Текст книги "Я дышу, и значит – я люблю"

Ой, где был я вчера

 
Ой, где был я вчера – не найду, хоть убей!
Только помню, что стены – с обоями,
Помню – Клавка была, и подруга при ей, —
Целовался на кухне с обоими.
 
 
         А наутро я встал —
         Мне давай сообщать,
         Что хозяйку ругал,
         Всех хотел застращать,
         Будто голым скакал,
         Будто песни орал,
         А отец, говорил,
         У меня – генерал!
 
 
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продыхнуть —
Донимал их блатными аккордами.
 
 
         А потом кончил пить —
         Потому что устал, —
         Начал об пол крушить
         Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно,
Взял да выбросил вниз.
 
 
И никто мне не мог даже слова сказать.
Но потом потихоньку оправились, —
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
А потом уже – все позабавились.
 
 
         Кто – плевал мне в лицо,
         А кто – водку лил в рот,
         А какой-то танцор
         Бил ногами в живот…
         Молодая вдова,
         Верность мужу храня, —
         Ведь живем однова —
         Пожалела меня.
 
 
И бледнел я на кухне разбитым лицом,
Делал вид, что пошел на попятную,
«Развяжите, – кричал, – да и дело с концом!»
Развязали, – но вилки попрятали.
 
 
         Тут вообще началось —
         Не опишешь в словах, —
И откуда взялось
Столько силы в руках! —
Я как раненый зверь
Напоследок чудил:
Выбил окна и дверь
И балкон уронил.
 
 
Ой, где был я вчера – не найду днем с огнем!
Только помню, что стены – с обоями, —
И осталось лицо – и побои на нем, —
Ну куда теперь выйти с побоями!
 
 
         …Если правда оно —
         Ну, хотя бы на треть, —
         Остается одно:
         Только лечь помереть!
         Хорошо, что вдова
         Все смогла пережить,
         Пожалела меня —
         И взяла к себе жить.
 

1967

Спасите наши души

 
Уходим под воду
В нейтральной воде.
Мы можем по году
Плевать на погоду, —
А если накроют —
Локаторы взвоют
О нашей беде.
 
 
         Спасите наши души!
         Мы бредим от удушья.
         Спасите наши души!
                   Спешите к нам!
         Услышьте нас на суше —
         Наш SOS все глуше, глуше, —
         И ужас режет души
                   Напополам…
 
 
И рвутся аорты,
Но наверх – не сметь!
Там слева по борту,
Там справа по борту,
Там прямо по ходу —
Мешает проходу
Рогатая смерть!
 
 
         Спасите наши души!
         Мы бредим от удушья.
         Спасите наши души!
                   Спешите к нам!
         Услышьте нас на суше —
         Наш SOS все глуше, глуше, —
         И ужас режет души
                   Напополам…
 
 
Но здесь мы – на воле, —
Ведь это наш мир!
Свихнулись мы, что ли, —
Всплывать в минном поле!
«А ну, без истерик!
Мы врежемся в берег», —
Сказал командир.
 
 
         Спасите наши души!
         Мы бредим от удушья.
         Спасите наши души!
                   Спешите к нам!
         Услышьте нас на суше —
         Наш SOS все глуше, глуше, —
         И ужас режет души
                   Напополам…
 
 
Всплывем на рассвете —
Приказ есть приказ!
Погибнуть во цвете —
Уж лучше при свете!
Наш путь не отмечен…
Нам нечем… Нам нечем!..
Но помните нас!
 
 
         Спасите наши души!
         Мы бредим от удушья.
         Спасите наши души!
                   Спешите к нам!
         Услышьте нас на суше —
         Наш SOS все глуше, глуше, —
         И ужас режет души
                   Напополам…
 
 
Вот вышли наверх мы.
Но выхода нет!
Вот – полный на верфи!
Натянуты нервы.
Конец всем печалям,
Концам и началам —
Мы рвемся к причалам
Заместо торпед!
 
 
         Спасите наши души!
         Мы бредим от удушья.
         Спасите наши души!
                   Спешите к нам!
         Услышьте нас на суше —
         Наш SOS все глуше, глуше, —
         И ужас режет души
          Напополам…
 
 
         Спасите наши души!
         Спасите наши души…
 

1967

Моя цыганская

 
В сон мне – желтые огни,
И хриплю во сне я:
«Повремени, повремени —
Утро мудренее!»
Но и утром все не так,
Нет того веселья:
Или куришь натощак,
Или пьешь с похмелья.
 
