Текст книги "За тридевятью морями"

Каждый год санитарный врач части перед отъездом весной в отпуск обрабатывал это болотце реактивами от комаров и их личинок. А в этот год его отпустили пораньше, и он, видимо, забыл это сделать в спешке или еще рано было обрабатывать и опылять болото, вот комары и расплодились и стали полчищами атаковывать весь городок. До иностранцев и до домов офицеров части они доставали только с попутным ветерком, зато дом переводчиков они заполонили. Ни днем, ни ночью от них не было ни покоя, ни спасения. Пищали, жалили бедных ребят. Они ходили все с расчесанными лицами и руками. Ночью было невозможно спать. Но уже или поздно было травить комаров, или некому. Переводчики, матерясь, просто бесились от бессилия. Кто резался всю ночь в карты, кто жег местные травы и ваты…. Но потом ведь утром на службу. Так прошло несколько дней, и люди от недосыпа взвыли. Десятка два переводчиков вынесли свои кровати из дома и поставили на бетонной волейбольной площадке в центре городка и на дорожках у домов и, завернувшись с головой в простыни, на ветерке так старались уснуть. Не обращая внимания на тарантулов, сколопендр и змей «стрелка», которых было полно вокруг. Командование переводчиков поругало и закрыло глаза на эту их вольность. Сказали только утром кровати убирать за дом, что переводчики по-двое и делали. Владимир видел одну картину, на которой был изображен всадник-туркмен с ужасом в глазах, потому что в шею его коня в прыжке впилась змея «стрелка». Хотя говорили, что эти змеи не прыгают. Ребята их находили в кладке домов, в трещинах, вытаскивали палками и забивали. Один прапорщик вышел покурить ночью и облокотился на косяк двери. Тут его тарантул в локоть и тяпнул. Своим хвостом. Офицер взвыл от боли и понесся к врачу, который ввел ему сыворотку.

В общем, месяц, наверное, комары всех донимали жутко. А тут еще в часть приехал ночью какой-то генерал с проверкой и не мог из-за кроватей проехать по дорожкам части. Разорался на переводчиков. Приказал безоговорочно все кровати убрать к такой-то матери, весь этот «палестинский лагерь». Пришлось подчиниться. Ведь он пригрозил всех, кто не подчинится, сделать не выездными за границу…

Поскольку семью Владимира комары тоже доставали, он, как и многие другие переводчики, написал родителям в Москву, чтобы они выслали ему два накомарника «москитеро», которые он на всякий случай привез с Кубы и несколько метров марли, чтобы сделать накомарники на другие две кровати.

В воскресенье, как всегда по очереди, в увольнение ехали 30 переводчиков. Владимир остался в части, не его была очередь, хотя и пришло извещение о том, что ему пришла из Москвы посылка. Ершову хотелось как можно скорее получить накомарники, и он дал свой паспорт одному из переводчиков, Сергею Ермакову, едущему в Красноводск, который пообещал получить на почте Володину посылку.

В двух километрах от поселка был полустанок, где останавливались поезда. И вот поутру толпа переводчиков в гражданской одежде направилась к поезду. Надо сказать, что город Красноводск был поделен на две части: старый с одноэтажными глиняными домами и новый с многоэтажными кирпичными и блочными домами. В Красноводске осело немало бывших зэков. Поэтому город патрулировали и милиционеры, и наряды моряков с офицерами от военно-морской базы и от частей ВВС. Следили за порядком и отлавливали тех, кто подался в самоволку.

Когда переводчики окунулись в парилку Янгаджинского климата, то многие постриглись наголо, чтобы было легче переносить жару.

В городе переводчики разделились по группам, по интересам. Кто-то пошел на пляж загорать и купаться, кто-то – в кино, кто-то – по делам, по магазинам или просто погулять по закусочным и попить пива или винца в парке, а кто-то – в ресторан…

Сергей Ермаков, любитель поддать, набрался быстрее других, но все же посылку для Владимира на почте получил.

Время подходило к 16 часам, и переводчики из города стали подтягиваться к железнодорожному вокзалу, к поезду. Сели в поезд. Несколько человек пошли, конечно, в ресторан, чтобы добавить. Там с кем-то разругались, не поладили, и, слово за слово, в ресторане завязалась драка. И серьезная. С битьем посуды, зеркал….

