Текст книги "Мир, который… Стихи"

Мир, который…
Стихи
Владислав Нодариевич Кудба

© Владислав Нодариевич Кудба, 2017

ISBN 978-5-4485-1981-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Жизни смешанные краски

Восхищение в жизни

Впору смотреть как ложится роса

Грузом живительно-чистым на листья,

Впору нытья пустословье бросать —

Есть ведь ещё восхищение в жизни.

Впору вставать под серебряный дождь,

Слившись с потоком бледнеющей выси.

Видно, волнуешься, лёгкая дрожь…

Есть ведь ещё восхищение в жизни.

Впору нырять в теплоту небес —

Спелый румянец заката так близко.

Благоговеешь, трепещешь весь —

Есть ведь ещё восхищение в жизни.

Поздно метаться от правды ко лжи,

Тратя на бег календарные числа.

Лучше, махнув на минувшее, жить —

Есть ведь ещё восхищение в жизни.

Любить

Взглянул мне в глаза закатный

Малиново-рыжий вечер.

Пусть остаются «за кадром»

Минувшие дождь и ветер.

Озноб проскользнул по коже —

Волнение скорых мыслей,

Единственное, чем должен

Уметь восхищаться в жизни —

Так это самой жизнью,

Всегда и каждосекундно.

В темнеюще-алой выси

Крылатые тянутся с юга.

В мутнеющем зеркале лужиц

Их путь отражен неблизкий.

Но, видимо, тоже нужен

Пейзаж слякоти российской.

Вся грусть в природе – святая.

Печали все скоротечны,

Кромешная мгла светает

Багряной солнечной свечкой

Сквозь облаков ажуры,

Дав насладиться цветом.

Восторженный, я скажу лишь:

Надо любить всё это.

Искатели

Мне когда-то казалось,

Знаешь, лет в десять, помнится,

Что мимолётна усталость

В деле вечного поиска

Новых живых картинок,

Ребусов неразгаданных,

Всячины на витринах,

Схваченных детскими взглядами.

Недоуменно пялился

На мир, встречно приветливый.

Принимал его с радостью,

Пробегал километрами

Улицы города нашего,

Полного жизни тайнами.

Тот уют, что вынашивал

Близкое между дальними:

У домишки у каждого

Узорно-резные ставенки…

И облака уставшие,

Что надо мною маленьким,

Словно в люльке, подвешены.

Озорное беспамятство:

Летом носились бешено,

Пока совсем не останется

Сил у юных искателей,

Бытом не озадаченных.

Городок замечательный

Был целых стран богаче, и

Хватало ветра и воздуха,

Изгибов Волги-красавицы,

Просторов и птичьих возгласов,

Мест, где душе мечтается!..

Скажи, почему всё сдвинулось

В сторону потребления,

И удивление минуло,

И звёздное небо бледное

Не будит азарта поиска

В глазах, отвыкших от шалостей?

И только когда-то, помнится,

Не знали мнимой усталости.

Помнишь это? Естественно.

Жаль, что теперь иначе…

В незабываемом детстве

К счастью, никто не плачет.

Сад за горами

А мне всё ещё верить в сказку хочется

есть невиданный чудный за горами сад,

и в том саду часто сбываются пророчества,

и втрое больше звёзд над ним загорается.

таких как я – немного, но каждый втайне стремится,

обманув будни, презрев рутину и занятость перманентную,

проложить дорогу, координаты вписать вместо иксов

места, которого на карте – нет, а значит, нет и на свете.

но я-то знаю: мой дивный сад существует,

спасённый от ветра, людей, укрытый вообще неизвестно как,

по воле, угодной некому божеству и

незримо, чутко лелеемый космосом, словно бы на руках.

человеку всегда нужно иметь хотя бы мечту в запасе

в моменты, когда хочешь выдохнуть и более не вдыхать.

а в саду загадочном небо извечно ясное-ясное,

вечерами особенно ярко и долго алеет закат.

привычно собираюсь в путь, впотьмах никем не замечен,

за линию горизонта, за горный защитный редут.

пускай я не доберусь, не найду мой сад за целую вечность,

главное – что иду, непременно ищу и иду.

Гроза

Закончена гроза!

