Текст книги "Прилив"

8

А как же Ирма? Ирма… Пустяки, сказала она. Нужно просто закрыть глаза. И делать то, что хочется, пока не начался прилив.

Бартек закрыл глаза. Властители прилива имели одно лицо и, похоже, оно принадлежало Порохневичу. «Пойдемте, Бартек, – позвал он. – Пойдемте».

– Нет! – закричал Бартек. – Не хочу! Не хочу…

– Иди, – сказала Ноэла. (Ее рука скользнула под рубашкой). – Иди. Иначе я не буду тебя любить.

Любить… Лю…

Бартек открыл глаза.

Ноэла спала рядом, свернувшись колечком.

В дверь хижины изредка врывался жаркий океанический ветер.

9

Он приподнялся на локте и спросил:

– Зачем ты его застрелила?

Она вздохнула.

– Тебе рассказали… Дураки.

– Я все-таки хочу услышать эту трогательную историю, – сказал Бартек, касаясь ее кожи между плечом и шеей. – Если тебе не трудно.

Ноэла закрыла глаза и крепко сжала рукой ладонь Бартека.

– Он был Властелином прилива. Понимаешь? Он звал меня с собой, а я не хотела идти.

Бартек нахмурился.

– По-моему, он просто хотел тебя изнасиловать.

Ноэла выпустила его ладонь и отбросила спадавшие на лоб волосы.

– Нет, – сказала она. – Рано или поздно каждый человек на этом острове слышит Их голоса. Тогда он становится частью прилива, а затем им самим. А тот… Он хотел, чтобы я ушла с ним в прилив. Он не желал умирать в одиночку.

– И поэтому ты застрелила его, – закончил Бартек.

Ноэла кивнула и прижалась к нему.

Бартек обнял ее. Интересная мифология, подумал он. Очень интересная. Такое ощущение, что местная островная цивилизация насчитывает несколько тысяч лет.

– Я боюсь, что ты тоже станешь Властелином и куда-нибудь позовешь меня, – шептала Ноэла. – Туда, куда я не смогу пойти с тобой. Потому что ты уже будешь не ты…

– Я – это я, – сказал Бартек и рассмеялся. – Мы с тобой городим такую чушь, что животики надорвать можно. Прилив, Властелины… Бог мой! Такой ощущение, что я попал в санаторий для чокнутых.

– И при этом совершенно здоров.

– А ты сомневаешься?

– Нет. Но тогда зачем трахаться с чокнутыми? Это знаете ли, пан Бартек, может существенно повлиять на вашу психику. – Ноэла захохотала так заразительно, что Бартек не выдержал и закатился вместе с ней.

Неожиданно она посерьезнела.

– Только имей в виду, Бартек, если ты будешь… как он, я… я тебя застрелю. У меня еще осталось четыре патрона.

Бартек кивнул.

– И тебе будет меня не жалко?

– Очень жалко. А теперь иди ко мне и ни о чем не думай.

Но Бартек успел подумать: если бы итальянец Тито знал, что хотя бы один человек будет жалеть о его смерти, может быть он не повесился бы. Может быть…

10

Бартек застал Порохневича в заведении Каллиопия. Перед контрабандистом стояла бутылка пойла и тарелка с куском копченой рыбы, от которого он отламывал ломтики мяса, затем обсасывал их и выплевывал на пол.

Бартек сел напротив, но Порох, казалось, даже не заметил его. Он выплюнул очередную порцию рыбы на пол и проговорил:

– Дерьмо с-с-собачье.

Бартек смахнул с ящика все, что на нем стояло, и крепко сжал плечо Порохневича, когда тот попытался встать.

– Сидите, Порох. Сидите, – процедил он сквозь зубы. – Нам нужно поговорить. О многом.

– И о чем же? – сделал нарочито удивленное лицо контрабандист. – Уж не о спас-сении ли души, мать вашу?

– О Них, – сказал Бартек.

