Текст книги "Брат, которому семь"

Владислав Крапивин
Брат, которому семь

Зелёная Грива

Город на три года старше Альки. Городу всего десять лет. Раньше на его месте была маленькая деревня с кособокими избами. Она называлась Крутой Лог, потому что стояла недалеко от большого оврага. Сейчас вместо деревянных изб кругом стоят многоэтажные дома из кирпича или больших бетонных панелей. В общем, от деревни и следа почти не осталось. А лог остался. Он совсем недалеко от Алькиного дома. Надо только перебежать двор и пролезть между деревянными планками решётчатого забора. Худенький Алька легко пролазит.

От забора через кусты рябины и боярышника бежит тропинка. Она и ведёт к оврагу.

Но овраг начинается не сразу. Сначала идёт совсем пологий зелёный склон. Он покрыт невысокой травой с продолговатыми листиками. Есть у этой травы и цветы, только они чуть заметные. Совсем крошечные белые звёздочки.

А ещё здесь растут одуванчики.

Солнечные цветы одуванчиков – Алькины друзья. Ляжешь на траву, а они гладят тебя по лицу, ласковые, мягкие. И запах у них такой, что сразу вспоминается росистое утро, хотя на самом деле уже наступил жаркий день. А когда одуванчики отцветают и на них появляются пушистые шарики семян, можно отправлять в путешествие парашютистов. Сорвёшь, дунешь – и стайка семян, как крошечные человечки на парашютах, улетает под тихим ветром. А куда – никто не знает…

Правда, один раз из-за парашютистов была у Альки неприятность. Девчонка Женька из четырнадцатой квартиры сорвала травинку и сказала:

– Спрячь, Алька, где хочешь. Всё равно найду, вот увидишь. Только не бросай на землю.

– Ладно, – согласился Алька. – А ты не подглядывай.

Женька зажмурилась и отвернулась. Тогда Алька запутал травинку в волосах. Он как раз давно не стригся, а волосы у Альки светлые и густые. Пригладил Алька голову и сказал:

– Готово.

Женька пошарила у него в кармане на рубашке, велела кулак разжать, потом проверила, не спрятал ли Алька травинку в тапки, и наконец решила:

– Ты её в рот затолкал. Показывай.

Алька ухмыльнулся и рот разинул изо. всех сил. А Женька – раз! – и туда ему всю компанию одуванчиковых парашютистов вместе со стебельком…

Алька догнал Женьку только у забора, когда она застряла между рейками. Женька зажмурилась и так заорала от страха, что Алька не стал её трогать. Только взял в кулак её тонкую косу и один раз треснул Женьку лбом о рейку. За это Альке попало от своей старшей сестры Марины. Но одуванчики-то здесь ни при чём, во всём была виновата Женька…

Если пройти немного вниз по склону, окажешься на краю крутого лога. Его берега заросли полынью, бурьяном и коноплёй. А на самых обрывистых местах желтеют пятна голой глины.

По дну лога течёт речка Петушиха. Почему у неё такое название, Алька не знает. И никто не знает. Никаких петухов на её берегах не водится. Иногда только плавают в речке чьи-то белые утки.

Петушиха – речка неглубокая, почти везде Альке по колено. Тихо качаются в её струях острые листья осоки. Синие стрекозы неподвижно висят над водой, смотрят, наверное, как пляшут в ней золотые змейки солнца.

А речка знай бежит себе среди мокрой травы, бежит туда, где берега оврага становятся совсем низкими и расходятся широко-широко, будто приглашают Петушиху поскорее слиться с большой рекой.

По большой реке днём и ночью идут пароходы и гудят так, что даже в городе слышны их голоса.

Алька любит бегать с ребятами по оврагу, карабкаться по откосам, прятаться в полынных зарослях. Можно подумать, что кругом дикие горы и африканские джунгли. Иногда Алька так напридумывает, что самому станет жутковато: а вдруг выглянет из бурьяна косматая львиная голова да как рыкнет!..

Любит Алька охотиться за стрекозами, смотреть, как ведут свою неторопливую жизнь красные жуки с чёрными узорами на плечах, и бродить в тёплой воде Петушихи…

Но больше всего Алька любит свою берёзу. Она растёт на зелёном склоне, почти над самым логом.

