Текст книги "Рубежи свободы"

А что плохого? Ведь дважды два всегда четыре, а не пять, кто бы это ни говорил? Как мы раньше жили – во всем нуждаясь, новые туфли купить было событием! Ну а теперь все налаживаться стало, цены снижают каждый год, жить действительно стало лучше – товарищу Сталину спасибо!

И вдруг все это прекратится – если завтра снова война, и придется всем пояса затянуть? Марь Степановна не только «Комсомолочку» приносит прочесть, толстый такой журнал с «русско-итальянскими модами», но и «За рубежом», где пишут, что о наших советских людях думают в мире капитала. «Славянская раса – это не белая раса», а каково в Америке «не белым», это известно еще по довоенному фильму с Орловой. Или про «коммуновирус», вот даже Санек запомнил – что «коммунизм – это заразная болезнь». А раз их власть дозволяет такое печатать, значит и сама так думает. Как Гитлер, который тоже ведь когда-то притворялся приятелем и даже пакт заключил! Но товарищ Сталин, выходит, знал, раз мы еще с первых пятилеток к войне готовились? И теперь он тоже говорит, что империализм никогда с самим нашим существованием не смирится! Значит, снова будет война, теперь уже с атомными бомбами! Это пока лишь можно чуть отдохнуть, хорошо пожить! Чтоб, даже если до старости, как Вера Матвеевна, не доживем – было, что вспомнить.

– Петенька! Давай вместе наш бюджет посчитаем. Сколько я завтра могу у Смоленцевой потратить?

Валентин Кунцевич.

Москва, 16 мая 1953 г.

Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. И пофиг, кто эти слова говорит у Маяковского! Поскольку именно они соответствуют моему настроению сейчас!

Скоро одиннадцать лет, как мы здесь. Из 2012 года попали в 1942-й, в самое пекло войны. Девять нас было, отряд подводного спецназа СФ, прикомандированный к атомной подводной лодке «Воронеж», – куда после бросала нас судьба, приказ и оперативная обстановка, даже перечислить сложно. Никелевые рудники Петсамо, Невские пороги, Днепровский вал. Варшава, Будапешт, Рим. Зееловские высоты за Одером и охота на фюрера. А был еще ночной абордаж в Атлантике – о котором не расскажу никому и никогда, подписку давал.

В год Победы (в этой реальности сорок четвертый, а не сорок пятый) гуляли мы на этом самом месте – перед тем, как снова разлететься в разные края по делам службы. Ленинские горы над Москвой-рекой, откуда вся столица как на ладони. Были мы тут: наш отец-Адмирал, Юрка со своей итальяночкой, я – и она, которая со мной никогда не будет, поскольку не просто «другому отдана», но и искренне того любит. Не догадывается, что я, как краском Иван Варава из неснятого пока здесь фильма «Офицеры» – «Любочка, у меня нет никого кроме вас». Когда меня тут убьют, вдруг я в параллельной реальности воскресну или вселюсь в кого-то, как когда-то в фантастических книжках читал? Хорошо бы в иной год сорок четвертый попасть, до того, как она погибнет, двух недель до освобождения Белоруссии не дожив (и свободная еще). Отобью я ее от фрицев «и будем мы жить долго и счастливо, вместе состаримся и умрем в один день». Тьфу, ну и мысли в голову лезут! Тридцать лет мне (по Кукину), возраст вершины. И пока что я на тренировке, хоть в дуэли, хоть в спарринге, хоть на полосе препятствий, молодым щеглам фору даю. А «молодые» в наших войсках – это минимум год срочной отслужившие «с отличием». Только воевать им уже не пришлось – в строй встали те, кто в Отечественную были еще мальцами.

– Валентин Сергеевич! Что с вами?

Машенька – красавица, комсомолка, спортсменка, а еще сестричка из нашего госпиталя. Когда я спросил из любопытства, как это она с такой легкостью с работы отпрашивается всякий раз, как я за ней заезжаю – время-то сталинское, суровое (хотя даже в реальности за опоздание или прогул в ГУЛАГ не сажают – это было максимальным из предусмотренных наказаний, реально применяемым редко и против злостных нарушителей трудовой дисциплины, «в запой ушел, три дня на работе не появлялся») – то в осадок выпал, услышав от главврача:

– Вы, товарищ Кунцевич, дважды Герой и были ранены и контужены, исполняя интернациональный долг в народном Китае. А потому пусть вас наша медработник сопровождает, как бы не вышло чего. На то и особое распоряжение есть!