– О-о! – лицо Порохневича посерьезнело и, казалось, он даже немного протрезвел. – Они всюду, Бартек, – сказал Порох, перейдя на доверительный шепот. – У меня есть на этот счет с-своя гипотеза. Как вы думаете, может ли на одном богом забытом острове вопреки теории вероятности с-собраться столько народу? С-столько старых пердунов, молодых бездельников, прос-с-ституток, божий перст им… и этих, каких? А-а-а… – Порохневич сплюнул. – Это Они с-собрали нас здесь. Они! – Он поднял указательный палец вверх. – Они не знают что такое люди. Им нужно изучить их, по-с-смотреть. Как мы живем, размножаемся, на каких языках говорим. И тьфу!.. Мерзко быть подопытным кроликом. Но ведь нас никто не хватится. Мы мертвы. А Эти, – Порохневич опять ткнул пальцем в ветхую кровлю над головой, – думают, что мы – с-социум. Ха! С таким же ус-с-спехом можно изучать животный мир, собирая дохлых кошек, раздавленных автомобилями.

– А прилив? – спросил Бартек.

– Это еще проще, – Порохневич еле ворочал языком. – С-сканирование подсознательного. Они не только наблюдают, Они нас п-препарируют. Знаешь, как в чашечке Петри лежишь… А из тебя тянут воспоминания, эмоции, страхи… Иногда мне очень не хватает травки. Вы курили траву, Бартек?

– Нет.

– Вот и п-пошел в задницу, журналистишка с-сраный, – голова Пороха упала на стол.

– Оскорбление по профессиональному признаку, – Бартек поднял за волосы голову Порохневича и, убедившись, что контрабандист уснул, опустил ее обратно. – Пьянь.

– Оставь его, – не очень вежливо попросил кто-то за спиной. Бартек подумал, что сейчас самое время сказать этим свиньям кто они такие, но не решился сделать это. Он вспомнил, что о нем будет кому пожалеть, если в дурацкой драке ему всадят нож под сердце. Ей будет больно, подумал он.

Бартек встал и вышел из заведения. Ему показалось, что он вынес с собой из этого сарая мерзкий запах самогона, кислой блевотины и плохо прожаренной рыбы. Он глубоко вдохнул воздух и побрел к океану.

Ему очень захотелось увидеть Ирму. Как тогда, три года назад: взлохмаченную, сонную как осенняя муха, с корейским плейером на поясе, а из наушников едва слышно доносится «Et Si Tu N’exis-tais Pas», и все еще впереди, и еще не кончилось, и не было этого жуткого кораблекрушения…

Бартек резанул ладонью воздух. Фьюить! Он никогда больше ее не увидит. Он забыл о ней. У него есть Ноэла. Но-э-ла.

Девушка с пистолетом.

(Не нужно беспокоиться).

Бартек сел на берегу и закрыл глаза. Так мало людей вокруг, подумал он. С каждым приливом их становится еще меньше. И никому до этого нет дела. Вот что самое мерзкое. Можно заниматься любовью, лакать пойло, плакать, глядя на горизонт, но ничего не изменится. Только Они смотрят сверху.

– Ш-ш-ш, – сказали волны. – Ниш-ш-ш-его…

– Ну, Вы! – заорал Бартек куда-то в океан. – Вы! Властители хреновы! Если вы есть, покажитесь! Или на худой конец дайте знать! – он прислушался к шуму волн:

«Ш-ш-ш…»

Что со мной? – подумал он. Я схожу с ума? Или я просто устал?

Бартек поднялся, зачерпнул горсть песка и запустил ее в набегавшие волны.

– Жрите, посланцы иных миров…

Одинокая чайка засмеялась высоко в небе. Бартек горько усмехнулся и побрел искать что-нибудь к завтраку.

11

В ста метрах от хижины Ноэлы Бартек наткнулся на тело мужчины. Человек лежал на спине, устремив широкооткрытые глаза в небо, словно пытался увидеть там что-то такое, чего давно жаждал, но не мог обрести.

Песок рядом с телом был пропитан кровью, стекавшей из тонких порезов на кистях рук.

Бартек безучастно рассмотрел лицо самоубийцы, покачал головой и пошел своей дорогой. Сегодня церемония обойдется без меня, подумал он.

В этот момент в его душе впервые промелькнуло беспокойство. Ему показалось, что кто-то позвал его.

12

– Откуда у тебя столько вещей? – спросил Бартек, рассматривая огромный ворох платьев, юбок и прочих всевозможных нарядов, сваленных на полу хижины. – Такое ощущение, что ты специально готовилась к длительной жизни на острове.

