Текст книги "Хоккей с мечом (сборник)"

Поликарп Матвеевич продолжал стоять истуканом посреди перрона и смотреть непонимающим, очумелым взглядом на удравшую гадалку. Постепенно придя в себя, он проверил бумажник, золотые часы: всё оказалось на месте. Варшавский поезд уже показался вдали, но купец, заинтересованный более не встречей, а поведением цыганки, пошел к лавке, на которой расположилась стайка гадалок.

– Ты почему сбежала, чернобровая? – подойдя, удивленно спросил он.

– Тебе чего, красавчик? – вмешалась пожилая цыганка, преграждая собой дорогу к молодой напарнице.

Чернобровая поднялась с лавки, что-то шепнула защитнице на ухо, отчего пожилая переменилась в лице.

– Ступай, красавчик, ступай! – вновь заговорила пожилая, но тон ее теперь был несколько испуганным. Она сторонилась взгляда купца, прятала глаза. – Всё у тебя будет хорошо. Ступай!

Поликарп Матвеевич непонимающе смотрел попеременно то на молодую, то на пожилую. Меж тем поезд подходил к перрону. Засуетились встречающие, носильщики прибавили скорости тачкам и громкости окликам. Клубы паровозного пара окутали Поликарпа Матвеевича и стайку гадалок, а когда белесый занавес развеялся – лавка оказалась пуста. Цыганки в готовности оказать услуги приезжим разбрелись вдоль прибывшего состава.

* * *

Из вагона первого класса на перрон проворно выскочил коренастый мужчина лет двадцати пяти. Одет он был в короткий темный сюртук и такого же цвета штаны, заправленные в расшитые по голенищам остроносые замшевые сапоги. На нем была низкая, чрезвычайно широкополая шляпа. Темная резная полированная трость в руке, небольшой саквояж крокодиловой кожи, неуловимая легкость и некоторая развязность движений, свойственная уверенным преуспевающим людям, придавали персоне неподражаемую выразительность, особенный нездешний колорит. Чисто выбритое смуглое скуластое лицо его выражало спокойствие. Привычным движением он повесил трость на запястье, подал руку шедшей сзади дородной даме в шикарном темно-фиолетовом бархатном платье, после помог молоденькой барышне, одетой не менее богато. Барышня слегка замешкалась и протянула услужливому кавалеру руку, занятую большой шляпной коробкой, однако, быстро осознав неловкость, подала свободную. Выбравшись из вагона, она мило улыбнулась, изобразив легкий реверанс и что-то проговорив. В ответ мужчина чуть наклонил голову, коснувшись пальцами своей огромной шляпы. Дородная дама натянуто улыбнулась и, просверлив строгим, осуждающим взглядом молодую спутницу, ухватила ее под руку и потащила прочь. Та лишь виновато оглядывалась, а мужчина, улыбнувшись, послал ей воздушный поцелуй.

Двое носильщиков, приметив озирающегося по сторонам иноземца, обгоняя друг друга, двинули телеги к вагону. Естественно, что более молодой оказался и более проворным.

– Чего изволите? – спросил он, едва не зашибив клиента тачкой.

– Скажи-ка, любезный, отчего я не вижу своего горячо любимого братца? – невозмутимо спросил иноземец на чистейшем русском.

Юноша вылупился на него, натужно соображая, что ответить на столь неуместный вопрос.

– Э-э-э, – только и смог промычать он в ответ.

– Что «э-э-э»? – ехидно передразнил оказавшийся русским приезжий. – Пошел вон, раззява! Едва не наехал!..

Носильщик сообразил, что сейчас этот господин прольет на его бедную голову переполненный ушат неудовольствия из-за забывчивости или непунктуальности своего родственника. Он принялся пятиться, потянув за собой видавшую виды тачку. Перепало бы незадачливому носильщику, не покажись неподалеку Поликарп Матвеевич. Нервный пассажир, к радости юноши, оставил его в покое и с распростертыми объятиями устремился навстречу громиле-родственнику.