Увы, листвы холодный труп

К земле прибили капли, нет – слёзы…

…последний миг – прикосновение рук

сырого ветра ноющей осенью.

Нас ждут вокзалы, поезда.

Вновь избраны жертвами дороги? Нам

не впервой судьбу в сугроб втоптать.

Скулящий ноябрь, тайга, стынь, всё есть – Родина.

Мне жаль деревья – пример праведный:

что есть, отдав, и через муку к жизни

из года в год они… А мы отдали бы?

И пусть гниют слова, сердца и мысли

как после той грозы. Противен

и чужд оттенок злого грядущего.

Сколько лет желаем перспективы,

а трепетать начинаем и того пуще!

Закончена осень!

Прости, но заморозки ждать

твоих не станут настроений. И моих.

От Чукотских равнин и до Карпат

высот холодных, ледяных.

Пейзаж за окном крайне изменчивый.

Где дали заснежены,

где слякоть заиндевела.

Каждый полустанок шепчет «до встречи»,

искренне в неё веря.

Нас мчит вперёд, чтобы одиночество

растворилось в новых картинках, попутчиках.

Нас мчит вперёд, а помимо прочего

разлука закаляет, учит нас.

Порой состав шёл в сущую темь.

По неделям не лезли лучики.

Только все были молча согласны с тем,

что он вывезет нас в лучшее.

…И конечной цели поезда

Заветной станции не видать нам…

даже как-то совестно,

что целый век катаемся бесплатно.

Снега. Морозко. Привычное дело

В окно таращиться в пол-оборота.

Но вечность так скупа: нощно и денно

в объятьях властного над всем круговоротного

Движения. Очередная точка.

На выход ли? Посадка? Всё одно…

Смятение, волнение, другие снега топчешь,

но и сойдя на убелённый перрон,

ты всё ещё в нём. В поезде. Безвылазно,

Несмотря на бездвижность перрона.

– Навстречу весне! Свидимся…

Кричу в догонку.

Закончена зима!

Весну и лето коротали

По похожему сценарию безысходному…

Ко всерадостному, всепечальному

до оскомины итогу.

Думаю об опавшей листве…

Тебе ли не понять, что чувствуют дубы,

осины, клены, сколько их! И все,

состава созерцая путь и провожая дальше,

вздыхают: так и быть… Гробы. Гробы

привычно видеть им вдоль дороги.

Своих детей теряют зелёный род,

и тощие, облезлые, высокие,

не в силах правил Мира побороть.

Мы далее по рельсам.

Кто? Куда? Зачем? Стремимся.

И к одному приходим вместе,

К одной извечной светлой мысли.

Ты тоже, и я приду.

Задумаемся, с вагона сойдём смело.

Тогда только отведут

нас на сияющий КПП неба.

Вот-вот проглянет листок

цветом до новой осени.

Закончена жизнь! Рождается жизнь

с каждым ушедшим и прибывшим гостем.

Подобное повторится, как и то,

что вновь к земле листву прибили.

Капли? Нет – слёзы.

Я уйти хотел

Я уйти хотел. Но так, чтоб совсем без прощаний

Чтоб не дрожала скорбная струна

От напряженья душ, не билось отчаянно

Ершистое пламя багровое в нас.

Покинуть хотел, только, пусть без сожалений.

Без слёз банальных, без раскаявшихся глаз.

Желательно – с утра, и лучше – в понедельник,

Месить под ливнем, второпях, своих сомнений грязь.

Так уйти, чтоб не заметили посторонние,

Чтобы боль не хватала за горло, как за углом.

Те, что были дороги, чтобы просто поняли.

Не бросались искать, ворочая мебель, нутро.

Незаметно исчезнуть, от взора хищного мира

Спрятать душу в вечности, а тело – в хитин.

Чтобы не сожалеть ни о чем из того, что было…

Неужели, скажи мне, ты так не мечтал уйти?

Ветрено

Чёрт-те-что творится снаружи,

За бетоном домов и квартир.

Ветер принялся рвать и рушить,

Словно что-то нам не простил.

Громыхал без умолку, дико.

На посадочных зябли лица.

Тараторил по радио диктор,

Что, кажись, пару дней продлится

Пыльно-колкая эта, студёная

Опостылевшая истерика.

