Текст книги "Избранное в 3 томах. Том 3: История и культура"

Польское правительство бежало из оккупированной германским фашизмом части страны за границу (во Францию), образовало там эмигрантское правительство Польши и объявило себя в состоянии войны с СССР. После капитуляции Франции перед гитлеровской Германией польское правительство перебралось в Лондон. Гитлеровцы включили часть польских территорий (Познаньщину, Поморье, Верхнюю Силезию, Лодзь и др.) в состав Германии. Большинство польского населения было изгнано с этих земель. Центром нового территориального образования стал Краков. На оккупированной гитлеровцами территории была создана сеть «лагерей смерти» (Освенцим, Майданек и др.).

Бисмарк о германо-русских отношениях

В XVII–XVIII веках Германия была государством крайне раздробленным. Примерно на 30 миллионов жителей приходилось свыше 200 самостоятельных государств-княжеств. Доходы княжества получали от торговли, преимущественно посреднической, а также от «продажи» своих солдат в армии наемников. Наиболее крупными державами Германии были Австрия и Бранденбург, граничившие со славянскими землями и постепенно прибиравшие их к своим рукам. Особой агрессивностью отличалось государство Бранденбургско-Прусское, сформировавшее значительные военные силы, опираясь на юнкерство, на членов семей помещиков, не получивших земельного наследства. При Фридрихе II прусская армия заняла по численности первое место в Европе.

Обеспокоенная усилением Пруссии Россия заключила в 1741 году с Австрией союзный договор против прусской агрессии. В семилетней войне (1756–1763), размежевывавшей интересы Англии и Франции, Пруссия выступила на стороне Англии, а Австрия поддержала Францию. Соответственно, союзница ее – Россия – также вступила в войну и нанесла тяжелое поражение Пруссии. В 1760 году русские войска вступили в Берлин, и только в результате смерти императрицы Елизаветы удалось прекратить эти практически для России ненужные военные действия.

Пруссия на русские территории не претендовала. В последующие годы она ограничилась захватом польских земель. Возникшие в 1793 году при очередном разделе Польши противоречия между Австрией и Пруссией побудили последнюю заключить сепаратный мир с Францией. В войнах 1793–1805 годов против Франции Австрия была разгромлена, а позиции Франции значительно улучшились. Это создало угрозу интересам Пруссии, что побудило ее вступить в антифранцузскую (антинаполеоновскую) коалицию. Главными участниками этой коалиции стали Англия, Россия, Пруссия и Швеция. Разгромив прусские войска в октябре 1806 года, Наполеон занял Берлин. Пруссия была вынуждена уплатить Франции большую контрибуцию.

Бывшие союзники России – Пруссия и Австрия – приняли активное участие в походе Наполеона на Россию. После разгрома Россией армии Наполеона Пруссия вновь вступила в союз с Россией: русские войска были нужны Пруссии для очищения ее земель от французских оккупантов. И вновь ценою русской крови недавние враги России освободили свои земли от своего недавнего союзника. Преследование французов, стоившее жизни многим русским бойцам, и вступление русских войск в Париж практически России не были нужны.

К середине XIX века экономическое объединение страны стало для Германии насущно необходимым. Шансы Пруссии на занятие ведущего положения в объединяющемся государстве значительно возросли, когда в 1861 году королем Пруссии стал Вильгельм I, имевший широкие родственные связи с правителями других регионов Германии. Правительство возглавил Отто Бисмарк (1815–1898), один из самых мудрых и изворотливых дипломатов XIX века. Его главной целью было объединение Германии, но для этого ему нужно было устранить вмешательство основных противников этого объединения – Англию и Францию. Но прежде чем вступить с ними в открытую конфронтацию, Пруссия в союзе с Австрией отторгла военным путем в 1864 году у Дании Шлезвиг и Гольштинию. В 1866 году усиленные и реформированные войска Пруссии легко разгромили военные силы своего недавнего союзника – Австрии. В 1867 году был создан Северо-Германский союз во главе с Пруссией. Изолировав дипломатическими путями Францию, Бисмарк в 1870 году спровоцировал ее на объявление войны Германии. Поражение в 1871 году Франции устранило последние препятствия объединения Германии вокруг Пруссии.

В процессе осуществления своей хитроумной политики Бисмарк искал и находил контакты с Россией. Этому способствовало личное знакомство Бисмарка с русской действительностью и русской дипломатией в период его пребывания в Петербурге (1859–1862) в качестве посла.

