Текст книги "Программист и бабочка (сборник)"

Евгений Якубович, Юрий Лопотецкий, Наталья Егорова, Леонид Шустерман, Юрий Нестеренко, Мара Будовская, Изя Шлосберг, Эдуард Золоторевский, Владимир Венгловский, Даниэль Васильев, Юлия Гофри, Семён Каминский, Игорь Джерри Курас, Ирина Кадин, Леонид Шифман
Программист и бабочка (сборник)

От составителя

Даже программисты не станут отрицать, что они народ необычный. Недаром о них сложено столько анекдотов – Василий Иванович с Вовочкой позавидуют. Вот и родилась идея собрать под одним переплетом произведения авторов-программистов.

В сборник вошли рассказы пятнадцати авторов из США, Израиля, России, Украины и Эстонии. Всю информацию об авторах можно найти на сайте издательства «Млечный Путь»: http://milkyway2.com.

Меня как составителя поражает диапазон интересов программистов: прочитав этот сборник, вы узнаете правду о приходе Обамы в Белый дом, о подноготной властвования Сталина, о средневековой Японии, о последствиях грядущей ядерной катастрофы, вопросах генетики и контакте с инопланетным разумом. Тут и сказки, и серьезные рассказы о любви и семье. А юмор… Это только внешне программисты производят впечатление замкнутых, устремленных в себя людей, а на самом деле это очень даже веселый народ.

Не пугайтесь, о компьютерах программисты не пишут, они сыты ими на работе. И их русский язык ничем не напоминает Java и C++.

Пользуясь случаем, благодарю всех участников сборника за сотрудничество и проявленное терпение и понимание. Я получил море удовольствия, работая над составлением сборника. Надеюсь, читатель получит океан!

Леонид Шифман.

Евгений Якубович
Президент и бабочка

Преуспевающий адвокат Джон Маккейн сидел в своем роскошно обставленном кабинете за массивным письменным столом и читал толстую книгу, быстро просматривая страницы. На пестрой обложке мускулистый брюнет, с патронташем через грудь, палил из ручного пулемета по зеленым человечкам, спускавшимся по трапу звездолета. К его спине прижалась длинноногая красавица-блондинка. Время от времени хозяин кабинета откладывал книгу и делал несколько глотков кофе из стоявшей перед ним большой керамической чашки.

Письменный стол был девственно чист. Кроме уже упомянутой чашки, на нем стояла лишь фотография в рамке. На фотографии четверо молодых летчиков облокотились на крыло самолета. Приглядевшись, в одном из них можно было узнать самого хозяина кабинета. На фотографии ему было не больше тридцати лет. Сегодняшнему Маккейну, сидевшему за письменным столом, уже перевалило за семьдесят.

На стене позади стола висели портреты двух президентов США: Франклина Рузвельта в инвалидном кресле с укрытыми пледом ногами и нынешнего президента – Хилари Клинтон, выступающую на лужайке перед Белым Домом. Между фотографиями, прислоненный к стене, стоял свернутый американский флаг.

Дверь осторожно отворилась, и в кабинет вошел секретарь.

– Позвольте напомнить, мистер Маккейн, вас ждут двое посетителей.

– Черт! Откуда они взялись, Феликс?

– Сэр, по четвергам у вас приемный день.

– Какого черта, разве сегодня не среда?

– Боюсь, что нет, сэр, – тоном классического английского дворецкого ответил Феликс. – Сегодня четверг, 11 марта 2010 года. Время – двенадцать часов, и к вам записаны два посетителя. Оба по одному вопросу.

– Уже легче. А отменить никак нельзя? Я же сказал: никаких новых клиентов до конца месяца. У меня отпуск.

– Сожалею, сэр, но это не клиенты. По их словам у них есть для вас какое-то предложение, которое вас непременно заинтересует. К тому же они оплатили визит по высшей ставке. Всего один час.

– Ну, хорошо, впусти их и включи видеозапись. Сам тоже останься и приготовь пистолет.

