Текст книги "Беглая Русь"

Беглая Русь
Роман в двух книгах. Хроника народной жизни (1934—1941)
Владимир Аполлонович Владыкин

© Владимир Аполлонович Владыкин, 2016

© М. Э. Багдасарян, дизайн обложки, 2016

© Александр Владимирович Коньков, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О романе В. А. Владыкина «Беглая Русь»

Художественное достоинство романа «Беглая Русь», на мой взгляд, неоспоримо. Наверное, это одно из главных его качеств, а второе, что подкупает – искренность автора, ему веришь, что вовсе не он ведёт своих героев, а герои действуют независимо от воли автора. И это ещё раз доказывает, что у талантливого писателя не может быть иначе, таковы уж законы творчества и читатель с неослабеваемым интересом следует за ними, характеры которых с художественной достоверностью раскрываются страница за страницей. Они увлекают своей правдивостью и неповторимостью во всей жизненной правде. Причём сразу видно, что они не выдуманы, а взяты из гущи народной жизни. Отношения героев строятся на конфликте власти и народа, их взаимоотношения поставлены в такие ситуации, которые вызваны социально-политическими установками того далёкого и непростого времени. Уже название романа говорит, что в условиях колхозного строя, люди были вынуждены срываться со своих корней и уезжать куда глаза глядят…

Ещё одно достоинство романа – это познавательный момент в изучении истории России. Всё, что происходило тогда, всё что скрывалось и умалчивалось при тоталитарном режиме, раскрывается на страницах романа с убедительной художественной силой и подтверждение тому, как глубоко переживают герои. Вот хотя бы Екатерина Зябликова, за незаконно репрессированного брата Егора Мартунина не перестаёт печалиться, правда, о его судьбе проникновенно рассказано в предыдущем романе «Пущенные по миру».

Её муж, Фёдор Савельевич, приезжает на родину, чтобы продать избу. Но пожив в родной деревне, он убеждается, что в своё время поспешил покинуть родовые корни. Земляки выстояли голод, и они как-нибудь тоже перемогли бы трудную пору, но вербовщик, посуливший молочные реки и кисельные берега, сумел увлечь за собой на юг, где якобы их ждало много свободной земли. И не только семья Зябликовых поддалась соблазнам вербовщика, ему поверили сотни людей. Никакого земельного изобилия, конечно, не было и там, просто в степи переселенцы были вынуждены построить посёлок. На Дон уезжали не только от голода, но и от преследования властей, раскулачивания и самораскулачивания. Это семьи Староумовых, Полосухиных, Жерновых, Пироговых, Путилиных. Глаукиных и многих-многих других, которые бежали на Дон, и в другие глухие таёжные места от угрозы высылки.

Для понимания главной идеи романа также много говорят читателю сны старого мудрого человека Романа Захаровича Климова, который был неравнодушен к тому, что происходило вокруг в то сложное и жестокое время.

Удивительная сила духа людей, которые ещё способны шутить в непростой ситуации, добровольно отправивщихся в изгнание, чтобы не быть сосланными в Сибирь и на Соловки. Автор так мастерски строит образы героев и выстраивает их действия, что читатель сочувствует даже тем, кто занимается кражей зерна из колхоза, несмотря на все строгости закона. Автор так ярко воссоздаёт атмосферу того времени, что прекрасно понимаешь, что их заставило пойти на воровство та обида и то недовольство на советскую власть, которая своими директивами и постановлениями ужесточала наказания за самую ничтожную кражу зерна. Но люди, несмотря ни на что, сознательно были вынуждены идти на нарушение заповедей Христа…

Автор очень живописно описывает любовные отношения молодых людей, их ухаживания, строит конфликты, любовные сцены. Их стремление к нормальным человеческим условиям, вызывает только сочувствие и сострадание. А какие тогда звучали бойкие и задорные частушки даже в самые тяжёлые дни, когда голод кружил над крышами переселенцев, словно чёрными птицами. Все эти трагические реалии позволили создать автору правдивые картины того времени. Всё так живо описано, что происходящее со страниц видится как на экране кино. Вот хотя бы такая сцена: «…В этот момент снова беспечно и заливисто заиграла гармошка, призыв которой к веселью и танцам, песням и частушкам был таким настырным, что Зина начала на месте притопывать каблучками туфель, при этом строя Давыду глазки. И откуда-то сбоку зазвенел задорный девичий напев: «Хороши, ой, да хороши, у милого глазёнки! А его сердце трепещет по моей сестрёнке!..

