Текст книги "Золотое зерно"

Владимир Зуев
Золотое зерно

И каждую минуту, как Витязь на перепутье, выбираем направление. На каждой Дороге жизни – свои уроки и семена, свои встречи.

…Дитя моё, моя родная Книга… Уж столько лет тебя мне предрекали, Вопросами сомненья бередя. А я растила бережно в начале, В Душе своей лелеяла тебя…

Ирина Юрьевна Лекарчук-Смышляева

Слова Христа: «Я сказал: Вы Боги и Сыны Всевышнего все вы».

(Псалом 81.6.)

Я искал Тебя, и то, во что верил, я хотел видеть глазами разума…

Августин Блаженный

Я всего лишь искатель Истины и Жизни в Боге, а не Учитель.

Николай Бердяев, «Самопознание»

Мир един – способы познания его разные. И с несовершенными способами познания нельзя проникнуть в то, что доступно только совершенным способам.

П.Д.Успенский

…Можно услышать ЗОВ… И последовать за ним.

«Жажду ЖИТЬ! ЛЮБИТЬ!

Соединить разрозненные части Единым Апофеозом Истины». «…»

«Оставьте в покое недостатки, и развивайте достоинства свои!».

Если нет ни внутренних, ни внешних чувств-ощущений, то нет и никакого Побуждения к Действию.

Именно чувства и ощущения – первая и самая мощная Сила, побуждающая к Действию…

Обитель Света – «Жемчужина…»

 
Под Небом бездонным,
Над облаками поднявшись
Вершиною к Солнцу,
Гора Вековая, покрытая снегом, Стоит.
Как Страж на Дозоре,
Как Путников светлый маяк,
Призывом являясь для тех,
Кто Зов её Сердцем услышит
И сможет подняться
По кручам, скользя.
Дорога открыта для всех,
Сумей лишь увидеть её
И к верху подняться –
К ОБИТЕЛИ СВЕТА.
 

Морева М.Н.

В этой книге – только немногие выдержки из всего объёма записанного. Остальное – в других книгах.

Попробуйте своим Лучом Внимания, идущим от

Сердца, вникнуть в текст, в рисунок, в схему, в Образ, как в самого себя. Прочувствовав, а потом – осмыслив всё… И, если найдёте Созвучие и захотите – примените в повседневной Жизни…

За каждой буквой – Образ свой, за каждым Словом – Череда из Образов и Смыслов. За каждым Текстом – Жизнь.

Каждая Буква имеет своё написание, смысловое значение, звук, ритм, цвет, запах, по-особому движется, изменяется и тогда из неё образуется другая Буква, которая, в свою очередь, неповторимыми многомерностями стыкуется с другими Буквами…

…«Стекольную крошку» всегда труднее выметать, чем вытащить целое «стекло». Труднее и опаснее…

Всегда лишь Быть, а не «казаться».

Всегда Вперёд идти, а не «топтаться». Всегда вести всех за собой, А не ползти окольными путями.

 
И помнить о своей Начальной Сути!
Весну Душою чувствовать,
И другим Любовь нести, цветами
Украшая Путь. Идти легко, светло!
И видеть только Радость там,
Где раньше «тени» были.
 

– *В тексте намеренно, в отличие от «общепринятого», в некоторых словах вместо «бес» записано «без». Осознанная замена буквы и звука «С» на букву и звук «З» принципиально меняет Образ и Смысл Слова и Текста. Особенно это видно при «раздельном» прочтении, коренном. Например: бессмертный… Или: Безсмертный (человек).

Так записывали до 1917 года, по старым правилам правописания…

Здравы будьте, читатели! Все вы – желанные гости на этих страницах, и я благодарен за все ваши визиты сюда.

Чуть о себе: родился в Питере, тогда – в Ленинграде, в 1950.

Бывал на Урале, в Крыму и Карпатах. В Архангельской области (не самой северной части). В Карелии часто, по Северо-Западу пешком довольно много протопал. Сейчас «осел» в Лужском районе, в «оазисе». Осваиваю потихоньку. Планов – громадьё, хоть уже за …

Писать и иллюстрировать начал довольно поздно – в девяностые.