Приезжего мужчину звали Иваном Матвеевичем, а доводился он купцу Дубинину младшим братом. Судьба развела их лет семь тому. После трагической гибели родителей, бросив дом и не собирая пожитков, сбежали братья от барина, в Петербург подались. Однако из-за отсутствия паспорта угодил Поликарп в каталажку, а Иван случаем на корабль попал да так и уплыл в Америку. С тем и расстались братья надолго. И встреча, как расставание, нечаянной была: разбогател Иван в Америке, решил брата разыскать да на новую родину увезти. Прибыл в Москву и наткнулся на громадную надпись на большом кирпичном здании: «Мануфактура П. М. Дубинина».

Вот так оба из грязи да в князи. Жилка деловая, видать, в крови дремала. Теперь же Иван Матвеевич в Польшу к знахарю известному ездил, спину подорванную лечил, ну и дела кое-какие семейные улаживал.

– Ну, где ж ты запропал, братец? Отчего не встречаешь? – беззлобно упрекал приезжий, улыбаясь во весь рот, отчего выбеленные зубы его на фоне смуглого загорелого лица сверкали, будто жемчужины.

– Да вот, замешкался тут… с цыганками… – оправдывался купец.

– Ну, здравствуй, Поликарпушка! – наконец обняв брата, приветствовал Иван Матвеевич.

– Здорово, Ванятка! Как здоровье твое? Спина не беспокоит больше? Привез ли весть добрую? – сходу спрашивал купец.

– Не беспокоит спина. Правду о знахаре говорили – кудесник, каких поискать. И весть привез, Поликарпушка, хорошую весть! – ответил младший.

Они пошли вдоль перрона к выходу с вокзала. Чернобровая цыганка провожала их испуганным взглядом, что-то шепча пожилой своей напарнице.

* * *

У клуба господина Кречинского собралась огромная толпа. Внутрь пускали только по пригласительным билетам. Все они были распроданы еще утром, хотя цена была в рубль. Перекупщики уже торговали по два, но даже за такие деньги желающих увидеть игру оказалось гораздо больше, нежели могли вместить залы: Гриндерман постарался – статейка ажиотажу подбавила. Толпа расходиться не думала, а напротив, пополнялась новыми страждущими зрелищ и ставок. Поговорив за закрытыми дверями с хозяином букмекерской конторы Поленовым, Кречинский распорядился назначить человека на балкон. Он должен был объявлять публике у входа о забитых шарах и ходе игры. Ставки принимались повсюду – кассиры кружили по залу, караулили на лестницах, дежурили у входа.

Лука Сергеевич, удачно продавший стол и тем заслуживший личный пропуск, находился в самом центре событий. Он словно приклеился к колонне у главного бильярда предстоящего вечера. Никакая сила не могла бы сдвинуть его со столь удачного места. Рядом стоял Гриндерман. Они переговаривались, обсуждая присутствующих. Лука Сергеевич искал взглядом Дубинина. Ему не терпелось получить обещанные двадцать рублей и сделать ставку. На победу Кречинского принимали один к трем, как он и предполагал. Поликарп Матвеевич явился с братом. На младшего Дубинина смотрели как на часть представления. Его одежда, осанка и манеры вызывали интерес у всех: чины откровенно ухмылялись, разночинцы смешливо перешептывались. Иван Матвеевич, казалось, не обращал на то никакого внимания.

Явился Перро. За ним, словно оруженосец, с киями в черном кожаном чехле неуклюже шествовал приодетый во фрак слуга Гримонье. Одежка была не по персоне, и выглядел он совершенным индюком. Публика оживилась, шепот усилился до сплошного гула. В углу залы появился скрипач. Звуки скрипки немного сгладили всепроникающий гомон.

Лука Сергеевич вопросительно посмотрел на Дубинина, тот наконец вспомнил об уговоре: не говоря ни слова, вручил литератору четыре пятирублевых ассигнации. Гриндерман косился, пытаясь сосчитать, однако Желудев подставил ему спину.

Приняв деньги, Лука Сергеевич заметно засуетился. Ему непременно хотелось сделать ставку, но, как назло, кассира-букмекера рядом не оказалось. Теперь он стоял в нерешительности – покинуть столь выгодное место явно не желал.

– Ставь на француза! – шепнул ему купец. – Кречинский проиграет.

