Текст книги "Флорентийская голова (сборник)"

Владислав Кетат
Флорентийская голова

© ЭИ «@элита» 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Повесть первая. Флорентийская голова или Временное нарушение законов природы
^{(Короткая повесть)}

Всё началось, когда одна пейзанка из нашей группы заорала в телефонную трубку: «Свет! Рим – это просто отвал башки!»

Или нет, раньше, когда я сидела спиной к фонтану «Треви» и бросала правой рукой через левое плечо пятицентовые монетки. Одну, чтобы когда-нибудь ещё вернуться в Рим, вторую, чтобы найти в Риме свою любовь и третью, чтобы эту любовь потерять. Первые две бодро булькнули в зеленоватую воду, а третья, словно бы растворившись в воздухе, до цели почему-то не добралась. «Вот дура, промазала», – подумала я и стала рыться в карманах в поисках ещё одной. Но, ни в правом, ни в левом ничего не оказалось. Была у меня, конечно, где-то в сумочке монета в два еврика, но два еврика для таких целей, согласитесь, чересчур.

А, может, и ещё раньше, в военном музее замка Сант-Анджело, когда наш итальянский гид, наш прекрасный Костантино, с упоением рассказывал, про то, как во время осады какой-то крепости у римлян закончились камни для баллисты, и легионеры стали использовать в качестве снарядов отрубленные головы врагов, а когда кончились и они, в ход пошли головы их погибших товарищей. Возможно, Костантино этой историей хотел показать нам всю глубину презрения легионеров к смерти, только на нас она произвела впечатление тягостное. Некоторые дамы из группы издали долгое протяжное «фу-у-у-у».

Но, в любом случае, важно не то, с чего всё началось, а то, что произошло дальше. Об этом, собственно, и рассказ.

1. Обретение головы

В нашу последнюю ночь в Риме я шла по Виа Национале в сторону Площади Республики. Я прощалась с Вечным городом, с моими римскими каникулами, с долгожданным праздником, который не смогли испортить ни отвратительная гостиница, ни колхозницы из группы, ни мерзкая погода.

Мне было грустно. Грусть моя крутилась вокруг прощания, через пару кварталов она перетекла в раздумья над вечным вопросом русских туристов в Европе: «Почему у нас не может быть также?», потом, разумеется, я подумала, как бы было хорошо остаться здесь жить, причём так, чтобы мне было не тридцать четыре, а двадцать два и чтобы я была не экономистом второй категории, а, скажем, модным фотографом или художником, чтобы у меня была маленькая квартирка где-нибудь в районе «Трастевере», и чтобы я периодически просыпалась там в одной постели с каким-нибудь Бруно или Козимо…

Когда я спустилась с небес на землю, оказалось, что я стою у витрины магазина мужского белья «Gigolo» и пялюсь на то, что в ней представлено. Вообще-то, вот уже почти три года, как мне ничего и некому в таком магазине покупать, но видимо, поэтому я там и остановилась. И ещё, может быть, потому, что вокруг не было ни души, ни на моей стороне улицы, ни на противоположной.

Из-за грязноватого витринного стекла в меня целились прикрытые трусами пластмассовые причиндалы и задницы, за которые так и хотелось ухватиться обеими руками. Взгляд мой долго бродил по этому роскошеству, пока я, наконец, не поняла, насколько глупо сейчас выгляжу, и, хоть вокруг по-прежнему никого не было, сделала шаг в сторону и повернулась к витрине спиной. Что именно со мной произошло дальше, я поняла не сразу, а только когда мотороллер с сидящими на нём парнями с противным треском уносился от меня прочь. В правой руке того, который сидел на мотороллере вторым, была моя сумка, а в моей, соответственно, уже не было ничего. Я только успела заметить, что оба вора были в чёрных «лакированных» кожаных куртках, голубых джинсах и белых мотоциклетных шлемах.

«У них тут даже воры стильно одеваются», – подумала я, но додумать мысль не успела, потому что в следующую секунду из-за афишной тумбы выскочил маленький человек в сером плаще и с неимоверной скоростью бросился наперерез мотороллеру. Он даже не бежал, а летел, не касаясь асфальта, и через секунду его рука вцепилась в того, у которого была моя сумка.

Ах, как бы мне хотелось сейчас написать, что мотороллер вместе с гламурными ворами грохнулся на асфальт, потом перевернулся пару раз в воздухе, как в кино, и, опять же, как в кино, с грохотом взорвался. Но он только неуклюже вильнул, и с ещё более противным треском укатил в ночь.