Зина, разумеется, узнала, кому принадлежал этот озорно как бы взвивавшийся ввысь и плавно опадавший припевками голос, и она быстро оглянулась и сквозь разгоревшееся, высоко взметнувшееся пламя костра увидела направленный на неё весёлый взор сестры Капы…». И дальнейшее повествование так увлекает, что очень проникновенно и живо ощущается дыхание той далёкой эпохи, которая воспринимается читателем естественно и просто, так как изображена уверенной рукой мастера, и удерживает до конца внимание читателя, что нынче встречается нечасто у авторов даже современной серьёзной прозы. Владыкин увлекает читателя писихологически точным и правдивым изображением массовых, бытовых и семейных сцен…

При чтении романа невольно приходят такие мысли. Все ли теперешниесельские из молодёжи (не говоря о городских) умеют выполнять домашнюю работу: заквасить тесто для выпечки хлеба, полоть в огороде любую культуру, доить корову, уметь кроить и шить? Автор правдиво описывает то, как складывались отношения к тем детям, чьи родители считались врагами народа, несмотря на то что многие были осуждены по ложным обвинениям.

Одну из сцен невозможно забыть, когда Дрон Овечкин наглядно при всех в клубе избил сына бывшего председателя колхоза Жернова, осуждённого за крупное хищение зерна. Сам он этим не занимался, но с его молчаливого позволения это делал кладовщик и сторож в одном лице Иван Наумович Староумов, который делил свои кражи с председателем. Но зерно принимал не он, а его жена Марфа.

Надо заметить, Дрон Овечкин избил Алёшу Жернова и как сына врага народа, и как своего соперника. Но Алёша не озлобился, не ожесточился на обидчика и на весь мир, а достойно пережил это оскорбление. В произведении много таких явлений, как приспособленчество, социальная мимикрия, которые не утратили своего значения и в наши дни, особенно это полезно знать подросткам, юношам и всем, кто интересуется социальными типами и психологией поведения.

Роман «Беглая Русь» насёлен самыми разноречивыми характерами со своей моралью и нравственностью, в своей массе народ испытывал жалость к тем, кто был невинно осуждён по ложным обвинениям, когда с приходом насильственной коллективизации наступила расплата для всех тех, кто посмел пойти против общего течения. На фоне суровой действительности автор правдиво описывает то, как строятся самые разные отношения между людьми, и невольно думаешь о том, какой сильный наш русский народ, способный выживать в нечеловеческих условиях и способен любить и радоваться, печалиться и сострадать…

А самое главное, что бесконечно радует и привязывает к этим героям – их яркие неповторимые образы. Они видятся добропорядочными и хозяйственными, что среди них не сразу различишь проходимцев и негодяев, которые ради своего благополучия готовы, так сказать, съесть другого. Вот хотя бы Иван Староумов, который по-своему мстит советской власти за то, что отняла у него все: и дом, и хозяйство. А Марфа Жернова была принуждена шпионить за всеми жителями и в том числе за действиями своего мужа Павла Жернова вовсе не по зову сердца, а под давлением сельского чиновника, который когда-то был сотрудником НКВД, и по приказу своего бывшего начальника создаёт агентурную сесть, чтобы доглядывать за колхозниками. То же самое делал и Макар Костылёв. Большинство персонажей погружены в колхозный труд и заботу о своих семьях. Но и среди них кто-то хитрит и лукавит, кто-то с деловой хваткой и командным тоном в обхождении, но не от злого умысла, а чтобы выживать. Я не буду анализировать характеры героев, а лишь скажу, что все они живут бок о бок, трудятся не покладая рук, мечтают о лучшей жизни впереди.

