Текст книги "Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны"

Еще менее утешителен был ответ из Вены. Австрийское правительство выразило сомнение относительно возможности осуществления статей этой конвенций на практике и вместо присоединения к ней предложило свое посредничество в урегулировании конфликта между Россией и Францией. В итоге не получилось ни мирных переговоров, ни новой наступательной войны.

Наполеон же использовал временное затишье на театре военных действий для перегруппировки сил и создания численного военного перевеса в войсках. Во Франции он провел призыв в армию, заставил своих германских сателлитов увеличить контингента войск, включил в состав действующих войск саксонские и польские форжирования и довел численность своей действующей армия к июню 1807 г. до 178 тыс. человек. Французской армии противостояла 85-тысячная русская армия и около 25 тыс. пруссаков.

Бенигсен еще в феврале – мае 1807 г. постоянно просил царя о присылке подкреплений. В России срочно был проведен новый рекрутский набор. Кроме того, царь имел 600-тысячную милицию (ополчение), которую он, однако, так и не решился пустить в дело.

Пока бюрократическое военное министерство России разрабатывало маршруты подхода резервных корпусов к театру военных действий (надо отметить, что, опасаясь вторжения Наполеона в Россию, Александр I держал часть резервных корпусов вдали от районов сражений, на государственной границе России), Наполеон перешел в наступление. 14 июня 1807 г. при Фридланде ему удалось нанести русской армии сокрушительное поражение. Столь желанная для Наполеона военная победа над Россией была достигнута. Поражение при Фридланде не означало, конечно, полного военного разгрома России. Это не был ни Аустерлиц для Австрии, ни Иена и Ауэрштадт для Пруссии. Военные ресурсы страны не были исчерпаны, и Россия, безусловно, могла продолжать войну.

Теперь все зависело от Наполеона: вторгнется ли он в пределы России или, имея в активе внушительную победу, попытается навязать Александру I свои условия мира.

«Тильзитская дуэль» Наполеона и Александра

Оставим на время поля сражений и посмотрим, что творилось в дипломатических канцеляриях России в тот переломный для европейских международных отношений период времени – с октября 1806 г. по июнь 1807 г. Это поможет понять причины резкого поворота царя от войны с Францией к союзу с Наполеоном.

Расстановка сил в русском правительственном лагере была прежней: как и в январе 1806 г., политические деятели делились на две основные группировки – сторонников войны и сторонников мира (нейтралитета) России. Среди первых не было единства взглядов относительно союзников России в вооруженной борьбе против Франции.

Бывшие «молодые друзья» Александра I (Чарторыйский, Строганов, Новосильцев) отстаивали в отношении Англии свою прежнюю концепцию: в войне или мире Россия должна сохранить самый тесный англорусский союз. Но их отношение к Франции менялось: в начале войны они выступали за ее продолжение «до победы». Чарторыйский, как об этом будет сказано ниже, выдвигал даже планы политического переустройства Европы. Позднее, видя отказ Англии и Австрии поддержать Россию в войне, они стали ратовать за мир, опасаясь ухудшения англо-русских отношений.

Так, вскоре после объявления войны Франции Строганов и Чарторыйский предложили Александру I осуществить высадку военного десанта на северное (Бретань или Нормандия) или южное (в районе Марселя) побережье Франции. Эта идея зародилась у проживавших в России французских эмигрантов-роялистов, среди которых в августе – сентябре 1806 г. в связи с подготовкой IV антифранцузской коалиции возродились надежды на реставрацию королевского режима во Франции. Оживилась переписка проживавшего в России главы эмигрантов-роялистов графа Лилльского (брата казненного французского короля) с Александром I. В многочисленных письмах граф Лилльский призывал царя встать во главе нового крестового похода против Наполеона для свержения его власти и возвращения французского престола династии Бурбонов с обязательным условием восстановления дореволюционных порядков во Франции.