Все произведения во многом автобиографичны, хотя некоторые могут показаться «фэнтези». НО!

 
Кому – сказка,
Кому – СКАЗ,
А кому и пособие.
 

Очень интересно ваше «видение» творчества!

Это помогает в работе, да и в Жизни

Очень интересно ваше «видение» творчества! Это помогает в работе, да и в Жизни.

С первой частью работало четыре человека. На бумагу перенесла РИНА С…

Дух волнуется, но будьте мудры.

Лучшее знание – сердце.

“Л. С. М.”

Смириться с уготованной тебе ролью – значит сразу, окончательно и безповоротно* признать себя поражённым. Это значит опустить руки и сдаться без боя, отрезав все пути к победе. Истинное смирение всегда требует высокого подвига, высокого служения, высокого горения Духа. Оно всегда безгранично, ибо тот человек, который начинает поиск, рано или поздно придёт к истинному смирению. Нет пределов этому чувству, нет ничего прекраснее на Земле. Ибо красота подвига всегда безмерна, всегда прекрасна. Вот что означает истинное смирение. С радостью жить, созидать, трудиться, забыв о себе и служа другим, не думая об этом, не ожидая награды, а только даря себя безконечно*, всем вокруг. Вы скажете, это не возможно. А я скажу вам: нет ничего невозможного. И сколько таких высоких и светлых подвижников воплощалось во все времена на Земле. Они были, созидали, творили, жили мужественно, с истинным смирением и свет их неугасимых сердец озарял весь мир, и долго ещё после их смерти не гасли светильники, зажжённые ими, указывая дорогу во тьме. Их подвиг был безграничен и не оценен, как зачастую бывает. Ведь в обычной жизни ценится только внешний блеск, а не внутренняя красота человека. Люди напрочь забыли об этом, живя и прозябая в мире расчёта, грабежей, насилия, лжи. А ведь подобное притягивает подобное.

Так более продолжаться не может. Когда-нибудь наступит время, которое потребует ответа от всех и полной мерой. Нужно будет отдать долги. И время это близко, оно приближается с каждым днём неудержимо. И никто не в силах остановить его стремительный бег. И что бы ни случилось, оно наступит. Только вот чем придётся отдавать свои долги? Это вопрос первостепенной важности, ведь деньги здесь не ценятся и земные блага тоже. А ценится прежде всего честь, смелость, решительность, безкорыстие*, мужество, доброта, преданность и вера в людей, любовь и истинное смирение, служение людям.

Но где их взять, если вместо Сада Прекрасного взрастили в своих душах чёрные ростки и теперь пожинают их плоды? Как же быть нам, людям Земли, забывшим о своем высоком предназначении и живущим одним днём? Что делать? Ведь от ответа не уйти никому. Что мы скажем, представ перед Высшим Судьёй, в своё оправдание? Да, нам будет нечего сказать. Это будет тягостное и невыносимое молчание, заставляющее наши сердца содрогнуться в ужасе от содеянного. Но будет поздно, ведь всему приходит Свой Срок. Неудержимым потоком день и ночь на Земле идёт работа. Сотни незримых тружеников, объединённых общей любовью своих сердец, общим мужеством, общей ответственностью за Землю и людей, трудятся, чтобы успеть к сроку. Приближается время, когда уйдёт всё старое, уступив место радости творческого труда, созиданию, гармонии. Не все увидят его приход, который уже возвестили дозорные, стоящие на снежных вершинах Земли и встречающие приход Нового Времени. Уже слышны по планете шаги Грядущего, остановить которое никто не в силах. Нужно торопиться, чтобы успеть многое сделать до его прихода. Ведь никогда не поздно, стоит только по-настоящему, всем сердцем, захотеть и тысячи помощников тут же незримо протянут вам нити своих сердец, своей любви, чтобы помочь вырваться из плена Иллюзий.

Час этот настал. И битва началась Последняя, жестокая. И последствия её для многих, живущих в расчёте на то, что “авось” пронесёт в тысячный раз, будут непредсказуемы и ужасны. Нужно, отринув всё мешающее, помочь Земле и людям, забыв о себе, с истинным смирением взять эту ношу на плечи и нести её добровольно, не боясь ответственности, не смущаясь никакими трудностями. Мы призываем вас к Подвигу. И верим, что Зов наш будет услышан многими. Осталось сделать лишь маленький шаг: поверить в себя, в собственные силы, ринуться в бой со всем отжившим, тёмным, встречая с радостью приход новой Эры, нового времени. Имя которому: Будущее.