Автор мастерски показал народ в своём многообразии, удались образы многих женщин. А такая порочная как Алина Ермилова встречается и в сегодняшней жизни. Она любит красиво одеваться, сама шьёт для себя наряды, следит за модой. Главный её недостаток – это стремление к смене мужчин, образ Алины очень перекликается с сегодняшним днём, ведь появилось немало таких женщин, которые нисколько не озабочены обзаведением семьи, а только бы гуляли, шиковали. Раньше хоть для себя рожали детей, а теперь такие встречаются очень редко. Однако Алина, нагулявшись вволю, к концу первой части романа выходит замуж, во второй – уже не появляется и сюжет развивается в том направлении, что полностью оправдывает название романа «Беглая Русь». Новый поток беженцев появляется в посёлке, где они надолго находят для себя приют и дальнейшие отношения в романе распределены между ними…

Когда-то я делал графические и наброски многих для меня интересных людей, целые типажи. И прочитав этот замечательный роман, я с ещё большим интересом возобновил работу именно над портретами. И стал особо уделять внимание пейзажу, так как в романе автор превосходно использует его для характеристики не только места действия, но и добивается зрительного его представления, и через пейзаж показывает переживания героев, их духовный мир.

На одной из страниц романа автор просит у читателя прощения за пространные описания степных просторов и, мне думается, совершенно напрасно, так как описание донской природы в разные времена года сделаны так мастерски, что они не могут не доставлять читателям эстетического удовольствия. Вот к примеру одно из ярких описаний таких просторов, которое даёт возможность представить всю степную картину: «…Это поле как раз начиналось от самой кромки, довольно просторной развалистой балки, которая вытягивалась с юга на север извилистым широченным, а в некоторых местах и узким руслом, похожим почти на горное отвесное ущелье. По её равнинному дну протекал прозрачный студёный ручей, поросший камышом и осокой…».

Далее автор применяет сравнение, построенное на контрасте красоты этого края весной и поздним летом, но чтобы увидеть пейзаж с поразительной зримостью, надо прочитать описание природы полностью: «По весне, когда зелёный мир свеж и сочен, когда вся природа дымится всходами трав и молодыми побегами озимых, тогда степь особенно зазывно, как юная девушка, чарует глаз путника. Но совсем иное впечатление она производит в августе, изрядно опалённая солнечным зноем, вся серая, пыльная, как нищенка-оборванка, вызывающая к себе только жалость и сочувствие…». И вообще образы человеческой печали присутствует на многих страницах романа, что в условиях тоталитарной системы было присуще тому времени.

И вспомнилось высказывание древних, что нельзя сострадать, не печалясь благодаря этому, смею даже полагать, сильному произведению, в котором с художественной убедительностью изложены исторические события, правдоподобно и достоверно не описан, а воссоздан сложный жизненный процесс. Своё послесловие хочу закончить таким признанием. Когда иллюстрировал первую книгу, я с новой силой ощутил вкус к живописи и графике. И вторую книгу иллюстрировал, надеясь в своих работах хотя бы частично передать дух романа. И как они получились, оценивать читателю, который, думаю, без преувеличений, тоже почувствует, что этот поистине эпический роман о народной жизни написан сложившимся мастером слова и станет заметным явлением в современной литературе…

Художник А. В. Коньков

Книга первая
Ночные жители

Часть первая

Сколько же было нечеловеческих усилий необходимо затратить народу, который собрался в чистом поле не по своей воле, чтобы как-нибудь обжиться на этой сирой и чужой для них земле; сколько нужно было набраться терпения, чтобы выстоять и осилить полуголодное и полухолодное существование, да и все другие лишения. И земля, как бы понимая их благие намерения, охотно давалась обиходить себя да обстроиться в степи, чтобы всё тут выглядело ухоженным их неослабным, старательным трудом.

Всё лето и часть погожей осени, прилагая всё усилие и умение, люди, как могли, строили хаты. И по обе стороны балки в первый год основания посёлка стояло их уже на одной пять, на другой шесть, крытых то чаканом, то соломой, а у кого-то во дворах разместились даже сараи, курники, а то и летние кухни. И ещё совсем недавно голая, безжизненная степь принимала обживаемый вид.

А между тем для переселенцев уже истекал самый трудный год; незаметно балками, полями, оврагами кралось предзимье. Кряду две недели выдалось холодное осеннее ненастье, а потом чаще стал захаживать морозец, покрывая пожухлые склоны балок, крыши хат и сараев заиндевелым налётом куржака, похожим на крупнозернистые россыпи соли. Утра выдавались солнечными, вдали над балками застаивался туман, а к обеду солнечные лучи съедали иней и кругом становилось влажно и сыро; и как-то острей пахло прохладой. Но вот пришёл заморозок в пасмурный день и уже держался почти целые сутки. Серое небо не просвечивал ни один солнечный луч, и от этого степь казалась мрачной и унылой, как на веки вечные забытая Богом нищенка-оборванка.

