Текст книги "Выживший. Первый секретарь Грибоедова"

Когда оба начальника любимые

Сермяга чиновничьей жизни начиналась с поданного слугою яйца всмятку и чашечки кофе.

Война с Персией для Грибоедова была «несчастной, медленной и безотвязной».

Ермолов и Паскевич на зиму вернулись в Тифлис. Война отложена до весны, осада Тебриза не состоялась.

Паскевич за провал боевых действий винил Ермолова: продовольствие для ведения войны отсутствует, у солдал нет теплой одежды, не обеспечены зимними квартирами. Политика Ермолова никуда не годная. Паскевич обратился к начальнику Главного штаба Дибичу о переводе с Кавказа, ибо служить с Ермоловым невозможно.

Неурядица в личных отношениях высших начальников Кавказского корпуса превращала работу дипломатов в неразрешимую проблему. Петербург соперничеством Паскевича и Ермолова был весьма озабочен. Иван Дмитриевич Талызин, капитан, адъютант Ермолова, прибывший по какой-то надобности в столицу, получил приглашение на доверительную беседу к управляющему III отделением фон Фоку, а вот сведения, добытые в этой беседе, обобщал генерал-фельдмаршал Дибич.

Дибича очень даже занимала приязнь Ермолова к Грибоедову. Талызин сообщил: «Более всех Ермолов любит Грибоедова за его необыкновенный ум, фантастическую честность, разнообразность познаний и любезность в обращении». Не утаил Талызин от высокого начальства и о доверительном признании Грибоедова. Надворный советник говорил адъютанту Ермолова: «Сердар Ермул – так зовут азиаты хозяина Кавказа – упрям как камень. Ему невозможно вложить какую-нибудь идею». В свидетельстве о невозможности увлечь Ермолова идеей была скрытная защита автора «Горя от ума» от подозрительного недоверия императора.

Главным в жизни надворного советника Грибоедова стала помощь попавшим в немилость друзьям и друзьям друзей.

Имел беседу с капитаном Бельфором, который осуществлял надзор в сорок третьем егерском полку за разжалованным в солдаты поручиком лейб-гвардии Финляндского полка Александром Добринским.

Пришлось Грибоедову просить Ермолова за подпоручика Николая Шереметева – состоял членом Северного общества, служил в Преображенском полку. Встречался с князем Иваном Дмитриевичем Щербатовым, соучеником Грибоедова по университету. Щербатов разжалован из капитанов Семеновского полка и прислан на Кавказ рядовым. Князь писал своей родне в Россию: «Когда погибаешь от жажды, находишь, чего попить. Так и я нашел, чего почитать. Грибоедов здесь. Я возобновил с ним знакомство, и он снабдил меня книгами».

Литературные дела Грибоедова в конце 1826 года – начале 1827-го были невелики, но в радость.

Вот несколько строк декабрьского письма 1826 года Степану Никитичу Бегичеву: «Я на досуге кое-что пишу… сейчас из обеда, а завтра Давыдов возвращается. – Я принял твой совет: перестал умничать, достал себе молоденькую девочку, со всеми видаюсь, слушаю всякий вздор и нахожу, что это очень хорошо. Как-нибудь дотяну до смерти, а там увидим, больше ли толка тифлисского и петербургского».

Но, однако ж, нечаянно коснувшись разговора о поэзии, тотчас же и запламенел: «Буду ли я когда-нибудь независимым от людей – зависимость от семейства, другая от службы, третья от цели в жизни, какую себе назначил, и, может статься, наперекор судьбе. Поэзия!! Люблю ее без памяти, страстно, но любовь одна достаточна ли, чтобы себя прославить? И, наконец, что слава? По словам Пушкина:

 
Лишь яркая заплата
На ветхом рубище певца.
 

Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных, в том краю, где достоинства ценятся, в прямом соединении к числу орденов и крепостных рабов».

В декабре же пришло письмо от Соболевского. Готов был приняться за издание альманаха, который изумил бы русского читателя могуществом дарований поэтов России. Все лучшее современникам! А лучшим было: «Борис Годунов», трагедия Пушкина, «Горе от ума», комедия Грибоедова, поэма «Ермак» Хомякова и самые пленительные стихи поэтов.

Увы! Соболевскому одарить Россию утреннею зарею русского слова – не получилось.