Ноэла взяла первое попавшееся платье. Это был шикарный вечерний туалет с долгим декольте и огромным розовым бантом на груди. Бартеку показалось, что стоит потянуть бант и развязать его, как тут же все платье рассыпется, словно серпантинная лента.

– Вот это я нашла в чемодане, который прибило к берегу во время прилива. Забавно, правда? – Ноэла вздохнула и бросила платье на пол. – Самое обидное, что оно здесь совершенно ни к чему. В нем некуда пойти.

– Но мы могли бы устроить свой собственный праздник, – заметил Бартек. – Только ты и я.

Ноэла молчала. Бартек уловил заинтересованный блеск в ее глазах и протянул ей платье.

– Подожди! – воскликнула она.

Бартек удивленно наблюдал, как она возится в углу возле чемодана. Наконец, Ноэла, обернулась и швырнула в него какой-то непонятный комок.

– А это тебе! – крикнула она. – Извини, что не выглажено, но по-моему, и так не плохо.

Бартек расправил комок. Это был белый костюм – явно великоватый Бартеку, но вполне приемлемый в данной ситуации. Он стал переодеваться.

Ноэла последовала его примеру.

– Вот так номер! – изумился Бартек, рассмотрев Ноэлу в вечернем платье.

– Ты тоже ничего, сказала она. – Правда, брюки спадают и пиджак висит как мешок, но выглядишь ты все равно вполне респектабельно.

– Благодарю вас, мадемуазель.

Бартек притянул Ноэлу к себе и они медленно закружились на одном месте под музыку волн.

– Все таки мне ужасно хочется развязать твой бантик, – прошептал он.

– Подожди. Мы еще не ужинали.

– А разве у нас что-нибудь есть? – спросил искренне удивленный Бартек.

– Ничего, – призналась девушка. – Но мы должны хотя бы сделать вид… Ведь сейчас нет музыки, но мы танцуем. Так и с ужином.

Бартек захохотал. Сейчас мы будем играть в Питера Пэна, подумал он. И от этой мысли развеселился еще сильнее. Раз-два! Где мое первое блюдо?

– А не съесть ли мне тебя? – спросил он. – Ты наверное очень вкусная.

– Каннибал! – сердито заявила Ноэла.

– Нисколько, – возразил Бартек.

Снаружи раздались громкие пьяные голоса. Они приближались и, словно лавина, становились в своем движении все громче и опаснее. Бартек почувствовал как под розовым бантом неистово забилось сердце Ноэлы.

Голоса раздавались около хижины.

– Я посмотрю что там, – пролепетал Бартек.

– Не надо, – мягко возразила ему девушка. – Тебе не нужно туда ходить.

Бартек осторожно снял ее руки со своих плеч.

Он вышел из хижины. Четверо незнакомцев отвязывали от столба лодку Ноэлы. Все они были достаточно пьяны для того, чтобы превратить это занятие в сизифов труд.

Но Бартеку показалось, что дело обстоит гораздо серьезнее.

– Что вы делаете?! – закричал он и побежал к лодке. – Оставьте!

– А это что за франт? – заговорил один из четверки – грузный мужчина с тяжелой одышкой, сквозившей при каждом слове. Когда он говорил, казалось, что выдувают воздух из невидимых кузнечных мехов. – Твоя, что ли, лодка? – поинтересовался неизвестный.

– Моя, – сердито сказал Бартек. – Предлагаю вам немедленно убраться!

Маленький человечек в кепке с огромным козырьком бросился на Бартека и ударил его головой в живот. Бартек судорожно вдохнул воздух и согнулся пополам.

– Дай ему еще, Пискарь! – раздался тот же голос с одышкой. – Один хрен лодка наша.

Бартек выпрямился и получил жесткий удар в лицо. Перед глазами поплыло зелеными волнами, схлынуло, ударилось в багрянец и отошло.

А драться ты не умеешь, коротышка чертов, подумал Бартек. Не туда бить надо. Он прикинул то место, где приблизительно должна была находиться голова Пискаря и ударил ребрами ладоней с боков. Раздался крик. Бартек ударил резким рубленным сверху (главное попасть по переносице), потом по глазам и по левой скуле.

Что-то мычащее от боли упало к его ногам. Вот так, подумал он.

– Ах ты, падаль! – заревел одышечный. – Смерти своей хочешь?