– Наших бьют! – разнеслось по поезду, и все другие переводчики из своих вагонов бросились в вагон-ресторан на выручку своих сослуживцев. В сражении у некоторых переводчиков обнажились бритые головы, и раздался другой клич работников ресторана и проводников: «Уголовники в ресторане! Зэки беглые в поезде!»

Со всего города к поезду принеслись: милиция в своих синих с красной полосой «ГАЗиках» и черных «воронках», военно-морские патрули, от военной комендатуры, от ВВС. И стали они всех участников драки мутузить без разбора, разнимать и вязать. А когда наши ребята стали кричать, что они переводчики из Янгаджи, что они москвичи, ленинградцы, киевляне и так далее, то тут за них милиционеры, моряки и летчики взялись всерьез и стали их бить уже ногами, ремнями с пряжками, радостно выкрикивая и приговаривая: «Ах, ты москвич, так получи! Ах, ты из Киева, вот тебе!» Исколотили всех от души. Покидали их в «воронки» и увезли в милицию.

Когда об этом инциденте стало известно командованию в части, то там поняли, что светит всем переводчикам гауптвахта дней на 10–15. А как же тогда учебный процесс? Сорвать его? Это не допустимо. Пошли с милицией на компромисс. Всех переводчиков отпустили и увезли на машинах в Янгаджу. Командование части обещало наказать их своей властью. Побитые переводчики перед отъездом потребовали вернуть отобранные у них при обыске деньги, часы и другие вещи. Но им ничего не вернули, сказав, что у них при себе ничего не было. И пришлось ребятам смириться, чтобы их отпустили и уголовного дела на них в милиции не заводили. И милиционеры это «дело» замяли.

Через два дня после этого ЧП Ершова вызвали в Особый отдел, и начальник спросил его, как в милиции Красноводска оказался паспорт Владимира. Оказалось, что этот Сергей Ермаков, чтобы избежать ответственности за драку, вместо своего паспорта, предъявил паспорт Владимира. Когда все прояснилось, Владимир получил от начальника Особого отдела и свой паспорт, и посылку из Москвы. Вот такая приключилась катавасия с переводчиками. В наказание всех переводчиков лишили увольнения в город на месяц. А по городу пошли слухи, что на вокзале поймали много беглых из колонии особо опасных преступников…

Мария сразу поняла, что муж пришел со службы не в духе, какой-то возбужденный, взъерошенный, как никогда.

– Что Володенька не весел, что головушку повесил?

– Кончай свои литературные познание выказывать. Не до того сейчас. Не смешно.

– Что случилось? Ну-ка, рассказывай!

– Переводчики наши бастуют. Хотели письмо коллективное в Генштаб направить. Жаловаться.

– На кого?

По их требованию состоялось общее собрание с участием командира части, замполита, начальника по снабжению…. Конечно, они правы, но…. За коллективное письмо можно и схлопотать. Ну, приедет генерал. Выстроят всех на плацу в трех метрах друг от друга, и генерал будет к каждому подходить и слушать жалобу, которое ему на ухо выскажут, и записывать. Он же все не запомнит, а кто-то будет переписывать жалобщиков, а потом с ними разбираться после отъезда генерала. Поэтому умные промолчат, а на дураках отыграются. Все это не очень здорово. Правда, один генерал попросил удалиться с плаца всех лишних людей и запретил кому-либо что-либо записывать. Но я член коллектива, и тоже выступил вместе со всеми, но я же штрафник…

– А в чем дело-по сути?

– Переводчики раскопали, что их обделяют с летным пайком, который им положен. Не докладывают мяса, масла яиц, овощей…. Или ворует кто-то, или просто не доглядели. А кормят их три раза в день. Я тоже обедаю. Но с другими офицерами, так как я в штате части. А с другой стороны, я их коллега. Обещали разобраться. Но переводчики все равно изложили свои претензии в заявлениях. И я тоже не мог их не поддержать. Продолжение, как говорится, следует. А какое? Как это все отразится на всех жалобщиках? Вот в чем вопрос. И еще. Выяснилось, что им, офицерам, как и рядовым, добавляют в чай, кофе и еще куда бром, так сказать, чтобы снять сексуальное напряжение и притушить дурные мысли. Это тоже всех возмутило. И тоже будут разбираться, так ли это на самом деле.