Ранение и контузия были, в самом конце того китайского рейда, когда «мустанги» нашу колонну атаковали, и приложило меня слегка осколком (хорошо, в бронике был – отделался легко). Но с тех пор все зажило давно – и сейчас я хоть в космонавты (которых нет пока) или в олимпийскую сборную (если бы дозволили, успел бы, хоть в Лондон в сорок восьмом, хоть в Хельсинки в прошлом году). Вот только, Машенька-Мария, как бы ты мне даже при нужде медпомощь оказывала, если в руках у тебя лишь крохотная сумочка и свернутый зонтик, а не докторский саквояж с аптечкой? Знакомы мы с октября пятидесятого, как я после тех китайских приключений лечился – только встречаемся урывками, когда я в Москве, «сто часов вдвоем» – вот крутятся в голове слова песни из иных времен. А в этом мире женщины ждать умеют – грешен, использовал я возможности нашей Конторы в личных целях, чтобы проследить, нет ли у Марии еще кого-то кроме меня, и сомневаюсь, чтобы в веке двадцать первом девушка стала бы ждать так, третий год уже скоро! Хотя «особое распоряжение» догадываюсь кто отдал и зачем – из всех, кто из будущего попали, я последним неокольцованным хожу, и ясно, что лишь проверенной и надежной дозволят к носителю одной из высших тайн СССР подойти. Так, может, и нет никакой любви, а есть приказ, вот вызвали Машеньку куда надо и сказали: «Или поедешь в Магадан лагерной медсестричкой, или совет да любовь и еще регулярные тайные доклады о благонадежности супруга»? Вот потому я окольцеваться и не спешу.

«Продолжается освободительная борьба китайского народа против империалистических агрессоров и их гоминьдановских пособников. Войска Народно-освободительной армии провели успешное наступление в провинции Хубэй…»

Голос из репродуктора. В будущем времени про эти рупоры на столбах забыли давно (хотя где-то они еще висят, для нужд гражданской обороны), а здесь они исправно работают как радиоточки – новости, музыка, и конечно, когда надо народ о чем-то срочно оповестить. Война в Китае, в иной реальности завершившаяся в сорок девятом, тут идет до сих пор – потому что, разбив японцев в сорок пятом, из Маньчжурии мы не ушли, ее промышленную базу в руки Мао не передавали. И вообще, Маньчжоу-го – это не Китай, а вполне себе государство, признанное СССР еще до сорок пятого – так что сидит в Харбине Пу И «парадным императором», а при нем товарищ Гао Ган, тот самый, что и в нашей реальности предлагал Сталину сделать Маньчжурию союзной республикой СССР, а после волей Мао выгнанный из КПК за «антипартийную деятельность»[13]13
  Соответствует реальной истории.


[Закрыть]. И в Пекине правит товарищ Ван Мин (еще один исключенный ревизионист, в иной истории), а вот Мао в тот самый кризис пятидесятого в Сиани[14]14
  Центр Освобожденного района Китая, «столица» Мао.


[Закрыть] под американскую атомную бомбу попал и через четыре месяца от лучевой болезни помер. Не было в этом мире Хиросимы и Нагасаки, поскольку пиндосы с Бомбой к осени сорок пятого банально не успели (в том числе и по нашей вине – когда уран из Конго до их «Манхеттена» не доехал), зато были Сиань, Шанхайский порт и Синьчжун – все в Китае, год пятидесятый, две американские Бомбы, одна наша. После чего Москва и Вашингтон договорились воевать до последнего китайца, но самим непосредственно не лезть. Так и воюют до сих пор.

– А ведь Китай сейчас – это как наша революция и Гражданская! – говорит Маша, заметив, что я прислушиваюсь, и решив поддержать тему. – И через много лет живущие там при коммунизме будут завидовать тем, кто сейчас историю творит!