По утрам и вечерам над землянками, над хатами, вились серо-голубые дымы то запахом перегорелого кизяка, то запахом непривычного для переселенцев каменного угля, издавна считавшегося на юге основным видом топлива. Потому некоторые просто боялись им топить печи, так как на своей далёкой родине многие из них отапливали избы исключительно дровами. Однако надвигались неумолимые холода, сея страх и отчаяние, а кто сумел прикупить угля, тот мог вполне бесстрашно встречать зиму. Впрочем, и остальные тоже следовали примерам своих земляков, поскольку одними дровами, соломой, бурьяном и хворостом долго не протянешь. Да и всего этого топлива здесь не напасёшься, а без угля тут можно совсем околеть; вот и выходило, что не так страшны были морозы, как холодные сильные ветры, дувшие порой кряду несколько дней…

Например, Староумовы, Полосухины, Костылёвы, Пироговы, Чесаноновы, Половинкины, Зябликовы и другие, кто одними из первых разными путями приехал на Донщину, уже не раз ездили за город на станцию Хотунок и за день оттуда привозили угля по нескольку бричек…

Как раз в ту осень, в ноябре, Фёдор Зябликов ездил на родину в Калужскую область продавать избу да заодно посмотреть на жизнь земляков. Он не раз прогулялся по всей деревне из конца в конец; почти все избы остались при своих, прежних хозяевах, и ничего тут сильно не переменилось. Только брошенные подворья умерших, да их, Зябликовых, без хозяйского догляда пошли в запустенье и попёр дуром чертополох, хотя поздней осенью он уже засох. Их приусадебный надел, который за годы колхозного жалкого существования хоть как-то ещё кормил семью, тоже зарос бурьяном, а из-под фундамента избы торчали будылья лопухов…

Ещё не продавая избы, оставаясь в ней пока временным жильцом, Фёдор почувствовал такую неизбывную тоску по семье, что не удержался и в первую же ночь написал жене Екатерине о том, как тут без них текла жизнь. После их отъезда из деревни уехали ещё несколько семей. А те две или три семьи, что уезжали раньше них, Зябликовых, вскоре вернулись и больше никуда не трогались с места даже в самые страшные голодные месяцы, когда уже почти было нечего есть. Но вот чудом перемогли, выжили, и все прежние тяготы остались позади. Хотя полного продовольственного облегчения, увы, не наступило, несмотря на то что в колхозе появилось два трактора, один комбайн, новые сеялки, веятельные агрегаты. С хлебом к осени стало немного полегче, до следующего урожая на едока выдали почти по два центнера, да и со своего приусадебного огорода накопали по нескольку мешков картошки. А кого-то выручали свои коровы, так что худо-бедно надвинувшийся было всей костлявой грудью голод перемогли, перебороли.

И не без зависти наблюдая неспешную жизнь земляков, Фёдору неожиданно поманилось вернуть семью назад, так как теперь ему стало ясно, что тогда, поддавшись собственной панике и заманчивым посулам вербовщика, он допустил непростительную ошибку. А когда некоторые односельчане и председатель Уваров уговаривали его вернуться к своим корням, он осознал это ещё больше. И только теперь со всею полнотой он постиг ту истину, что родину ничто не заменит, и он настолько глубоко проникся этим смыслом, что было совсем поддался уговорам земляков, и был готов вернуть семью на родину. Но тут вдруг вспомнил, что там, в чужой земле, покоится его мать, которая ещё при жизни простила оступившегося сына и потому он не должен её бросать, это приравнивалось бы к предательству. И как никогда Фёдор невольно загрустил, задумался. Когда деревенские мужики – Иван Макаров, Силантий Пантюхов – узнали о его утрате, они только посочувствовали, но не осудили, что в далёком краю обрёк старую мать на такую горькую участь. Но и бывшие приятели тоже поведали, как по их селу свирепой косой прошёлся голод и унёс несколько дряхлых стариков и даже детей, но остальные, слава Богу, выжили и теперь здравствуют.