– Да бог с тобой, Поликарп Матвеевич! Как можно? Кречинский – ас бильярда! – заупрямился литератор.

– Ставь, говорю! – вновь шепнул купец.

Появился кассир – Лука Сергеевич помахал ему деньгами. Проворства этому человеку было не занимать – удивительно быстро он просочился сквозь толпу и возник перед литератором. Гриндерман с интересом наблюдал за ассигнациями, пока не говоря ни слова. Лука Сергеевич приметил его раскрытый рот и слегка ошеломленное выражение. Он протянул две ассигнации кассиру со словами: «На победу месье Перро», – а одну пятирублевку с улыбкой вручил Гриндерману, четвертая исчезла в кармане брюк. Кассир сделал запись, протянул квитанцию литератору и уставился на журналиста. Тот суетливо спрятал деньги во внутренний карман сюртука.

– Спасибо, я воздержусь, – проговорил он, похлопывая себя по груди.

К столу подошли игроки. Зал притих. Перро принялся фокусничать: он жонглировал шарами, как это делают циркачи, потом ловко бросал их на стол. Шары вращались, бились друг об дружку и раскатывались по лузам. Зал ликовал.

Кречинский несколько приуныл. От волнения он то и дело елозил по лбу платком, вытирая испарину.

Наконец партия началась. Каждый поставил на кон по тысяче золотом. Играли в «Русскую пирамиду». Кречинский выиграл биток. Разбил весьма неудачно: шар номер двенадцать подошел к угловой лузе. Перро не смазал. Следующим был забит номер второй. Четырнадцать – ноль – ход перешел к Кречинскому. Номер третий влетел в лузу с глухим шлепком, номер пять заупрямился, но от центральной лузы отошел. Началась тягучая партия. Оба осторожничали. Никто не желал подставляться.

Иван Матвеевич стоял теперь между литератором и братом. Лука Сергеевич, не отвлекаясь от игры, слушал комментарии русского американца, обращенные к Поликарпу Матвеевичу:

– Этот лягушатник на публику играет. Смотри, что выделывает! Нарочно прямые мажет! Готовит ротозеев к игре со Скобелевым. Кстати, он ведь сделал ставку на себя через подставное лицо – три тысячи! Умен, пройдоха!

– На генерала ставить будем? – тихонько спросил купец.

– Нет. Генерал слаб, да и однорук к тому же. Пусть ажиотажа подбавит, – ответил американец.

Лука Сергеевич отвлекся от бильярда и теперь весь обратился в слух.

– Так кто, если не он?

– Часовщик.

– Он же гол как сокол!

– А мы на что?

– И то верно! Ставки к двадцати поднимутся! Ох и умен ты братец, весь в меня!

Партия оказалось долгой. Счет скакал в пользу то одного, то другого. Когда на столе остался последний шар номер пять, в зале наступила полная тишина. При счете семьдесят против пятидесяти пяти в пользу француза бил Кречинский. Позиция была простой, и будь то обычная рублевая игра, то Кречинский вколотил бы шар не задумываясь. Теперь же на кону стояла тысяча, не говоря об игровом престиже. Кречинский сменил пятый за вечер платок, но пот всё равно застил глаза. Дрожащей рукой он намелил наклейку и сам кий.

– Пятый в угловую, – объявил он, прицеливаясь.

Удар получился не хлестким, и шар едва не застрял в узкой лузе. Когда же он нехотя свалился, у Кречинского навернулась слеза. Он плакал и смеялся, совершенно не стесняясь. Однако напряжение в зале не спадало. Согласно правилам «Русской пирамиды», к последнему забитому прицельному шару прибавили десять. В итоге счет сравнялся – семьдесят – семьдесят. Назначили розыгрыш.

Кречинский пробил из дома, но шар остановился на чужом поле. Француз оказался на высоте – он выиграл право на биток.

Удар, который произвел Перро, обсуждали долго. Он пробил из дома через поле в центр прицельного шара. Такого удара никто не ожидал, потому после объявления лузы зал зашумел, как пчелиный рой. Удар был великолепен! Прицельный шар, отскочив от заднего борта, вернулся к остановившемуся посреди поля битку, «чокнулся» и медленно, но верно закатился в назначенную лузу.