Надо только, распахнув свои сердца, устремиться неудержимо вперед, забыв о себе во имя самого светлого и прекрасного, что есть на Земле, в Космосе, в Безпредельности*. А это так трудно. Но иначе невозможно. Иного Пути нет – только через собственное Сердце, преодолев себя, можно чего-то достичь.

Вперёд неудержимо стремятся наши Сердца, воспевая, славя, благословляя приход Нового Времени, которое дарует Великое Освобождение.

Шлю вам живую воду, промыть очи и уши, и чудо претворится, и явится мост красоты в новый путь.

“Л. С. М.”

В то утро, идя на работу, я неловко оступился, упал и ушиб ногу. Падая, на склоне горы заметил вход в пещеру. Павел Иванович, которого все звали Доктором, не разрешил мне задержаться и осмотреть её, и был прав. К вечеру нога распухла и я с трудом вернулся в лагерь, отвергая предлагаемую помощь.

Два дня помогал Ане готовить обед, прыгая на одной ноге и, скорее всего, только мешая ей. А когда мне стало немного лучше, пошёл на работу, взяв с дяди обещание, что мы непременно осмотрим пещеру в этот же день. Моё разыгравшееся воображение рисовало одну картину заманчивее другой. Но, потратив на поиски пещеры около часа, мы ничего не нашли.

– Может быть, ты за пещеру принял что-то другое? – высказал предположение дядя.

Я был убеждён, что не мог ошибиться. И мы решили ещё раз подняться по крутому склону высокой горы, поросшей кустарником, с удвоенным рвением осматривая всё вокруг. Дядя шёл немного в стороне, Доктор же отстал.

Вдруг, прямо передо мной сильный порыв ветра пригнул колючий кустарник, неожиданно открыв вход в пещеру. Крикнув дяде, я заспешил к ней, обогнув кусты и, войдя, долго ждал, чтобы глаза привыкли к темноте. Но разглядеть что-либо мне не удалось.

Пришлось выйти из пещеры и дожидаться Доктора, который с трудом поднимался к нам и, дойдя, присел отдышаться. Он был недоволен и не скрывал этого.

– Ну что, ничего не нашли? – допытывался он у нас. – Я так и знал. Заставили старого человека лезть бог знает куда – глядишь, альпинистом станешь!

Его ворчливый тон меня рассмешил – я знал, что Доктор по-настоящему не умеет сердиться.

– Ты лучше скажи нам, фонарик у тебя? – вкрадчиво спросил его дядя.

– Да, а что? Неужели нашли?

И он, не усидев на месте, быстрее нас ринулся вперёд. Мы поспешили за ним.

Длинный коридор, постепенно сужаясь, расходился в разные стороны, и мы, не сговариваясь, повернули направо. Мы вошли в большой зал овальной формы с высоким потолком. В центре зала на возвышении стояла каменная чаша.

У меня появилось ощущение, что мы там были не одни. Словно в ответ на мои мысли, я услышал тихое-тихое пение, слов нельзя было разобрать. Подумав, что мне это показалось, я продолжал рассматривать заинтересовавшую меня чашу, выполненную с большим мастерством. Но пение стало громче, и уже явственно слышались необыкновенно красивые мужские голоса. Они исполняли гимн, торжественный, сдержанный, в котором чувствовалась небывалая сила и мощь. Меня пронзил трепет – это вступили женские голоса. Они внесли столько мягкости и нежности и придали пению такую выразительность и законченность, что я застыл, весь превратившись в слух.

Пение затихало и, когда прозвучали последние звуки, зазвонили колокола. Их переливчатый, радостный звон раздавался так громко, осязаемо, что я огляделся вокруг, пытаясь понять, откуда звон, и увидел, что в пещере стало светло. Серебряные и золотые светящиеся нити переливались вокруг, то, исчезая, то, вспыхивая вновь, становясь ярче. Перед нами появилась немного размытая, нечёткая высокая человеческая фигура в белоснежном плаще, опирающаяся на посох, закрученный на конце в большую спираль, от которой во все стороны брызнул такой яркий свет, что мне показалось, будто я ослеп.