– Думаю, он не понадобится. Джентльмены представились сотрудниками Доуссоновской физической лаборатории. Оба доктора естественных наук.

– Тем более! – раздраженно ответил Маккейн. – Физики, тоже мне невидаль! Не шестидесятые годы, в конце концов. Еще бы программистами представились! Я, между прочим, тоже доктор права. Однако не кричу об этом на каждом перекрестке.

Феликс молча вышел. Он давно привык к постоянному ворчанию шефа. В молодости тот был страшно вспыльчив; к старости эта черта характера превратилась в брюзжание по любому поводу.

Оставшись один, Маккейн отодвинулся от письменного стола, выкатив из-под него инвалидное кресло, почти такое же, как у президента Рузвельта на фотографии. Привычно раскручивая колеса руками, адвокат подъехал к небольшому столику в углу комнаты, достал из коробочки пару таблеток, запил их минеральной водой и вернулся на свое рабочее место. Едва он положил руки на стол, как за дверью послышались голоса и в кабинет вошли посетители.

– Доктор Кельвин и доктор Аллен, – представил их Феликс. И, обратившись к гостям, добавил: – У вас есть один час для разговора.

Он усадил посетителей в два мягких низких кресла напротив адвоката, а сам занял жесткий стул за небольшим столом сбоку от хозяина. Посетители были чем-то похожи, но эта неуловимая схожесть не поддавалась конкретному описанию. Оба были хорошо и дорого одеты, аккуратно подстрижены и тщательно выбриты. Они достали визитные карточки и вручили их Маккейну.

Адвокат бегло просмотрел их.

– Слушаю вас, господа!

Разговор начал доктор Кельвин:

– Мистер Маккейн, как вы относитесь к путешествиям во времени?

Мистер Маккейн, привыкший за свою адвокатскую практику и к более странным вопросам, невозмутимо ответил:

– Как к интересному сюжету для фантастического произведения.

– Да, это понятно. Но как бы вы отреагировали, если бы узнали, что машина времени существует на самом деле?

– А я должен как-то реагировать?

Посетитель смутился, чего и добивался адвокат. Но тут подключился второй посетитель, доктор Аллен:

– Мистер Маккейн, мы говорим вполне серьезно. Дело в том, что в нашей лаборатории ведутся работы по созданию машины времени. Хотя и не совсем такой, как ее описал Герберт Уэллс. Во-первых, действие машины направлено только в прошлое. Во-вторых, и это главное, мы не в состоянии переносить физические объекты. Речь идет о перемещении сознания. После переноса человек обнаруживает себя в прошлом, в своем собственном теле. При этом он сохраняет знания и опыт из своей прежней жизни.

– Вот как, – мистер Маккейн задумался. – Ну что ж, рано или поздно такое должно было случиться. Почему же об этом ничего не сообщили в СМИ? Или это секретная разработка?

Аллен помедлил:

– И да, и нет. Мы работаем в государственной лаборатории, где проводятся исследования природы времени. Ранее они носили чисто академический характер. Однако недавно нам с коллегой удалось добиться практических результатов. Мы и в самом деле можем отправить сознание человека в прошлое. Более того, мы уже осуществили несколько удачных опытов. Но держим это в секрете.

– Понимаю, понимаю, – усмехнулся адвокат. – У вас есть некий микрочип, который вы вставляете в установку, чтобы она заработала. Потом вы его прячете, а без него ничего не выходит. Классический Голливуд.