Трепыхаются голые клёны, и

Солнце где-то в тучах потеряно.

Чёрт-те что творится снаружи.

А внутри-то: все ли в порядке? —

Кавардак в головах и душах.

Куда более неприятный.

Мир

Это мир, где май на стыке с июнем

Голубыми глазами глядит на людей похожих.

Одинаково улыбаясь седым и юным,

К ветерку и солнцу сводя нашей жизни «сложность».

Выйдешь за дверь, там судьбу куют гороскопом,

На карте мира торгуют пищей для глаза.

А время стекает в лужу по водостокам,

С прогнозом погоды демонстрируя разность.

Это мир, где нужно пренепременно

Выручить денег, взять полцарства в кредит.

«Дети, не смейте бегать на переменах,

Лбы расшибёте – надо за вас платить».

Легко и безвредно воду лить о далёком,

Где режут, стреляют, бомбят; рассуждать, кто прав,

Пока снаряды ложатся под чьи-то окна,

Словно под наши окна сыпется град.

Это мир, где в толпе себя обнаружишь,

Либо в подмножестве вышедших из толпы.

Скорее всего, ты миру не так уж нужен…

Но сон важнее, иди-ка, лучше, поспи.

Здание давит тем, что оно конечно.

Стены вокруг, углы, бетон, кирпичи.

Этот мир герметичен и безупречен,

Покамест не начинаешь искать причин.

Даже бросаясь в ширь золотистой ржи,

Речки родной напевы давние слыша,

Всё-таки ощущаешь себя чужим,

Вдруг пришедшим извне и как-будто лишним.

Был бы сюжет, а так – бессвязная дрянь,

Только одной души взволнованный выкрик.

Это мир, который, видимо, зря

Дал расплескать чернил; пусть скорее вытрет.

Дождь

Дождь велит разувериться в лживом солнце —

Оно из мрака наспех – не жди – не вылезет.

Утро новое мимо нас пронесётся

И померкнет, канув в межтучном вырезе.

Дождь несёт новый повод для «поразмыслить».

Дорожная философия от посадки до остановки.

Капли падают густо, непрестанно быстро,

Напоминая людей многочисленных и одиноких.

Мы не любим его за грязь и за всё, что грустное.

Сапоги-то, мол, чистые, а дороги – грязные.

Про испорченный отдых лепечем другим без устали,

А под зонтики прячем своё безобразие.

Дождь свершится. А мы, завидя где вымыто,

Всюду опять ручонками пыльными влезем.

Город только и рад (от кипения вымотан),

И каждый по-своему вымотан, мокр и невесел.

Обретают покой растрясённые ветром деревья

Обретают покой растрясённые ветром деревья.

Под янтарь фонаря набивается стружками дождь.

Я всем звёздам раздам тускло-серую краску теперь, и

Поблекнут они, а я стану светлее на грош.

Затухают огни новостроенных окон напротив.

Реже-реже авто лижут шинами капли с асфальта.

Сон – единственный сильный и городу нужный наркотик,

Прекращающий гонку до утренне-раннего старта.

Вот кончается ночь, растянув пять часов философски,

Иногда раздается молоденький девичий смех

По двору. Горизонт надрезает рассвета полоска,

И светило, вскарабкавшись на пухо-облачный верх,

Скоро взором прямым, обжигающим улицы, глянет.

А пока, продолжая июнь, зарождается утро,

Чёрно-белой стихией зачатое. Бежевый глянец

Тёплых вод бок бетонный ласкает, искря перламутром…

Эх, а лето кончается

Вот мне говорят: «Эх, а лето кончается…»

Большое спасибо, таки подытожили!

С асфальта в сентябрьские лужи отчаливать,

Сморкаться, хандрить, ну и что тут хорошего?

Одежда дождями промытая скинута, —

Подошвами листья трамбуя, чуть медные,

Неделя прошмыгает серостно, сыростно,

А солнце отрывисто и неприветливо.

На стенах домов нет игры силуэтами, —

Так мило закат развлекал нас, гуляющих.

И стала тоска в октябре беспросветная,

И стихли любви алоцветной пожарища…

И «мажу соплями» по сдержанной лирике,

В привычное русло вгоняю всё. Нужно ли?