Берёза эта особенная. Сначала ствол её поднимается прямо вверх, но в метре от почвы изгибается и вытягивается над землёй, а потом уже снова делается прямым и устремляется высоко в небо.

Алька любит сидеть верхом на изгибе ствола. Будто это лошадь, белая, в чёрных яблоках. Есть у Альки сабля. Он её сам вытесал кухонным ножом из обломка доски. Доска была кривая, и сабля получилась изогнутая, как настоящая. Гикнет Алька, пригнётся к лошади – и марш в атаку!

А иногда Альке кажется, что он богатырь из сказки. И лошадь у него волшебная, великанская. Высоко под облаками шумит её зелёная грива. Неспешным шагом выходит конь на простор.

Слева – трубы завода, где работает Алькин отец. Большой завод, новый, вырос вместе с городом. Справа – новые дома, а за ними встаёт синее марево далёкой реки. А впереди, за логом, – только луга, да берёзовые рощицы, да синий лес далеко-далеко. Сейчас богатырским скачком перемахнёт Алькина лошадь на тот берег и понесёт его, шумя зелёной гривой, по незнакомым землям.

Если на горизонте лежат жёлтые кучевые облака, Алька думает, что это высокие горы далёких стран. Если небо чистое, он думает, что конь вынес его на край земли, на берег океана. Это потому, что склон обращён на север, и солнце никогда не слепит Альке глаза: оно или сзади, или сбоку. А небо с северной стороны всегда самое синее…

Иногда, набегавшись среди конопляных джунглей и порубив целые полки бурьяновых кустов, Алька садится на свою лошадь и устало прижимается щекой к прохладному белому стволу. И слышит тихий ровный шум. «Ты о чём шумишь, Зелёная Грива?» – «Обо всём». – «Тебе всю землю видно с высоты?» – «Нет, не всю. Земля круглая, всю её не увидишь». – «А половину?» – «Половину я вижу». – «И горы, и море?» – «И море, и острова, и реки, и снежные горы, и горячие вулканы… А ещё вижу тёмные леса с заколдованными теремами и волшебные озёра, где плавают серебряные звёзды…»

И опять несёт Альку Зелёная Грива по сказочным странам.

Алька иногда сидит долго, пока оранжевый закат среди чёрных заводских труб не подёрнется сизым пеплом и пока не встанет над ним тонкий неяркий месяц, а на дне лога не лягут белые полосы тумана. А тогда… тогда из-за кустов появляется Марина и прогоняет сказку:

– Александр! Скоро ты явишься домой?

Марина старше Альки вдвое. Спорить с ней бесполезно – хорошего не добьёшься. Вот если бы у Альки был старший брат, такого разговора не случилось бы, наверно. Брат всегда бы помогал Альке, перед всеми бы заступался. Но брата нет.

И только Зелёная Грива знает про Алькины обиды.

Было всё хорошо, но вдруг нависла над Зелёной Гривой беда.

Алька сидел на своём коне и, согнувшись, старался концом сабли дотянуться до пушистого одуванчика, чтобы пустить парашютистов. И в это время подошёл высокий парень в клетчатой рубахе и низких запылившихся сапогах. У парня была тонкая шея, бритая круглая голова и маленькие глаза без бровей. На плече парень нёс длинную тяжёлую рейку с белыми и чёрными отметинами, с красными цифрами.

Парень бросил рейку, облегчённо пошевелил плечом и сказал:

– Привет, пацан.

Алька робко ответил:

– Привет…

Парень вытащил пачку «Беломора», достал папиросу, задумчиво пожевал её и снова заговорил:

– Березу объезжаешь, значит?

– Нет, – тихо сказал Алька.– Это я играю.

Парень закурил, выпустил из носа две струйки дыма и лениво сообщил:

– Ну, вкалывай, наездник. Скоро твоей игре капут!

– Почему? – спросил Алька, с беспокойством глядя на незваного гостя.

Тот охотно объяснил:

– Дорогу с севера в город тянут. Значит, надо мост через овраг строить. Здесь его и поставят. А берёзу твою – под корешок.