«Человек из-за тумбы» пробежал по инерции ещё несколько шагов и остановился. Затем нагнулся, что-то поднял с земли, повертел это что-то в руках, развернулся и пошёл ко мне. Когда он был уже близко, я поняла, что в правой руке у него белый мотоциклетный шлем. На секунду я обрадовалась, но радость тут же испарилась, когда я поняла, что с этого сомнительного трофея нет совершенно никакого толку. «Лучше б ты мою сумку у него вырвал», – подумала я.

Мужчина остановился от меня шагах в трёх, чем несколько меня успокоил – терпеть не могу мужиков, которые без разрешения посягают на моё личное пространство. Я быстро осмотрела его с ног до головы: он оказался маленьким, но очень широкоплечим японцем, или китайцем, или корейцем. Короче говоря, азиатом. Как я уже говорила, он был в сером плаще с поясом и в тёмной шляпе. В вырезе плаща я заметила белую рубашку и узел синего галстука.

Японец-китаец стоял в позе космонавта, держа под мышкой шлем, и тяжело дышал. Я подумала, что он довольно хорош собой для азиата, даже, можно сказать, красив, немного отталкивал только цвет его кожи, неестественно смуглый.

– У них около этого магазина место прикормленное, вам разве не говорили? – спросил он по-русски.

– Нет, – ответила я. Удивления по тому поводу, что японец-китаец говорит по-русски, почему-то не было.

Я ещё раз пробежалась глазами по моему собеседнику и вдруг заметила, что к шлему, который он всё ещё держал в руках, что-то такое привязано чёрное и длинное, вроде толстой верёвки.

Японец-китаец перехватил мой взгляд.

– Я схватил его за косу, и вот… – Он повернул ко мне шлем и с видимым усилием открыл пластиковое забрало.

В следующий момент меня словно окатило ледяной водой с карасями. Из шлема на меня смотрели открытые тёмные живые глаза. Я отпрыгнула в сторону и, кажется, завизжала.

– Если вам страшно, я могу их закрыть, – невозмутимо сказал японец-китаец, – только не надо больше кричать, нас могут услышать.

Я ничего не смогла ему ответить. Мне казалось, что если я открою рот, то меня непременно вырвет – я уже прикидывала место, куда бы метнуть ужин.

– Дышите носом, – сказал японец-китаец, – вот так. И он шумно сделал пару вдохов – выдохов носом. Его ноздри при этом смешно раздулись. Я попробовала сделать точно также, и это действительно помогло – тошнота отступила.

– Вот видите, что я говорил, – японец-китаец подошёл ближе, – теперь нам надо её куда-то спрятать. У вас есть пластик-бэг, или что-нибудь подобное?

Я хотела ему сказать, что у русской женщины всегда есть с собой пластик-бэг или что-нибудь подобное, но просто молча достала из кармана плаща аккуратно сложенный пакет универмага «La Rinascente». Японец-китаец поблагодарив меня чуть заметным кивком, взял пакет и тряхнул им в воздухе, чтобы развернуть.

– Я сейчас выну её из шлема, – сказал он, – отвернитесь, если хотите.

Я послушно отвернулась всё к той же витрине «Gigolo», а японец-китаец приступил к работе. Машинально шаря глазами по уже родным задницам, я слышала, как он возился со шлемом, шуршал целлофаном, и, наконец, как голова упала в пакет. Мне вдруг вспомнилась гильотина, Великая французская революция, Дантон, Демулен, Робеспьер…

– Возьмите, она теперь ваша, – услышала я голос сзади.

Я повернулась. Японец-китаец стоял теперь ближе, на расстоянии вытянутой руки, и протягивал мне пакет. Пустой теперь шлем он по-прежнему держал под мышкой.

– Берите, – повторил он, – мне она ни к чему.

Я не знала, что ему ответить, поэтому промолчала и сделала шаг назад. Японец-китаец не унимался.

– Я понимаю, вас смутила коса, меня, признаться, тоже. Но это голова мужчины, или, если быть совсем точным, юноши. Поэтому её должны забрать вы. Если бы это была девушка, то, разумеется, её бы взял я.

– Но почему? – слабо пролепетала я.

Японец-китаец посмотрел на меня с некоторым сомнением.

– Вы разве не понимаете? Посмотрите, нигде нет крови – это же самая настоящая Флорентийская голова!