Эх, Машенька, твое счастье, что ты войну лишь по агиткам представляешь (твой год рождения тридцать второй, и то папа у тебя под Ржевом погиб, а мать в оккупации сгинула, тебя лишь успели эвакуировать куда-то на Урал). А я вблизи видел: Китай – это как бы у нас Гражданская, где большинство составляли бы не «красные» и «белые», а всякие батьки-атаманы, и затянулась до сорок первого года (да и после не стихла бы). Может, и станет Китай когда-нибудь и тут первой экономикой мира – а сейчас там относительная цивилизация лишь у побережья (Шанхай, как в кино про Индиану Джонса). А материковые провинции – это даже не средневековье, нищета жуткая: там деревянными лопатами землю копают, потому что стальная – это такая же ценность, как в мое время в хозяйстве бензопила или мотоплуг. И Дикий Запад по китайской мерке – это образец законности и порядка, а китайская мечта – это «чтоб вооруженный человек не мог тебя убить просто потому, что ему захотелось». Кто про кровавый и бессмысленный русский бунт писал, тот китайского бунта не видел – когда человеческая жизнь дешевле, чем один патрон, и казнят самыми зверскими способами, самый гуманный из которых – это закапывание заживо (зачем убивать, если после все равно хоронить). Но я тебя, Маша, разубеждать не буду – не всем же быть злыми циниками вроде меня? Пусть лучше в пресветлом будущем в памяти лишь светлое остается. Или это особенность лишь нашего менталитета – как Куприн (ни разу не большевик) написал «Тост», возвышенный рассказ, «а как бы прекрасно жить в ту великую эпоху», ну а в Китае это проклятие: «Чтоб ты жил в эпоху перемен».

– А Ли Юншен – это, наверное, как китайский Щорс или Чапаев? И ты видел его, и с ним говорил?

Я его и назначил героем – вот только сказать о том права не имею! Если официально американскую авиабазу брал «китайский партизанский отряд», так после надо публике командира предъявить – я и выбрал самого толкового из наших подручных китаез и прямо на месте, своей властью, произвел в капитаны (как в сорок втором под Ленинградом маршал Говоров нашего Ваську Гаврилова из капитанов сразу в подполковники, при штурме Мги). А дальше – статья в «Правде» с портретом и срочно сочиненная «правильная» биография пламенно-твердокаменного борца за народное дело, и заочный приговор от Чан Кайши, ну а как к своим вышли, то и наша Звезда Героя (первый и пока единственный китаец с этой наградой) и направление в военную академию в Москву, с категорическим указанием «если подготовлен, принять, а если не подготовлен – подготовить и принять»[15]15
  В нашей истории это сказал Сталин наркомвоенмору Ворошилову, когда летчик Ляпидевский, получивший за спасение челюскинцев звание Героя, выразил желание поступить в Академию ВВС.


[Закрыть]. С учетом того что китайцы-артиллеристы траекторию снаряда рисовали прямой линией и в точке над целью – излом вертикально вниз, «товарищ командир, так правильно – летит, затем устает и падает», задача «подготовить» была не простой – но Юншен справился, и сейчас грызет гранит советской военной науки. Может, и станет китайским Жуковым: если у генералиссимуса Чан Кайши реальное образование и опыт – это лейтенант японской императорской армии (битой нами в хлам), а подавляющее большинство его «генералов» свой чин за деньги купили. Надеюсь, что в этой реальности никакой «культурной революции» и боев на Даманском не будет. Хотя бы в память о том, как в этой реальности мы вместе дрались против общего врага. До сих пор снится мне по ночам – как мы на мосту через Хуанхэ американцев брали в ножи, чтобы путь на тот берег открыть. Или парашюты американского десанта над деревней – а я, наводя ДШК, кричу второму номеру: «Ленту давай, а то приземлятся, и нам хана!»