Не ограничившись общими рассуждениями, граф Лилльский в конце октября 1806 г. предложил Александру I конкретный план борьбы с Наполеоном. Смысл его предложений сводился к тому, чтобы перенести войну против Наполеона на территорию самой Франции, пользуясь тем, что основные его силы заняты войной с Пруссией и на Балканах. С этой целью претендент на французский престол предлагал высадить одновременно на юге и севере Франции смешанный англо-русский десант с включением в него отрядов эмигрантов-роялистов. Сам он намеревался встать во главе южной группировки. Однако Александр, сославшись на сложную международную обстановку, отклонил тогда план графа Лилльского, предложив подождать развития событий.

Когда после Прейсиш-Эйлау царь не принял предложения Наполеона о переговорах, среди французских эмигрантов вновь оживились надежды на возможность реставрации. 19 марта 1807 г. маркиз Мезонфер представил П. А. Строганову план высадки русско-шведских войск и отрядов эмигрантов-роялистов. Мезонфер повторял план графа Лилльского (возможно, действуя по указанию последнего). Высадку следовало бы, писал Мезонфер, произвести одновременно в двух местах: в Бретани под прикрытием английского флота и с английских судов должен высадиться русско-шведский корпус, а в районе Марселя (опять же под прикрытием англичан) – два корпуса эмигрантов-роялистов. Десантам окажут помощь тайные общества роялистов, существующие во Франции. Мезонфер сообщал, что он поддерживает с ними связь. Им нужно только послать оружие. Высадка антинаполеоновских сил послужит сигналом к роялистскому восстанию. Задача облегчалась, по мнению Мезонфера, тем, что основные силы Наполеона заняты в Пруссии и Польше, а его самого нет во Франции. 25 марта Строганов уже от своего имени сообщил основные детали этого плана Александру I.

Для выяснения отношения царского правительства к участию эмигрантов-роялистов в войне против Наполеона и к реставрации Бурбонов заслуживает внимания письмо А. Я. Будберга графу Лилльскому, посланное им 11 марта 1807 г. по поручению Александра I в ответ на многочисленные письма последнего. Прежде всего царь отклонял все конкретные предложения графа (десант и т. д.). Более того, твердолобая позиция графа Лилльского подвергалась в этом письме резкой критике. Александр I сообщал, что даже в случае полной победы он не намерен полностью реставрировать дореволюционные порядки. Поэтому претенденту на французский престол рекомендовалось при обращении к французскому народу с прокламациями, воззваниями и другими документами подчеркнуть в них следующие моменты:

«Полное забвение прошлого и всеобщую амнистию для всех, кто был замешан в ужасах революции; подтверждение прав за лицами, приобретшими национальное имущество; сохранение всех должностей, гражданских, военных и судебных… Одним словом, – говорилось в этом любопытном документе, – нужно взять на себя обязательство ни в чем не изменять существующей формы правления, сохранить сенат, трибунат, государственный совет и законодательный корпус в их нынешнем виде, оставив за собой лишь право принимать меры против злоупотреблений, которые могли иметь место в различных отраслях управления».

* * *

Несмотря на весьма сдержанное отношение царя к планам вторжения во Францию, Строганов и Чарторыйский, находившиеся уже не у дел, продолжали настаивать на этом варианте. В архиве Строганова находится интересный документ: «Мемуар-инструкция русскому представителю при переговорах с Англией», датированный 17 (29) марта 1807 г.

По замыслу его составителей, которыми, очевидно, были Чарторыйский и Строганов, русский представитель должен был: 1) доказать общность успехов англо-русского оружия, поскольку любая частная победа России над Францией есть победа и Англии, и наоборот. «Пока Наполеон и его семья будут у власти, – писали составители проекта инструкции, – ни для Европы, ни для Англии не будет ни прочного мира, ни безопасности»;

2) убедить англичан отбросить частные разногласия с Россией и объединиться с ней для восстановления «настолько, насколько это будет возможно, старого порядка вещей на континенте».