– Как – под корешок? – встревожился Алька.

– Не понял? Эх ты, молоко зелёное. Срубят – и крышка.

– Дяденька, не надо! – крикнул Алька и прыгнул на землю. – Зачем?

– Ха! Не надо! А мост? Мост – это строительство. А берёза ему препятствие. Ясно?

– А если в другом месте сделать мост? – попросил Алька. – Можно, дяденька? Тут везде места много. – Он двумя руками держал Зелёную Гриву за ствол, будто над ней уже занесли топор.

Парень затоптал недокуренную папиросу, сплюнул и объяснил:

– Новое место искать надо. А я, пацан, устал. И некогда мне. Меня помощник ждёт на той стороне.

Он поднял рейку и вдруг ухмыльнулся, так что глаза его совсем превратились в щёлочки.

– Слушай, малёк, давай заключать договор.

– А как? – несмело поинтересовался Алька. – Я не умею.

– А это просто. Ты хватай мою рейку и доставляй на тот берег. А я за это, может быть, завтра найду для моста другое место. По рукам?

Алька поспешно кивнул. Не спорить же с человеком, от которого зависит жизнь Зелёной Гривы!

– Хватай и двигай вперед, – ухмыляясь, велел парень.

Алька торопливо схватил рейку. Она была тяжёлая, на плече не унесёшь. Тогда Алька сунул один конец под мышку, а другой конец стал волочиться по земле. Парень на это ничего не сказал, только велел двигаться поживей.

Под гору Алька спустился быстро. По дну лога идти тоже было нетрудно, только рейка прыгала по кочкам. Алька всё боялся, что она поцарапается и парень рассердится.

Когда подошли к речке, Алька хотел снять тапки, но парень сказал:

– Шагай, шагай… И Алька прямо в тапках пошёл по воде. Рейку пришлось поднять на плечо, и она больно давила острым ребром.

Но хуже всего стало, когда начали подниматься. Сухая глина осыпалась из-под ног, липла к мокрым тапочкам, набивалась в них острыми комками. Рейка путалась в полыни.

Алька скоро совсем выбился из сил. От горького полынного запаха, который он раньше так любил, заболела голова. И сердце колотилось часто-часто. А парень поднимался впереди и иногда оглядывался: I

– Ну как? Ползёшь, пацан?

Алька молча кивал и полз. Он боялся сказать, что устал. Вдруг тогда этот круглоголовый, разозлится и срубит Зелёную Гриву? "

Алька вспомнил берёзовые кругляки, аккуратно сложенные в поленницу. Он видел их зимой у кочегарки. Неужели так может быть?

Мёртвые кругляки вместо Зелёной Гривы?

– Что, малёк, порвём договор?

– Не… не хочу.

– Ну гляди. А чего в сторону отбиваешься?

– Конечно… – тяжело дыша, сказал Алька.-Здесь кусты вон какие. Я не пролезу.

–Ладно, жми в обход. Только живо.

А место, как назло, попалось крутое-крутое, Алька полз наверх, торопился изо всех последних сил. Ведь хозяин рейки мог разозлиться, если бы ему пришлось ждать.

Вот бы успеть раньше!

Нет, не успел. Когда кромка берега оказалась перед Алькиными глазами, он увидел сапоги. И чуть не уронил рейку от досады. Ведь так старался!

Но тут Алька заметил, что сапоги не те. Чёрные и высокие. И тогда он поднял голову. Наверху стоял мужчина в серой кепке и парусиновом пиджаке. А рядом с ним стояла тренога с каким-то аппаратом. «Этот дядька и есть помощник», – догадался Алька.

– Ты откуда, малец? – услышал он густой голос. – Руку давай. Ух и увозился! Мать-то тебе задаст. А рейку где взял?

Алька оглянулся и кивнул на парня, который, ухмыляясь, подходил к ним. Потом бросил рейку и сел на траву.

– А ну, Касюков, ступай сюда, – негромко сказал мужчина. – Отвечай, ты что это с ребёнком делаешь?

– А что, Матвей Сергеевич, – всё ещё улыбаясь, начал парень, – пусть обучается. Трудовое политехническое воспитание.