Ну ненавижу я пиндосов проклятых – за все, что они сделали лично мне в той истории. За разваленный СССР, за нищету девяностых, как мама со мной мыкалась без денег и работы, а отец, профессор и доктор наук, тридцать с лишним лет отработавший в советской оборонке и уволенный по сокращению, должен был сторожем на автостоянке работать, где его в девяносто седьмом задавили пьяные мажоры, которых «не нашли». И не надо мне про «внутренние причины» говорить – ЦРУ ведь тоже к тому руку приложило, «ради государственных интересов США»? Значит, американцы лично передо мной за все ответят, назначил я их для себя виновными, и точка! Поскольку со своими предателями наша Контора разберется, а до врагов забугорных дотянуться могут лишь такие, как я!

Вернулись мы из того рейда – меньше половины тех, кто на ту сторону уходил. Базу ВВС США взяли (не только фрицы могут в «Бранденбург» играть), новейшие и секретные бомбардировщики В-47 в Союз перегнали на изучение (один экземпляр и сейчас в авиамузее в Монино стоит). Назад прорывались по гоминьдановской территории, как Ковпак по немецким тылам. И долг еще за нами, выжившими, остался – когда ту территорию освободят, место найти, где мы своих схоронили в общей могиле, русских и китайцев, и танком проехали, с землей сровняв, чтоб не осквернили – и памятник поставить, в честь той нашей победы. Когда так и не взлетели оттуда В-47 с атомными бомбами на Иркутск, Красноярск, Алма-Ату, Ташкент! И пролился дождь заслуженных наград на всех причастных (включая и тех, кто не ходил, а на связи был или чего-то обеспечивал). Юншену, я сказал уже, Героя и Академию. Летчикам, что трофеи перегоняли, тоже по звезде. Ну а мне, как Федоту-стрельцу из ненаписанной пока тут басни, – «нá тебе пятак на водку, и пошел отсюда вон».

– Товарищ Кунцевич, кто дал вам право творить произвол в захваченных деревнях? Самочинно создавать «комитеты защиты революции», отряды защиты революции, выдавать им оружие и прямо побуждать бедноту к убийствам без суда и следствия? Причем во главе упомянутых «комитетов» нередко оказывались лица с прямо антисоветскими, мелкобуржуазными убеждениями.

– Учитывая, что в данной деревне советская власть на момент вступления в данный населенный пункт моего отряда не была установлена, сознательной пролетариат, устойчиво стоящий на позициях марксизма-ленинизма, отсутствовал как класс, – то власть передавалась срочно избранному комитету из состава беднейшего крестьянства, которое безусловно является одним из вернейших союзников Советского государства. Во главе ставился один из представителей крестьянства, в наибольшей степени выразивший свои симпатии СССР – к сожалению, часто бывало, что в силу малой образованности члены комитета не понимали всех тонкостей политики советского руководства. Комитет, как единственный законный орган власти в настоящий момент в данной деревне, осуждал и ликвидировал представителей класса эксплуататоров и их приспешников. При этом, в силу местной специфики, исполнителями казни допускалась излишняя жестокость.

– Товарищ Кунцевич, вам известно, что решение о полной ликвидации эксплуататорских классов в Китае не было принято ни ЦК ВКП(б), ни ЦК КПК? Так на основании чего вы проводили свой политический курс, без консультации с ответственными представителями указанных органов?

– В связи с острой военной обстановкой и пребыванием нашего отряда в глубоком тылу противника, провести консультации с ЦК ВКП(б) не представлялось возможным. А позиция ЦК КПК и ее лидера Мао Цзедуна на текущий момент вызывает сомнения в плане ее соответствия политической линии СССР.

– Товарищ Кунцевич, вам известно, что самосуды, грабеж и погромы – это методы мелкобуржуазные, кулацко-эсеровские либо левацко-троцкистские, но никак не большевистские. Партия сурово осудила подобные перегибы и не допускает их в практике социалистических преобразований в деревне в освобожденных странах Восточной Европы, в Корее и Маньчжурии. Вы троцкист, или мелкобуржуазный националист?