Только спустя некоторое время я решился открыть глаза, но ненадолго – мне было больно от нестерпимого блеска. Весь наполненный новыми для меня ощущениями и не умея их объяснить, я растерянно оглянулся в поисках дяди и Доктора и, увидев их раскрасневшиеся лица и радостные улыбки, немного успокоился. Лишь тогда я почувствовал, как пылают мои щеки, а в груди как будто горит огонь.

Стены пещеры раздвинулись, потолок исчез, и я оказался перед высоким овальным столом с куполообразной крышкой, по бокам которого в высоких подсвечниках горели свечи. На меня смотрели необыкновенно красивые, но вместе с тем строгие, и даже суровые, лики трёх старцев с белоснежными бородами, глаза их сияли неземной любовью и добротой. Заглянув в них, я склонился в глубоком поклоне, испытав сердечный трепет, более сильный, чем в первый раз. Когда я поднял голову, то увидел, что со стола исчезла крышка, и перед моими глазами всего лишь на секунду появился ослепительный камень необыкновенной формы и красоты, взглянув на который я испытал сильную физическую боль, но она была несравнима с теми легкостью и радостью, которые переполняли меня. Я почувствовал, что становлюсь невесомым, казалось, ещё немного, и я взлечу. Эта смена ощущений была настолько сильна и непривычна, что я с трудом устоял на ногах и наверняка бы упал, если бы меня не подхватили сильные руки. Немного времени спустя я увидел, что рядом со мной стоит дядя, больше в пещере никого не было, лишь мягкий свет струился и переливался вокруг, подтверждая, что это был не сон. Я заметил, что в высокой чаше горит огонь.

Мы покинули пещеру, не говоря ни слова, и присели тут же на земле, недалеко от входа. Прошло время, прежде чем я обрел способность вымолвить слово, с удивлением смотря на дядю и Доктора, узнавая и не узнавая их. Глаза их сияли, переполненные такой любовью и добротой, что я физически ощущал идущее от них тепло.

– Что это было, дядя? – спросил я взволнованно.

– Ты можешь теперь видеть Духовным Зрением, Алёша, – объяснил он мне, – это было видение, тот Дар, который открывается подготовленному сознанию, способному вынести всю красоту форм и совершенство красок, недоступных обычному земному зрению.

– А я подумал, что это плод моей фантазии, – ещё не до конца придя в себя, сказал я, чем их рассмешил. – Значит, и вы видели то же самое. Высокую фигуру в белом, старцев, этот камень, от которого я чуть не ослеп…

– Не совсем, – улыбнулся дядя, – фигуру – да, а старцев и камень показали только тебе. У доктора больше развито так называемое чувствознание, и он прочувствовал всё сердцем.

– А что мне теперь делать, как быть?

– Ты готов к большой работе, Алеша, – продолжил дядя.

Я слушал его внимательно, чувствуя, как каждое слово западает мне в душу.

– Но ты должен помнить, что не имеешь права использовать этот Дар в корыстных целях, чтобы не причинить кому-либо вреда. Только помогая людям, открывая сердце и отдавая всю свою любовь, ты можешь идти вперед, совершенствуя свой Дух. И другого пути отныне для тебя быть не должно.

День клонился к вечеру, когда мы вернулись в лагерь. Я был молчалив, боясь неосторожным словом нарушить торжественность, безграничное счастье и внутренний покой, которые переполняли меня. Заново переживая увиденное, я интуитивно чувствовал, что с этого дня у меня начинается совершенно другая, необыкновенно трудная жизнь. И размышлял о том, достоин ли я этого доверия…

Уже позже, дядя в красках, а я в словах описали Доктору всё то, что мы увидели в пещере. И наши ощущения были очень похожи: те же трепет, торжественность и радость.

Так началась наша экспедиция.