На щеках Матвея Сергеевича под кожей с чёрными точками сбритых волосков заходили тугие узлы.

– Вот возьму я эту рейку, – тихо сказал он, – и сломаю о твой хребет. Это будет политехническое воспитание тебе. Высший сорт… Ах ты!.. – взорвался он вдруг и, оглянувшись на испуганного Альку, добавил немного спокойнее: – Дуб-бина! Я тебя с практики к чёртовой бабушке отошлю и в техникум напишу!

«Вот так помощник», – подумал Алька.

Матвей Сергеевич наконец перестал ругать растерянно моргающего Касюкова и наклонился над Алькой.

– Устал? А зачем этого балбеса слушал?

– Он сказал… берёзу срубят… если не понесу, – прошептал Алька, всё ещё не вставая на ноги.

– Берёзу?

– Ага. Вон ту. Потому что будет мост… Дяденька, правда срубят?

Матвей Сергеевич чуть улыбнулся. Алька увидел, что теперь узлов на щеках у него нет.

– Твоя, что ли, берёза-то? – поинтересовался он и сел рядом с Алькой на корточки.

Алька растерялся.

– Моя… То есть она ничья. Я играю с ней. Ну, она всегда была. Правда срубят? – снова со страхом спросил он.– Правда, да?

– Нет, – сказал Матвей Сергеевич. – Чего же дерево губить? Да и мост пойдёт не туда, а в проулок. Не заденет. Близко, но ничего.

Он поставил Альку на ноги и большой ладонью прижал к пиджаку.

– Маловат ты, сынок. А то взял бы в помощники. Вместо этого дармоеда. Пошёл бы?

– Пошёл бы, – сказал Алька. – А вы дороги строите? Я подрасту.

– Конечно, – согласился Матвей Сергеевич. – Расти.

Алька ищет друга

Алька не спал. Он слушал дыхание незнакомых мальчишек. Слушал, как поскрипывают кроватные сетки, когда кто-нибудь повернётся с боку на бок. Смотрел в синее ночное окно. За окном стояли строгие немые берёзы. Они со всех сторон окружали дачи пионерского лагеря. Берёзы казались вырезанными из чёрного картона. Каждый листик был совершенно чёрный и неподвижный.

Чёрным был и переплёт окна, похожий на большую букву "Т". Альке чудилось, что окно хмурит брови. Оно было чужим, это окно. За ним не блестели огоньки завода, которые Алька видел дома, когда ложился спать. Он видел их целых семь лет, каждый вечер, и привык к этим огонькам. А здесь светили только редкие зелёные звёзды.

И всё здесь было незнакомым… Только где-то в соседней даче спала Марина. Но Марине в лагере было не до Алькиных переживаний. Её выбрали в совет дружины, и она целый день сегодня бегала между дачами, о чём-то хлопотала. Один раз только по привычке бросила на бегу:

– Александр, не смей ходить босиком!

Она всегда так с Алькой разговаривает. Не то что мама. Алька вспомнил маму, и ему ещё сильнее захотелось домой. Так захотелось, что Алька перевернулся на живот, уткнул лицо в подушку и всхлипнул.

– Ты чего… ревёшь?

Алька поднял лицо и снова услышал негромкий шёпот:

– О чём ты?

Алька не знал, кто лежит на соседней кровати. Этого мальчишку вожатая привела в палату, когда было уже темно и все почти спали. И Алька тогда притворялся, что спит.

Сейчас он шмыгнул носом и смущённо прошептал:

– Ни о чём.

И снова услыхал:

– Ты первый раз в лагере, ага?

– Ага, – прерывисто вздохнул Алька.

Незнакомый мальчишка немного помолчал. А потом снова донёсся его доверительный шёпот:

– Ты не бойся, это ничего. Я, когда первый раз приехал, тоже сперва ревел потихоньку. С непривычки.

Алька хотел поскорее сказать, что совсем не плакал, или придумать какое-нибудь оправдание… Но не успел. Мальчишка соскочил на пол и придвинул свою кровать вплотную к Алькиной.

– Ничего, – снова услышал Алька.– Здесь хорошо. За деревней лес хороший. Большущий. Можно заблудиться и хоть целый месяц ходить. Всё равно дорогу не найдёшь.