Порадовал читателей, опять-таки, Грибоедов. В 143-м номере «Северной пчелы» явилось русскому читателю стихотворение «Хищники на Чегеме». Газета вышла 30 ноября 1826 года, а в конце декабря Петербург разразился «Сириусом». Бестужев-Рюмин, издатель, поместил в альманахе пародию на «Горе от ума». Пародия – высшая степень популярности литературного творения. В пародии Фамусов ведет переписку с Простомысловым, а девица Софья – с княгиней, владеющей в Саратовской губернии селом Скукино. Как провинциально! В это же самое время столичная штучка Чацкий одаривает своим высоким вниманием некоего Лестова, жителя деревни NN.

Уже во втором номере «Московского телеграфа» за 1827 год появилась резкая отповедь князя Петра Вяземского на эту пародию. «Хуже всего, – негодовал рецензент, – что комедии в печати еще нет, а следствия уж тут как тут… не советую никому из нечитавших комедию “Горе от ума” судить о ней по ее следствию».

Не собирались утрачивать своего первенства в литературном процессе русской словесности московские «архивные юноши».

Погодин и Дмитрий Веневитинов создали план литературного сборника под названием «Гермес». Гермес – символ самого изощренного и высокого масонства. Что оно такое Гермес, коему служил Пифагор и самая избранная элита Древнего мира, знали сам Пифагор да пифагорейцы.

Архивные юноши собирались покорить думающую Россию художественным словом и вести ее за собою. Для сей цели сочинения отечественных современников никак не годились. Был Пушкин, да и тот в Михайловском.

«Гермеса» решили собрать из произведений древней западной литературы. Участие в «Гермесе» Ивана Мальцова определил жребий. Ему досталось перевести Ансильона и Шиллера. Для Мальцова особенно был интересен Фридрих Ансильон. Будучи воспитателем наследника престола Пруссии, в своем фундаментальном труде «Изображение переворотов в политической системе европейских государств с исхода пятнадцатого столетия» философ ставил интересы Пруссии выше общегерманских интересов. Так ведь и Россия дожила до времен, когда ее политические интересы для Европы более значительны, нежели для внутригосударственного пользования. Вызрела несовместимость самодержавия и устремлений демократических. «Гермес» архивных юношей остался неосуществимым проектом новоявленных мудрецов.

Не удалось и Соболевскому представить русскую литературу во всем ее величии. А литература – не что иное, как плод молодости русского народа. Пушкину – 27, Грибоедову, если признать свидетельство паспорта, где 1795 год указан годом рождения, – 32, Хомякову – 23, Ивану Мальцову – 19, Соболевскому – 24, князю Петру Вяземскому – 35, Дмитрию Веневитинову – 21… Такова судьба русской литературы. Значительные по задумке альманахи и литературные сборники света не увидели, но сбылась встреча царя с поэтом.

Отставки и назначения

В середине февраля 1827 года у Грибоедова, слава Богу, появилось дело: участвовал в переговорах с Мамед-Али-мирзой, статс-секретарем Аббаса-мирзы – наследного принца Ирана. Переговоры вели Ермолов, Паскевич, Грибоедов. Грибоедов быстро распознал задачу переговорщика – затянуть говорильню, дабы персы получили возможность приготовиться к войне и, главное, заручиться поддержкой Англии. Надворный советник довел свою мысль до Ермолова. Мамед-Али привез почтительные письма принца Ермолову и Нессельроде, передал русским 250 пленных солдат. Просил длительного перемирия и получил ответ Ермолова: перемирие невозможно.

А тут в Тифлис прибыл генерал-фельдмаршал Дибич. Начальник Главного штаба озвучил персам требование Петербурга: заключение мира возможно при двух исполненных Ираном условиях – передать России ханства Эриванское и Нахичеванское и непременно выплатить контрибуцию.

8 марта посол Мамед-Али-мирза покинул Тифлис, а 28 марта генерал-фельдмаршал Дибич подписал приказ об отрешении от должности командующего Отдельным Кавказским корпусом и главноуправляющего Грузией генерала Ермолова. Указ императора Николая I о присвоении Паскевичу чина генерала от инфантерии и о назначении командующим Отдельным Кавказским корпусом был дан еще 22 августа. И вот наконец высочайшая воля явлена. Одновременно с Ермоловым был уволен с должности начальника штаба корпуса генерал-лейтенант Вельяминов Алексей Александрович. Его брат Иван Александрович – заместитель управляющего гражданской частью Грузии, тоже генерал-лейтенант; должность сохранил, однако, всего на несколько месяцев. В 1827 году он был назначен генерал-губернатором Западной Сибири (Иван Александрович, кстати, сделал первый перевод на русский язык «Отелло» Шекспира).