Аллен не смутился. В отличие от своего приятеля он прекрасно держал себя в руках:

– Не микрочип. Микросхему невозможно сделать незаметно кустарным способом. У нас есть программа. Внешне это выглядит следующим образом. То, что упрощенно мы назвали машиной времени, является комплексом генераторов, каждый из которых воздействует на время своим уникальным образом. Для управления установкой действительно используется компьютер, тут не надо быть провидцем. – В глазах Аллена промелькнул ехидный огонек. – Понимаете, все пока находится на стадии эксперимента. Мы с коллегой работаем в группе экспериментаторов. Грубо говоря, мы гоняем установку, постепенно меняя режимы работы отдельных генераторов, в надежде найти те, которые дадут необходимый эффект. Сочетание параметров работы всего комплекса имеет практически неограниченное число вариантов. Теоретики свели это количество к вполне приемлемому, но все еще очень большому числу. Нам, экспериментаторам, осталось лишь методично проверять работу установки в указанных теоретиками режимах. И вот однажды вечером мы с доктором Кельвином обнаружили, что нашли нужное сочетание параметров. Нам страшно повезло, что это случилось в вечернее время, когда в лаборатории никого кроме нас не было.

– Так, так. – На лице адвоката читалась насмешка. – Пока все соответствует сюжету. Продолжайте.

– Нам пришло в голову, что мы сможем на некоторое время скрыть эти результаты и воспользоваться машиной в собственных целях. Первым делом мы подчистили записи в исследовательском журнале, и теперь этот режим вместе с тысячей других, опробованных ранее, считается нерабочим. Естественно, мы сохранили у себя копию управляющей программы. После этого мы испытали машину времени в действии. Не буду отвлекаться на подробности. Скажу лишь, что мы по очереди переносились в прошлое – вначале на несколько минут, потом на несколько часов. Мы веселились как дети: ставили простенькие эксперименты и даже подшучивали друг над другом. Потом спохватились и прекратили все это. Ведь находясь в прошлом, мы могли изменить настоящее таким образом, что потом не смогли бы составить эту пресловутую программу. Не говоря уже о более глобальных последствиях наших проделок.

Адвокат одобрительно кивнул:

– Рэй Брэдбери, «И грянул гром». После этого рассказа даже появился специальный термин «эффект бабочки». Мне нравится, что вы не пренебрегаете классикой фантастики. – Маккейн пристально поглядел на физиков. – Итак, вы утверждаете, что отправили несколько человек в прошлое. Это непременно должно повлиять на ход истории, и, если верить все тем же писателям-фантастам, наша реальность должна измениться.

Аллен посерьезнел:

– История действительно меняется. Конечно, это прежде всего зависит от самого путешественника во времени. Если отправить в прошлое обычного городского обывателя, то вряд ли мир перевернется. Ну, женится парень не на Мэри, а на Элен. А та, в результате, окажется такой же стервой. Или заключит контракт не с фирмой, которая впоследствии прогорела, а с ее конкурентами. Возможно, те тоже прогорят. В лучшем случае – он разбогатеет. По его понятиям, конечно. Купит хороший дом в престижном районе, новую дорогую машину, а по воскресеньям будет играть в гольф. Может быть даже – предел мечтаний! – заведет себе любовницу из фотомоделей. В любом случае, все изменения реальности коснутся лишь его ближайшего окружения. Не все рождаются Наполеонами.

Маккейн согласно кивнул. Аллен продолжил:

– Однако люди, которых мы отправили в прошлое, принадлежат к другой категории. Это состоятельные, влиятельные люди, добившиеся многого в этой жизни, но по ряду причин, недовольные своим сегодняшним положением. Возвращение в прошлое подобных амбициозных личностей неизбежно приводит к серьезным изменениям истории.

Маккейн пристально взглянул на Аллена:

– О’кей, мистер Аллен, это выглядит вполне разумно. Но откуда вы знаете об этих изменениях? Ведь если меняется ход истории, если меняется весь мир, то и вы должны измениться вместе с ним! Как вам удается сохранять память об исчезнувшем мире?

– Мы сами не раз задумывались над этим. То есть, я могу рассказать, как это происходит. Во время работы установки за окнами здания лаборатории сгущается плотный туман. Через некоторое время он рассеивается, и мы оказываемся в новом мире, полностью сохраняя память о предыдущем. Лаборатория и все, что в ней находится, всегда остаются неизменными. Но как и почему это происходит, я затрудняюсь ответить. Видимо, машина времени таким образом защищает сама себя, чтобы остаться неизменной после всех пертурбаций. Иначе она может попросту исчезнуть.