Далее следовали практические предложения. Англичане должны высадить на континенте, лучше всего в районе Померании, десант и занять линию Штеттин – Берлин. В крайнем случае Россия может согласиться на десант в районе Ганновера, как этого хочет английский король, но с тем, чтобы после этого английские войска вышли на побережье Балтики в район Померании для оказания помощи русским войскам. Со своей стороны Россия должна взять обязательство закончить войну с Турцией и добиться ее примирения с Англией. Англия и Россия совместными усилиями должны привлечь на свою сторону Австрию. В заключение инструкции излагался уже известный план высадки десанта во Францию с участием эмигрантов-роялистов.

В целом это была программа реставрации III коалиции на основе англо-русского союза.

В этом можно убедиться при анализе относящихся примерно к тому же времени, что и «Мемуар-инструкция», «Статей по урегулированию европейских дел в случае успешной войны». Согласно этим «Статьям», в случае победы союзников Франция возвращается в дореволюционные границы, Австрия и Пруссия получают территориальную компенсацию за счет мелких германских владений таким образом, чтобы их силы были уравновешены. Из не вошедших в состав Австрии и Пруссии немецких государств предполагалось образовать федеративную Германскую империю, включив в ее состав Швейцарию и Голландию. Эта новая Германская империя будет служить «буфером» между Францией, с одной стороны, Австрией и Пруссией – с другой. Россия же получит большую часть польских земель.

Таким образом, после заключения мира в Европе будет пять основных государств: Франция, Англия, Россия, Австрия и Пруссия, однако основой европейского равновесия должен служить англо-русский союз.

Эти «глобальные» планы Чарторыйского были, так сказать, «программой-максимум», рассчитанной на победоносную войну России против Франции при активной помощи Англии.

Но Чарторыйский предусматривал и худший вариант, сформулированный им в «программе-минимум». Так, еще 16 (28) декабря 1806 г., видя все растущую угрозу войны со стороны Турции и понимая, что без создания сильной антифранцузской коалиции России трудно будет вести войну на два фронта, он представил Александру I «Мемуар о выгодах начать мирные переговоры с Бонапартом». Заключение мира с Францией должно произойти на следующих условиях: 1) согласие России признать созданные Наполеоном в Европе новые государства при условии, что из них будут выведены французские войска, причем любая попытка Франции вновь ввести свои войска в эти государства должна рассматриваться как объявление войны России; 2) Александр I выводит свои войска с Ионических островов; 3) Франция выводит свои войска из Далмации; 4) неаполитанский и сардинский короли, изгнанные Наполеоном из своих владений, должны быть либо восстановлены в своих владениях, либо компенсированы за счет территории на Западных Балканах или Ионических островах; 5) Россия согласна быть гарантом мира между Англией и Францией на следующих условиях: Мальта, мыс Доброй Надежды и остров Цейлон сохраняются за Англией. Остальные французские колонии возвращаются Наполеону. Россия берет на себя роль посредника в случае англо-французских разногласий; 6) Россия и Франция гарантируют статус-кво Турции. К этой гарантии присоединяются Англия и Австрия. Франко-русские мирные переговоры, как и в начале 1806 г., надо начать – через торгового консула в Петербурге Лессепса, который еще не покинул Россию.

Чарторыйский даже просил Александра I вынести этот «Мемуар» на обсуждение в Государственном совете.

* * *

Как «программа-максимум», так и «программа-минимум» Чарторыйского содержали одно, но очень существенное условие – полную поддержку требований России Англией. Но англо-русские отношения кануна Тильзита явно не укладывались в эту схему Чарторыйского.

Не подлежит сомнению, что после разгрома Пруссии часть правящих кругов России, безусловно, рассчитывала на английскую финансовую и военную помощь. Одним из наиболее острых был вопрос о субсидиях. Предоставление Англией субсидий было обусловлено англо-русской союзной конвенцией 1805 г. Английские деньги предназначались для финансирования военных операций России против Франции. Необходимо отметить, что в 1805–1807 гг. денежные поступления из Англии занимали заметное место в финансировании русских войск за границей. В частности, содержание войск на острове Корфу, эскадры Сенявина в Адриатике, корпуса русских войск в Пруссии шло исключительно за счет английских субсидий.