Теперь пришла моя очередь смотреть на него с сомнением.

– Вы что, и в правду подумали, что можно вот так просто оторвать человеку голову? – спросил он.

Я подумала, что это действительно странно: «мало того, что он руками оторвал кому-то голову, но при этом ещё и нет ни единой капли крови».

– Ну, берёте? – требовательно сказал японец-китаец.

Мало чего соображая, я протянула руку к пакету.

– Ничего не понимаю, – единственное, что смогла из себя выдавить я.

– Если хотите, я провожу вас до дома, – сказал японец-китаец. – Где вы живёте?

– Гостиница «Siracusa», рядом с вокзалом «Термини», – на автомате ответила я, – номер четыреста семь.

Японец-китаец взял меня под локоть и стал тихо, но твёрдо говорить на ухо. Странно, должно быть, мы выглядели со стороны: он – маленький и широкий, и я – длинная и бледная, как статуи фонтана «Треви».

Пока мы шли до Площади Республики, он рассказал мне, что голову надо посадить в цветочный горшок, а косу расплести и опустить в ёмкость с вином. Обязательно красным. Я слушала его в пол уха и кивала. Пакет несильно тянул мне руку, вероятно так, как бы тянул руку пакет со средних размеров капустным вилком.

Мысли мои были одна дурнее другой: поначалу я была уверена, что это чей-то масштабный розыгрыш, чуть позже – что сплю, ещё позже – что стала жертвой провокации местных спецслужб… но все эти предположения протыкались трёхгранным штыком небывальщины. Случившееся было настолько неправдоподобно, что все «реалистичные» версии рассыпались под собственной тяжестью.

– Земля подойдёт любая, только не песок и не глина, – в очередной раз повторил японец-китаец. – Если будите куда-то её везти, то заверните её вместе с горшком в какую-нибудь ткань, но ни в коем случае не в целлофан – она задохнётся.

Мой провожатый не повёл меня сквозь вокзал, а дал хорошего круголя, поэтому на дорогу у нас ушло примерно полчаса. Около входа в гостиницу он остановился и, отпустив мой локоть, по-японски раскланялся.

– Что ж, прощайте, жена Флорентийской головы, – грустно сказал он и исчез в темноте.

Я поднялась в номер и сделала всё, как мне сказал мой ночной знакомец. Поверила в небывальщину.

2. Пусконаладочные работы

Горшок для «цветов» я купила прямо в гостинице у очень похожей на торговку с какого-нибудь Чиркизовского рынка горничной.

– Scusi, signora[1]1
  Извините, синьора! (ит.)


[Закрыть]! – сказала я, не особо рассчитывая на адекватный ответ. – Do you have vase for flowers? Quanto costa[2]2
  У вас есть ваза для цветов. Сколько стоит? (англ. ит.)


[Закрыть]?

И я показала на огромных размеров горшок в холле перед лифтом, из которого торчала чахлая деффинбахия.

– Vaso per fiori[3]3
  Цветочный горшок? (ит.)


[Закрыть]? – уточнила итальянка.

Я кивнула. Та удалилась в подсобку, погремела там чем-то и через минуту вернулась с коричневым керамическим горшком в руках.

– Venti euro, prego[4]4
  Двадцать евро, пожалуйста. (ит.)


[Закрыть], – сказала горничная.

«Ни черта себе, двадцать евро за горшок», – подумала я, – но молча достала из кошелька синюю бумажку.

– Grazie, signora, – и моя купюра исчезла в смуглом кулачке.

«Похоже, итальянцы недалеко ушли от наших соотечественников, – думала я по дороге к номеру, – никогда не откажутся продать что-нибудь чужое. Горшок-то наверняка казённый».

В номере я первым делом зачем-то вымыла горшок. При этом на его донышке обнаружился ценник из IKEA, на котором, словно издевательство было: «Prezzo – 7€. Produrre in Russia[5]5
  Цена – 7 евро. Сделано в России. (ит.)


[Закрыть]».

Первым желанием было пойти и надеть этот горшок на голову горничной и в таком виде спустить её с лестницы, но злость исчезла, когда я вспомнила про другую голову, которая лежала на моей кровати в пакете «La Rinascente».