Кречинский расчувствовался и сгоряча сломал кий, после чего поспешно покинул зал. Перро принимал поздравления.

Лука Сергеевич облегченно выдохнул и поспешил получить приличный выигрыш. Гриндерман с завистью смотрел ему вслед. Дубинины вышли, о чем-то весело переговариваясь.

* * *

Андрей Петрович Уточкин был потомственным часовым мастером. Каких только часов ни ремонтировал он! И карманные, и настенные с кукушкой, и напольные маятниковые с колокольным перезвоном… Какие только люди ни просили взглянуть на драгоценные свои ходики, починить, отладить. Сам генерал-губернатор приглашал мастера настроить огромные напольные часы в прихожей своего особняка. Но больше всего нравились Андрею миниатюрные часики мисс Джейн Томпсон, дочери британского торгового атташе. Впрочем, не столько малюсенькая швейцарская безделушка пленила сердце часовщика, как сама хозяйка часов.

В день, когда юная англичанка впервые принесла в мастерскую часики в серебряном корпусе, Андрей собирался посетить игорный клуб господина Кречинского. Его давно приглашали туда друзья, но без отцовского позволения он пойти не решался. Наконец пришел тот день, когда Петр Алексеевич отпустил сына. В тот самый миг, когда родитель делал последние наставления, вошла она. Забыв обо всем, Андрей принялся расспрашивать барышню о часах, при этом не спуская глаз с миленького личика. Петр Алексеевич удивленно смотрел на сына, минуту назад спешившего к друзьям в клуб, а теперь усевшегося за рабочий стол, не переставая нести какую-то околесицу очаровательной клиентке. Английский, всегда с великим трудом дававшийся Андрею, забил фонтаном из его уст. Петр Алексеевич поднял очки на лоб и тихонько, стараясь не привлекать внимания, вышел из мастерской.

Они болтали около часа и вышли вместе. Андрей проводил девушку к особняку при английском посольстве, где и наткнулся на литератора Желудева. Лука Сергеевич не преминул воспользоваться случайной встречей с часовым мастером, попросил взглянуть на отстающие карманные часы. Андрей тут же устранил неисправность и был приглашен литератором в Английский клуб. Желудев угостил мастера коньяком, они сыграли в карты, в бильярдном зале Андрей впервые взял в руки кий. Прошло меньше года с тех пор, а Андрей Часовщик прослыл великолепным бильярдистом. Предложение стать маркером Английского королевского клуба он принял с радостью. Джейн, разумеется, клуб не посещала, но жила неподалеку. Из окна бильярдного зала Андрей часто наблюдал за вечерним променадом возлюбленной. Он непременно выходил на улицу, провожал Джейн к дому.

С тех пор днями Андрей просиживал в часовой мастерской, а вечера проводил в окружении дипломатов, представителей и просто богатых повес. Часики мисс Джейн Томпсон постоянно ломались, но предложения отца купить новые отвергались. Она упрямо носила их мастеру. Андрей не жульничал с часами, каждый раз он чинил их как никакие другие. Он мог поклясться, что они будут ходить вечно, но… бедные часики постоянно попадали в воду, песок, на них выливали вино, кофе, чай; снова и снова они попадали в руки мастера… После каждого ремонта следовала прогулка по городу, беседы на смеси русского с английским, веселый смех Джейн.

* * *

После приезда в Петербург француза Перро в Английский королевский клуб дважды наведывался Лука Сергеевич. Он показывал Андрею статью в «Ведомостях» и настоятельно советовал установить новый бильярд. Следующим вечером о том же говорил и журналист Гриндерман, он тоже расхваливал стол и объяснял, что волну посетителей непременно перехватит Кречинский, уже сделавший заказ. Андрей разводил руками, обещал осведомиться у управляющего клубом, но вскоре позабыл, ибо произошло нечто.

К полуденному часу следующего дня в часовую мастерскую вошла худощавая пожилая усатая англичанка. Она, деловито примостив в глазную впадину монокль, долго оглядывала молодого часовщика. Потом мужским баритоном спросила:

– Мистер Андрэ Уточкин?

– К вашим услугам, сударыня, – почтенно приклонив голову, ответил Андрей.