Оказавшись к концу жизни «не у дел», Бисмарк пишет многотомные «мысли и воспоминания». Обладая, сверх всех прочих достоинств, еще и превосходной памятью, он шаг за шагом не только излагает, но анализирует и оценивает политические явления бурного XIX века, участником, а порой и кормчим которых он был. Естественно, для нас представляет особый интерес оценка Бисмарком русско-германских отношений. Им он посвятил две специальных главы: «Петербург» и «Будущая политика России».

Больше всего Бисмарка поразила, и с этого он начинает изложение своих впечатлений о России, легкость с которой глава русского государства жертвовал жизнью своих подданных ради интересов своих временных союзников: «В истории европейских государств едва ли известен другой пример, когда неограниченный монарх великой державы оказал своему соседу такую услугу, как император Николай – Австрийской монархии. При том опасном положении, в каком она находилась в 1849 году, он пришел ей на помощь 150-тысячным войском, усмирил Венгрию, восстановил там королевскую власть и отозвал свои войска, не потребовав за это никаких выгод, никаких возмещений, не упомянув о спорах между обоими государствами в восточном и польском вопросах».

И еще Бисмарка поразила бездумность в выполнении данных «свыше» приказов, присущая русскому среднему и низшему командному составу, особенно его «младшему поколению» – молодым военным. Вывод этот Бисмарк сделал из анализа следующего эпизода: «В первые весенние дни принадлежавшее ко двору общество гуляло по Летнему саду, между Павловским дворцом и Невой. Императору бросилось в глаза, что посреди одной из лужаек стоит часовой. На вопрос, почему он тут стоит, солдат мог ответить лишь, что «так приказано»; император поручил своему адъютанту осведомиться на гауптвахте, но и там не могли дать другого ответа, кроме того, что в этот караул зимой и летом отряжают часового, по чьему первоначальному приказу – установить нельзя. Тема эта стала при дворе злободневной, и разговоры о ней дошли до слуг. Среди них оказался старик-лакей, состоявший уже на пенсии, который сообщил, что его отец, проходя с ним как-то по Летнему саду мимо караульного, сказал: «А часовой все стоит и караулит цветок. Императрица Екатерина увидела как-то на этом месте гораздо раньше, чем обычно, первый подснежник и приказала следить, чтобы его не сорвали». Исполняя приказ, тут поставили часового, и с тех пор он стоит из года в год. Однако Бисмарк, отметив, что «подобные факты вызывают у нас порицание и насмешку», в то же время признал, что «в них находит выражение примитивная мощь, устойчивость и постоянство, на которых зиждется сила того, что составляет сущность России в противовес остальной Европе». И добавляет: «Невольно вспоминаешь в этой связи часовых, которые в Петербурге во время наводнения 1825 года и на Шипке в 1877 году не были сняты, и один утонул, а другие замерзли на своем посту».

Рассуждая о будущей политике России, Бисмарк выражал опасения, что «в ближайшую войну на западной границе в бой против нас может вступить красное знамя… Когда Россия сочтет, что в отношении конструкции своих ружей, качества своего пороха и силы своего Черноморского флота она уже готова, тон, в котором разыгрываются вариации русской политики, быть может, уступит более вольному». Однако Бисмарк не считал, что русские предполагают напасть именно на Германию: «Германская война предоставляет России так же мало непосредственных выгод, как русская война Германии… Если для России уже невыносима немецкая часть населения ее прибалтийских провинций, то нельзя предположить, что ее политика будет стремиться к усилению этого считающегося опасным меньшинства таким крупным дополнением как Восточная Пруссия. Столь же мало желательным представляется русскому государственному деятелю увеличение польских подданных царю с присоединением Познани и Западной Пруссии. Если рассматривать Германию и Россию изолированно, то трудно найти для какой-либо из этих стран непреложное или хотя бы только достаточно веское основание для войны».

Иное дело с юго-западными соседями России. Рассуждая о необходимости и выгодности для России овладения Константинополем, этим «ключом к русскому дому», т. е. к Черному морю, Бисмарк находит, что согласие на протекторат Россия сможет получить у Порты (правительства Турецкой империи) дипломатическим путем. «Я думаю, – пишет Бисмарк, – что для Германии было бы полезно, если бы русские тем или иным путем, физически или дипломатически, утвердились в Константинополе и должны были бы защищать его. Это избавило бы нас от положения гончей собаки, которую Англия, а при случае и Австрия, натравливают против русских вожделений на Босфоре».