Бартек попятился. Внезапно за спиной раздался голос Ноэлы:

– Убирайтесь!

Наступавшие не остановились. Кто-то заорал в темноте:

– Ты покойник!

И вслед за этим криком грянул выстрел. Громкий и страшный. На какое-то мгновение звук выстрела заглушил шум начинающегося прилива, но затем рассеялся и уступил место более могущественному.

Бартек обернулся.

– Ноэла, – прошептал он. – Ты же убила его…

Она кивнула и едва перебирая ногами пошла к хижине, белея голой спиной в темноте.

Бартек направился вслед за ней. Позади не было слышно ни звука, ни движения, как-будто одним выстрелом она убила всех, кто мог находиться там. Когда он вошел, Ноэла сидела на полу и смотрела прямо перед собой неподвижным взглядом.

– Три, – прошептала она.

– Что? – Бартек присел рядом с ней.

– Три, – повторила Ноэла. – У меня осталось три патрона. Когда не останется ни одного, они смогут делать все что захотят.

– Чушь, – Бартек погладил ее волосы. – Я же с тобой.

В тусклом свете обильно коптящей сальной свечи Ноэла казалась похожей на восковую куклу. Бартек испугался и слегка подтолкнул девушку.

– Да, – отозвалась она.

– Все обошлось, Ноэла, – сказал Бартек.

Девушка кивнула в ответ и подняла глаза.

– Знаешь, мне очень хочется, чтобы ты развязал бант, – прошептала она. – Очень.

13

Он не сказал Ноэле ни слова о том, что почувствовал прошедшей ночью, и тогда, сидя на берегу. Бартек тихо собрался, боясь потревожить ее хрупкий как хрустальный цветок сон, прислушался к шуму прибоя и вышел.

Пройдя несколько шагов он остановился, вспомнив о том, что забыл в хижине бритвенный станок и лезвия, которые ему выдал Порохневич. Впрочем, это даже к лучшему, подумал он. По крайней мере, вены я себе перерезать не смогу. Нет лезвия, нет и искушения. Ему на память пришел человек со вскрытыми венами на кистях рук и широкооткрытыми глазами. От всплывшей картины пропитанного кровью песка Бартека затошнило. Он повернулся лицом к ветру и сделал два глубоких вдоха. Тошнота отступила.

– Бартек… – позвал кто-то.

Ветер с силой ударил в лицо, заставил закрыть глаза. Не оборачиваться, решил Бартек. Ни в коем случае. Перехватило дыхание. Он уткнулся в ладони, судорожно втянул воздух.

– Бартек… – этот голос не принадлежал никому. Такими голосами разговаривают только капли дождя, листья деревьев и губы умирающих. Или Они…

Бартек отнял руки. Мощный порыв ветра резанул его по глазам, заставив попятиться, а затем обратиться в бегство. Он спотыкался, падал, но какая-то неведомая сила заставляла его подниматься и бежать дальше.

– Бартек! – прогремело над самым ухом. – Бартек, черт побери! – Порохневич ухватил журналиста за ворот рубашки и притянул к себе. – Все в порядке? – спросил он.

В лицо Бартеку ударил хорошо знакомый запах рыбы и дерьмового табака.

– Пусти, – пролепетал Бартек. – Дай отдышаться.

– Что за пробежки по утру? – поинтересовался Порох, ковыряя в зубах маленькой щепочкой. – От судьбы не убежать, дружище. Что-то выглядишь ты неважно.

– Устал я, – пробормотал Бартек, опускаясь на песок.

Порохневич кивнул. Ветер разметал его волосы и теперь контрабандист напоминал Бартеку то ли Медузу Горгону, то ли хиппи с дурацкого, невесть где увиденного им плаката «Занимайтесь любовью, а не войной».

– Твоя девка вчера пристрелила Пискаря, – сказал Порохневич.

– Не смей ее так называть.

– Хорошо, – Порох облизнул высохшие губы. – Собственно, я только хотел узнать…

Бартек поднял глаза и, казалось, если бы он сейчас захотел, то высверлил бы ими на переносице контрабандиста маленькую черную дыру.

– …окончательно ли Хозяйка Страшного Пистолета сдружилась с Ее Величеством Шизофренией или, может быть, у нее еще остались признаки здравомыслия, – Порох отбросил щепочку, видимо, закончив чистку зубов, и добавил: – Берегись, Бартек.