Она протянула в окошко часики мисс Джейн и проговорила сердито:

– Вы должны понимать, что между вами и мисс Джейн ничего не может быть. Так что будьте любезны, извольте починить часы как полагается! Я зайду за ними завтра в это же время. Надеюсь, вы понимаете, что мисс Джейн Томпсон больше сюда не придет.

Высокомерно задрав подбородок, она покинула мастерскую. Петр Алексеевич сочувственно посмотрел на сына. Андрей встал из-за стола – работать в тот день он больше не смог, сильная дрожь в руках не отпускала.

Вечером в клуб наведался мистер Генри Томпсон, отец Джейн. Он и раньше поигрывал в бильярд, потому имел знакомство с маркером. В этот же раз он пригласил Андрея за свой стол и принялся объяснять, что против него ничего не имеет, но никогда не выдаст дочь за нищего часовщика. Беседа, а точнее монолог мистера Томпсона, длился долго и мог бы продолжаться еще неизвестно сколько, если бы не одно весьма веселое происшествие.

За третьим столом генерал Скобелев играл с мистером Ридли, помощником посла. Ридли проиграл. Оказалось, что, набравшись шампанским, они устроили игру на кукареканье под столом. Смех разразил Томпсона, когда из-под бильярда донеслось кудахтанье и хриплый вопль Ридли. Андрею было не до смеха, к тому же он уже привык к веселым причудам игроков. Воспользовавшись моментом, он покинул мистера Томпсона и, сославшись на дурное самочувствие, вышел на воздух.

Мимо здания клуба в белоснежном фартучке поверх синего ситцевого платьица, с плетеной корзинкой в руке, проходила пышногрудая Марта, дочь булочника, немца Альфреда Клюге. Вокруг фройлен Марты вился незнакомый молодой человек в студенческом унифицированном сюртуке. Он что-то весело и неугомонно болтал, забегал вперед, шел задом, жестикулировал, спотыкался, отчего Марта громко смеялась. Это повторялось вновь и вновь.

Андрей смотрел на них с завистью. Он понимал, какая пропасть между ним и Джейн.

«Деньги, будь они неладны! – кружилось в голове Андрея. – Мне нужны деньги. Много денег. Если бы я был богат, то… Эх! Как несправедлива жизнь!»

По мостовой протарахтела коляска извозчика. Она остановилась у особняка мистера Томпсона. Вышла Джейн и какой-то иностранец в широкополой шляпе. Мужчина проводил Джейн до кованой калитки, поцеловал руку. Они расстались, но сердце Андрея едва не выскочило из груди. Ухажер вернулся в коляску, она развернулась, минуту спустя остановилась у здания клуба. Иностранец отпустил извозчика и направился к входу. Он остановился у двери, задумался, осмотрел Андрея.

– Вы Андрей Часовщик? – вдруг спросил он на чистейшем русском.

Андрей удивился лишь произношению. Он устало выдохнул, ожидая продолжения начатых еще пожилой англичанкой объяснений о несовместимости его и Джейн.

– Да, это я, – уныло ответил Андрей.

– У меня к вам разговор, – начал незнакомец, но, заметив, как помрачнел собеседник, уточнил: – Деловое предложение.

– К вашим услугам, господин… э-э-э… простите?

– Иван Матвеевич Дубинин, – представился наконец мужчина.

* * *

Спустя два дня в «Ведомостях» появилась статья за подписью Гриндермана, в которой говорилось, что маркер Английского королевского клуба Андрей Уточкин, известный более как Андрей Часовщик, бросает вызов месье Перро. Тысячерублевый вексель на ставку Часовщика подписал купец второй гильдии Поликарп Матвеевич Дубинин. Месье Перро дал согласие на партию в «Русскую пирамиду». В каком из петербургских клубов состоится игра, пока неизвестно. Управляющий Английским клубом мистер Вайд ситуацию не прокомментировал, заявив, что переговоров по этому поводу никто не вел. Далее напоминалось, что запланированная на субботний вечер партия Перро – Скобелев состоится в клубе господина Кречинского.

* * *

Придя вечером в клуб, Андрей был сразу же приглашен к управляющему.