– Насколько я понимаю, речь идет о территориях, которые находились под контролем вооруженных сил Чан Кайши? Где Советской власти до того не было и нет. Заверяю и могу доказать, что с нашей стороны никаких случаев мародерства и жестокого обращения не допускалось. Воздействие на местное население осуществлялось исключительно методами агитации на собранных митингах. Ликвидировались, или брались под стражу, лишь вооруженные сторонники Чан Кайши – для недопущения их противодействия установлению Советской власти. К сожалению, вновь созданные комитеты защиты революции, в силу незнания последних решений ЦК ВКП(б), неправильного понимания значения социалистической законности и местной специфики, излишне жестоко расправлялись с переданными им представителями эксплуататорских классов. Что нередко происходило уже после ухода отряда из данной деревни – так что противодействовать этому мы физически не могли.

– Товарищ Кунцевич, были частые случаи, когда расправы с «врагами народа и революции» проходили буквально у вас на глазах, чему вы никак не препятствовали. Причем убийствами занимались не только уполномоченные вами члены комитетов и отрядов, но и совершенно посторонние люди!

– Товарищ Пономаренко, это был народный энтузиазм, вследствие привлечения беднейшего крестьянства к активной политической жизни. Когда годами страдавшие бедняки расправлялись с кровососами-мироедами. И мы не препятствовали этому, считая, что, во-первых, местным лучше известна степень виновности каждого, а во-вторых, не желая восстанавливать новосозданные комитеты против Советской власти. Что имело немаловажное значение, так как исключительно с разрешения вновь созданных органов власти мы могли использовать местные ресурсы для пополнения запасов отряда.

Научился я уже, в этом времени – в подтверждение каждого своего дела приводить цитату из классиков и изрекать в свое оправдание, «с видом бодрым и придурковатым». А о чем я тогда подлинно думал, промолчу – пиндосам и чанкайшистам ежа в штаны запустить, чем больше им с мятежом разбираться, тем меньше останется нас ловить. Ну а сколько китайцев при этом поляжет – это судьба, кисмет, иншалла – кому суждено от пули, тот не утонет. И в своей постели не помрет – насчет себя я иллюзий не строю. Юрка Смоленцев, тоже из наших, «будущенцев», ас покруче меня, и Отечественную прошел без царапины, а в сорок пятом, когда «водопроводчиков» генерала Исии брали, уже при отходе, возле самолета, шальной осколок словил – и слава богу, не насмерть, римлянку свою вдовой не оставил. Так что речь идет лишь о том, сколько пиндосов и их прислужников я упокоить успею, пока сам не вознесусь – с государственной точки зрения, хороший выйдет размен, уже больше сотни набралось, а будет и несколько сотен, и за одного меня! В этом смысл своего существования вижу – и когда перед богом предстану, если он есть, то с чистой совестью скажу ему, что сделал мир чище и лучше. Даже если на отдельном этапе это тактические неудобства приносит.

– Валь, ты хоть понял, за что к тебе претензии? – говорил мне Смоленцев. – Дохлых американцев не жалко, но зачем из-за собственной мести весь СССР подставлять? Пономаренко на тебя взъелся, поскольку по твоей вине и американской жалобе дело открыто в Международном уголовном суде при ООН! И подтереться этой бумажкой мы не можем, так как сами учреждение этой конторы пробивали для наказания будущих «лейтенантов Колли», а потому заинтересованы, чтоб у этого суда авторитет был! На кой черт тебе самому зверствовать, да еще чтоб не наши живые свидетели оставались – свалил бы всю грязную работу на Юншена. Спасибо, что твою личность все ж не установили, кто такой «Куницин», в Маньчжурии и белоэмигрантов полно, и «в рейде погиб» прокатило. Но Пономаренко сказал, тебе еще одну Звезду вешать – это все равно что вывести на сцену под прожектора, а так как бюрократию не отменить, то и устроили тебе этот «партийный суд», чтоб притянуть за уши повод. Думай впредь, даже когда святая месть!