Сокровенное

Когда-нибудь ты достигнешь этих высот, к которым так неудержимо стремится твой Дух. Однако запомни, что путь этот долог и приготовь себя идти без устали годы, десятилетия, ни разу не усомнившись в правильности выбранного однажды Пути, положившись исключительно на своё сердце, чувствознание. Многое ты не сумеешь объяснить, многое будет сокрыто и незримо для твоих физических глаз, но не духовных. В Духе нет ничего невозможного, недостижимого, нереального. Именно в Духе всё осуществимо, нет никаких границ и предела. Пусть однажды зажжённая тобой свеча горит всё это время ровно, не погаснув, освещая весь мрак на Земле, вокруг, притягивая к себе всё чистое, возвышенное, озаряя и помогая тысячам и тысячам заблудших Душ, безплодно пытающихся найти тот единственный, верный Путь. Ты укажешь им эту дорогу, поможешь, но исключительно добровольно, не насилуя ни одно неготовое сознание, не навязывая никому свою Веру и Истину. Ибо невозможно слепому объяснить все краски раннего утра, объяснить красоту, которую он ни разу не смог увидеть. Поэтому следуй за мной, забыв о себе, творя вокруг посильную помощь, не выпуская из рук моей ладони. И только так дойдёшь, а не иначе. Смело смотри вперёд в будущее, дерзай. Открой миру своё сердце и отдай всю свою любовь.

Сокровенное

Кто постигнет этот Путь? Кто увидит его дали? Тот помчится по нему быстрее степного ветра и увидит суть вещей. Они будут открываться постепенно, помогая жить и совершенствоваться духу. Ибо путь этот безпределен, нет ему конца и края, а начало уходит так далеко, как дерево корнями в прошлое. И трудно определить, когда всё это началось…

То ли пение первых петухов на рассвете, то ли нежная улыбка матери, да кринка парного молока заронили в твою душу первые ростки. То ли лишения, бедствия помогли преодолеть тебе эту ступень, то ли ты услышал из уст друга какой-то рассказ, не то легенду, не то быль, и она потрясла тебя, лишив покоя и сна.

Неважно, мой друг, с чего начался этот Путь.

У всех по-разному, но это не имеет никакого значения, поверь. Важно другое: ты однажды ступил на эту дорогу и продолжаешь идти по ней ежедневно, ежеминутно, преодолевая себя, проходя мимо тысяч соблазнов, оговорок, осуждений, унижений, нареканий. Тебя давно мало кто понимает. Кто-то солидарен с тобой в глубине души, но откладывает день ото дня встречу с тобой на этом Пути, ему всё некогда. Некогда собраться, взять себя в руки, начать жить по-другому. А время летит, не терпит. И вот уже прожита жизнь, за ней следующая канет в лету, а он всё никак не может решиться…

И ты идёшь один. Остаются за плечами годы, города и страны, друзья, близкие, родные, а ты всё идёшь. Ни к чему не привязываясь, никого не отталкивая, ничему не преклоняясь и учишься, учишься ежедневно, преодолевая ступень за ступенью и чем больше ты прошёл, тем больше у тебя их осталось…

Тебе открываются иные миры. Звездное небо шлёт тебе свой луч привета. Оно не такое уж безмолвное, и там так много друзей, стоит их только услышать и протянуть руку…

Ты потихоньку начинаешь понимать язык птиц, зверей, деревьев. Ты начинаешь разбираться в людях, их судьбах. Они тебя не удивляют, ты прекрасно знаешь цепь причин и следствий. Ты уже знаешь многое по сравнению с остальными людьми и всё же только чуть-чуть. Ибо узнать предстоит ещё больше.

И вот ты встречаешь на своём Пути единомышленников, близких тебе по духу людей и вверяешь им свою судьбу. Вы идёте теперь вместе, вам легко и радостно, вы постигаете дружбу, учитесь на ошибках друг друга, познаёте мир. В вашей дружбе много светлого, она безкорыстна, объединена общей прекрасной идеей, которой вы служите, прошлой кармой и многим, многим другим. Вы счастливы.

Но наступает момент, когда ты остаёшься совсем один. Далее твой Путь проходит по той узенькой, еле видимой тропинке в горах, не сумев осилить которую, непременно сорвёшься в глубокую пропасть, а, осилив – взлетишь. Этот отрезок пути невероятно труден. Но невозможно определить, что было труднее: встать на эту дорогу или же идти по ней, лишив себя земного покоя и благополучия, упорно поднимаясь по ступеням всё выше и выше?