– Ты заблуживался? – прошептал Алька.

– Ага…

– Целый месяц ходил?

– Не… Всего три часа. Потом все пошли искать, кричать начали. Я услыхал и пришёл. Я бы и не заблудился, а меня какая-то птаха завела в глубину.

– Какая птаха? – спросил Алька. Он уже немного забыл, что соскучился по дому.

– Ну, птичка. Серая какая-то. Она от гнезда, видать, уводила. То подлетит, то упадёт, будто подбитая. Глупая. Думала, я гнездо зорить буду, а я просто её поглядеть хотел.

– Зачем поглядеть? – уже почти полным голосом спросил Алька.

– Ты тише, – испугался мальчишка, – а то спать заставят. Двигайся ближе.

Алька двинулся и перекатился на кровать соседа. А тот объяснил:

– Я всяких птиц люблю. У меня дома щеглы жили, чечётки. А ещё был снегирь. Яшка. Весёлый. Я его в городском саду поймал. Мне тогда снег за шиворот насыпался, с полкило, наверно, а я всё равно сидел и ждал…

– А где теперь эти птицы? – заинтересовался Алька.

– К весне всех повыпускал. Я их подолгу не держу.

– Расскажи ещё, – попросил Алька, когда сосед замолчал. – Ты спишь, да? Расскажи…

– О чем ещё рассказывать? Я больше не знаю.

– Ну кто ещё у тебя был?

– Щеглиха Люлька была. Я её на свисток отзываться учил.

– На какой свисток?

– На деревянный. Из тополиного сучка. Завтра, хочешь, сделаю? Здесь тополи растут.

– И мне… сделаешь? – несмело и удивлённо спросил Алька.

– Ага. Обоим сделаю, – сказал добрый мальчишка и продолжал рассказ про Люльку: – Я ещё её учил клювом дверцу в клетке запирать. Это чтобы кот не сожрал. Он и так ей полхвоста выдрал. Здоровый кот, рыжий, как тигр. Только полоски не чёрные, а светлые.

Альке очень не хотелось, чтобы его новый знакомый перестал разговаривать. Тогда из темноты снова могла выползти тоска по дому. И Алька поскорей сказал:

– У нас дома тоже кошка есть. Медузой звать. А вашего кота как звать?

– Как меня, – ответил мальчишка и вдруг тихо засмеялся. – Мамка выйдет вечером на крыльцо и зовёт: «Васька, домой!» А какой Васька, никто не знает.

– И оба бежите? – засмеялся и Алька.

– Не… Я всегда думаю, что она кота зовёт, а кот думает, что меня. Он умный, только жулик.

– Почему жулик?

– Ну, Люльку-то чуть не слопал. А потом сел под клетку и караулит. Я его тогда взял за башку, подтащил к клетке и мордой по решётке поперёк проволоки – дзынь, дзынь! Как по струнам. Ух, царапался!..

Васька замолчал. Алька посмотрел в окно. Берёзы шевелили тихонько чёрными листьями, прислушивались. Удивлялись, наверно, нахальству кота-жулика, чуть не съевшего щеглиху Люльку. А зелёные звёзды мигали, как хитрые кошачьи глаза. «Дзынь-дзынь», – вспомнил Алька и улыбнулся, представив обиженную кошачью морду. Привалился к Васькиному плечу и заснул…

…Зарядку Алька проспал, потому что малышей в то утро решили не будить. И когда он проснулся, на соседней кровати никого не было.

После завтрака Алька снова побежал в дом, и тут он совсем расстроился. Все кровати были переставлены. Алькина кровать стояла в углу, а его соседом оказался маленький толстощёкий Витька Лобов. Алька познакомился с Витькой ещё вчера, в автобусе, и сразу понял, что он жадина и рёва. Вот и сейчас Витька забрал себе Алькину подушку, а ему подсунул свою, похуже. Ну и пусть – Альке не до этого.

– Витька, ты не видел Ваську?

– Какого Ваську? – подозрительно спросил Витька и загородил спиной подушку.