Чистый горшок был поставлен на письменный стол рядом с телевизором, по которому я вчера смотрела вторую часть «Звёздных войн», разумеется, на итальянском языке. Теперь надо было достать голову и поместить её в горшок. Я приоткрыла пакет и заглянула внутрь. Увидела чёрные, зачёсанные назад волосы. Раскрыла пакет пошире, так чтобы было лучше видно голову, затем аккуратно скатала его до уровня стола. Оказалось, японец-китаец не просто бросил голову в пакет, он ещё туго обмотал косу вокруг шеи, и теперь она, словно на постаменте возвышалась над столом.

Лицо было, как и положено лицу покойника, бледным – цвета стеариновой свечи – а вот волосы густыми и чёрными, словно из рекламы шампуня. Вместе это смотрелось, как выражаются нынешние тинэйджеры, «готичненько». Глаза и рот, по счастью, были закрыты.

Землю я позаимствовала у той самой диффенбахии в холле. Копала металлической ложкой для обуви. Когда земли набралось с половину горшка, я решила, что хватит, наскоро замела следы преступления и убежала обратно в номер.

Признаюсь, я не сразу нашла в себе силы прикоснуться к голове – минут пятнадцать ходила вокруг стола и пыталась убедить себя в том, что голова мёртвая, и её совершенно нечего бояться. Наконец, я решилась. Размотала косу, (она свесилась вниз и достала до полу) взялась обеими руками за холодную шею, словно собиралась душить, быстро перенесла голову в горшок, слегка надавила на макушку и побежала в ванную драить руки.

Пристроив, таким образом, своё сомнительное приобретение, я уже хотела плюхнуться в кровать и уснуть, но неожиданно вспомнила про волосы и про вино. Полбутылки красного у меня было, а вот с ёмкостью оказалось несколько хуже. Пришлось спуститься вниз и узнать у портье, где находится ближайший ночной магазин.

– Stazione Termini, signora[6]6
  Стихотворение канадского ботаника А. Г. Реджинальда Баллера.


[Закрыть]! – ответил загорелый «чертёнок» в синем кителе со скрещёнными золотыми ключиками на лацканах и показал пальцем в сторону вокзала.

– Grazie, signor![7]7
  Вокзал «Термини», синьора! (ит)


[Закрыть] – крикнула я «чертёнку» уже с улицы.

Для того чтобы добраться до вокзала, мне было нужно перейти одну улицу – Виа Марсала – но и с этим у меня сегодня образовались проблемы – меня чуть не сбила девка на мотороллере. Она бесшумно выскочила из темноты и осветила меня фарой. От неожиданности я ойкнула и замерла в позе ярмольниковского цыплёнка табака.

– Sciocca vecchio[8]8
  Старая дура! (ит.)


[Закрыть]! – прокричала девка, огибая меня по широкой дуге, одновременно показывая мне увенчанный длинным красным ногтем «фак».

– Сама это слово два раза, шалава! – со страху заорала я в ответ и показала ей, где пришивается рукав у моего плаща.

Девка, видимо осознав, что её «фак» в сравнении с моим жестом также беспомощен, как «Скуадра Адзурра» перед сборной СССР по хоккею, утрещала на своём мотороллере дальше. Я же широкой походкой победительницы направилась в здание вокзала.

Внутри меня ждал облом – абсолютно все торговые точки были наглухо заперты серыми жалюзи. Кроя последними словами «чертёнка», я прошла вокзал насквозь, вышла на улицу и к величайшей своей радости увидела одну единственную работающую «стекляшку». Давали там, разумеется, кофе ста восьмидесяти видов приготовления, вино, и, на моё счастье, огромные итальянские бутерброды – panino.

– Uno caffe americano, uno panino al salame, uno panino al prosciutto e uno panino al formaggio. Prego[9]9
  Один кофе «американо», один бутерброд с колбасой, один бутерброд с ветчиной и один бутерброд с сыром. Пожалуйста. (ит.)


[Закрыть], – сказала я продавцу, похоже, совсем не итальянцу.

– Nove euro, signoria[10]10
  Девять евро, синьора (ит.)


[Закрыть], – сказал не итальянец и скептически меня осмотрел. Затем запустил кофемашину и положил мои бутерброды в микроволновку.

Я дала ему десятку. Пояснила:

– Friends[11]11
  Друзья…(англ.)


[Закрыть]…

– Amici[12]12
  Друзья? (ит.)


[Закрыть]? – он протянул мне еврик сдачи.

– Si, amici. Due[13]13
  Да, друзья. Двое. (Ит.)


[Закрыть].

Продавец понимающе кивнул. Тренькнула микроволновка и на прилавке появились чашка «американо» и три здоровенных бутерброда в глубокой тарелке.