По небу октябрь чертит ровные линии,

Контрастом цветов – облаками и тучами.

А мне говорят: «Видишь, осень кончается…»

Вот-вот, пронесло сквозь ноябрь водостоками

И наши стихи, и пейзажи, и чаянья,

Упрятав весь мир за морозными стёклами.

И целая жизнь, как по фильму всевышнего,

С весны до весны – бесконечными дублями,

Печалью и радостью щедро насыщена-

За это, её, человечную, любим мы.

Жёлтые капли маршруток

Жёлтые капли маршруток на тусклом фоне

Прочих объектов, туч, капюшонов, веток.

Этот пейзаж мной не принят и недопонят,

Также как и сегодняшней жизни вектор.

«Надо меняться» – завязло на языке.

Эксперименты и опыты ценой проб и ошибок —

Будущий показатель того, кто ты, и, наконец, кем

Будешь уважаем, любим, и насколько фальшиво

Пропоёшь жизнь. За сколько невзрачных лет

Обрастёшь мудростью, нарожаешь себе подобных?

Жёлтые капли листопада стремятся к тёмной земле

И мутные капли дождя набиваются аккурат под окна.

Город, как платье в горошек, слегка подстароват

Для крыш стеклянных, скоростей, ТЦ, клубов, отелей,

Несмотря на то, что к завтрашней гонке рано вставать,

Несмотря на то, что комфорт подсознательно нами довлеет.

Пусть жёлтые капли маршруток по-прежнему оседают на дне

Океана, который кишит людьми, но воистину пуст.

Я не приму господства промокших от жалоб дней.

С межфонарной мглой мнением никогда не сойдусь.

Мы не становимся старше

Мы не становимся старше

Мы становимся ближе к небу,

Либо зарываемся в землю,

На это уходят бессчётные жизни.

Грустим по листьям опавшим,

Отпор даем новым проблемам,

Шагаем по жизненной зебре,

Несём с собой чёрно-белые мысли.

Мы не становимся старше.

Но говорим об этом всё чаще.

Больше делаем вид, что спорим

С целым миром, только робко, вполголоса.

Каждый день по-новой, на старте,

Нервно, дико, рвёмся на части.

И выходим с порога школы

Как в раскрытое окно навстречу пропасти.

По-черепашьи ползали облака

По-черепашьи ползали облака.

Чёрный плавник резал лист голубого цвета.

Царский червонец властно с небес сверкал,

Судьба отняла день жизни у человека.

Ночь отражала в море своё лицо,

Тысяча глаз Брамана глядело сверху.

Застыла луна, налитая свинцом,

Судьба отняла день жизни у человека.

Смело бежала горной тропой река.

Зелень на склонах мягко баюкал ветер.

Шептались волны, чесали спины пескам.

Судьба отняла день жизни у человека.

Что-то летело лёгким крылатым ввысь.

«Здравствуй», – отцовским тембром промолвил некто.

Вот она, без забот и страданий жизнь.

Судьба отняла последний день человека.

Плаксивая душа не ищет оптимизма

Плаксивая душа не ищет оптимизма.

Зарывшись в листопад, жуёт кленовый лист

Сентябрь. Кругом тёмно, и память-эгоистка

Упёрто не дает разнообразить жизнь.

Уходят поезда в рассеянное завтра,

А мне и тут сойдет. Печалью из окон

Прохладный ветерок, и кофе – лёгкий завтрак,

Скупой пейзаж дерев, белёс и незнаком.

И вообще, сентябрь извечно чужд и грустен,

Заплаканный свой город совсем не узнаю.

И хочется туда, да только не отпустит

Противная любовь, – на птичий тёплый юг.

Ранимая душа осенне-равнодушна

И чувств взаимный трёп уже сошёл на нет.

Мне остаётся ждать, безмолвствовать и слушать

Не оборвётся ли судьбы тончайший нерв.

Несчастная душа не ищет оптимизма.

И в лужи занырнув, пьёт отраженье неба

Октябрь. Менять что-либо и поздно, и бессмысленно,

Но выручает сон, в котором раньше не был,

Универсальный мир, из сказок полу-детских,

Где вечная весна. Без ноября совсем,

Без осени-тоски, похоронившей сердце,

Но эта жизнь, увы, закончится во сне…

Нет жалости к себе, тем более довольства.