 
В кабаках – зеленый штоф,
Белые салфетки, —
Рай для нищих и шутов,
Мне ж – как птице в клетке.
В церкви – смрад и полумрак,
Дьяки курят ладан…
Нет и в церкви все не так,
Все не так, как надо!
 
 
Я – на гору впопыхах,
Чтоб чего не вышло, —
На горе стоит ольха,
А под горою – вишня.
Хоть бы склон увит плющом —
Мне б и то отрада,
Хоть бы что-нибудь еще…
Все не так, как надо!
 
 
Я – по полю вдоль реки:
Света – тьма, нет Бога!
В чистом поле – васильки,
Дальняя дорога.
Вдоль дороги – лес густой
С бабами-ягами,
А в конце дороги той —
Плаха с топорами.
 
 
Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль дороги все не так,
А в конце – подавно.
И ни церковь, ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так!
Все не так, ребята…
 

1967

Еще не вечер

К четырехлетию Таганки, Ю. Любимову

 
Четыре года рыскал в море наш корсар, —
В боях и штормах не поблекло наше знамя,
Мы научились штопать паруса
И затыкать пробоины телами.
 
 
       За нами гонится эскадра по пятам, —
       На море штиль – и не избегнуть встречи!
       Но нам сказал спокойно капитан:
       «Еще не вечер, еще не вечер!»
 
 
Вот развернулся боком флагманский фрегат —
И левый борт окрасился дымами, —
Ответный залп – на глаз и наугад —
Вдали пожар и смерть! Удача с нами!
 
 
       Из худших выбирались передряг,
       Но с ветром худо, и в трюме течи, —
       А капитан нам шлет привычный знак:
       Еще не вечер, еще не вечер!
 
 
На нас глядят в бинокли, в трубы сотни глаз —
И видят нас от дыма злых и серых, —
Но никогда им не увидеть нас
Прикованными к веслам на галерах!
 
 
       Неравный бой – корабль кренится наш, —
       Спасите наши души человечьи!
       Но крикнул капитан: «На абордаж!
       Еще не вечер, еще не вечер!»
 
 
Кто хочет жить, кто весел, кто не тля, —
Готовьте ваши руки к рукопашной!
А крысы – пусть уходят с корабля, —
Они мешают схватке бесшабашной.
 
 
       И крысы думали: а чем не шутит черт, —
       И тупо прыгали, спасаясь от картечи.
А мы с фрегатом становились к борту борт, —
Еще не вечер, еще не вечер!
 
 
Лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза, —
Чтоб не достаться спрутам или крабам —
Кто с кольтом, кто с кинжалом, кто в слезах, —
Мы покидали тонущий корабль.
 
 
       Но нет, им не послать его на дно —
       Поможет океан, взвалив на плечи, —
       Ведь океан-то с нами заодно.
       И прав был капитан: еще не вечер!
 

1968

Банька по-белому

 
Протопи ты мне баньку, хозяюшка,
Раскалю я себя, распалю,
На полоке, у самого краюшка,
Я сомненья в себе истреблю.
 
 
Разомлею я до неприличности,
Ковш холодной – и все позади, —
И наколка времен культа личности
Засинеет на левой груди.
 
 
         Протопи ты мне баньку по-белому, —
         Я от белого свету отвык, —
         Угорю я – и мне, угорелому,
         Пар горячий развяжет язык.
 
 
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс!
А на левой груди – профиль Сталина,
А на правой – Маринка анфас.
 
 
Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.
 
 
         Протопи ты мне баньку по-белому, —
         Я от белого свету отвык, —
         Угорю я – и мне, угорелому,
         Пар горячий развяжет язык.
 
 
Вспоминаю, как утречком раненько
Брату крикнуть успел: «Пособи!» —
И меня два красивых охранника
Повезли из Сибири в Сибирь.
 
 
А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили,
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.
 
 
         Протопи ты мне баньку по-белому, —
         Я от белого свету отвык, —
         Угорю я – и мне, угорелому,
         Пар горячий развяжет язык.
 