Противоречивые позиции, возникшие в отношении Константинополя, порождены были не Турцией и не Россией, а европейскими странами, в частности, Англией. Германия делает в 1889 году попытку сближения с Англией с двумя целями: совместно противостоять Франции и воздействовать на Россию для продления срока истекавшего «договора о перестраховке», заключенного в 1887 году секретного двустороннего соглашения Германии с Россией о нейтралитете, если одна из сторон будет вовлечена в войну. Бисмарк боялся ссоры с Россией из-за «центрального и открытого расположения Германской империи, с ее растянутыми на все стороны линиями обороны».

Англия была заинтересована в военном конфликте между Германией и Россией, так как это ослабило бы обе страны, что сулило Англии возможность «погреть на этом деле руки». Бисмарк, со своей стороны, опасался заключения союза между Англией и Россией: «Германская политика должна ближе подойти к попытке установить между Англией и Россией враждебные, нежели слишком интимные отношения», – писал он.

Считая невозможным и ненужным для Германии военное столкновение с Россией, Бисмарк сделал попытку оказать экономическое давление на нашу страну, используя для этого финансовые займы, предоставляющиеся России германской биржей. В 1887 году Бисмарк решил закрыть царскому правительству доступ на германский денежный рынок. Это был грубый просчет. Правительство России ответило на это репрессиями против немецких капиталов в России и обратилось на французский денежный рынок. Положение Бисмарка пошатнулось. Он был вынужден добиваться улучшения отношений с Россией. Бисмарк решительно отрицал наличие между Германией и Россией «неустранимых зерен конфликтов и разрыва». Войны с Россией он просто боялся. На предложение Англии объединить силы, чтобы вдвоем «управлять всем миром», Бисмарк ответил: «Мы и теперь готовы были бы охотно помочь Англии во всех вопросах. Но мы не можем ради этого жертвовать нашими хорошими отношениями с Россией. Наши границы на востоке имеют слишком большую протяженность, чтобы мы могли поставить себя в такое опасное положение, когда нам, в случае войны с Францией, придется половину нашей армии бросить на защиту восточной границы».

В своих мемуарах, которые не без основания рассматриваются многими как его политическое завещание, Бисмарк рекомендовал: «не терять из виду заботы о наших отношениях с Россией… У нас все-таки нет никакого права и никаких оснований ставить германский народ ради английских и австрийских ближневосточных интересов под угрозу тяжелой и неблагодарной войны с Россией – если этого не требуют наши собственные интересы». Бисмарк не успел осуществить свои новые стремления сближения с Россией: в 1890 году он получил отставку и был вынужден отказаться от политической деятельности.

Подводя в мемуарах итоги своей политической карьеры, Отто Бисмарк писал: «За время своей служебной деятельности я три раза советовал вести войну: датскую, богемскую и французскую, но всякий раз предварительно уяснял себе, принесет ли война, если она окажется победоносной, награду, достойную тех жертв, каких требует каждая война; а в настоящее время эти жертвы несравненно тяжелее, нежели в прошлом столетии. Если бы я предполагал, что по окончании одной из этих войн нам пришлось бы с трудом измышлять желательные для нас условия мира, то едва ли я убедился бы в необходимости таких жертв, пока мы не подверглись физическому нападению».

Русское правительство не придерживалось, к сожалению, этих мудрых точек зрения многоопытного дипломата Бисмарка и дало втянуть страну в участие в первой мировой войне, которая России практически не была необходима.

План Черчилля расчленения России

Ненужность для России русско-германской войны сознавало само царское правительство: об этом свидетельствует произведенная им попытка (неудавшаяся) заключения сепаратного мира с Германией. Временное правительство призывало к продолжению войны «до победного конца», мотивируя эту необходимость исключительно «долгом» по отношению к союзникам. Сами союзники были, с одной стороны, заинтересованы в участии России в войне, поскольку она воевала за их интересы – таскала им каштаны из огня, с другой стороны, они боялись в случае победы Антанты усиления России. В 1917 году, с приходом к власти большевиков, появился в отношении союзников к России третий фактор – боязнь распространения революционного движения на их собственные страны. Именно этот фактор оказал самое непосредственное влияние на дальнейшую политику союзных стран, в особенности Англии, по отношению к нашей стране.