Впрочем, это не имеет никакого значения. Ибо – всё позади, а ты сейчас идёшь по узенькой тропинке, впереди прекрасная, сияющая вершина, вся в снежных облаках, а под ногами – бурное море, скалы и парит огромный орёл.

Однажды это когда-то уже было: выбор, опасность, напряжение, дозор. Наконец, победа, такая долгожданная и всегда немного неожиданная, с лёгким привкусом смертельной усталости. Так бывает всегда, когда ты весь в напряжении стремишься к цели, не думая, сколько тебе осталось, а, дойдя, живёшь ещё в этом напряжении, не в силах его сразу скинуть и освободиться. Для этого понадобится ещё какое-то время…

Миша быстро справился с палаткой и поспешил к пещере. Стемнело, низкие тучи заволокли небо, вот-вот должен был начаться дождь. Миша решил сократить путь и пошёл по еле видимой тропинке, все его мысли были заняты произошедшим накануне разговором Веры с Николаем Васильевичем. Вспоминая подробности: глаза Веры, её жесты, улыбку, он сам себя заводил. Всё в нем клокотало от возмущения и собственного безсилия. Опомнился он только тогда, когда дошёл до середины горы, и тропа стала уже. Растерянно оглядевшись, Миша понял, что здесь что-то не так, но, не слушая внутренних ощущений, всё же пошёл вперёд. В это время начался дождь. Гора была невысокой, но подъём крутой, он с трудом преодолел несколько последних метров – мешал большой рюкзак. Он оказался на узкой вершине горы и замер. Прямо перед ним был отвесный склон, гладкий, как стена. Одно неверное движение сулило смерть далеко внизу, на острых камнях. Отсюда до пещеры рукой подать, но как спуститься? В досаде он осторожно развернулся, но и здесь его подстерегала неудача. Хлынул самый настоящий ливень, склон горы стал таким скользким, что он с трудом удержался на ногах, чувствуя предательскую дрожь в коленях, пытаясь не смотреть вниз и не делать лишних движений, чтобы не сорваться.

Сколько времени Миша простоял в оцепенении, он не знал. Пока с глаз его не спала пелена, и он не понял, что сам себя загнал в эту ловушку.

Миша почувствовал себя опустошённым, разбитым, как было в последнее время после его приступов ревности. Лишь спустя пару дней ему становилось лучше. Неуправляемые эмоции, владевшие им, требовали выхода. Один раз он ушёл подальше от лагеря, в горы, в надежде, что успокоится. А сегодня нёсся, не разбирая дороги, и вот результат. Впервые ему стало страшно…

Ещё не осознавая до конца, что он делает, Миша взмолился о помощи, неистово, всем сердцем устремившись к Богу, прося прощение за слабость, за всё. Что было дальше, помнил с трудом. Уйдя в молитву и растворившись в ней целиком, он увидел перед собой огромную фигуру в белом.

И его сердце пронзил трепет. И улыбнувшись, счастливый, забыв обо всём, он смело шагнул навстречу протянутым рукам…

Упал он неловко, немного боком, но всё же удержался на маленьком выступе, немного правее и ниже той злополучной вершины. Ещё не понимая, как он совершил этот прыжок, и был ли он на самом деле, огляделся. Рюкзак лежал рядом. Миша встал и начал осторожно спускаться.

Оказавшись внизу, заметил в нескольких шагах от себя ещё одну пещеру. С трудом перешагнув через большой камень, которым наполовину был завален узкий вход, Миша проник в пещеру. Тут же у входа присел и отдышался. Только потом заглянул в рюкзак и обнаружил там свитер, сухие носки, кое-какую еду, термос с горячим чаем, который уцелел, и был приятно удивлён предусмотрительностью Веры. Переодевшись и сделав глоток обжигающего чая, почувствовал, как по телу разливается приятное тепло.