Под трибунал не отдали, и то ладно. Со свидетелями и впрямь нехорошо получилось: на будущее учту, что не наши и живые – это не есть гут! Ладно хоть, заплатили не пятак, а все положенное, со всеми надбавками («за фронтовые», за звание, за Героя). При том, что я и так на полном гособеспечении – в командировке, само собой, койка-пайка-продаттестат, но и здесь, в Москве, за роскошную четырехкомнатную квартиру не плачу ни копейки (по закону, даже единожды Герои Советского Союза от этого освобождены). По здешней мерке, отдельные квартиры прежде всего семейным положены, а одинокие, как я, даже с чинами и заслугами, не редкость что и в коммуналке живут – но «вы ведь женитесь когда-нибудь, товарищ Кунцевич, и детей заведете?» Ценят все же в этом времени нас, из будущего гостей – за что мы честно стараемся долг отдать!

А жизнь в сталинском СССР очень даже ничего, хоть по мерке двадцать первого века. Если, конечно, ты перед Отечеством заслуги имеешь. Навороченной электроники и Интернета нет – а все остальное, лично у меня, гораздо выше качеством, чем там. Может быть, у отца-профессора в лучшие времена так было – но я с восемьдесят восьмого года, плохо помню. Положим, что мы, с нашим особым статусом, заслугами и наградами, это случай отдельный – но не верьте всяким там солженицынам и новодворским, что в сталинском СССР было как в казарме с рабами! Вера была всеобщая, что завтра будет лучше, чем вчера, и что мы к самому передовому общественному строю принадлежим и живем не просто так, а ради высшей цели, своим трудом ее приближая – а это дорогого стоит! И видели конкретные подтверждения всего этого – новые дома строятся, и вовсе не партчиновникам там квартиры дают, но и простым пролетариям. Цены снижают первого апреля каждый год, это лишь при Хрущеве у нас отменили (не оттого и пошло про «день дурака»?). В магазинах все новые товары появляются, вполне доступные для народа (одежда, обувь, книги, бытовая техника). Соцкультбыт работает хорошо – медицина, образование, пенсии. И не забудьте, в это время полно еще живых свидетелей, помнивших, как было при царе, а также в разруху при Гражданской и после, и в недавно совсем минувшую войну! Так что изменения к лучшему невооруженным глазом видны – и постоянно новые добавляются. В нашей истории когда это прекратилось, тогда и начался застой. Ну а тут СССР пока еще на взлете, на разгоне. И дай бог, чтоб реализовался второй шанс. Если Сталин и прочие – знают.

