Майк! Черт тебя задери! Хоть ты-то отыскался! Билли отвезли в госпиталь! Стив в усмерть пьян! Чарли забрали копы! Сегодня ты должен быть на финальном матче «Чикагских выхухолей» и «Новоорлеанских аллигаторов»! Начало через полчаса! Кровь из носу! Иначе я сломаю свою трость о твою пустую голову! У тебя сто строк на первой полосе и подвал на второй! Давай, сынок, не подведи, если не хочешь иметь дело с моими крутыми кулаками! У тебя есть отличный шанс, Майк!!!

Майкл Синклер попал на стадион, сделал отменный репортаж о бейсбольном матче, молодого автора заметили и ввели в штат. Мгновенно он стал модным журналистом, а вскоре – королем репортажа. Читать его захватывающие статьи было намного интереснее, чем просиживать штаны на стадионе. Вослед за бешенной славой пришли и деньги – совершенно сумасшедшие деньги. А там и – выгодная женитьба по любви. И, естественно, дети, – для Майкла Синклера. А для Николая Скородумски, ясное дело, внуки. Доживи до этих прекрасных дней Григорий Степанович Скородумов, то два прелестных белокурых мальчика, погодки, были бы для него правнуками. Однако не только не дожил, но даже и не доехал в свое время до Америки. Может быть, это и к лучшему,

...

конец ознакомительного фрагмента