 
Ох, знобит от рассказа дотошного!
Пар мне мысли прогнал от ума.
Из тумана холодного прошлого
Окунаюсь в горячий туман.
 
 
Застучали мне мысли под темечком:
Получилось – я зря им клеймен, —
И хлещу я березовым веничком
По наследию мрачных времен.
 
 
         Протопи ты мне баньку по-белому, —
         Чтоб я к белому свету привык, —
         Угорю я – и мне, угорелому,
         Ковш холодной развяжет язык.
         Протопи!..
                            Не топи!..
                                             Протопи!..
 

1968

Охота на волков

 
Рвусь из сил – и из всех сухожилий,
Но сегодня – опять как вчера:
Обложили меня, обложили —
Гонят весело на номера!
 
 
Из-за елей хлопочут двустволки —
Там охотники прячутся в тень, —
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
 
 
       Идет охота на волков, идет охота —
       На серых хищников, матерых и щенков!
       Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
       Кровь на снегу – и пятна красные флажков.
 
 
Не на равных играют с волками
Егеря – но не дрогнет рука, —
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
 
 
Волк не может нарушить традиций, —
Видно, в детстве – слепые щенки —
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки!
 
 
       И вот – охота на волков, идет охота —
       На серых хищников, матерых и щенков!
       Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу – и пятна красные флажков.
 
 
Наши ноги и челюсти быстры, —
Почему же, вожак, – дай ответ —
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем – через запрет?!
 
 
Волк не может, не должен иначе.
Вот кончается время мое:
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся – и поднял ружье.
 
 
       Идет охота на волков, идет охота —
       На серых хищников, матерых и щенков!
       Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу – и пятна красные флажков.
 
 
Я из повиновения вышел —
За флажки, – жажда жизни сильней!
Только сзади я с радостью слышал
Удивленные крики людей.
 
 
Рвусь из сил – и из всех сухожилий,
Но сегодня не так, как вчера:
Обложили меня, обложили —
Но остались ни с чем егеря!
 
 
       Идет охота на волков, идет охота —
       На серых хищников, матерых и щенков!
       Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу – и пятна красные флажков.
 

1968

Ноль семь

 
         Для меня эта ночь – вне закона,
         Я пишу – по ночам больше тем.
         Я хватаюсь за диск телефона,
         Набираю вечное ноль семь.
 
 
«Девушка, здравствуйте! Как вас звать?» – «Тома».
«Семьдесят вторая! Жду, дыханье затая…
Быть не может, повторите, я уверен – дома!..
Вот уже ответили.
                               Ну здравствуй, это я!»
 
 
         Эта ночь для меня вне закона,
         Я не сплю – я кричу: «Поскорей!..»
         Почему мне в кредит, по талону
         Предлагают любимых людей!
 
 
«Девушка, слушайте! Семьдесят вторая!
Не могу дождаться, и часы мои стоят…
К дьяволу все линии – я завтра улетаю!..
Вот уже ответили.
                               Ну здравствуй, это я!»
 
 
         Телефон для меня – как икона,
         Телефонная книга – триптих,
         Стала телефонистка мадонной,
         Расстоянье на миг сократив.
 
 
«Девушка, милая! Я прошу – продлите!
Вы теперь как ангел – не сходите ж с алтаря!
Самое главное – впереди, поймите…
Вот уже ответили.
                               Ну здравствуй, это я!»
 
 
         Что, опять поврежденье на трассе?
         Что, реле там с ячейкой шалят?
         Мне плевать – буду ждать, – я согласен
         Начинать каждый вечер с нуля!
 
 
«Ноль семь, здравствуйте! Снова я». – «Да что вам?»
«Нет, уже не нужно, – нужен город Магадан.
Не даю вам слова, что звонить не буду снова, —
Просто друг один – узнать, как он, бедняга, там…»
 
 
         Эта ночь для меня вне закона,
         Ночи все у меня не для сна, —
         А усну – мне приснится мадонна,
         На кого-то похожа она.
 
 
«Девушка, милая! Снова я, Тома!
Не могу дождаться – жду, дыханье затая…
Да, меня!.. Конечно, я!.. Да, я!.. Конечно, дома!»
«Вызываю… Отвечайте…» – «Здравствуй, это я!»
 