– Ну, такого… большого, – пробормотал Алька. Он и сам не знал, какой Васька. В темноте не разглядел. Даже голоса его настоящего не слышал, потому что ночью говорили шёпотом.

Витька сказал:

– Всех больших в соседнюю дачу перевели. Никого я не видел.

Алька отыскал Марину:

– Ты не видела Ваську? Большой такой…

– Во-первых, – сказала Марина, – почему ты опять бегаешь босиком? Во-вторых, надо говорить не «Ваську», а «Васю».

– Маринка, – вздохнув, снова начал Алька, – ты не видела Васю?

– Нет, – с достоинством ответила Марина. – Такого имени я в лагере не слышала. Есть только вожатый Василий Фёдорович. Иди обуйся.

К середине дня Алька уже несколько раз обегал весь лагерь, но мальчишку с именем Васька не нашёл. После мёртвого часа Алька ходил совсем скучный. Ни с кем не говорил и ни в какие игры не лез.

А после ужина Алька вдруг вспомнил про свисток. Васька же обещал свисток из тополиного сучка. А вдруг он в эту минуту как раз вырезает его?

Алька помчался к тополям. Они стояли тесной группой за самой последней дачей. Солнце уже спряталось за деревенские крыши, но верхушки высоких тополей всё ещё блестели в его лучах. От вечернего света листья там были жёлтые и оранжевые, будто наверху уже началась осень.

Было здесь очень тихо, и Алька услыхал, как шепчутся деревья. Он долго стоял с запрокинутой головой. И лишь когда погасли самые последние листики, вздохнул и побрёл обратно.

Горна Алька не услышал и на вечернюю линейку опоздал. До этого Алька ни разу не опаздывал на линейки и не знал, можно ли это делать. Но догадывался, что нельзя. «Ох и попадёт», – уныло размышлял он, глядя из кустов черёмухи на площадку. Там уже ровным квадратом выстроились вокруг флага все отряды. «Сперва, наверно, от вожатых влетит, – решил Алька. – Потом от Марины».

Но Альке повезло. Он покрутил головой и увидел, что полоса кустов одним концом протянулась до самой линейки. И в том месте как раз стоял малышовый отряд.

Алька решил собраться с духом. Для этого он набрал полную грудь воздуха, крепко зажмурился и снова открыл глаза. Потом он, пригибаясь, промчался вдоль кустов, двумя прыжками проскочил открытое место между последним кустиком и линейкой и оказался в самом конце строя, рядом с незнакомой девчонкой. А впереди стоял Витька Лобов.

Витька покосился через плечо и злорадно забубнил:

– А, опоздальщик… Вот попало бы тебе… Попало бы… Ладно, что переклички не было, а то пропесочили бы как вон того…

Алька выглянул из-за большого Витькиного уха. Он увидел, что у трибуны собрались вожатые и воспитатели во главе с начальником лагеря Галиной Святозаровной. А в сторонке, опустив удивительно лохматую голову, стоял мальчишка. Он был уже большой, старше Альки года на три. Лицо у мальчишки было грустным и упрямым.

– Значит, ты не хочешь рассказать, как разбил в кухне стекло? – после долгого молчания изрекла Галина Святозаровна.

– Не бил, – устало сказал мальчишка.

– Может быть, я била?

Мальчишка исподлобья "бросил на начальницу оценивающий взгляд и после некоторого размышления произнёс:

– Не знаю…

Ребята зашумели и засмеялись. Незнакомая девчонка вдруг повернулась к Альке:

– И чего они Лапу мучают? В кухне всё стекло вылетело, а он ведь из рогатки стрелял. От рогатки маленькая дырка в стекле бывает. Это тоже все знают.

– Ничего они не соображают, – согласился Алька. Он сразу понял, что лохматый мальчишка с удивительным именем Лапа не виноват.

– Может быть, ты и с рогаткой не ходил у кухни? – язвительно спросила у Лапы Галина Святозаровна.

Лапа поднял голову и охотно признался, что ходил у кухни с рогаткой.

– Я ворон бил. Ну и что? Ворона на трубе сидела, а стекло-то внизу. Я что, косой?

– Ас рогаткой ходить – это хорошо? – спросила вожатая Алькиного отряда.