Пока что, раз денежное довольствие выдали по полной, я сорок тысяч рублей (образца 1947 года) потратил на автомобиль ЗИМ – который и по стандартам далеких будущих времен весьма неплох. Ход мягкий, в салон хоть всемером садись, в дверцы входишь почти не пригибаясь. Есть ремни и даже подушки безопасности (уже из будущего заимствование – правда, пока лишь в «добровольной» комплектации), и по самому максимуму печка и даже кондиционер (и на холод, и на жару)! Хотя бензин жрет как грузовик – но ничего, не разорюсь. Даже перекрашивать машину не стал – казенным «черным вороном» оставил. Историю вспомнив, из бесконечно далекой уже прошлой жизни моей (от хорошего знакомого слышал) – время позднего СССР, и некий большой начальник где-то на северах (но сохранивший за собой жилплощадь в столице) привез свою любимую дочу поступать в универ (парня бы около себя придержал, ну а девочка там одичает). Жена у него то ли померла, то ли сбежала, дочку воспитывал один, и к семнадцати годам это дите имело жизненный опыт и охоты на медведя, и управления грузовиком. И чтоб девочка не толкалась по утрам в метро, папа подарил ей списанную «волгу», Газ-24 – как положено, черного цвета (каковых в частном владении отродясь не бывало). Студенточка, привыкшая к северам и рулю «камаза», ездила как Шумахер, искренне считая гайцов милейшими людьми, а вовсе не первыми врагам автовладельцев, «за все годы хоть бы кто и когда остановил» – не понимая, что среди «мастеров машинного доения» просто не было желающих связываться с транспортом на вид из серьезной Конторы. Так и я, с погонами полковника и за рулем черного ЗИМа выгляжу как офицер-порученец или адъютант какого-то очень большого чина – с соответствующим отношением здешних гайцов (тут они называются ОРУД), штраф пока не платил ни разу (хотя и старался не слишком борзеть). А с гаражом не проблема, при «генеральском» доме есть прямо во дворе, да и на улице оставить – какой идиот найдется, чтоб ЗИМ угонять? Впрочем, и автоугоны пока что в милицейской статистике намного большая редкость, чем были в наше время. И ехать по Москве сейчас одно удовольствие, после московских пробок двадцать первого века. Когда-то я дату старого фильма по машинам в кадре определял: «Волга-21» после пятьдесят восьмого, «Москвич-408» с середины шестидесятых, и так далее. Но вот здесь я бы затруднился ответить. Потому что самые частые машины на улицах (грузовиков не касаюсь) – это «Победа», «Москвич-401» (в девичестве «Опель-кадет») и «Пионер», в иной истории известный нам как «Фольксваген-жук», бывший на конвейере до конца восьмидесятых. Ну а тут его не только камрады из ГДР гонят на наш рынок, но и у нас собирают. Хотя «победы» все ж перевешивают – они в большинстве казенные, ну а малолитражки – частные. Следует еще учесть, что «победы» на военном учете состоят (и теоретически могут быть мобилизованы), ну а «москвичи» и «жуки» для армии интереса не представляют (как и Советская Армия поздних времен на горбатых «запорожцах» никогда не ездила). И цены – «победа» сейчас чуть меньше двадцати тысяч стоит (в обычной комплектации – полноприводная, ее еще «борзой» зовут из-за высокой посадки, дороже, как и открытая версия-кабриолет), ну а «москвич» до девяти не дотягивает, «пионер» примерно столько же. До сорок девятого года, когда бензин был централизованно (по лимитам), частные авто были большой редкостью, которую себе позволить мог разве что лауреат Сталинской премии. Кстати, если вы думаете, что в сталинском СССР личное автовладение категорически не поощрялось, то поинтересуйтесь историей завода КИМ, который после стал «Москвичом» – и какая марка должна была на нем выпускаться еще в 1940 году (и даже сделали их штук пятьсот).

Что такое лимит – вспомните Ильфа и Петрова, за что жильцы выпороли Лоханкина: ну подумаешь, лампочку в туалете забыл выключить, много ли нагорит? Фиг вам – в те времена на квартиру выделялась квота, сколько-то киловатт-часов, и ответственные товарищи еженедельно приходили счетчик проверять, и если уже потратили, то вас отключаем, и до конца месяца сидите в темноте. Точно так же было с бензином – учреждениям выделялось на каждый месяц, и как хочешь, так вертись. И если какой заслуженный товарищ свою машину имел (хоть Герой или лауреат), заправляться он мог лишь за счет конторы, к которой был прикреплен. Но сейчас, когда пошла нефть из Поволжья, не с одного Баку, да и румынское Плоешти гонит к нам половину – появились уже бензозаправки, отпускающие всем желающим, пока еще мало, десяток на всю Москву, но народ у нас не избалован. И фильмы появились, где положительные герои на личных автомобилях, то есть автовладение советской моралью не осуждается. Сразу частников на улицах стало прибавляться – буквально каждый месяц разницу замечаешь.

К тому же «победа», успех советского автопрома, – редкий случай, когда нам удалось оказаться в автостроении впереди планеты всей: поставьте рядом «победу» и «эмку» (или «мерседес», «форд», «фиат» – выпуска сороковых), сразу разницу увидите. У прежних машин – кузов на массивной раме, крылья и подножки наружу, при тех же общих габаритах, внутри тесно, багажника нет, вещи только на крышу привязать. А «победа» – это новое поколение: несущий кузов-понтон, все убрано внутрь, сидишь удобно, локтями не пихаешь соседа, багажник в корме, и форма обтекаемая, скорость больше, расход бензина меньше. Все это станет и на западе стандартом в пятидесятые, но «победа» – это 1946 год! Сделана добротно, выпущена огромным тиражом (в нашей истории – за четверть миллиона экземпляров, а тут, наверное, и побольше выйдет). И внутри все на уровне – расположение приборов и рычагов удобное, даже радиоприемник есть и часы (для этих годов редкость). Единственный минус – это покатый задок (и то, вспомните машины двухтысячных, как часто у них похожая форма была), и сквозь крохотное окошко ничего позади не видно, за корму обзор как у грузовика. Так у «эмки» с этим не лучше – и движение пока еще не настолько интенсивное, сделать окно побольше можно, но выйдет дороже, так как кузов несущий, и задняя панель тоже в общей прочности и жесткости участвует. Усиливать придется – как я сказал, есть и «победа»-кабриолет, со срезанным верхом, только стоит заметно дороже. А так кузов прочный, сталь почти что броня – помню, как «победу» еще в той жизни видел, в начале двухтысячных, у отца моего приятеля, резво бегала на дачу и по плохим дорогам, это сколько же было машине лет?