Мистер Маккейн расплылся в улыбке:

– Я так и подумал. Вы взяли идею из азимовского «Конца вечности», правильно? Во время переноса вы находитесь в защищенном убежище и наблюдаете за изменениями реальности как бы со стороны.

Внезапно адвокат посерьезнел и резко бросил:

– А теперь, господа, я благодарю вас за прекрасную историю. Возможно, вам стоит ее записать и опубликовать как фантастический рассказ. Хотя, скажу прямо, ничего нового я не услышал – так, стандартная компиляция избитых тем.

Наконец и Аллен не выдержал ироничного тона адвоката:

– Почему вы все время насмехаетесь над нами? Мы пришли к вам с серьезным предложением.

Маккейн посмотрел на часы:

– Если у вас есть, что предложить мне, то делайте это побыстрей. Вы уже потратили пятнадцать минут моего времени на изложение банальной фантастической истории. Делайте свое предложение, или я попросту прикажу Феликсу выбросить вас вон.

Физики переглянулись. Кельвин успокаивающе похлопал Аллена по руке и взял инициативу в свои руки:

– Хорошо, мистер Маккейн, мы будем предельно конкретны. Для начала позвольте рассказать одну историю.

– Как, еще одну?

– Очень короткую и весьма любопытную, – успокоил его Кельвин. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Жил-был молодой военный летчик, имя которого пока называть не станем. Жил он чрезвычайно весело и по вечерам предпочитал проводить время в баре со стриптизершами, а не засиживаться над учебниками пилотирования и технической документацией. Летал он лихо – это признавали все. Но недостаток теоретической подготовки не раз подводил его. Обычно наш летчик выходил сухим из воды, включая случай, когда он приземлился с отказавшим мотором. Однако десятого декабря 1965 года случилось непоправимое. Во время полета в его самолете загорелся двигатель. Молодой летчик неправильно оценил ситуацию: вместо того чтобы катапультироваться, он включил систему пожаротушения и попытался посадить самолет. Посадка обернулась катастрофой. Летчика успели вытащить из горящего самолета, но перелом позвоночника до конца жизни усадил его в инвалидное кресло.

Кельвин замолчал, глядя в глаза Маккейну.

Адвокат слегка побледнел, но быстро взял себя в руки:

– В официальных документах эта история записана иначе: «Пилот проявил незаурядное мужество, борясь до последней минуты за спасение машины». Его наградили медалью «За храбрость» и отправили на пенсию. Но вы продолжайте, продолжайте.

Кельвин продолжил:

– Летчик был еще молод и не собирался ставить крест на своей жизни. Благодаря тому, что в военном училище он больше внимания уделял истории и государственному управлению, чем непосредственно военным наукам, бывший летчик без труда окончил университет, а затем и защитил докторскую степень по юриспруденции. Впоследствии он стал известным адвокатом, одним из лучших в США. Но это оказалось слабым утешением. Он всегда хотел только летать.

Маккейн едва заметно кивнул.

Ободренный Кельвин произнес:

– А теперь представьте, что вы снова оказались в кабине самолета во время того злополучного полета. Все что вам потребуется сделать – это вовремя покинуть машину. – Кельвин помолчал и добавил: – В этом и состоит наше предложение. Если вы согласитесь, то буквально через несколько дней мы отправим вас в десятое декабря 1965-го. Вы благополучно катапультируетесь из самолета, после чего начнете новую счастливую жизнь. Вы снова станете молодым и здоровым.

Маккейн задумался:

– Черт возьми, заманчиво, ох как заманчиво. Даже не знаю, что вам ответить. Кстати, вы ведь потребуете плату?

– Разумеется.

– Сколько?