Многовековое общение правительств европейских стран с русским царским правительством не создавало для Запада особых сложностей: русские дипломаты мыслили и действовали, в основном, в соответствии с принципами западной дипломатии, более или менее расчетливо присоединяясь то к одному, то к другому блоку западных стран; к тому же они, не требуя компенсации от западных держав, безотказно жертвовали кровью своих солдат при выполнении выгодных для своих западных союзников военных операций. И только порой обращались к европейским странам за получением на выгодных для этих стран условиях довольно крупных военных займов. И тем не менее, некоторые видные западные политические деятели, в частности Бисмарк и Черчилль, с беспокойством следили за действиями восточного соседа и подумывали о средствах его ослабления, прежде всего, путем раздела империи на мелкие страны, не составляющие угрозы Западу.

Смена государственного режима в России, победа большевиков резко нарушила равновесие с Западом, недавно еще казавшееся прочным. Россия вышла из-под контроля и влияния западных правительств, создала в Европе прецедент пролетарской революции и нанесла ряду европейских стран, в том числе и Англии, значительный материальный ущерб. Советское правительство, можно сказать, вынуло из кармана Великобритании 5.300 млн рублей, аннулировав военные займы, и поставило под угрозу британские капиталовложения в русскую промышленность, составляющие внушительную сумму в 500 с лишним миллионов рублей. «Сладить» с перешедшей в руки большевиков огромной русской империей военными средствами не признавалось английским дипломатам возможным. К тому же это потребовало бы со стороны англичан значительных человеческих жертв, в то время как они уже привыкли осуществлять свои агрессивные планы чужими руками и ценой чужой крови.

Оставалось единственное средство: попытаться расчленить мощное государство – Россию – на ряд мелких, слабых государств. Тем более, что этот план уже существовал, был выношен Уинстоном Черчиллем еще до октябрьской революции. Еще накануне краха царизма Черчилль писал, что расчлененная Россия «представляла бы собой меньшую угрозу для будущего мира всех стран, чем обширная централизованная царская монархия. И сейчас как раз такой момент, когда в силу критического положения, в котором находятся все существующие в России партии и все ее военные силы, создается возможность с помощью мудрого применения политики союзников дать событиям такой именно поворот».

С осени 1917 года осуществление плана расчленения России стало главной задачей Черчилля – 43-летнего члена английского военного кабинета, министра военного снаряжения. Черчилль действовал энергично: ему удалось добиться выделения 10 млн рублей для проведения подрывной деятельности внутри нашей страны. В своем первом публичном выступлении по вопросу о России Черчилль осудил ее выход из войны, объявил этот акт предательством по отношению к союзникам. Не скрыл он тот факт, что его очень тревожат отношения России с Германией, которую он счел главным виновником русской революции, произведенной «не только германской мощью, но и германской интригой, не только германской сталью, но и германским золотом».

Естественно, выдвигая эти обвинения против Германии, Черчилль заботился не о благополучии России: его заботили роль и влияние Германии в решении европейских вопросов. Черчилль уже тогда опасался альянса России и Германии – этих двух мощных европейских стран, способных совместно противостоять любым проискам остальных стран Европы, вместе взятых.

Английское военное министерство выработало меморандум для своих французских партнеров, который был утвержден на заседании английского военного кабинета 21 декабря 1917 года и был затем положен в основу парижского «соглашения» о разделении России на «зоны влияния» Англии и Франции. Английская зона включала территорию казаков и Кавказа, французская зона – Бессарабию, Украину, Крым. Это предприятие требовало довольно значительных денежных затрат, но в то же время сулило Англии еще более значительные материальные выгоды.

Денежные средства для подрывной деятельности «изнутри» переводились из Лондона в агентство «Космос», расположившееся в английском посольстве в Петрограде. Возглавлял агентство Хью Лич – секретный агент Интеллидженс сервис (английской разведки). В его задачи входило скупать акции крупнейших российских банков, продававшихся в то смутное время за бесценок. Между тем именно в банках была сосредоточена денежная масса промышленных предприятий, и владение акциями практически делало англичан их собственниками. Предвидя грядущие доходы, английское правительство выразило готовность выделить 20 млн рублей для приобретения крупного пакета акций Петербургского международного банка, но грабительская операция сорвалась: банки были национализированы.

Весной 1918 года в Англии возник план добиться согласия Москвы на «интервенцию по соглашению» – на ввод в Россию союзнических, преимущественно японских, войск для «продолжения военных действий против Германии». План поддерживал Черчилль, прежде всего в страхе перед возможным союзом России с Германией: «Если Япония будет сидеть смирно, то большевики с идущими по их пятам немцами, обоснуются во Владивостоке. Лучше было бы, чтобы там и в Маньчжурии были японцы, чем немцы». Предложение о японской интервенции «по соглашению» было отвергнуто В. И. Лениным.