Короче, говоря, эту тарелку я оттуда спёрла. Дождалась, пока продавец зацепился языком за очередного покупателя, сунула тарелку с бутербродами в пакет и с достоинством удалилась. Разумеется, меня никто не преследовал.

В номере я сделала всё, как говорил японец-китаец: налила в тарелку вина и опустила в неё расплетённый хвост косы. Не скрою, я надеялась, что голова тут же откроет глаза, но, естественно – дудки. Ничего не произошло.

О том, чтобы спать, речи быть уже не могло. К тому же, на меня напал жор, и я с удовольствием смолотила все три panino, запивая вином, оставшимся от головы. Включила телек. По каналу «Classic Movies» показали сначала «Как украсть миллион», потом «Гражданина Кейна», а после «Бангкок Хилтон», всё на английском. Так что ночь прошла быстро.

Утро наступило внезапно. Я очнулась, сидя в кресле перед телевизором со стаканом в руке. Я не спала, просто поняла, что ночь кончилась. Голова (не моя) была на месте, такая же мёртвая, как и вчера. Лицо не порозовело, глаза не открылись. Только вина в тарелке заметно поубавилось.

Я посмотрела на часы – половина седьмого – через час пейзанки во главе с Костантино будут ждать меня в холле гостиницы. С вещами. Я вылезла из нагретого кресла, щёлкнула усталый телевизор и пошла в ванную.

Мылась долго, с головой (со своей). Всегда, когда опаздываю, никуда не тороплюсь, потому что, если буду торопиться, точно никуда не успею. Потом ещё несколько минут валялась на кровати голой, глядя на секундную стрелку своих часов.

«Она же так медленно ползёт, – думала я, – времени-то ещё полно».

До автобуса во Флоренцию оставалось десять минут.

3. Легенда

В автобусе я под косые взгляды пейзанок нагло уселась рядом с Костантино и сделала вид, что у меня есть к нему множество важных вопросов. Для пущей убедительности, раскрыла перед ним карту Флоренции. Костантино, вероятно подумав, что я его кадрю, расцвёл.

– Вы не знаете легенду о Флорентийской голове? – спросил он так, будто речь шла о «Красной шапочке».

Я помотала головой и придурковато улыбнулась. Костантино отреагировал мгновенно – пододвинулся ближе и положил свою руку мне на запястье. «Сколько же ты, козёл, наших в койку затащил?» – подумала я.

– Жила была в пятнадцатом веке одна бедная флорентийка, – начал он вкрадчиво, – которая была влюблена в очень знатного господина. Разумеется, их союз был невозможен. Знатный господин был женат, у него были дети. Но случилось так, что этот знатный господин был по навету обвинён в связях с сатаной, осуждён и вскоре казнён на центральной площади города, а семья его изгнана из Флоренции…

Я слушала, думая про себя, что Костантино очень хорошо для иностранца говорит по-русски, что от него вкусно пахнет, и что у него тёплые руки; всё портили тёмные вороватые глаза, которые нагло шарили по моей груди, и ещё колючая на вид щетина – только это не давало мне растечься манной кашей по белой скатерти.

– …после казни бедная флорентийка выкрала отрубленную голову возлюбленного и спрятала её у себя дома. Там она посадила её в цветочный горшок с землёй, которую накопала у себя в саду, а волосы окунула в кувшин с красным вином. Тогда мужчины носили длинные волосы, не то, что сейчас.

Костантино улыбнулся, давая мне понять, что сказал шутку. Я благодарно хихикнула. Он ещё плотнее прижался ко мне и продолжил:

– На третий день голова ожила. С первыми лучами солнца она открыла свои глаза и сказала флорентийке, что не умрёт, пока в кувшине не кончится вино или пока флорентийка не выйдет замуж. В благодарность голова обещала каждое утро предсказывать то, что случится в городе до захода солнца. Флорентийка поклялась не выходить замуж и на рассвете подливать вина в кувшин. Вам интересно, Саша?