В Кухтинке Фёдор погостевал недолго – часа два; проведал Епифана, который всё так же, как и раньше, работал лесником; навестил Настю с её повзрослевшими дочерями и единственным сыном, родившимся уже после ареста мужа. От неё узнал, что их председателя сельсовета Антипа Бедина арестовали якобы за утаивание недоимщиков. Он также проведал и Нюту с мужем Ерофеем с их тремя детьми. Муж Нюты в колхозе всё так же плотничал и потихоньку дома, столярничая, выполнял заказы людям. И жизнь для них шла счастливо, но с Ерофеем Фёдор никогда ни о чём не беседовал, тот был всегда как-то таинственно молчалив, точно знал нечто такое, чего другим знать не положено. А вообще, он был по натуре такой: политики не касался, жил тихо, никого никогда не задевал. И даже ни с кем не выпивал. Впрочем, Фёдор тоже не жаловал зелье. Нюту он плохо знал, ему просто хотелось посмотреть, как живёт старшая сестра его жены, чем и выполнил наказ Екатирины. Её сестра была мастерица по вышивальному делу и передала жене несколько накидок на подушки с выбитыми на них затейливыми узорами. А Фёдору, пришедшему к ним с пустыми руками, было неловко принять такой роскошный подарок…

И он, пригласив приехать к ним, на Дон, в гости, скоро попрощался; и уходил с мыслью, что Ерофей с Нютой, как и все тут, перемогли трудные времена. Получалось, только он, Фёдор, струсил, покинул родную избу. И теперь находился в Аргуново гостем, а в избе от их прежней жизни не осталось и следа, и он почувствовал какую-то особенную щемящую боль, что теперь им здесь уже никогда не жить, а изба перейдёт навсегда к чужим. Он только довольствовался тем, что познакомился с жизнью земляков, и она вызвала из памяти прошлое, по которому вдруг неутешно заныла душа, отчего даже хотелось заплакать, чего раньше с ним никогда не случалось… И он не знал, что изба, срубленная его руками, простоит ещё не один десяток лет, а его самого будут помнить только соседи да родственники жены…

В конце письма Фёдор написал Екатерине о её брате Егоре, который в самом начале своего лагерного злоключения прислал жене Насте по оказии два скупых сообщения, что сослан аж за Полярный круг, что пока жив, и больше от него не получила ни одной весточки, однако, несмотря ни на что, она терпеливо продолжала ждать мужа…

Конечно, о своих чувствах он не писал жене, и никак не мог понять: почему он так легко погнался за хлебной приманкой вербовщика? Спустя несколько месяцев, когда голод уже не угрожал и, наверное, совсем отступил, легко было недоумевать, а тогда во имя спасения своих детей жили в постоянном страхе…

Напоследок Фёдор всё же приписал свои сомнения: не ошибочно ли они осели на юге по воле вербовщика? И будто напрочь забыв о похороненной матери на тамошнем городском кладбище, он опять надоумливал жену: а почему бы им и впрямь не вернуться в родную деревню. И она, Екатерина, там должна без него с детьми одна собраться в обратную дорогу, а он будет тут её ждать, чтобы и ему не тратиться на обратную дорогу. Но сначала должна была письмом уведомить, как она посмотрит на его предложение. И он отнёс письмо в сельсовет. Председатель Пётр Иванович Наметов встретил его радушно, расспросил, как там, на Дону, живётся им. Фёдор как мог обрисовал картину, но так, чтобы у Наметова не сложилось мнение, будто он действительно жалеет о своём поступке, променяв родную деревню на чужбину, где ничем не лучше, чем здесь. Конечно, на юге живётся неплохо, хату своими силами поставили, скоро обзаведутся своим хозяйством. И тут, под влиянием участия Наметова, он проговорился, что вопреки всему тянет его родина своими путами; и Наметов, бодро подмигнув, поощрительно поддакнул, дескать, правильно, всегда так тебе говорил и вот оказался прав…