Когда-нибудь она и тебя пристрелит.

– Заткнись, – сказал Бартек тем снисходительно-мягким тоном, которым обычно пользуется прохожий, успокаивая стоящую на его пути дворняжку, захлебывающуюся собственным лаем. – Заткнись, пожалуйста.

– Как вам будет угодно, – отозвался Порохневич.

Сейчас он вызывал у Бартека такое же чувство как надоевшая до боли в скулах жевательная резинка, которую жалко выплюнуть.

– Ты ничего о ней не знаешь, – сказал Бартек.

– Если считать знанием поведение в постели – ничего, – согласился Порох. – В остальном я вижу ее насквозь. Кстати, что я тебе наговорил вчера?

Бартек отмахнулся от контрабандиста как от назойливой мухи.

Порох неопределенно хмыкнул, давая понять, что разговор не стоит и выеденного яйца.

– Мы говорим словно слепой с дальтоником, – сказал он. – Один пытается доказать, что мир беспросветно черен, а другой, – что он всего-навсего черно-бел, и оба не представляют себе его истинного цвета, – Порох вздохнул. – Я понимаю, что тебе мерзко. Может быть очень мерзко, но знаешь, где-то я читал… Если у тебя тяжело на душе, расчеши волосы. Если не полегчало, погладь кошку. Волосы ты уже расчесал Бартек, а теперь погладь кошку. Погладь так, чтобы у этой твари выгнулась спина и она зажмурилась от удовольствия. Гладь до тех пор, пока не успокоишься. Вот все, что я могу тебе сказать.

– Погладить кошку? – спросил Бартек. – Но прилив…

– Прилив для тех, кто не успокоился, – перебил его Порох. – И пошел ты к черту!

Бартек покачал головой, словно китайский болванчик. Его снова затошнило. Нужно бежать, бежать отсюда, подумал он. Взять Ноэлу, погрузиться на лодку и хоть куда-нибудь уплыть. Только не здесь. Он не знал, что может статься с его рассудком, если ему еще раз доведется услышать этот вкрадчивый голос за спиной.

Порохневич был уже шагах в двадцати, когда Бартек окликнул его. Контрабандист не обернулся. Бартек позвал громче. Порох остановился и посмотрел назад.

Спросить его, не слышал ли он когда-нибудь этот голос – поднимет на смех, подумал Бартек. Он махнул рукой и Порох, пожав плечами, двинулся дальше.

(Погладь кошку).

Только не сейчас. Он слишком слаб, чтобы искать эту чертову тварь.

(Трахни ее как следует, к чему эти нежности).

Слепому не удастся погладить ее. Разве что ухватить за хвост и…

(Никогда не мучай животных, Бартек).

…об стену. Об холодную кирпичную стену. И до тех пор, пока слизкое горячее месиво не забрызгает руки, одежду, лицо. До тех пор, пока рука не устанет, и даже если устанет, то через это чувство стального стержня, который тебе вставил в ладонь неизвестный выдумщик. Бить, бить… До конца.

Бартек сжал руками виски и упал лицом в песок. Песчинки прилипли к губам и на брови. Он медленно поднялся и побрел в рай.

Прямой дорогой.

14

Дорога в рай была закрыта на ремонт. Ему пришлось свернуть на другую дорогу.

Куда она вела не знал никто.

15

Ирма. Он звал ее во сне несколько раз. Когда он уходил, Ноэла не остановила его, хотя уже давно не спала, а просто лежала с закрытыми глазами. Он ушел. Ей стало легче.

Ветер уныло трепал вещи на полу: платье с превратившимся в красную змею распущенным бантом, белый костюм, сшитый, наверное, для какого-нибудь смешного толстяка. На тонкой капроновой нитке покачивался купальник цвета шкуры леопарда и носовой платок в клеточку.

Начинался прилив. Она чувствовала. В голове, как в проекторе какого-то чудовищного сна, проносились обрывки фраз, звуки, издаваемые различными предметами. Дверь заунывно скрипела, поверяя свою печальную песню подпевавшему ей океану.