– Ешь, ешь, любимый, доедай! Не волнуйся! Все будет хорошо! Распетушился! О-е-ей!

Мария целует мужа в губы, гладит и прижимает его голову к своей груди.

– Успокойся! Успокоился? Вот и хорошо! Иди ко мне! Я тебя приголублю.

Мария снимает с Владимира ремень с портупеей и нежно увлекает мужа в другую комнату, на тахту…

После учебных стрельб на полигоне и отъезда иностранцев к себе на Родину, Владимиру предоставили отпуск, и они с Марией полетели сначала в Москву. Там продали машину, и Мария с Энрике отправилась на Кубу навестить родителей, а Владимир с младшим сыном поехал на море в Анапу укрепить здоровье сына. После отпуска вернулись все вместе в часть. Дослуживать.

Кирпичный дом в подмосковном городке утопает в цветущем жасмине. Сирень уже отцветает. Во дворе на сдвинутых друг к дружке скамейках сидят девчата и ребята. Один из парней заканчивает настройку гитары.

– Ну, что, грянем?!

– Грянем!

К ватаге подходит статный смуглый юноша в военной форме в звании лейтенанта.

– Привет, певцам! Как всегда поем?!

– Здорово, Энрике! Присоединяйся к нам. Конечно, поем!

Энрике присаживается. И не сводит глаз с белокурой девушки. Высокий кудлатый парень с гитарой говорит Наташе.

– Вы вместе с Энрике исполните нам, пожалуйста, что-нибудь эдакое!

Наташа берет лежащую рядом с ней гитару и устраивается поудобнее на скамеечке.

– Нашу любимую? Эту? «Как я люблю тебя тысячу раз»?

– Точно!

Энрике ждет пока не начнет играть Наташа и тогда тоже трогает струну.

В скромно обставленной комнате Мария смотрит телевизор. Володя, стоя на цыпочках на стуле, вставляет в люстру лампочку.

– Влади, – не оборачиваясь, зовет его жена.

Володя занят своим делом.

– Я к тебе обращаюсь, Бобо, – якобы сердится Мария, – Ты меня слышишь? Понимаешь? Или к тебе особое обращение, по-испански, требуется?

– Бобо слушает, хотя я не бобо, не дурачок, то есть.

– Ты знаешь? – Энрике тебе уже говорил, что собирается ехать на Кубу? В Лурдес. Он же электронщик. Со знанием языка. Это по его специальности.

– Нет, еще не говорил, – Владимир включил магнитофон. Зазвучала мелодичная кубинская джазовая музыка.

– Загорелся! «Обязательно, – говорит, – поеду. Это ж наш аванпост! И мой долг Родину защищать!»

– Правильно говорит. Пусть едет. Посмотрит, где мы там с тобой когда-то гуляли. Помнишь?

– Всё, всё помню, родной! – обняла мужа Мария, – «Репарто Коли», Малекон, парк Художеств…. Все помню!

А во дворе ребята Наташа и Энрике в две гитары задорно поют песню Юрия Визбора «Турбины ТУ»:

– За орденами в Душанбе два капитана К! Г! Б! Всю ночь таранят темноту турбины ТУ, турбины ТУ!

Наташа смотрит многозначительно и игриво на Энрике, который улыбается ей в ответ. Ребята им хором подпевают.

В столовой сидят за бутылочкой водки двое седых мужчин, журналист газеты «Красная Звезда» Альберт Потапкин и тоже полковник в отставке Артем Яхонтов и предаются воспоминаниям о своих таких уже далеких годах пребывания на Кубе. Артем хитро прищуривается.

– А мне, знаешь, как удалось, провезти попугая с Кубы? Я в Марокко купил килограмм апельсин и в «Шереметьево» сунул их под нос таможенникам, а попугай мой сидел в это время напичканный димедролом в мешочке у меня подмышкой, на растяжках, ну как в кобуре пистолет. Таможеннику я апельсины со скандалом отдал, зато от попугая его внимание отвлек. И провез. Этот попугай у меня долго жил пока его один мой гость на вечеринке ветчиной не угостил.