Что-то неуловимое промелькнуло на лице Кельвина, затем выражение его лица стало прежним: строгим, деловым, ничего не выражающим. Он ровным голосом произнес:

– Все ваше состояние.

– А не многовато?

– Вдумайтесь в ситуацию. Вы не сможете взять с собой никаких материальных предметов. Вы попадете в прошлое и все начнете заново. А деньги, которые у вас есть сегодня, ваш дом, ваш бизнес, все, что имело отношения к вам в этой реальности – все это попросту исчезнет. Вернее не исчезнет, но необратимо изменится.

– Понятно. Но это значит, что я даже не смогу выписать вам чек. Что же делать – перевести все сбережения в наличные?

– Не в наличные. В золото. Внешний вид банкнот тоже может подвергнуться небольшим изменениям. Поэтому перед отправкой в прошлое вы переведете все свое состояние в золотые слитки. Положите их в чемоданчик и возьмете с собой. В момент работы установки золото будет находиться внутри лаборатории вместе с нами и таким образом изменение реальности его не затронет.

Лицо адвоката помрачнело:

– Значит, вот как это происходит, – задумчиво протянул он, обращаясь скорее к самому себе, чем к посетителям. – Золото, вот оно что…

Маккейн откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и некоторое время сидел неподвижно, о чем-то усиленно размышляя. Посетители недоуменно взглянули на Феликса. Тот приложил палец к губам, как бы говоря: «Просто сидите молча и ждите».

Прошло минут пять. Адвокат открыл глаза и улыбнулся:

– Простите старика. Мне надо было кое-что обдумать.

Он нагнулся, открыл тумбу стола и достал оттуда вазу с яблоками. При этом он незаметно нажал на потайную кнопку, смонтированную на боковой поверхности тумбы и не видимую для постороннего взгляда.

От Феликса не укрылось движение хозяина, но он ничем себя не выдал и продолжил невозмутимо сидеть на своем стуле. Все так же улыбаясь, Маккейн предложил яблоки гостям. Те вежливо отказались. Сам адвокат выбрал себе одно и отрезал небольшой кусочек. Однако есть не стал – просто держал в руке.

– Несколько лет назад врачи запретили мне курить и предложили яблоки как альтернативу. Я их ненавижу, но, знаете – помогает.

Маккейн повертел кусок яблока в пальцах, затем решительно отложил его. Голос адвоката стал мягким и вкрадчивым:

– Не могли бы вы рассказать о тех, кого вы отправили в прошлое? О ком-нибудь из значительных персон, чье путешествие ощутимо изменило реальность.

Ответил снова Аллен:

– Да, конечно. Мы отправили в прошлое несколько человек. Самый известный из них, пожалуй, – Хью Хефнер.

– Этот старый развратник Хью Хефнер? Основатель и владелец журнала «Плейбой»? А какие у него могут быть проблемы? Половина мужского населения Земли отчаянно завидуют ему, а половина женского – его бесконечным подружкам. И все мечтают хоть недельку пожить как он.

– Теперь – да, в этой реальности он вполне доволен своей жизнью. Но, поймите, то, что происходит сейчас, – это его вторая попытка. В прошлой реальности судьба Хефнера, по его понятию, была сущей трагедий. В 1944 году, когда ему исполнилось восемнадцать, он пошел в армию и воевал в Европе. Несмотря на юный возраст, он уже имел репутацию завзятого ловеласа. Знакомые прочили ему карьеру нового Казановы. Но с войны Хью вернулся полным импотентом. По официальной версии это стало следствием ранения; другие источники называли менее героическую причину – вовремя не залеченную венерическую болезнь, которую он подцепил во Франции.

Так или иначе, Хью лишился своей главной радости в жизни. В последующие годы он перепробовал все средства, но результата так и не добился. Естественно, это наложило отпечаток на его последующую жизнь. Общение с женщинами он заменил членством в закрытых мужских клубах, преимущественно гастрономического направления. Он совершенно справедливо полагал, что их члены в той или иной степени подвержены такому же недугу и, следовательно, у него не будет опасности попасть в неприятную ситуацию на какой-нибудь особо фривольной клубной вечеринке.