– Проходите, Андрей, присаживайтесь! – не вынимая сигару изо рта, произнес мистер Вайд.

Клубы дыма и сама огромная сигара скрывали выражение лица управляющего, поэтому Андрею было трудно понять, чего ожидать от этого вальяжно рассевшегося в мягком кресле человека – одобрения или скандала.

Андрей уселся на предложенный стул. Понимая, что столь неожиданный даже для него самого оборот дел мог вызвать непредсказуемую реакцию работодателя, чувствовал он себя теперь весьма неловко. К тому же господин Дубинин обещал переговорить с мистером Вайдом, но, судя по газетной заметке, этого не произошло. Андрей напряженно ждал реакции управляющего, но тот с минуту молчал, пускал клубы дыма и изучающе поглядывал на своего маркера.

– Вы рассчитываете на победу? – бесцветно спросил мистер Вайд, продолжая пускать клубы дыма.

– Мне предложили, и я готов играть, – уклончиво ответил Андрей.

– Предложение исходило от мистера Дубинина? – задал очередной вопрос управляющий.

– Да, – односложно ответил Андрей.

– Выходит, что мистер Дубинин уверен в вашей победе? Впрочем, я сам склоняюсь к тому, что вы имеете все шансы обыграть француза.

Наконец-то Андрей дождался эмоций от Вайда. Он немного расслабился.

Меж тем управляющий продолжил:

– Ввиду вашего молчания до выхода статьи, я полагаю, что вопросами организации игры занимается мистер Дубинин?

Андрей лишь утвердительно кивнул.

– К сожалению, мистер Дубинин пока не вел с нашим клубом переговоров касательно организации. Однако я смею надеяться, что такие переговоры пройдут в ближайшее время?

Андрей пожал плечами, давая понять, что не владеет вопросом.

– Вы, как непосредственный участник предстоящей партии, могли бы сделать определенный акцент при выборе места встречи, особенно учитывая тот факт, что вы являетесь нашим сотрудником… – недвусмысленно дал понять управляющий.

– Непременно, – ответил Андрей.

– Вы должны понимать, что такого рода встречи привлекают большой поток посетителей, что в свою очередь весьма положительно сказывается на успешности клуба.

– Да, мистер Вайд, я понимаю, – подтвердил Андрей.

– Вот и славно, вот и хорошо! – улыбнулся управляющий и добавил расслабленно: – Зайдите в кассу к мистеру Байлоку, он выдаст вам триста рублей премиальных.

Выходя из кабинета управляющего, Андрей наткнулся на Луку Сергеевича, тот торопился обсудить вопрос покупки клубом нового бильярда. Сговорились встретиться в зале через полчасика.

Лука Сергеевич вошел в зал с загадочной улыбкой на лице. По его выражению нетрудно было понять, что коммерческий вопрос близок к разрешению, но есть какая-то несущественная помеха делу. Теперь литератор обдумывал, каким наилучшим образом эту помеху удалить.

– Лука Сергеич, у меня к вам будет просьба, – обратился Андрей, едва тот подошел к столу.

– И в чем же она заключается? – с трудом вылезая из омута собственных рассуждений, поинтересовался литератор и добавил, казалось бы, ухватив новую идею за хвост: – У меня к вам тоже дельце наметилось.

Андрей вынул из кармана пачку ассигнаций, покрутил ее в руках и смущенно начал:

– Лука Сергеич, не могли бы вы поставить эту сумму на мой выигрыш? Самому мне запрещено делать ставки, но вы могли бы сделать это для меня.

Литератор вытаращил глаза, раскрыл рот и стоял истуканом добрую минуту, загипнотизированный внушительной суммой в руках явно небогатого часовщика.

– Я… я… непременно-с! – выдавил он наконец, принимая ассигнации.

– Здесь триста рублей, – уточнил Андрей. – Вы говорили о каком-то деле ко мне? Я рад услужить.

– Да… да, дело! Конечно, дело, – бормотал литератор, запихивая в карман деньги.