– Когда вороны цыплят в деревне жрут – это им, значит, можно, – мрачно сказал Лапа. – А стрелять по воронам, значит, нельзя…

Эти слова, видимо, поставили в тупик даже Галину Святозаровну. Тогда она взялась за Лапу с другого бока:

– Ну хорошо… А где ты пропадал до вечера? Даже на мёртвом часе не был. Все товарищи переживали и беспокоились.

Из шеренги четвёртого отряда донеслись протестующие возгласы. Они доказывали, что Лапина судьба никого не тревожила: такой человек не пропадёт.

Однако массовый протест не обескуражил Галину Святозаровну. Она велела Лапе «стоять как следует» и потребовала ответ:

– Где ты был?

– Я был… – со вздохом начал Лапа. – Ну, я ходил… Там коршун летал, а я ждал. Потом ещё я искал одного… человека.

– Какого человека?

– Обыкновенного…

– Обыкновенного! Как его зовут?

– Не знаю, – грустно сказал Лапа. Витька Лобов захихикал. Алька со злостью поглядел на его розовый затылок. Оттого, что Лапа целый день тоже кого-то искал, он ещё больше понравился Альке.

Уже начинало темнеть. Галина Святозаровна, наверное, решила, что пора кончать Лапино воспитание.

– Мне это надоело, – решительно рубанув ладонью воздух, заявила она.– Пионер Лапников два года подряд нарушает в лагере дисциплину и режим. В прошлом году он самовольно катался на лодке, падал с дерева, гонялся за птицами и заблудился в лесу. В этом году он бьёт стёкла и не желает отвечать за это.

– Не бил, – безразличным голосом сказал Лапа.

Галина Святозаровна вдруг обрела спокойствие и огляделась.

– Хорошо. Допустим, не бил. Пусть тогда признается тот, кто вышиб стекло. А если виновник не будет найден, я сегодня же отправлю домой его – Василия Лапникова.

Она, эта строгая начальница лагеря, конечно, не знала, как вздрогнул при её словах семилетний мальчишка на левом фланге малышового отряда. «Васька!»-чуть не крикнул Алька. Но не крикнул, потому что радость тут же угасла: Ваську выгонят сейчас из лагеря, и будет Алька опять один.

А из строя никто не выходил, никто не хотел признаться, что это он, а не Лапа, то есть не Васька, разбил дурацкое окно в кухне.

– Трусы они все!..-с горечью прошептал Алька.

Витька Лобов снова повернул круглую розовую голову и забубнил:

– Ага, какой умный! Кому охота, чтоб попадало.

Подозрение закралось в Алькино сердце.

– Витька, – прищурившись, сказал он, – это ты, наверно, выбил окошко.

Витька вытаращил глаза и даже чуть присел.

– Тише ты, балда. Не ври давай, – закудахтал он испуганно. – Не знаешь если, значит, молчи. Гадальщик какой! Сам не знает, а врёт. Может, это ты, наоборот, вышиб…

– Я?!

Алька уже собрался съездить Витьке по спине: будь что будет!.. Но не съездил.

– Значит, я? – спросил он струсившего Витьку.

Тот что-то пробормотал и отвернулся. У Альки под майкой пробежал холодок. Алька понял, что надо сделать. Только ему стало страшно.

Тогда он взглянул на Лапу. Васька стоял, опустив голову, и ждал решения своей судьбы. Ведь он ещё ничего не знал. А вот Алька знал, что сейчас будет. Он знал это уже точно и потому подождал несколько секунд. Ведь несколько секунд он мог ещё подождать. Потом Алька набрал полную грудь воздуха и зажмурился. И в этот ответственный момент вдруг представилась Альке обиженная морда Лапиного кота. Почему, он и сам не знал. «Дзынь-дзынь»… И щеглиха, весёлая Люлька, которая умеет запирать клювом дверцу…

Альке стало весело. Алькин страх в одну секунду съёжился, сделался совсем маленьким. И, пока он не вырос снова, Алька выскочил из строя, с удовольствием пихнув плечом испуганного Витьку.

– Я… Правда, я! – И добавил уже потише: – Я не нарочно…