– Итак, старина Хью отправился в прошлое, чтобы восстановить репродуктивные функции своего организма и компенсировать вынужденное воздержание, – Маккейн усмехнулся. – Да уж, в этом он преуспел. Скажите, а чем Хефнер занимался в той, прошлой реальности?

– Хью Хефнер обладает исключительной способностью делать деньги. В прошлой реальности он занялся выпуском пива и со временем создал целую пивную империю. Пиво Хефнера пили во всем мире, а элитный сорт «Хефнер голд» подавали на банкетах вместе с шампанским.

– Понятно. Доктор Аллен, вы сказали, что порой после отправки ваших клиентов в прошлое реальность ощутимо менялась. Что произошло в случае Хефнера?

– О, мир, в котором Хью стал пивным бароном, был полной противоположностью нашему. Общество не выдержало потрясения, пережитого во время Второй мировой войны, и стремилось всевозможными ограничениями предотвратить новую. В частности это коснулось и общественной морали. Американцы вернулись к своим исконным пуританским обычаям. Раздельные пляжи и закрытые купальники, запрет на ношение брюк для женщин, строгий кодекс одежды для всех слоев населения. Полицейский на улице мог оштрафовать бедолагу, вышедшего из дома без шляпы или забывшего повязать галстук. Добровольческие патрули нравственности проверяли, достаточно ли скромно одеты женщины. И, конечно, повсюду властвовала цензура: в кино, в театрах, в газетах и журналах, и даже в художественной литературе. Последнее что я хорошо помню – это полемика в «Нью-Йорк Таймс» о запрещении к продаже и изъятию из библиотек произведений Ги де Мопассана как «развращающих молодежь».

Аллен раздраженно фыркнул:

– А унижение в гостинице, когда портье требует предъявить свидетельство о браке, если вы снимаете один номер с женщиной! Или полицейский из отдела нравственности, который приходит ночью в ваш дом, чтобы проверить с кем вы спите! Лично я просто благодарен мистеру Хефнеру за то, что он как следует встряхнул мир и уничтожил этот сумасшедший дом.

Маккейн задумчиво покачал головой:

– Возможно, возможно… У меня нет оснований вам не верить. Но с другой стороны, согласитесь, сегодня мир впал в другую крайность. Такая распущенность нравов и полная безнаказанность – тоже не лучший вариант общественной морали.

– Не стану спорить, в ваших словах есть доля истины. Но вот что я вам скажу как человек, который может сравнить эти две реальности. Достаточно пройтись в июле месяце по Девятой авеню облаченным в сюртук, галстук и шляпу, как сразу поймешь, что легкая хлопковая майка и джинсы – это величайшее достижение цивилизации.

Аллен улыбнулся, впервые с тех пор как переступил порог кабинета. Маккейн не поддержал его, а просто кивнул:

– Аргумент, конечно, серьезный. И все же, господа, вы изменяете историю. К лучшему или к худшему – не нам судить. И вообще, где они эти критерии… Но факт изменения истории налицо. И это скверно, господа. Очень скверно.

Физики попытались возразить, но Маккейн остановил их:

– Не стоит устраивать дискуссию на такую отвлеченную тему. Есть множество других, более приятных занятий. Вы не откажетесь выпить со мной немного виски?

– Мы не хотим виски, – улыбка на лице Аллена пропала так же быстро, как и появилась. – Мы хотим получить от вас четкий ответ. Вы принимаете наше предложение?

– Я должен подумать, – ответил адвокат. – А пока, позвольте мне в свою очередь рассказать вам одну историю.