1969

Я не люблю

 
Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.
 
 
Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще —
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
 
 
Я не люблю, когда – наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
 
 
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или – когда все время против шерсти,
Или – когда железом по стеклу.
 
 
Я не люблю уверенности сытой, —
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, что слово «честь» забыто
И что в чести наветы за глаза.
 
 
Когда я вижу сломанные крылья —
Нет жалости во мне, и неспроста:
Я не люблю насилье и бессилье, —
Вот только жаль распятого Христа.
 
 
Я не люблю себя, когда я трушу,
Обидно мне, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более – когда в нее плюют.
 
 
Я не люблю манежи и арены:
На них мильон меняют по рублю,
Пусть впереди большие перемены —
Я это никогда не полюблю!
 

1968

«Ну вот, исчезла дрожь в руках…»

 
Ну вот, исчезла дрожь в руках,
          Теперь – наверх!
Ну вот, сорвался в пропасть страх
          Навек, навек, —
Для остановки нет причин —
          Иду, скользя…
И в мире нет таких вершин,
          Что взять нельзя!
 
 
Среди нехоженных путей
          Один – пусть мой,
Среди невзятых рубежей
          Один – за мной!
А имена тех, кто здесь лег,
          Снега таят…
Среди непройденных дорог
          Одна – моя!
 
 
Здесь голубым сияньем льдов
          Весь склон облит,
И тайну чьих-нибудь следов
          Гранит хранит…
И я гляжу в свою мечту
          Поверх голов
И свято верю в чистоту
          Снегов и слов!
 
 
И пусть пройдет немалый срок —
          Мне не забыть,
Как здесь сомнения я смог
          В себе убить,
В тот день шептала мне вода:
          Удач – всегда!..
А день… какой был день тогда?
          Ах да – среда!..
 

1969

«Подумаешь – с женой не очень ладно…»

 
Подумаешь – с женой не очень ладно,
Подумаешь – неважно с головой,
Подумаешь – ограбили в парадном, —
Скажи еще спасибо, что – живой!
 
 
Ну что ж такого – мучает саркома,
Ну что ж такого – начался запой,
Ну что ж такого – выгнали из дома, —
Скажи еще спасибо, что – живой!
 
 
Плевать – партнер по покеру дал дуба,
Плевать, что снится ночью домовой,
Плевать – в «Софии» выбили два зуба, —
Скажи еще спасибо, что – живой!
 
 
Да ладно – ну уснул вчера в опилках,
Да ладно – в челюсть врезали ногой,
Да ладно – потащили на носилках, —
Скажи еще спасибо, что – живой!
 
 
Да, правда – тот, кто хочет, тот и может,
Да, правда – сам виновен, бог со мной,
Да, правда, – но одно меня тревожит:
Кому сказать спасибо, что – живой!
 

1969

Он не вернулся из боя

 
Почему все не так? Вроде – все как всегда:
То же небо – опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода…
Только – он не вернулся из боя.
 
 
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас —
Когда он не вернулся из боя.
 
 
Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал, —
А вчера не вернулся из боя.
 
 
То, что пусто теперь, – не про то разговор:
Вдруг заметил я – нас было двое…
Для меня – будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
 
 
Нынче вырвалась, словно из плена, весна,
По ошибке окликнул его я:
«Друг, оставь прикурить!» – а в ответ – тишина…
Он вчера не вернулся из боя.
 
 
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие – как часовые…
Отражается небо в лесу, как в воде, —
И деревья стоят голубые.
 
 
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло – для обоих…
Все теперь – одному, – только кажется мне —
Это я не вернулся из боя.
 

1969

Песня о земле

 
Кто сказал: «Все сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя!»?
Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она затаилась на время!
 
 
Материнства не взять у Земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что Землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.
 
 
Как разрезы, траншеи легли,
И воронки – как раны зияют.
Обнаженные нервы Земли
Неземное страдание знают.
 
 
Она вынесет все, переждет, —
Не записывай Землю в калеки!
Кто сказал, что Земля не поет,
Что она замолчала навеки?!
 
 
Нет! Звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь Земля – это наша душа, —
Сапогами не вытоптать душу!
 