Здесь же идет активное сотрудничество с ГДР и народной Италией. «Катюша» и «Лючия» – те же «победы», соответственно с мерседесовским мотором или с начинкой от «Фиата». А в «Формуле-1» наши с самого начала плотно корешились с итальянцами с задачей проверки перспективных технических решений – подобно тому, как в авиации из победителя на кубок Шнейдера, гоночного «супермарина», после вырос знаменитый истребитель «Спитфайр». Конечно, «Формула-1» декларируется как действо мирное и аполитичное, ну-ну! Вот скажите, чем военная техника от гражданской отличается – тем, что работает в гораздо более напряженном режиме, тут экономичность по-другому меряют: если тебя подобьют, то и говорить не о чем, а потому выжимают из конструкции лишние километры в час, пусть и ценой меньшего срока службы (до Победы еще дожить надо) и больших текущих затрат. И машины для автогонок – к чему ближе? Какой случай отдельные узлы и технические решения отработать, а что гласность, открытость и соревнования, так еще лучше, с аналогами вероятного противника сравнить еще до того, как придется платить кровью! Так что еще поглядим на чемпионов «Формулы» в этой истории – а впрочем, Шумахер здесь в ГДР родится через шестнадцать лет, так что тоже за соцлагерь будет выступать! Пока же, поскольку развитие советского автопрома признано стратегической задачей, кооперация идет: от нас ресурсы, спонсорская помощь, участие в конструировании, от немцев и итальянцев – их доля передовых идей. И нет в этой истории шарашек, куда бы немцев к нам вывозили, нехай лучше у себя работают, а мы оценим результат.

Не идеалист я, а много повидавший циник. Но на Москву глядя, вспоминаю песню про «лучший город земли». Нет небоскребов «Москвы-сити» – зато стоят уже сталинские высотки (которые в иной истории Сталин все увидеть не успел), все восемь (к семи известным у нас добавилось здание Наркомтяжмаша в Зарядье, в нашей истории на его основании была возведена гостиница «Россия»). Кстати, интересно, а отчего к ним слово «небоскребы» не прижилось – из-за борьбы с иностранщиной? Ведь по всем показателям подходят? Или оттого, что и в Америке небоскребы – это где они друг к другу лепятся, как на каком-нибудь Манхеттене, ну а отдельно стоящие дома-башни так не называют? Ну, а по окраинам уже кварталы панельных пятиэтажек (вообще-то не советское изобретение, первые такие дома – это Швеция, тридцатые, ну а массово уже Франция, восстановление разрушенного в войну). И на вид Москва нисколько не хуже какого-нибудь Парижа, где (поверьте мне как свидетелю) в рабочих кварталах съемная комнатка, вода в колонке на улице, а удобства будкой во дворе – это обычный уровень жизни для конца сороковых, даже если ты не люпмен, не «клошар». А в солнечной Италии, где уже девять лет как социализм (правда, с «европейским» оттенком – не только частные лавочки, кафе, автомастерские и парикмахерские, но и заводы могут быть «колхозами», в собственности акционеров), никак не могут привыкнуть, что безработным и бесквартирным ты не можешь быть в принципе и право на бесплатные образование и медицину – это тоже твое святое. Да ведь и в иное время, сравнивая жизнь «у нас и там», по умолчанию берут инженера, учителя, врача, ну и прочих «манаждеров» – вынося за скобки, а сколько стоило в СССР и за границей высшее образование получить?