Ноэла уткнулась в меховую куртку, служившую подушкой и заревела. Слез не было. Она вообще не была уверена в том, что с нею может случиться что-либо похожее на слезы. Она просто выталкивала из себя весь свой страх, и все свое отчаяние, свои мольбы и проклятия. Это был плач птицы, лишенной крыльев, смешанный с шумом дождя и рокотом водопада.

Она успокоилась незадолго до того как перестала скрипеть дверь. Подняв голову Ноэла увидела Бартека. Он стоял у стены.

– Порох сказал, что мне нужно погладить кошку, – произнес он. Затем загадочно улыбнулся и спросил: – Ты не знаешь, где здесь можно найти кошку?

16

Дверь снова скрипнула. Едва слышно, словно боясь потревожить установившееся молчание.

– Уходи, – сказала Ноэла и опустила голову на куртку.

– Ноэла, – Бартек сел на корточки у стены. – Ноэла…

В щель между дверью и порогом ветер медленно, но упрямо заносил песок. Песок ложился ровным слоем на полу. Бартек вывел на нем букву «Н» указательным пальцем, а затем сгреб все принесенное ветром в маленькую кучку и рассмеялся.

– Я же сказала – уходи, – повторила Ноэла.

– Только с тобой, – сказал Бартек. – Я сейчас пойду приготовлю лодку, а ты собери вещи. Мы уезжаем к черту с этого острова. Слышишь?

– Я не поеду.

Бартек ничего не ответил и вышел из хижины.

17

Когда он вернулся, Ноэла лежала в прежнем положении, безучастно рассматривая стену хижины. Казалось, что сама она находится где-то далеко, а тело лишь обозначает ее присутствие в этом мире. Слишком явственно.

Бартек взял ее руку и потянул за собой. Она закричала, задергала руками и ногами как обезумевшая марионетка, пытающаяся освободиться от невидимых пут повелителя.

Вырвалась, отскочила в угол и выхватила из-под подушки пистолет.

– Не валяй дурака, – сердито сказал Бартек. – Ты же умненькая девочка. Сейчас мы сядем в лодку, вместе сядем. Слышишь? И уплывем отсюда к чертям собачьим.

Ноэла положила палец на спусковой крючок. Бартек вспомнил, что за три секунды до выстрела у человека расширяются зрачки. Этого слишком мало, чтобы успеть увидеть свою смерть, подумал он. Хотя скорее это будет не смерть, а таинственный иероглиф, расшифровать который мне никогда не удастся. Кажется, дракон где-то рядом.

– Ну, что ты, детка? – спросил он, медленно приближаясь к Ноэле. – Чего ты боишься?

(Трахни ее как следует. Чего ТЫ боишься?)

– Стой на месте, – сказала Ноэла, направляя пистолет в грудь Бартека.

Между ними было не больше пяти шагов. Бартек подумал, что он мог бы преодолеть это расстояние раньше, чем она выстрелит и выбить оружие из ее рук.

Ноэла показала пистолетом на дверь и пояснила:

– Уходи.

Бартек покачал головой. Ниточка на которой все висело натянулась до предела и теперь оставалось уповать лишь на запас прочности.

– Я никуда не уйду без тебя, – подвел итог Бартек. – Я очень люблю тебя и никуда…

– Да пошел ты на х… со своей любовью! – закричала Ноэла. – Убирайся! К матери!

Неужели ты не веришь, что я могу тебя пристрелить?

– Верю, – миролюбиво заметил Бартек. – Верю, радость моя. Успокойся, пожалуйста, – он сделал шаг вперед. – Не надо нервничать. Все будет хорошо.

Он сделал еще шаг.

И этот шаг был последним в его жизни.

Бартек не успел заметить в глазах Ноэлы расширения зрачков, и не смог прочитать таинственный иероглиф.

Пуля попала ему в сердце и он умер даже не успев понять, что произошло. Его тело отбросило к стене и оно медленно сползло на пол хижины, оставляя за собой ярко-красный след.

Ноэла отбросила пистолет, закрыла лицо ладонями и прислушалась к крику, который рождался где-то внутри нее.

Через некоторое время она медленно проползла на четвереньках расстояние, отделявшее ее от тела Бартека, обняла его, положив голову на грудь, и уснула.

Сон ее был на редкость спокойным и безоблачным. Чей-то голос за спиной нашептывал ей ласковые слова на непонятном языке.