– Очень, – отозвалась я и подумала: «О, да ты знаешь, как меня зовут! Интересно…»

– Флорентийка десять лет исправно подливала в кувшин вино, не выходила замуж и каждое утро целовала голову в губы в знак верности. Голова, как и обещала, рассказывала всё, что произойдёт в этот день во Флоренции. Голова не ошиблась ни разу – всё случалось именно так, как она предсказывала. Флорентийка не знала, что ей делать с этими сведениями, до тех пор, пока в одно прекрасное утро голова не сказала, что самый богатый торговец шерстью в городе сегодня за час до полудня умрёт, и его сыновья не смогут мирно поделить наследство. Так и случилось. На следующий день цены на шерсть в городе выросли вдвое, а ещё через день – вчетверо. Тогда флорентийка наконец поняла, какое богатство таят в себе рассказы головы и решила подождать подобного случая, чтобы разбогатеть.

Ждать пришлось недолго. Ровно через месяц голова сказала, что за час до захода солнца дом богатого купца, врача и аптекаря по фамилии Фальсио, который снабжал город лекарственными продуктами с Востока, запылает гигантским костром. В тоже утро флорентийка на последние деньги скупила у ничего не подозревавшего Фальсио разных снадобий, и стала ждать. За час до захода солнца город облетела весть о том, что дом купца Фальсио со всеми его складами, подвалами и лабораториями, где он производил лекарства, горит, как стог соломы. На другое утро наша флорентийка проснулась богатой дамой. Она немедленно продала то, что купила вчера у Фальсио в сто раз дороже. Теперь она смогла переехать в другой дом, купить себе лучшие платья и нанять прислугу.

Теперь хитрая флорентийка не упускала своего шанса. Немедля покупала то, что подорожает, и вовремя продавала то, что подешевеет. Так она стала самой богатой женщиной Флоренции. Разумеется, она всё так же была не замужем, и каждое утро подливала в кувшин лучшего в городе красного вина.

Но, как обычно бывает в сказках, в один прекрасный день всё кончилось. Не прошло и года со времени обретения ею богатства, как её руки, руки немолодой уже дамы, стал добиваться один юный красавец (после слов «юный красавец» Костантино гордо поднял голову, а я, наоборот, стыдливо опустила глаза). Он посылал флорентийке цветы, пел под её окнами серенады и посвящал ей восторженные стихи. Поначалу флорентийка отвергала поклонника, приказывала прислуге гнать его прочь из-под её окон, выбрасывать на помойку его букеты и жечь в печи его стихи, но вскоре женское сердце дрогнуло и, как-то раз, когда над Флоренцией зашло солнце, она впустила пылкого юношу к себе в дом. В эту ночь она и этот молодой человек стали любовниками.

Следующее утро началось как обычно. Голова рассказала городские новости предстоящего дня, а флорентийка плеснула в кувшин вина и пошла готовиться к предстоящей свадьбе.

За неделю до свадьбы голова сообщила, что на следующий день гонец принесёт в город весть о гибели судов с грузом китайского шёлка, которых уже давно ждали во Флоренции. Шёлковые материи к тому время подорожали необыкновенно, но флорентийка всё же решила рискнуть и за день скупила весь шёлк, который был в городе. На это у неё ушли все деньги.

Наступил вечер, затем на Флоренцию опустилась ночь, но никаких вестей о гибели судов не приходило, а на утро по реке Арно к городу подошли три больших парусника, доверху гружёных шёлком.

Флорентийка поняла, что разорена. Голова обманула её. В бешенстве обманутая женщина вбежала в спальню, схватила горшок с головой и выбросила его в окно. А на другой день, узнав о банкротстве, от неё сбежал жених. Видимо, пошёл искать себе новую богатую невесту.

Костантино, как бы утешая, погладил меня по руке.

– А что же случилось с головой? – спросила я, аккуратно вызволяя руку, – она погибла?

– В том то и дело, что нет. Под окном был чудесный сад, и горшок с головой упал в кусты и не разбился. Его подобрала одна девушка – дочь садовника, принесла домой… Что было дальше вы, наверное, догадываетесь?

Я кивнула.

– С тех пор ходит легенда, что голова жива до сих пор, и какая-нибудь незамужняя девушка находит её, и всё повторяется снова и снова. Впрочем, есть и другая версия этой истории, мужская. Голова в этом случае женская, а вместо флорентийки – флорентиец. Но финал одинаков: золото всякий раз затмевает любовь.

– Скорее, новая любовь затмевает старую, – сказала я, – две любви не могут жить в одном сердце.

Лицо Костантино от удивления вытянулось. Вероятно, то, что я сказала, являлось для него новостью.

– А у вас, Саша, есть любовь? – спросил он тихо-тихо.

– Да, – соврала я, – спасибо за рассказ.

Встала и пошла на своё место.