Удобно устроившись и прислонившись спиной к рюкзаку, Миша глубоко задумался. С каждым днём Вера отдалялась от него. Она так много говорила о Николае Васильевиче, преображаясь на глазах, что в сердце Миши закралась ревность. Сначала он пытался не обращать на это внимания, испытывая лишь досаду. Но это чувство росло в нём, и он переставал владеть собой, когда Вера счастливо улыбалась, встретив Николая Васильевича, как, разговаривая, не сводит с него глаз, советуясь по малейшему поводу. Миша испытывал большое напряжение, весь поглощённый борьбой с самим собой, готовый иногда сорваться. Потом злился на себя, на своё поведение, но ничего не мог с собой поделать.

– Что случилось? – без конца допытывалась у него Вера. – Что с тобой? Тебе неприятно, что Николай Васильевич приходит к нам? Ты вдруг потерял к нему интерес, а ведь раньше, признайся, тебя всё это волновало не меньше меня. Если ты в чём-то с ним не согласен, скажи. Неужели ты ревнуешь? – догадалась она, – глупенький, я люблю тебя, милый мой, родной. А к нему отношусь как к другу, питая исключительно духовные чувства.

– А разве любовь не самое духовное чувство? – спросил он глухо.

– Ни за что не подумала бы, что ты так ревнив. Право, ты меня удивляешь, – уже серьезно продолжила она. Перестань, сейчас же перестань, слышишь, это же смешно!

Но перестать он не мог, прекрасно понимая, что избавиться от чувства, которое завладело им целиком, не так-то просто.

Вера сердилась по-настоящему, не скрывая, что всё это чересчур…

Миша рассмеялся, подумав, что злее шутку и не придумаешь: он здесь один, а Вера там и … неизвестно, когда закончится дождь.

Взглянув на часы, он с удивлением обнаружил, что прошло уже несколько часов. Дождь не утихал, ветер усилился, в пещере стемнело. Ему было совсем не одиноко, хотя раньше он ни минуты не выносил одиночества. И даже, если приходилось работать за письменным столом, он знал, что Вера рядом, стоит только позвать её, и она появится в дверях. Только в последний год, после того, как уехал их сын, он начал ощущать невыносимое, тягостное одиночество рядом с нею. Поначалу, оно было едва заметным, появляясь в минуты разногласий. Всё чаще они стали заниматься своими делами в разных комнатах, не проронив за день ни слова, а, встретившись, делали вид, будто ничего не произошло. Потом оно выросло как снежный ком, грозя раздавить его своей тяжестью. Миша чувствовал своё безмерное одиночество днём и ночью, хотя они по-прежнему ели за одним столом, спали в одной постели и вечерами встречались у телевизора, в гостиной. После отъезда сына Вера часто включала телевизор, пытаясь понять по коротким, скупым сообщениям, как живет её сын там. Не замечая ничего вокруг, она вся с головой ушла в переживания, односложно отвечая на вопросы, чаще молчала. Антон не писал и не звонил, а Миша был безсилен что-либо изменить. Замечая её покрасневшие от слёз глаза, он делал вид, что ничего не заметил. Его охватывало такое отчаяние, что хотелось кричать на весь гулкий, пустой дом, который он больше не мог выносить ни минуты. И Миша уехал…

Поехал к морю, куда раньше они ездили вдвоём, чаше весной, иногда летом. Летом они обычно уезжали в экспедицию, но это было давно.

Гостиница, в которой он остановился, была огромной и неуютной. Ночью ему не спалось, он долго читал детектив, и только под утро забылся коротким, тревожным сном. Разбудило его солнце, бившее прямо в глаза сквозь неплотно задёрнутые шторы.

Бросив вещи на людном пляже, Миша долго плавал, потом в изнеможении свалился на песок, подставив солнцу бледное тело. Уже вечерело, когда он, гуляя по городу, подумал о том, что сам себе устроил эту пытку. Все напоминало ему о Вере, об их прошлой жизни, когда они были счастливы вдвоём. В этом магазине на углу, они покупали по утрам горячий хлеб, сюда бегали звонить сыну, в том кафе подолгу сидели вечерами, разговаривая…

Так прошло несколько дней. По утрам он загорал на пляже, потом долго плавал, обедал в небольшом кафе и вечерами долго гулял, в надежде, что усталость возьмёт своё. Наступала ночь, прихода которой он боялся, зная, что не уснёт.