Минуя день за днём слезливую пору,

Я всё-таки живу, хоть это так непросто,

Я всё-таки иду, с надеждой, к декабрю.

Там, вдали, в дыму…

Там, вдали, в дыму, ввысь от горизонта

Где переходит серость в первозданную синеву,

Из открытого купола к неземным неродным высотам

Каждый день чьи-то души неслышно, незримо плывут.

Им не до нас, как и нам теперь не до них.

Что же, путям порой не дано пересечься.

Только знаем, вне видимых людям небесных границ

Бьётся чьё-то бессмертное, чуткое тёплое сердце.

В прекрасной холодной бездне глухой равномерный стук,

Что вечный двигатель, толкающий в жизнь планету.

Мы – выросли; глядишь, и наши дети растут,

И они когда-нибудь снова вспомнят об этом…

Белым горит – утро

Белым горит —

утро

Красным горит —

вечер.

Где ты, моя мудрость?

Я ухожу

в вечность.

Шаг навсегда

твёрдый.

Взгляд навсегда

строгий.

Без кпп

в морге,

А прямиком —

к Богу.

Было бы жаль

время.

Было бы жаль

душу.

Всё так осточер-

тело,

До тошноты

скучно.

Всё, что любил

правда,

Всё, что считал

милым —

Есть не моё

завтра,

и пробежит

мимо.

И не моей

жизни

Глянь, в уголке

неба

Вежливо заискрится

чья-то слеза

белым.

Кто-то с моим именем

 
Ползёт еле-еле, дребезжа, маршрутное
хвост волоча в пыли полубетонных улиц.
И небо единым шёлковым парашютом
всё ниже. Ещё ниже под ним ссутулился
 
 
Кто-то с моим именем. Изредка дышит бессильный
сквозняк.
И голова нагрелась жарой и избытком мыслей
Парень думает, видно: «совсем среди дел прозяб,
Как цветок на окне, созревал, расцветал и выцвел…»
 
 
Он хотел быть вдали от рутинной борьбы за место в автобусе,
многорукой толпы, изминающей несчастливый билет.
Он хотел быть собой, а не кем-то с протёртой совестью,
Жить для важных свершений, не слабость свою жалеть.
 
 
Но куда допорхают идеи на сломанных крыльях?
Где хромая мечта спотыкнётся без костылей?
Сколько нужно сделать успеть шагов непосильных
до коварно-далёкого диагноза «постарел»?
 
 
Кажется, вышли к шоссе, обдувает теплом, – хоть так.
Об остановке с надеждой, под «монотон» дребезжания
Думает он, очутившись скоро в знакомых местах,
Закрывает глаза, открывает с утра…
время раннее.
 

Поездка по городу в старом трамвае

 
Поездка по городу в старом трамвае
Листаешь за окнами несколько улиц,
В забвенном наряде их не узнавая.
Кругом повсеместно январская снулость,
 
 
Как, впрочем, и в речки потресканной вазе,
Где прячется жизнь в ожидании марта.
Крахмальную крошку просыпали наземь,
Хотя, если верить прогнозам, насмарку.
 
 
Ведь оттепель близко, уже навострили
Хрустальные копья резные фронтоны.
Тона и узоры досадно простые,
А серые парки – что дым и фантомы.
 
 
Не скажешь об этом другим, ибо не для
Кого-то ещё эта грусть что-то значит.
Вагончик со скрипом, всё более медля,
Плетётся куда-то, себе наудачу…
 

Пути

Отошёл на пару шагов от стартовой

Да побольше в лёгкие; да поменьше в голову.

И туда, туда, сном одетым парком, и

По безбелым улицам, что постыдно голые.

Разменял десяток-другой размеренно.

Знаю, быть дождю под пухами волглыми.

Лишь душа бела, засверкала перьями

Чтоб успеть, летит над иссерой Волгою.

Вскоре отдалюсь неминуемо,

И – к очередной ленте финиша.

Вдруг душа за птицами… скажет: «Ну его!»

Всё решат пути, что мостит мой шаг.