Все смешалось в голове Луки Сергеевича. Он решительно не понимал происходящего. Он силился найти хоть какое-то обоснование странным поступкам Дубининых, а теперь еще и Часовщика, но ничего не получалось, не складывалось. События последних дней виделись Луке Сергеевичу беспорядочно раскатанными по бильярду шарами – только мастер игры мог разглядеть в этом хаосе беспроигрышные варианты для удара.

– Дело, – продолжал шептать литератор; однако всё, что он хотел сказать, выпорхнуло из головы и не желало возвращаться. – Так, безделица, сущий пустяк…

Он на мгновение умолк, напрягся, силясь вспомнить, вернуть упорхнувшую мысль.

– Услуга за услугу, – наконец опомнился Лука Сергеевич. – Я думаю, что для вас не составит большого труда устроить так, чтобы игра состоялась здесь?

– Вы не первый просите об этом, – спокойно ответил Андрей. – Думаю, что всё так и случится.

* * *

Следующим утром, около одиннадцатого часа, Лука Сергеевич, днем ранее успешно склонивший еще и господина Ширяева к покупке бильярда, спешил уведомить Поликарпа Матвеевича о заказах. Он прошмыгнул в гостиницу, с невероятной легкостью поднялся на третий этаж. Настроение литератора было приподнятым – делиться пятирублевкой с Гриндерманом нужды не возникало, ибо господин Ширяев выступал как частное лицо. Кроме того, он заказал еще шары и кии. Лишь один вопрос мучил теперь Луку Сергеича: перепадет ли что-нибудь с заказанных киев? Ведь про них уговора не было.

Пройдя по коридору этажа, раскланиваясь со встречными господами и дамами, литератор добрался до номера братьев Дубининых. Осторожно постучав, он затаил дыхание, прислушиваясь.

Дверь отворил Иван Матвеевич. Он не очень-то обрадовался приходу литератора, но внутрь пустил. Луку Сергеевича едва столбняк не хватил, когда взгляду открылось невиданное зрелище.

На ковре посреди комнаты сидел негр преклонного возраста. Одежду чернокожего составлял головной убор из перьев крупного попугая, лоскутная круглая, с дыркой для головы, красно-желтая накидка на плечи и нечто вроде юбки невероятно пестрого сочетания множества цветов. В носу африканца было вделто кольцо из черепашьего панциря, на груди висели бусы из костяшек и засушенных экзотических цветов. Негр, казалось, не замечал вошедшего – он сидел с закрытыми глазами и что-то тихонько подвывал, не раскрывая рта.

Лука Сергеевич хотел было открыть рот, чтобы высказать свое недоумение, но сидящий на диване Поликарп Матвеевич жестом попросил помолчать. Литератор бочком осторожно добрался до стула, плюхнулся на мягкое сиденье и вылупился на диковинного туземца.

Негр подвывал минут двадцать. Он раскачивался, словно пьяный, выделывал руками странные движения, будто связывал невидимую нить. В конце он по-утиному крякнул и открыл глаза. Дубинины тут же увели туземца в другую комнату. Лука Сергеевич чувствовал себя полным идиотом. Он так и не решился подняться со стула – продолжал сидеть, робко сложив руки на коленях.

Вернулись Дубинины. Поликарп Матвеевич молча протянул литератору свежий выпуск «Ведомостей». Статья того же Гриндермана повествовала о безнадежности попытки Андрея Часовщика противостоять французскому гению бильярда. Приводись примеры из беспроигрышного московского турне месье Перро. Вывод был однозначен: купец Дубинин совершил неимоверную глупость, решив финансировать безнадежное предприятие.

Лука Сергеевич прочитал статью и еще более непонимающе уставился на Поликарпа Матвеевича.

– Вот братец мой тебе всё расскажет, – ответил на немой вопрос купец.

Лука Сергеевич несколько напрягся, не приметив на лице купца привычной улыбки, однако жгучий зуд непонимания источил нервную систему литератора. Он с нескрываемым интересом перевел взгляд на Ивана Матвеевича.