 
Кто поверил, что Землю сожгли?!
Нет, она затаилась на время…
 

1969

Бег иноходца

 
Я скачу, но я скачу иначе, —
По камням, по лужам, по росе.
Бег мой назван иноходью – значит:
По-другому, то есть – не как все.
 
 
         Мне набили раны на спине,
         Я дрожу боками у воды.
         Я согласен бегать в табуне —
         Но не под седлом и без узды!
 
 
Мне сегодня предстоит бороться, —
Скачки! – я сегодня фаворит.
Знаю, ставят все на иноходца, —
Но не я – жокей на мне хрипит!
 
 
         Он вонзает шпоры в ребра мне,
         Зубоскалят первые ряды…
         Я согласен бегать в табуне,
         Но не под седлом и без узды!
 
 
Нет, не будут золотыми горы —
Я последним цель пересеку:
Я ему припомню эти шпоры —
Засбою, отстану на скаку!..
 
 
         Колокол! Жокей мой «на коне» —
         Он смеется в предвкушенье мзды.
         Ох, как я бы бегал в табуне, —
         Но не под седлом и без узды!
 
 
Что со мной, что делаю, как смею —
Потакаю своему врагу!
Я собою просто не владею —
Я прийти не первым не могу!
 
 
         Что же делать? Остается мне —
         Вышвырнуть жокея моего
         И бежать, как будто в табуне, —
         Под седлом, в узде, но – без него!
 
 
Я пришел, а он в хвосте плетется —
По камням, по лужам, по росе…
Я впервые не был иноходцем —
Я стремился выиграть, как все!
 

1970

«Я несла свою Беду…»

 
Я несла свою Беду
          по весеннему по льду, —
Обломился лед – душа оборвалася —
Камнем под воду пошла, —
          а Беда – хоть тяжела,
А за острые края задержалася.
 
 
И Беда с того вот дня
          ищет по свету меня, —
Слухи ходят – вместе с ней – с Кривотолками.
А что я не умерла —
          знала голая ветла
И еще – перепела с перепелками.
 
 
Кто ж из них сказал ему,
          господину моему, —
Только – выдали меня, проболталися, —
И, от страсти сам не свой,
          он отправился за мной,
Ну а с ним – Беда с Молвой увязалися.
 
 
Он настиг меня, догнал —
          обнял, на руки поднял, —
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася.
Но остаться он не мог —
          был всего один денек, —
А Беда – на вечный срок задержалася…
 

1971

Свой остров

 
Отплываем в теплый край
          навсегда.
Наше плаванье, считай, —
          на года.
Ставь фортуны колесо
          поперек,
Мы про штормы знаем все
          наперед.
 
 
         Поскорей на мачту лезь, старик! —
         Встал вопрос с землей остро, —
         Может быть, увидишь материк,
         Ну а может быть – остров.
 
 
У кого-нибудь расчет
          под рукой,
Этот кто-нибудь плывет
          на покой.
Ну а прочие – в чем мать
          родила —
Не на отдых, а опять —
          на дела.
 
 
         Ты судьбу в монахини постриг,
         Смейся ей в лицо просто.
         У кого – свой личный материк,
         Ну а у кого – остров.
 
 
Мне накаркали беду
          с дамой пик,
Нагадали, что найду
          материк, —
Нет, гадалка, ты опять
          не права —
Мне понравилось искать
          острова.
 
 
         Вот и берег призрачно возник, —
         Не спеша – считай до ста.
         Что это, тот самый материк
         Или это мой остров?..
 

1970

Чужая колея
Песни 1971–1980 годов

«Я теперь в дураках – не уйти мне с земли…»

 
Я теперь в дураках – не уйти мне с земли —
Мне поставила суша капканы:
Не заметивши сходней, на берег сошли —
И навечно – мои капитаны.
 
 
И теперь в моих песнях сплошные нули,
В них все больше прорехи и раны:
Из своих кителей капитанских ушли,
Как из кожи, мои капитаны.
 
 
         Мне теперь не выйти в море
         И не встретить их в порту.
         Ах, мой вечный санаторий —
         Как оскомина во рту!
 
 
Капитаны мне скажут: «Давай не скули!»
Ну а я не скулю – волком вою:
Вы ж не просто с собой мои песни везли —
Вы везли мою душу с собою.
 