Маккейн открыл ящик письменного стола и достал оттуда папку с бумагами. Попутно он снова, теперь уже раздраженно, несколько раз подряд нажал на потайную кнопку. Затем выпрямился, достал из папки фотографию и передал ее Аллену:

– Взгляните на этого человека. Как по-вашему, чем он занимается? Не бойтесь ошибиться – вы все равно не угадаете. Поэтому просто опишите первую ассоциацию, которая придет вам в голову.

Аллен взглянул на карточку. С фотографии на него смотрел самоуверенный чернокожий господин среднего возраста, не лишенный определенного обаяния. Мужчина носил темный костюм, белую рубашку и, пожалуй, чересчур яркий галстук. На его ногах блестели лакированные туфли. Мужчина самодовольно улыбался. Было видно, что он находится в прекрасной физической форме и, вообще, у него в жизни все просто отлично.

Долго не размышляя, Аллен вернул карточку со словами:

– Вы просили первую возникшую ассоциацию?

Адвокат кивнул.

– В таком случае – он тренер университетской команды по баскетболу. Хотя будь я в совете попечителей, то голосовал бы против. Эта слащавая рожа не внушает мне доверия.

Адвокат улыбнулся и протянул фотографию Кельвину. Тот взял ее и молча разглядывал пару минут:

– Насчет баскетбольного тренера – вполне возможно. Со своей стороны рискну предположить, что он профсоюзный деятель районного или даже городского масштаба. Выступает на публике с красивыми речами и проворачивает закулисные делишки.

Он положил фотографию на стол. Адвокат взял ее и некоторое время молча рассматривал.

– Ну что же, джентльмены, я тоже ошибся подобным образом, когда в первый раз увидел этого человека. А между тем, на фотографии изображен один из кандидатов на пост президента Соединенных Штатов. Более того, если бы не мое личное вмешательство, эта фотография сейчас висела на стене вместо фотографии госпожи Клинтон.

Физики переглянулись и недоверчиво уставились на хозяина кабинета:

– Мы видели много изменений реальности. Но негр – президент США? Немыслимо!

– Тем не менее – это правда. А дело обстояло так. От своих друзей по республиканской партии я узнал, что в числе кандидатов на президентские выборы от демократической партии числится вот этот чернокожий господин. Мы все были крайне озабочены этим. Простой расчет показывал, что у него были все шансы выиграть не только внутрипартийные, но и окончательные выборы. Мы не без оснований полагали, что чернокожие избиратели все как один проголосуют за «своего». Они выберут Обаму просто потому, что он афроамериканец. Цветное население также не будет особо вдаваться в его предвыборную программу – достаточно того, что избрав афроамериканца, они утрут нос «этим белым». Кроме того, несмотря на то, что Обама во всех анкетах указывает свое вероисповедание как христианское, его семья имеет глубокие мусульманские корни. Это автоматически давало ему голоса мусульманской общины США. И, наконец, наше белое население, страдающее модной ныне политкорректностью, также в большинстве проголосует за афроамериканца, чтобы не дай бог не нарушить придуманные ими самими правила поведения.

– Простите, что перебиваю вас, – вмешался Аллен. – Но может это и к лучшему? Если подавляющее большинство населения страны поддержит одного и того же кандидата, то он сможет спокойно работать на благо страны и все останутся только в выигрыше? Ваши слова для нас, действительно, стали неожиданностью, но, возможно чернокожий президент – это действительно удачный выход для Америки.

Адвокат усмехнулся:

– Ну вот, вы уже забыли все, что только что говорили об этом человеке, и пустились в абстрактные рассуждения. Кроме подходящего цвета кожи, президент обязан обладать и более важными качествами. А вот их, при ближайшем знакомстве с досье этого кандидата, я не обнаружил. Объективный прогноз его деятельности не сулил ничего хорошего. Я и мои друзья по республиканской партии были убеждены, что на посту президента Обама причинит непоправимый вред нашей стране, а возможно, и многим другим.