В марте 1918 года военный кабинет Англии принял решение о направлении на север России английских военных частей под благовидным предлогом охраны от немецкого нападения на грузы, доставленные Англией в Архангельск в течение 1916–1917 годов. Туда же, на север России, были направлены французские и американские войска. «В первые же месяцы своего прихода союзные представители… приняли все меры к тому, чтобы можно было скорее исчерпать находившиеся в области экспортные товары, что им и удалось при полном содействии управления по делам внешней торговли», – пишет один из современников, очевидец событий. «Вывоз производился по фиктивным компенсационным распискам, откладывавшим расчет на совершенно неопределенное время, что причинило области неисчислимый вред». Менее чем за полгода пребывания на севере России англичане вывезли 1523 тысячи пудов льна, кудели, смолы, марганцевой руды, пакли и других товаров на общую сумму свыше 2 млн, французы – более чем на 80 тысяч, американцы – более чем на 600 тысяч фунтов стерлингов. Только один английский лесопромышленник Смит вывез из Архангельска леса на 2 млн фунтов стерлингов. Нанесенный интервентами-«союзниками» России ущерб исчисляется в 1 миллиард золотых рублей.

Очевидцы этого разграбления страны отмечали, что наибольшей самоуверенностью отличались англичане, наибольшей предприимчивостью – американцы. Американцы пытались не только завладеть товарами, но и «присвоить» часть моря, – вбивая в дно сваи, чтобы оградить захваченные ими морские владения.

«С каждым днем пребывания на Мурмане приходилось все больше убеждаться в правильности возникшего предположения о цели прибывания англичан: они прибыли не для помощи русским, а для овладения богатым районом. Для них было безразлично, кто такие русские, с которыми они имели дело, большевики или нет, – и те и другие должны быть под эгидой английской власти».

Одновременно с разграблением севера России «протянувшие руку помощи» англичане поспешили захватить нефтяные земли Азербайджана. Летом 1918 года в Азербайджан вторглись с территории Персии английские войска. На смену ушедшим из Баку по мирному договору туркам пришла английская армия во главе с генералом Томсоном… В центре города, в сквере (на парапете, где обычно играют дети и отдыхают горожане) средь бела дня стали воздвигать виселицу. В ответ со всех заводов, промыслов раздавались тревожные гудки. «Виселицу убрали», – рассказывает находившийся в то время в Баку эсер Л. Уманский.

Аналогично рисует действия англичан в Азербайджане эсер Марк Вишняк: «В погоне за нефтью Англия спешит прикрыть своим щитом прежде всего Азербайджан. Почти на следующий день после перемирия на западном берегу генерал Томсон во главе британских войск занял Баку, заявив, что делает это в согласии с интересами России в данной местности».

В Каспийском море курсировала под командой британского контр-адмирала Кэмпа союзническая эскадра. В Туркестане хозяйничал со своими войсками английский генерал Маллесон. В Петрограде подрывная деятельность англичан шла своим чередом: 2 млн рублей было передано двум «завербованным» латышским стрелкам, познакомившим за это англичан со своим командиром. Преданные своему делу латышские стрелки передали полученные деньги в ВЧК.

Окончание мировой войны, вызвавшее ликование у народов, не подняло настроение Черчиллю: «У победителей оспаривают власть новые силы». Эти силы – русские. Черчилль пришел к выводу, что русских нужно «усмирить войной». Он предложил на заседании военного кабинета: «Мы должны воссоздать немецкую армию! Крайне важно поставить Германию на ноги, чтобы с ее помощью воспрепятствовать распространению большевизма». Осуществить свои антироссийские планы Черчиллю помешала возникшая в Германии в ноябре 1918 года революция. Столкнуть Германию с Россией «союзникам» удалось только значительно позже, в 1941 году.