– Вот был еще случай. Чтобы провести попугая, один парень накачал его кагором и посадил попку в самолете на полке для ручной клади под пять или шесть соломенных шляп. Попугай молчал всю дорогу, а когда приземлились и стали готовится к выходу, парень с ужасом увидел, что попугай за время перелета прогрыз насквозь все шесть или пять шляп. Вот, оказывается, почему он, паразит, все время молчал. Делом занимался. Времени зря не терял.

– Да, старик, я знаешь, кого здесь недавно встретил около метро «Текстильщики»? Володьку Ершова! Помнишь? Того, что на кубинке в шестьдесят восьмом году женился? Помнишь эту историю о настоящей, верной, чистой, преданной всепобеждающей любви. Ведь к этой кубинке столько наших генералов и адмиралов клеилось. Но эта кубинка всем от ворот поворот! И Володька этих генералов и полковников так отшивал! Вот поэтому – то он до сих пор майор, когда все его однокурсники уже полковники и генералы.

– Да ты что? На самом деле? И вы друг друга узнали?

– Узнали! Еще как! И жена его…. Такая гранд-дама. Величава! Идея! Ты же корреспондент «Красной Звезды». А напиши в своей газете статейку об этом удивительном случае! Напиши про ту международную, интернациональную, молодежную свадьбу в «Репарто Коли».

– Я бы написал, но, чтобы написать, надо бы освежить в памяти те дни, хорошо бы с Ершовыми встретиться и побеседовать. Как они к этому делу отнесутся? А ты его адрес, телефон не взял?

– Не взял, дурак я. Как-то в спешке все произошло.

– Но ничего. Я тебе дам телефончик моего приятеля из ФСБ. Он тебе кого угодно разыщет. Идет?

– Это, уж, в крайнем случае. Сначала я попробую Ершова по своим каналам разыскать. У меня есть база данных. Купил по случаю в электричке. Какой-то ханурик ходил и предлагал за сто рублей дискету с телефонами всех жителей Москвы и Подмосковья. Я и купил. На всякий случай. Вот теперь и попробую этой дискеткой воспользоваться. Как только их найду, тебе сразу перезвоню. А мысль твоя интересная. Ну, давай! Бриндемос! Выпьем за нашу Кубу!

Приятели запели чуть охрипшими голосами:

 
– Небо надо мной, небо, небо надо мной, как сомбреро, как сомбреро!
Берег золотой, берег золотой, Варадеро, Варадеро!
Куба далека. Куба далека. Куба рядом!
Это говорим, это говорим мы!
 

Дома журналист вставляет дискету в компьютер и обнаруживает, что в Москве и Подмосковье проживает много Ершовых.

– Девяносто девять Владимиров Ершовых! А отчества его я не помню. Придется обзванивать всех по очереди.

Он набирает первый номер телефона.

– Извините, это квартира Владимира Ершова?

– Да, а кто его спрашивает? – отвечает ему женский голос.

– Скажите, а Владимир бывал когда-нибудь на Кубе? Я разыскиваю своего товарища. Я, полковник, в свое время тоже был военным переводчиком на Кубе.

– Нет, никто у нас на Кубе не бывал.

– Извините.

– Не за что.

Журналист звонит по второму телефону:

– Простите, это квартира Ершовых?

– Да. А что Вам надо?

– Я ищу приятеля своего, Владимира. Мы с ним в семидесятых годах служили вместе на Кубе.

– Проснулся! Мой отец уже умер, но он никогда на Кубе не был. Это точно. Привет!

После нескольких часов поиска, сделав более шестидесяти звонков, журналист услышал в трубке приятный голос женщины с легким акцентом:

– Да, мой муж был на Кубе переводчиком.

– А Вас зовут, случайно, не Мария?

– Мария. Я супруга Владимира Максимовича.

– А я…я… Альберт, Альберт Потапкин. Может, вспомните? Я жил рядом с домом Володи в районе «Репарто Коли». Ну, там, где жили наши военные советские советники, специалисты и переводчики.

– Не могу так сразу вспомнить. Извините. Столько времени с тех пор прошло.