Мистер Маккейн прервался и прислушался к чему-то одному ему известному. Ничего не дождавшись, он продолжил:

– Мы решили не допустить Обаму до выборов. Из досье я узнал, что Обама происходит из семьи иммигрантов. Документы о его рождении в США показались мне сомнительными. Как известно, президентом может стать лишь уроженец Соединенных Штатов, а это Обама мог доказать с большим трудом.

На этом факте я построил обвинительное заключение об отводе кандидатуры Обамы. По нашему запросу было созвано внеочередное заседание Сенатской комиссии.

Заседание проходило в напряженной обстановке. Дело опять же упиралось в цвет кожи кандидата. Если бы на месте Обамы был белый, то комиссия, не раздумывая, согласилась бы с нашими доводами и дала отвод. Гораздо спокойнее сразу отстранить кандидата, чем потом допустить скандал, который пресса раздует во время избирательной кампании: рано или поздно журналисты раскопают соответствующие документы.

Но с афроамериканцем все обстоит иначе. Даже имея стопроцентные доказательства, члены комиссии прекрасно понимали, что в случае отвода его кандидатуры, правозащитники обязательно воспользуются случаем, чтобы обвинить их в расизме. И пусть комиссия будет безоговорочно права, все равно на репутации каждого останется пятно.

Как я уже сказал, слушание проходило тяжело. Я чувствовал, что сенаторы склоняются к решению разрешить Обаме участвовать в выборах. И тогда я решился на откровенный блеф.

Я попросил слова и сказал примерно следующее: «Господа! Вам известна моя профессиональная репутация. За последние десять лет я не проиграл ни одного слушания в суде. И это происходило не из-за того, что я такой уж выдающийся адвокат. Секрет в том, что перед тем как взяться за очередное дело, я всегда тщательно изучал все составляющие. И только придя к выводу, что сторона, которую я буду представлять в суде, имеет полностью обоснованную позицию, – только тогда я соглашался. Я никогда не брался защищать сомнительные иски, в которых не был уверен сам. Одного моего появления на судебном разбирательстве зачастую оказывалось достаточным, чтобы судья, зная мою репутацию, принял решение в пользу моих подзащитных. И вот я спрашиваю вас, неужели после десяти лет безупречной карьеры я стану отстаивать иск, который не имеет стопроцентного подкрепления? Неужели вы можете поверить, что я настолько лично заинтересован в результате данного расследования, что готов пожертвовать профессиональной репутацией?»

Сенаторы долго совещались в закрытой комнате, но решение было принято в нашу пользу. Обаме отказали в регистрации. Позже один из членов комиссии рассказал мне, что решающим аргументом в пользу принятия решения оказалось мое последнее эмоциональное выступление. Меня знали как одного из самых холодных и рассудочных адвокатов. Неожиданное эмоциональное выступление буквально потрясло конгрессменов и оказалась последней соломинкой, перетянувшей чашу весов в нашу сторону.

Маккейн замолчал. Оба физика с изумлением смотрели на него. Адвокат взял из вазы яблоко, отрезал от него кусок, но, как и в прошлый раз, есть не стал.

– Вот такая история. Как видите, кроме меня никто другой с этим не справился бы. А теперь я спрашиваю вас, имею ли я право перечеркнуть все сделанное и отправиться в прошлое? Имею ли право ради собственного благополучия поставить под сомнение будущее моей страны?

Физики переглянулись.

– Мистер Маккейн, мне кажется, что вы излишне драматизируете ситуацию… – начал Кельвин.

Договорить он не успел. В прихожей раздался звонок. Феликс встал и быстро вышел. Дверь распахнулась, и в комнате как-то сразу стало тесно. Неожиданно там оказались двое громадных полицейских с револьверами в руках, которые они тут же направили на сидевших посетителей. Вслед за ними вошел Феликс, также вооруженный пистолетом. Последним в комнате появился инспектор полиции – полный краснолицый мужчина, с незажженной сигарой в углу рта. Он мельком взглянул на сидящих в креслах физиков и подошел к столу адвоката.