– Лука Сергеич! – усевшись на диван, начал тот. – Сказать по чести, с французом этим, Перро, мы знакомы еще по московским его выступлениям. Нам также известно, что он пользуется услугами некого польского колдуна Юзефа Зелемы из Кракова. Этот самый пан Зелема долгое время служил в германском африканском корпусе. Был ранен, едва не умер. Его излечили аборигены. И не только излечили. Прожив год в танганьском племени нгонде, он выучился искусству общения с духами, познал азы африканской черной магии. С Перро они встретились в Варшаве, где француз уже обставлял поляков и офицеров нашей суконной гвардии. Зелема согласился помочь Перро разбогатеть, однако и сам не прочь был подзаработать. Поляк сделал заговор, и Перро больше не проиграл ни одной партии.

Литератор слушал, раскрыв рот. Он откровенно струхнул, услышав о колдовстве, но заноза любопытства жалила больше, чем неясная тревога из-за чародейских штучек.

– Впрочем, месье Перро нам интересен лишь как средство достижения главной цели – это господин Поленов, владелец букмекерской конторы.

Лука Сергеевич был несказанно удивлен таким поворотом дела. Зная старшего Дубинина не один год, он предполагал, что главной его целью могут быть только деньги, причем большие деньги.

Прочитав во взгляде литератора недоверие, Иван Матвеевич продолжил:

– За сим господином имеется один должок, о котором он, пожалуй, даже и не вспомнит. Впрочем, это личное…

Иван Матвеевич замолк, высматривая реакцию литератора. Лука Сергеевич сидел в совершенно очумелом состоянии, раскрыв рот, пытаясь что-то промычать.

– Вы хотите сказать, что он миллионщик? – высказал догадку Иван Матвеевич.

Литератор кивнул.

– Мы выяснили, что на сегодняшний день его состояние оценивается в один миллион двести тысяч рублей с учетом имеющейся у него недвижимости. Поверьте, это не так уж и много, когда речь идет о ставке один к двадцати. Достаточно поставить чуть более шестидесяти тысяч, и этот господин окажется в долговой яме.

– Лука Сергеич, – вмешался Поликарп Матвеевич, – я много раз помогал тебе, настало время и тебе помочь. За несколько минут до начала игры в конторе Поленова ты поставишь пять тысяч, еще пять поставишь у разных кассиров его же конторы. За услугу ты получишь столько же. Смотри, не перепутай контору – нам интересен только Поленов.

* * *

Игра с генералом Скобелевым состоялась спустя неделю после поражения Кречинского. Играли в том же клубе. Настырность Луки Сергеевича принесла плоды – Английский клуб, готовясь к игре своего маркера, обзавелся-таки новым бильярдом. Ставки на Скобелева принимали лишь четыре к одному: сказалось поражение Кречинского и инвалидность самого генерала. Билеты же изначально стоили три рубля, но залы были полны. Андрей пришел и всю игру следил за движениями француза, а после сокрушительного поражения Скобелева поник духом. Генерал же перенес проигрыш относительно легко: поставленная им тысяча была выделена Офицерским собранием Петербурга. Лука Сергеевич остался доволен, так как и глазел бесплатно, и поставил на француза пятьдесят рублей. Гриндерман довольствовался пятирублевкой, ставок не делал и вовсе не присутствовал. Дубинины о чем-то спорили. Поликарп Матвеевич был крайне возбужден – чувствовалось, что он чего-то опасается. Иван Матвеевич объяснял, жестикулировал. Купец несколько успокоился, и они вместе покинули клуб.

* * *

День перед игрой казался бесконечным. Андрей только тем и занимался, что поглядывал на часы, а их в мастерской было более чем достаточно. В конце концов Петр Алексеевич выпроводил сына на воздух, сам закрыл мастерскую, вынул из-за иконы тряпицу-сверток и удалился, ничего не сказав Андрею.

Андрей присел в сквере неподалеку от дома, стараясь ни о чем не думать. Погода стояла хорошая. Улицы были полны праздно гуляющими обывателями. Малыши под строгим наблюдением мам или нянек крошили мякиш голубям. Нахальные воробьи норовили стащить крошки покрупнее, однако всем хватало. Кошка бесшумно пробиралась по высокой траве газона в надежде улучить момент и полакомиться голубятиной. Мальчишка лет пяти приметил лазутчицу, запустил в нее палкой. Кошка выпрямилась, подняла хвост трубой, надменной неторопливой походкой пошла прочь.