– Мария, а когда Владимир Максимович будет дома? Я хотел бы с Вами встретиться. Надо бы поговорить. Это можно? Вы не возражаете? Я корреспондент газеты «Красная Звезда».

– Я думаю, можно. Он вечером придет со службы. Перезвоните ему часиков в девять и договоритесь. Только мы не в Москве живем.

– Я знаю. Отлично! Я Вам перезвоню вечерком. Нам есть, что вспомнить, о чем поговорить. Очень, очень рад Вас, Марусечка, слышать. Столько лет! Куба! В общем, до встречи! Привет Владимиру Максимовичу от Потапкина Альберта! До свидания!

– Передам. Звоните, Альберт. Володя будет рад. Hasta pronto, – по-испански попрощалась Мария.

– Hasta la vista, – тоже по-испански отвечает ей радостно Илья и, потирает удовлетворенно руками, – Получилось!

Журналист едет на электричке в подмосковный городок на встречу с Владимиром Максимовичем Ершовым и его супругой. Задумчиво смотрит в окно.

– Интересно, как они отнесутся к моему предложению?

И вот перед ним сидят на диване его знакомые по Кубе. Мария обхватила руками левую руку мужа, прижалась к нему, склонив голову ему на плечо. Потапкин включает диктофон и ставит его на стол перед Владимиром Максимовичем.

– Не страшно? Или, может, без него?

– Нет. Не из пугливых! Можно начинать?

– Включаю, – Альберт не может оторвать глаз от этой удивительной супружеской пары.

Вскоре, – Начинает свой рассказ Владимир, – после окончания Института военных переводчиков, весной или, может, уже летом, не помню, тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года я, новоиспеченный молоденький лейтенант, был направлен в качестве военного переводчика для выполнения интернационального долга в мою первую и последнюю служебную загранкомандировку. Ничего мне после Кубы не светило и уж не светит. А и ладно! Итак, я летел на Кубу в огромном по тем временам турбореактивном «Ту-114» с остановками в Мурманске и Шенноне с большими планами на будущее…

Владимир Максимович, ласково поглаживает смуглую руку прильнувшей к нему его верной супруги.

Экзамен

Из троллейбуса выходит элегантный молодой человек лет тридцати среднего роста. На нём лёгкий шерстяной костюм светло-серого цвета. Под пиджаком – бежевая рубашка. На ногах – плетёные коричневые босоножки. В руке у него модный коричневого цвета кейс с цифровым замком. Он идёт по дорожке, обсаженной кустами шиповника. Входит в здание Академии внешней торговли СССР, поднимается на второй этаж, где на перемене толкутся такие же, как он, молодые пижонистые люди из разных внешнеторговых объединений Москвы.

– Андрей! – окликает его приятель Михаил.

Он придерживает Андрея сзади за рукав пиджака:

– Ты куда направляешься?

– Привет! Как куда? В деканат. Узнать, где будет экзамен. Ты знаешь?

– В 32-й аудитории. Нам, говорят, не повезло.

– В каком смысле?

– Принимать у нас будет профессор. Доктор тех ещё наук. Строгая, говорят, аж жуть! Режет направо и налево, невзирая на личности. У неё, рассказывают, присказка такая есть, что на пятёрку знает только Бог, она знает на четвёрку, а остальные – сам понимаешь, – грустно вещает Михаил. – Ты как, готов?

– Я всегда ко всему готов. Как пионер, поднимает ладонь к виску Андрей. – А как её хоть зовут?

– Кого?

– Экзаменаторшу.

– Татьяна Алексеевна.

Коллеги входят в класс, рассаживаются. Один стол стоит подальше, около доски. Со звонком, известившим об окончании перемены, в аудиторию входит высокая, стройная экзаменаторша с сумкой в руке и с папкой-скоросшивателем под мышкой. Все встают, приветствуя её. Женщина, поморщившись, оглядывает учащихся, ставит сумку, отделанную крокодильей кожей, на стол, открывает папку, достаёт экзаменационные билеты и раскладывает их веером на столе. Садится и произносит как бы в задумчивости:

– Добрый день. Ну что ж, пожалуйте-с, товарищи бизнесмены. Берите билеты.