Полковник Николай Муравьев остался заместителем начальника штаба, но влиятельные люди в Петербурге обещали ему должность начальника штаба.

22 апреля, в пятницу, Николай Николаевич венчался с Софьей Федоровной Ахвердовой.

На свадебный ужин в доме Ахвердовых Грибоедов явился, по своему обыкновению, без приглашения. Был и генерал Ермолов. Затеяли игру в вист. Играли до часу ночи. Скучно расставался с Грузией ее недавний хозяин.

Грибоедов остался служить. Служил, чтобы кормиться, завести семью, но окружение генерала Ермолова считало автора «Горя от ума» предавшим Ермолова ради выгоды. Служить Паскевичу, близкому родственнику, выгодно.

Занимался Александр Сергеевич вопросом тонким: приведение к покорности князьков горных племен. Паскевич уже в конце июля просил министра Нессельроде наградить Грибоедова очередным чином коллежского советника. И 6 декабря 1827 года надворный советник высочайшим указом удостоился очередного повышения в Табели о рангах.

Война с Персией

Жизнь истории – от события до события, жизнь нас, грешных, – от человека до человека.

В это же самое время Грибоедов принял у себя Льва Пушкина – юнкера Нижегородского полка, но принял весьма холодно, ибо тот забыл привезти «Бориса Годунова».

В апреле Паскевич направил письмо министру иностранных дел Нессельроде с просьбой оставить при нем надворного советника Грибоедова, чтобы тот занимался дипломатическими делами с Турцией, с Персией и с горскими народами. Не забыл помянуть и о жаловании, которое обеспечило бы дипломата «насчет издержек при военных обстоятельствах».

Уже через две недели граф Нессельроде представил императору доклад, в котором поддерживал просьбу Паскевича, и Николай I начертал на этом докладе резолюцию: «Быть по сему».

Отныне жалованье Грибоедова составляло 600 червонцев в год.

Война сильного со слабым – это походы, осады, победоносные сражения.

В одном из писем к Фаддею Венедиктовичу Булгарину Грибоедов просил:

«Сармат мой любезный! Помнишь ли ты меня? А коли помнишь, присылай мне свою Пчелу даром, потому что у меня нет ни копейки. Часто, милый мой, вспоминаю о Невке, на берегу которой мы с тобою дружно и мирно поживали, хотя недолго. Здесь твои листки так ценятся, что их в клочья рвут, и до меня не доходит ни строчки, хотя я член того клуба, который всякие газеты выписывает… Не искажай слишком персидских имен, и наших здешних, как Шаликов в московских газетах пишет: Шаманда вместо Шамшадиль.

Отчего вы так мало пишете о сражении при Елисаветполе, где 7000 русских разбили 35 тысяч нероссиян? Самое дерзкое то, что мы врезались, и учредили наши батареи за 300 саженей от неприятеля, и, по превосходству его, были им обхвачены с обоих флангов, а самое умное, что пехота наша за бугром была удачно поставлена вне пушечных выстрелов, но это обстоятельство нигде не выставлено в описании сражения».

Кстати, сражение это прокатилось под стенами мавзолея великого поэта Низами. Слава Богу, противник не устраивал из мавзолея укрытия.

Сам Грибоедов отнюдь не наблюдатель на войне, он ее участник.

Под Нахичеванью ведет переговоры с сыновьями принца Али-Наги, стоя под стенами крепости. Переговорщики на стене, а 1 октября 1827 года гвардейский полк, состоящий из участников восстания на Сенатской площади, штурмом взял Эриванскую крепость. Грибоедов находился под огнем неприятеля, сопровождая Паскевича.

Что до дипломатических трудов, Александр Сергеевич во время походов и сражений составил «Положение об управлении Азербайджаном» и «Общие правила для действия Азербайджанского правления». «Правила» высоко оценил генерал Остен-Сакен, возглавлявший Азербайджанское правление. Он писал: «От этих правил зависит весь последующий успех».

Мучительные переговоры о мире нарочито затягивались шахом. Паскевичу, вразумляя Тегеран, пришлось возобновлять боевые действия. Отряд Лаптева занял город Урмию, отряд Панкратова – Марагу. Ардебиль покорился генералу Сухтелену. Именно Сухтелен приказал увезти в Закавказье библиотеку мечети шейха Сефи, состоящую из древних манускриптов. Впрочем, генерал дал обещание: манускрипты будут скопированы и возвращены.