Тогда, в 1918 году, Черчилль безусловно понимал, что Россия ничем Англии не угрожает, но не хотел отказаться от мысли, что наступил подходящий момент ослабить и расчленить великую державу. На этот раз англичанам пришлось действовать самостоятельно, делать все своими руками. В ноябре 1918 года правительством было принято решение: продолжить оккупацию Мурманска и Архангельска, пополнить английские войска в Сибири, оккупировать Бакинско-Батумскую железную дорогу на Кавказе и поставить военное снаряжение Латвии, Литве и Эстонии. Усиленно заработала пропаганда. Английский посол в Париже лорд Берти писал о «так называемом русском народе»: «Такой вещи вообще не существует, перед нами ничто иное как конгломерат различных рас, разбившихся на куски». И далее: «Нет более России! Она распалась… Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на Востоке, т. е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т. д., то, по-моему, остальное может идти к черту и вариться в собственном соку».

В 1919 году Черчилль был назначен военным министром. Возросло его влияние в правительстве. Черчиллю удалось заручиться поддержкой плана расчленения России у заведующего русским отделом Министерства иностранных дел Ховарда и одного из его сотрудников – профессора Симсона, которые приступили «по распоряжению свыше» к решению вопроса о «наиболее выгодном для Англии расчленении России и разграничении в ее пределах сфер влияния отдельных государств Антанты».

Президент США В. Вильсон и премьер-министр Англии Ллойд Джордж оказались благоразумнее Черчилля и предпочли стремиться к установлению мира с Россией. Черчилль, политик мирового класса, предвидел неизбежность возрождения России в качестве сверхдержавы и тщетно пытался доказать свою правоту. В архиве сохранилось письмо Черчилля Ллойд Джорджу (по-видимому, неотправленное), в котором военный министр горячо рекомендует не отказываться от расчленения России: «Россия наверняка возродится снова – и, может быть, очень скоро – как великая объединенная империя, намеренная укрепить целостность своих доминионов и возвратить все, что у нее было отобрано». Не полагался Черчилль и на ближайших соседей России: «Цепь малых государств, которые мы теперь вызвали к жизни, без сомнения, будет нарушать верность нам любыми возможными способами».

Не получив поддержки в правительстве, Черчилль апеллировал к общественности. Пытаясь восстановить ее против России, Черчилль представлял выход России из войны с Германией как «предательство союзников», а гибель каждого английского и французского солдата в предшествовавшем году объявлял «делом рук Ленина». Видимо, у Черчилля укоренилось представление о войне «чужими руками», «до последнего русского солдата».

Черчилль обращался к Ллойд Джорджу с призывом оказать помощь Колчаку: «Не сердитесь на меня за моего Колчака. В самом деле есть реальная надежда, что он будет таскать каштаны из огня для всех нас».

Летом 1919 года союзники сделали ставку на генерала от инфантерии Н. Н. Юденича, переехавшего к этому времени с Северного Кавказа в Финляндию, которая в декабре 1917 года получила из рук Ленина независимость. «В благодарность» Финляндия материально поддержала генерала Юденича и его армию, готовившуюся к походу на Петроград. Пока Англия довооружала армию Юденича, финны деятельно пополняли ее перебежчиками из России, которых они «подбирали» на границе.

После провала наступления Юденича Черчилль призывал правительство согласиться на помощь Деникину, двинувшемуся на Москву: «Россия очень большая страна, она в состоянии заплатить за все». Английское правительство еще раз поддалось на уговоры военного министра, тщетно уповая на грядущие доходы.

Прозрение относительно истинных целей «спасителей России» – англичан наступило только после окончательного разгрома интервентов. Тогда даже самые верные пособники союзников признали корыстность их «помощи» и деструктивность их целей «спасения России». В январе 1920 года бывший товарищ министра торговли и промышленности В. А. Степанов, сетуя на колониалистские притязания союзников, назвал их политику «египтизацией России». Писательница А. В. Тыркова, все годы активно способствовавшая интервентам в захвате русской земли и ее богатых недр, так характеризовала в своем дневнике английского «высшего комиссара», прибывшего в Новороссийск для эвакуации беженцев: «Настоящий иноземец, решающий судьбу низшей расы. Его планы – это давно знакомый мне план расчленения России… Это называется де-факто признание национальных окраин. На самом деле это больше похоже на план Бисмарка – разбить Россию на куски».

В апреле 1920 года перед Черчиллем в последний раз блеснула надежда: с помощью Англии, Франции и США осуществилось выступление Польши против Советской России, которое, по мнению Черчилля, могло привести к отторжению от России «главной житницы России – Украины». Подписанное 12 октября 1920 года мирное соглашение между Советской Россией и Польшей лишило Черчилля на долгие годы надежды на осуществление его плана ослабления России и превращения ее в сырьевой придаток Западной Европы. Планам этим суждено было возродиться – и вновь, без успеха – в 1941 году.