Мужчины, столпившись вокруг стола, по очереди берут билеты и, читая, что им досталось, рассаживаются по одному. Экзаменаторша досадливо передёрнула губой, мол, как это её сюда занесло, достала из сумки детектив и углубилась в чтение. Прошло полчаса. Татьяна Алексеевна победоносно обозрела класс.

– Кто уже готов? За смелость так и быть набавлю полбалла первому, – произносит профессор, окинув томным взглядом аудиторию и посмотрев на свои золотые часики на золотом витиеватом браслете.

В аудитории тишина. У кого-то пискнул телефон.

– Телефоны, пейджеры – всё отключить, – строго произнесла профессорша.

– Я готов! – выстреливает вверх правую руку Андрей.

– Садитесь, – экзаменаторша показала Андрею на стул рядом с ней, – все личные вещи оставьте у себя на столе.

Андрей садится за стол напротив жгучей шатенки бальзаковского возраста в дорогом шерстяном платье, плотно облегавшем её тело и подчеркивающем все достоинства и недостатки ее фигуры. С закинутой ногой на ногу она смотрелась эффектно.

– Итак, слушаю вас внимательно, молодой человек, – произносит певуче дама на глубоком выдохе без всякого интереса к экзамену и к Андрею лично.

– Многоуважаемая Татьяна Алексеевна, – чувственно обращается к ней Андрей вполголоса, чтобы другие не слышали. – Осмелюсь заметить, мало того, что вы такая милая, очаровательная и привлекательная, но у вас к тому же тонкий, замечательный вкус. Я вам сейчас это докажу.

Экзаменаторша от неожиданности вздрагивает, явно впадает в ступор и не может с ходу решить, как ей поступить: сразу сделать вид, что рассердилась, или же подождать.

– Вот, смотрите, – уже тараторит без остановки Андрей, не переводя дыхания, – на вашей правой руке, рядом с обручальным кольцом красного золота 96-й пробы, золотое колечко, пожалуй, середины ХVII века. С чистейшим бриллиантом идеальной огранки. Карата два с половиной будет. Нет, скорее всего, три.

– Угадали.

– В качестве выражения массы драгоценных камней в старину было взято семя цератонии весом две десятых грамма, с помощью которого люди проверяли весы. Семечки цератонии настолько малы, что даже самая современная техника не способна измерить разницу в весе двух семечек. И назвали эту меру измерения каратом. Ну, это я так, к слову. А на среднем пальчике вашей левой, Татьяна Алексеевна, руки с очаровательным запястьем кольцо с опалом. Это опал – арлекин. Или восточный опал. Назван он так за его опалесценцию на огненном фоне. Дайте мне, пожалуйста, вашу длань.

Экзаменаторша растерянно, как под гипнозом, протягивает свою руку, и Андрей нежно кладет её ладонь на свою ладонь.

– А на этом пальчике колечко с красноватым сердоликом. «Сердолик» – русское слово, означает «радующий сердце». Он избавляет от любовных страданий. Повышает сексуальность и потенцию. А вот браслет из агата-самого сильного оберега от сглаза, зависти и сплетен. Он притягивает богатство. Все камушки, которые вы с таким большим вкусом подобрали, говорят о том, что ваш знак зодиака – Весы, а ваша планета – покровительница – Луна, так как вам нравятся камни Луны. А на вашей лебединой шейке – ожерелье из чёрного жемчуга. Очень редкое и дорогое. Черный жемчуг – Мраморного моря. Жемчуг – это символ верной любви, оберегает от сглаза.

Андрей выжидающе молчит и влюблённым взглядом впивается в расширенные, трепещущие и часто мигающие карие глаза доктора наук. Татьяна Алексеевна с заметным румянцем на щеках, смущаясь неожиданно для себя самой, повела, поёживаясь по – кошачьи, плечами:

– Пятёрка! – громко, чтобы было слышно всем, произносит профессор, – Хорошо Вы владеете предметом. Где ваша зачётка? Какой там у вас номер билета?

Андрей протягивает экзаменаторше билет:

– Вот, пожалуйста, седьмой, многоуважаемая Татьяна Алексеевна.

– А какой у вас вопрос?

– Кредитные и расчётные отношения.