Только после падения города Миандобы шах повелел заключить мир.

В Туркманчае, где писались статьи мирного договора, принц Хосров-мирза подарил Грибоедову манускрипт с семью поэмами Джами. Бесценные для персов и таджиков «Семь престолов» с четырьмя суфийскими поэмами: «Золотая цепь», «Дар благородный» (1481–1482), «Четки праведников» (1483), «Книга мудрости Искандера» (1485) и тремя поэмами о высокой любви: «Юсуп и Зулейха» (1485), «Лейли и Меджнун» (1485), «Саламан и Абсаль» (1480–1481).

В полночь с девятого на десятое февраля 1828 года залп из ста одного орудия возвестил армии, Кавказу и всему русскому государству об окончании войны с Персией. Россия о мире узнает через месяц, а между тем к Отечеству нашему навечно перешли Эриванское и Нахичеванское ханства, а также была подтверждена власть России над территориями Кавказа и Закавказья, отошедшими под руку русских императоров в прежние времена.

Обязательная контрибуция равнялась двадцати миллионам рублей серебром, для обнищавшего Ирана была особенно тяжела.

Посланником победы и мира к императору Николаю I Паскевич отправил надворного советника Грибоедова. Просил для дипломата «единовременной награды в 4 тысячи червонцев, ввиду расстройства его хозяйственных дел». И сообщал императору лестное об Александре Сергеевиче: «Ему обязан я мыслью не приступать к заключению трактата прежде получения вперед части денег. И последствия доказали: без сего долго бы мы не достигли в деле сем желаемого успеха».

Из Туркманчая посол мира ехал в Тифлис через Эривань, Тебриз, Нахичевань.

В Эривани 17 или 18 февраля Грибоедов, единственный раз за свою жизнь, видел постановку «Горя от ума». Как доказывают специалисты, актеры играли разрешенный к печати 3-й акт. Но так ли это? Грибоедов ехал к царю с великой радостью: империя приросла удивительными землями. Актеры могли сделать вид, что не ведают о запретах цензуры на постановку «Горя от ума». Ну а коли искатели истины правы, то нам и через двести лет обидно и горько за Грибоедова и за самих себя. Почему обидно? Почему горько? Цари ли на русском престоле, народные комиссары, президенты, а запретов на правду, – а она не только мысль, но и сама жизнь, – не убывает. Даже полная свобода на все и вся оборачивается в нашем государстве запретом на само русское слово, стало быть, на душу русского человека.

«Московский вестник» в 1827 году

Кавказская война была делом царя да Отдельного Кавказского корпуса: пятнадцать – двадцать тысяч солдат, три-четыре сотни офицеров, столько же чиновников, дюжина генералов, армейских и штатских. Но Кавказская война – это жизнь кубанских казаков. Тут и утраты близких, военная дороговизна, тяготы и ограничения.

Пушкин, сосланный царем в Молдавию, а потом отправленный в Крым, одарил русскую поэзию цыганской романтикой, «Бахчисарайским фонтаном» и двумя незабываемыми строками о Черном море:

 
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
 

А вот Грибоедов, прослужив несколько лет на Кавказе, едва-едва углядел двухвершинный Эльбрус, не запечатлев имени изумительной вершины. Зато был восхищен дикой самобытностью чеченцев, живших грабежом, и поразил мелодией грузинской песни Пушкина и Глинку.

Для Грибоедова эта мелодия – образ Нины Чавчавадзе – юной красавицы Кавказа. К ней сватался Сергей Николаевич Ермолов, двоюродный брат бывшего командующего Кавказским Отдельным корпусом. Генерал был славен и богат, но очень немолод.

Через Кавказ проехал Пушкин, но одному Лермонтову наш народ обязан любовью к самому имени: Кавказ, Казбек, Дарьял, царица Тамара…

Лермонтову в 1828 году исполнилось 14 лет. Год пророческого стихотворения юного поэта:

 
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь…
 

Для русской литературы, для Москвы годы 1827–1828 – время создания «Московского вестника».