 
Вас встречали в порту толпы верных друзей,
И я с вами делил ваши лавры, —
Мне казалось, я тоже сходил с кораблей
В эти Токио, Гамбурги, Гавры…
 
 
         Вам теперь не выйти в море,
         Мне не встретить их в порту.
         Ах, мой вечный санаторий —
         Как оскомина во рту!
 
 
Я надеюсь, что море сильней площадей
И прочнее домов из бетона,
Море лучший колдун, чем земной чародей, —
И я встречу вас из Лиссабона.
 
 
Я механиков вижу во сне, шкиперов —
Вижу я, что не бесятся с жира, —
Капитаны по сходням идут с танкеров,
С сухогрузов, да и с «пассажиров»…
 
 
         Нет, я снова выйду в море
         Или встречу их в порту, —
         К черту вечный санаторий
         И оскомину во рту!
 

1971

Баллада о брошенном корабле

 
Капитана в тот день называли на «ты»,
Шкипер с юнгой сравнялись в талантах;
Распрямляя хребты и срывая бинты,
Бесновались матросы на вантах.
 
 
          Двери наших мозгов
          Посрывало с петель
          В миражи берегов,
          В покрывала земель,
 
 
          Этих обетованных, желанных —
          И колумбовых, и магелланных.
 
 
          Только мне берегов
          Не видать и земель —
          С хода в девять узлов
          Сел по горло на мель!
          А у всех молодцов —
          Благородная цель…
          И в конце-то концов —
          Я ведь сам сел на мель.
 
 
И ушли корабли – мои братья, мой флот, —
Кто чувствительней – брызги сглотнули.
Без меня продолжался великий поход,
На меня ж парусами махнули.
 
 
          И погоду и случай
          Безбожно кляня,
          Мои пасынки кучей
          Бросали меня.
 
 
          Вот со шлюпок два залпа – и ладно! —
          От Колумба и от Магеллана.
 
 
          Я пью пену – волна
          Не доходит до рта,
          И от палуб до дна
          Обнажились борта,
          А бока мои грязны —
          Таи не таи, —
          Так любуйтесь на язвы
          И раны мои!
 
 
Вот дыра у ребра – это след от ядра,
Вот рубцы от тарана, и даже
Видны шрамы от крючьев – какой-то пират
Мне хребет перебил в абордаже.
 
 
          Киль – как старый неровный
          Гитаровый гриф:
          Это брюхо вспорол мне
          Коралловый риф.
 
 
          Задыхаюсь, гнию – так бывает:
          И просоленное загнивает.
 
 
          Ветры кровь мою пьют
          И сквозь щели снуют
          Прямо с бака на ют, —
          Меня ветры добьют:
          Я под ними стою
          От утра до утра, —
          Гвозди в душу мою
          Забивают ветра.
 
 
И гулякой шальным все швыряют вверх дном
Эти ветры – незваные гости, —
Захлебнуться бы им в моих трюмах вином
Или – с мели сорвать меня в злости!
 
 
          Я уверовал в это,
          Как загнанный зверь,
          Но не злобные ветры
          Нужны мне теперь.
 
 
          Мои мачты – как дряблые руки,
          Паруса – словно груди старухи.
 
 
          Будет чудо восьмое —
          И добрый прибой
          Мое тело омоет
          Живою водой,
          Моря божья роса
          С меня снимет табу —
          Вздует мне паруса,
          Словно жилы на лбу.
 
 
Догоню я своих, догоню и прощу
Позабывшую помнить армаду.
И команду свою я обратно пущу:
Я ведь зла не держу на команду.
 
 
          Только, кажется, нет
          Больше места в строю.
          Плохо шутишь, корвет,
          Потеснись – раскрою!
 
 
          Как же так – я ваш брат,
          Я ушел от беды…
          Полевее, фрегат, —
          Всем нам хватит воды!
 
 
          До чего ж вы дошли:
          Значит, что – мне уйти?!
          Если был на мели —
          Дальше нету пути?!
          Разомкните ряды,
 
 
          Все же мы – корабли, —
          Всем нам хватит воды,
          Всем нам хватит земли,
 
 
          Этой обетованной, желанной —
          И колумбовой, и магелланной!
 

1970