Небо с морем – единая гладь

Небо с морем – единая гладь

Без края, если смотреть с обрыва:

Мягкий оттенок для сонных глаз.

Почти не моргаю я, будто рыба.

Иная картина дорогой вниз:

Роща самшита и кипариса.

Пробираясь, случайно вник

В песнь отдалённую гитариста —

Еле слышный и скромный звук,

Показалось, знакомый с давних

Пор, когда он звучал для двух

Душ, теперь почему-то дальних.

Спуск настолько же труден, как

Подъём, если ведёт не к нимфе.

Выдыхаюсь, держа в руках

Термос чая и мысль в рифме.

Камень, чайки, волна, поверь —

Жизни бледная зарисовка.

Стоя на пирсе, глядя поверх

Всего, жду вестей из-за горизонта.

Каких-то несколько лёгких слов,

Долетевших сквозь птичий гомон,

Хватит, чтобы больная плоть

Поднялась в небеса вольготно

Из пространства похожих дней,

Из беззвучных и влажных комнат —

К облакам, где тревоги нет,

Где всё вроде бы по-другому…

Слушая блюз

Слушая блюз, прекращаешь бездумный трёп

С кем-то поодаль, вернее с одним из трёх

Незнакомцев в неоновой полутьме

Зала, в котором вечно хватает мест

Для случайных гостей, забежавших в дождь,

И для тех, кого постоянно ждёшь.

Глядя мимо, вяло кивая в такт,

Понимаешь – всё здесь не просто так:

Тусклость предметов, мягкость углов стола;

Мимика лиц в рассеянном взгляде ламп;

Подводящий к итогу пустой стакан;

Только что завершившая путь строка…

Неуклюжие танцы и пьяный смех

Словно уснули в неоновой полутьме.

Две пары рук разносят по бару блюз,

Одиноко с досадой уходит грусть

До метро через ветер. Смолкает звук.

Число незнакомцев и время дошли до двух.

Кто же знает, может лучше и мне

Раствориться в неоновой полутьме?

Ветер

Ветер голос срывает. С улицы

о пощаде трясутся ветви.

Но никто наружу не сунется,

и на зов никто не ответит.

Ветер голос до хрипа – истово

раздирает, он ищет мести.

В оре вихря не слышны выстрелы,

и нема колыбельная песня.

«На кого обращен внезапный гнев?

За кого рвет фанер-плакаты?», —

каждый мысленно спросит. Ответа нет.

Разве что он изменит? Вряд ли.

Ветер гонит дворами страшный визг

Водостоков и вентиляций.

И бескровное солнце смотрит вниз.

И бесцветные капли ложатся.

…Дети, пожалуй, единственное оправдание неправильности жизни…

Осознание буден грубо вытряхнуло с кровати

Идти. Куда? Торопиться. Зачем? Привычка.

Рассвет разливает мёд по городу, что громаден,

Вдобавок, чувствую, что-то случится нынче.

Что же? Я ведь уже слишком стар для сказок,

Наверно, пора слушать их по радио и телевизору.

Но сейчас хочется думать о самом разном,

Смея только предположить, чем это вызвано.

Из окна мне видна столица в высотках и вывесках

На них, призывающих граждан к покупке жилплощади.

Но меня непременно тянет спуститься, выискать

Где пониже, где потише и где попроще.

Проходил по Арбату, старик там выбивал по клавишам

Попсовое попурри на суд потребляющим людям.

Я знаю: в толпе тысячи тех, столицу нахваливавших,

И единицы, кто эту Москву искренне любят.

И нет, не шокируют пробки и массы сонные.

Не влекут места, где каждый пролазит лапами.

Провинциалам хватает малого, и, видно, совести,

Взять то, что нужно и не урвать самого лакомого…

…А потом лил дождь. Расплылась картинка в окне

автобуса.

Там стояла одна незнакомая девочка, незна…

«Вы выходите?» – сошел, «корабль» дальше по лужам тронулся.

Лет восьми она, ясно смотрела в неба серую бездну.

Меж контрастных реалий, классово-статусных неравенств,

С вечной нехваткой минут и переизбытком дел

Я видел глаза большие, чистые, ангельские

Среди прочей мазни – самое явное из чудес.