Наконец, в один из вечеров, сдавшись, принял снотворное и лёг пораньше спать. Его мучили кошмары. Он умирал, и врачи пытались спасти его жизнь. На этот раз всё было тщетно, он действительно умирал. Потом появилось склонённое к нему лицо Веры, всё в слезах, которая умоляла его остаться.

С трудом открыв глаза, Миша долго не мог понять, где он находится. Голова была тяжёлой, в надежде взбодриться, он заварил себе крепкий кофе. На улице было пасмурно. Позвонив в аэропорт и уточнив время рейса, Миша быстро собрался. Он понял, что больше не может так жить, сын их предал, теперь он предаёт Веру, не выдержав её переживаний, тягостного молчания.

Ему было легче, спасала работа. А она всё время была одна, предоставленная самой себе и мыслям о сыне. Его книги лежали на полках, фотографии улыбались со стен, вещи лежали в шкафу.

От всего этого можно было сойти с ума. Поздним вечером он шёл к своему дому, полной грудью вдыхая воздух, наполненный запахом хвои, морских водорослей, дождя, думая о том, как он соскучился, как будто не был здесь много лет. На втором этаже, в спальне горел свет. Открывая дверь своим ключом, он нарочно громко топал ногами, чтобы услышала Вера, поставил чайник, включил телевизор. Она и вправду тут же спустилась, накинув халат.

– Ты вернулся?

Подойдя к ней, Миша смотрел на её такое родное лицо, заметив только сейчас седую прядь у виска, морщины у глаз и обняв, прошептал: – Я не могу без тебя. Если бы ты знала, как я тебя люблю!

– Я тоже, милый. Прости меня, прости, – и она заплакала на его плече.

С тех пор прошло больше года. Они снова в экспедиции вдвоём. А ведь вернул её к жизни Николай Васильевич.

В последнее время к нему стало возвращаться уже знакомое чувство одиночества. Они незаметно снова стали отдаляться с Верой друг от друга. Он понял, что живёт рассудком, не веря и не доверяя ни себе, ни собственным ощущениям, боясь выглядеть смешным. Ему не хватало спокойствия и уверенности, когда рассудок твердит – пропасть, а сердце знает, что её нет.

Клонило в сон и, засыпая, Миша улыбался. Разбудили его незнакомые звуки, но, сколько он ни прислушивался, лежа в темноте, ничего не мог разобрать. Недоумевая, встал и, взяв фонарик, пошёл вглубь пещеры. В самом углу сидели, нахохлившись, два белых голубя с сизыми полосами на груди. Миша, удивлённый, застыл, а они, заметив его, безпокойно зашевелились, тревожно наблюдая за ним чёрными бусинками глаз.

Стараясь не спугнуть их, он ушёл, досадуя, что ему нечем их покормить.

Утром, покидая пещеру, Миша решил попрощаться с голубями, но их уже не было, лишь на каменном полу пещеры лежало белое пёрышко.

Когда он вышел из пещеры, перед его глазами предстала неожиданная картина: вода смыла с гор верхний слой почвы, и они приобрели серый, неприглядный вид. Совсем рядом произошёл сильный камнепад. Снова собирался дождь. Не успев сделать нескольких шагов, он услышал голоса.

На склоне горы появился Артём, и Миша, окликнув его, пошёл навстречу.

Идите, учите, протяните руку помощи.

Учите словам Моим – пошлю слушателей.

Получающие должны давать.

“Л. С. М.”

Пройдя по коридору прямо, мы попали сначала в один зал, затем в другой, они были чем-то похожи, оба с низкими потолками. Войдя в следующий, немного больший, чем все остальные, имеющий правильную квадратную форму и выпуклый потолок, остановились. Я испытал уже знакомые ощущения, почувствовав сильный тёплый поток, по раскрасневшимся лицам дяди и Доктора я понял, что они испытывают то же самое.

Вокруг стало гораздо светлее, воздух сгустился, переливаясь серебряными и золотыми светящимися нитями, и перед нами появилась необыкновенно высокая и величественная фигура в белом. Стены раздвинулись, потолок исчез. Мы находились на огромной площадке высокой башни, а перед нами, как на ладони, простиралась Земля.