Получив письмо от мужа, Екатерина расстроилась, собрала детей на совет: Нина и Денис к задумке отца – вернуться домой – отнеслись крайне враждебно. Они вовсе не намерены уезжать из тёплого края, уже привыкли здесь ходить в школу. И Екатерина, несмотря на описание мужа того, как бедственно жили её сестра Нюта, брат Епифан, невестка Настя и все земляки, приняла мнение детей. Заручившись их твёрдой поддержкой, так прямо и написала: теперь нечего мотаться взад-вперёд. Да ещё так хотелось строго отчитать Фёдора, такого всегда идейного и вдруг проявившего не похожее на него малодушие. Хотя в душе понимала, что мужа не отпускает родина, он почувствовал неистребимый зов предков. Это ему наказание за то, что не понимал свою мать, которая ни в какую не хотела покидать родную землю. На что она, Екатерина, так далеко от родины, но тоже чувствует её даже на расстоянии. Ведь нигде невозможно скрыться от воспоминаний, так как в памяти сохраняется почти вся их прежняя жизнь. Но ради детей, желающих жить на юге, она одолеет все сомнения и будет поддерживать лишь письмами духовные узы с родными, уж с ними даже насильно невозможно порвать связь. А тут она окунулась в новые, обступившие со всех сторон, заботы, и не одними домашними делами, но и работой в колхозной огородной бригаде. А сколько забот уходило на Нину и Дениса, учившихся пока в городской школе, куда часто наезжала проведать их. Однако, когда читала письмо Фёдора, Екатерину неожиданно взволновало предложение мужа. В тот момент она чуть было не вышла из себя: ты, дескать, тут с детьми собирайся в дорожку, а он там подготовится к их встрече?! Вот уж на кого-на кого, а на Фёдора это было совсем не похоже, точно бес водил его рукой, а не он писал. Она должна собрать багаж, для которого нужна мужская сила, а потом грузить весь скарб в багажный вагон на станции? Хорошее дело навязывал слабой женщине! Вот тут она отказывалась понимать мужа, ведь не она, а он, Фёдор, был зачинщиком отъезда в чужие края. И почему же вдруг заблажил вернуться? Но это ей совсем было непонятно. Неужели на Фёдора так сильно повлиял Намётов, что напрочь забыл, как ещё в её бытность председателем колхоза муж ревновал её к нему, председателю сельсовета? Хотя в день отъезда на родину мужа, когда сел в вагон, у неё почему-то тоже возникали такие же думки. Но не о Наметове же она тогда думала, который иногда выручал её, когда секретарь райкома Снегов обвинял её во всех грехах, какие на неё сваливались из-за увиливания от работы некоторых колхозников, которые хотели только числиться и чтобы начальство их не трогало. А ведь тогда нелегко налаживалась колхозная жизнь, которая для односельчан была не привычна. И вот теперь ей не хотелось снова там пережить тот страх, когда Снегов грозился отдать её под суд за то, что на лугах осталось не убранное сено. И она большим усилием воли подавила в себе сиюминутное желание, чтобы вместе с мужем уехать с детьми на родину, несмотря на то, что тоска по дому порой была невыносимой. Однако вскоре жалость к детям, которые грезили югом, возобладала; она полностью смирилась со своей участью и долей семьи. Это было как бы спасением от всего пережитого на родине, которое под влиянием воспоминания вновь поднялось в ней. Она написала мужу, чтобы там долго не маялся, а то привяжет тоска к родной избе неразрывными узами, и тогда даже разлуке (с ней и детьми) не справиться с этим чувством, выворачивавшим душу наизнанку, что и впрямь потом добирайся с детьми домой сама, вопреки их желанию остаться здесь жить.

Но этого не произошло. Она, при внешнем спокойствии, никогда по-настоящему не умела сердиться. Хотелось ли Екатерине на самом деле уговорить детей на обратную дорогу, она толком не знала, поскольку свои чувства постоянно сверяла с высказываниями детей. «Не хотим возвращаться! Там нам делать нечего!» – говорили на перебой младшие Боря и Витя. Для неё они стали точно духовными и идейными поводырями. Да и хата, построенная и обмазанная глиной её руками, уже впитала в себя частичку её души, и как бы молчаливо удерживала хозяйку, привязав к себе накрепко, и словно тоже умоляла больше никуда не уезжать. И зачем теперь гоняться за счастьем, коли хата и есть отныне их тутошний корень, пущенный ими, наверное, навсегда: с него детям и вести новую родословную. Да и могила свекрови для них теперь как напоминание о памяти рода, хотя остальные предки лежат далеко на родине. Но они будут жить в их памяти и передаваться детям и детям детей. Хотя надолго ли хватит её, памяти-то?

И вот желание детей жить здесь, для Фёдора тоже стало определяющим на все времена существования их будущего рода. И тогда он, найдя быстро в своей деревне покупателя, продав избу, собрался в дорогу, теперь окончательно почувствовав себя среди земляков не долгим гостем…