Точное, летящее перо Ивана Мальцова – ему было 20 лет – представило русскому интеллектуалу портрет Гете. Это в первом номере. В пятом Иван Мальцов познакомил читателя «Московского вестника» со знаменитой в Европе книгой английского исторического романиста Вальтера Скотта «Жизнь Наполеона». В России, разумеется, роман о Наполеоне был запрещен строжайше. Тут вот какой парадокс! Цензура Церкви, Бенкендорфа, императора Николая I, высокомерно и панически отвергающая европейскую мысль, таящую в себе свободу быть всякому петушку самим собой, цензура самодержавия, уязвленного вызовом декабристов, выискивала инакомыслие в каждом напечатанном слове, в каждом письме, отправленном по почте. Но не трогала Ивана Сергеевича Мальцова, делающего первые шаги на дипломатическом поприще и в журналистике.

В «Московском вестнике» Мальцов после портрета Гете напечатал свою статью «Несколько слов об истории Наполеона Бонапарта, сочиненной Вальтером Скоттом», а уже 18 июля 1827 года член редколлегии журнала Титов Владимир Павлович, бывший архивный юноша, а теперь чиновник Азиатского департамента в Петербурге, писал в редакцию, в Москву: «Вот вам еще горячий блин, любезные мои друзья-приятели. Бога ради, Погодин, не обожгись им и не сойди с ума, получа отрывки из Вальтер Скотта. Дело серьезное, этот случай покажет Журнальной Собратии, что мы ближе их к источникам и умеем ими пользоваться. Дорога каждая неделя, потому требую, чтоб сии отрывки были помещены, поколику то возможно, наипоспешнее. Этому щеголеватому выражению научился я в Департаменте. Постараюсь уломать Мальцова окончить Вальтер Скотта к 16-му нумеру».

Мальцов, как и его друг Титов, в марте 1827 года был перемещен из Московского архива Коллегии иностранных дел в Петербург, в Азиатский департамент «по делам Коллегии иностранных дел».

Об Иване Сергеевиче Мальцове сказ впереди. Здесь представим послужной список Владимира Павловича Титова, сына рязанского помещика, избранного предводителем дворянства Спасского уезда. В 1830 году – секретарь миссии в Турции. В 1839-м – генеральный консул в Дунайских княжествах. В 1849-м удостоен чина тайного советника. Стало быть, генерал. С 1843-го Титов посланник в Константинополе. Высокий чин – признание дипломатических заслуг в отношениях с Турцией. Однако в 1853 году не угодил-таки Николаю I, ибо стремился разрешить миром конфликт вокруг святых мест.

Перемещен в Штутгарт.

Император Александр II, наоборот, высоко ценил решимость Титова избежать Восточной войны, позорной для России.

Государь поставил Титова заведовать учебной частью при великих князьях Николае и Александре. Уроки русской истории и гражданского права дипломат пригласил преподавать либерала Кавелина. В Зимнем Кавелина терпели недолго. Он был уволен от двора за вольнодумство. Титов тотчас подал прошение об увольнении и получил место посланника в Штутгарте.

В 1865 году Владимир Павлович – член Государственного совета. С 1873-го – председатель Археологической комиссии. С 1882-го – главноуправляющий ведомством учреждений императрицы Марии, сменив Петра Георгиевича Ольденбургского. Член Совета воспитательного общества благородных девиц. Почетный член Санкт-Петербургской академии наук. Награжден бывший архивный юноша всеми высшими орденами России: первой степени Станислава, Анны, Владимира, орденами Андрея Первозванного, Александра Невского, Белого орла.

Оставил по себе память Владимир Титов и как автор двух романтических повестей.

В 1828 году Пушкин в салоне у Карамзиных, отмечая день ухода из жизни Николая Михайловича, рассказал мистическую историю. Титов попросил разрешения у Александра Сергеевича записать его рассказ. Эту запись Владимир Павлович назвал «Уединенный домик на Васильевском». Обратился к Пушкину за разрешением опубликовать повесть, и она появилась в альманахе «Северные цветы» в 29-м году. А в 1831-м Титов опубликовал под псевдонимом Тит Космократов еще одну повесть, весьма романтическую, «Монастырь Святой Бригиты». Позже повесть «Уединенный домик на Васильевском» публиковалась под именем Пушкина, так что и литератором Владимир Павлович оказался интересным. В 1837 году вышел трехтомный роман о Русско-турецкой войне 1828–1829 годов «Неправдоподобные рассказы чичероне дель К…о». Позже выяснилось: роман принадлежит перу брата Титова, офицера Николая Павловича.