Для военно-финансовой политики Александра I 1805–1806 гг. был характерен следующий рескрипт царя министру финансов от 12 (24) апреля 1806 г.: «Господин министр финансов, граф Васильев! Высланные от уполномоченного в Корфу графа Мочениго на придворных банкиров векселя достоинством на пятьдесят тысяч банковских гульденов повелеваю принять и отнесть расходом на счет ожидаемых от английского двора субсидий. Пребываю к вам благосклонный. Александр».

В 1805 г. Россия получила от Англии субсидий на сумму в 250 тыс. ф. ст. (1491 тыс. бумажных русских рублей). Большая их часть пошла на финансирование заграничных военных операций России против Франции». В 1806 г. Англия обещала денег в три раза больше. По подсчетам Васильева, эти субсидии должны были составить внушительную сумму – 800 тыс. ф. ст. (3900 тыс. бумажных русских рублей). Однако за весь 1806 г. Англия дала всего около 300 тыс. ф. ст. Все попытки царского правительства добиться предоставления обещанной суммы наталкивались на вежливый, но решительный отказ английского правительства.

Между тем финансовое положение России в связи с подготовкой, а затем и войной против Франции и Турции ухудшалось день ото дня. В 1806 г. Александр I дважды, в марте и августе, приказывал Васильеву (в августе рескрипт имел памятку «секретнейше») дополнительно к имеющимся в России ассигнациям на 10 млн. руб. выпустить еще на 10 млн. Причем в рескриптах Александра I указывалось, что эти ассигнации пойдут на оплату содержания русских войск за границей (главным образом, русских корпусов в Пруссии).

Для сбалансирования бюджета Васильев предложил создать «Особенный комитет по части финансов». Комитет должен был представить Александру I перечень мероприятий по покрытию дефицита, а также разработать бюджет России на 1807 г. 26 октября 1806 г. такой комитет указом Александра I был создан в составе министров: финансов – Васильева (председатель), коммерции – Румянцева, внутренних дел – Кочубея, уделов – Гурьева, юстиции – Лопухина, иностранных дел – Будберга и государственного казначея Голубцова. Найти радикальные пути улучшения финансового положения России комитет не смог, рекомендовав лишь испытанный метод нового выпуска ассигнаций и внешнего займа.

* * *

В конце ноября 1806 г. Будберг обратился к английскому посольству в Петербурге с официальной нотой, прося для продолжения войны с Францией займа в 6 млн. ф. ст. с рассрочкой погашения в 20 лет. Английское правительство первоначально отказало в займе, но обещало ускорить посылку оставшихся 500 тыс. ф. ст. субсидии. Однако Васильев информировал Александра I, что даже если эта сумма и будет получена (в чем он весьма сомневается), этих денег все равно не хватит для покрытия дефицита, который к марту 1807 г. равнялся 5436 тыс. серебряных рублей, или более 17 млн. руб. ассигнациями.

Положение усугублялось еще и тем, что прусский король ввиду финансовой несостоятельности отказался выплатить свою долю денег на содержание армии Бенигсена, как это было обусловлено ранее достигнутой договоренностью между Пруссией и Россией. После заключения Бартенштейнской конвенции все расходы по войне с Францией целиком легли на одну Россию.

Переговоры о предоставлении займа и высылке субсидий продолжались до апреля 1807 г. В конце концов английское правительство выслало часть денег в счет обещанных субсидий. Но эти деньги дошли до России не целиком: шведское правительство, при посредстве которого английская субсидия переправлялась в Петербург, присвоило часть ее себе, ссылаясь на то, что Англия не выплатила причитавшуюся Швеции по англо-шведскому союзному договору 1804 г. сумму за участие в III коалиции.

Относительно займа английский премьер Гренвилль откровенно заявил русскому поверенному в делах в Лондоне, что Англия «раскошелится» лишь в том случае, если русские хотя бы раз побьют французов. Кроме того, и это было самым главным, английское правительство соглашалось начать переговоры о займе, а также ускорить присылку субсидии лишь при условии принятия Россией ряда политических обязательств, в частности обязательства не заключать мира с Францией без согласия Англии. Русское правительство не соглашалось на такие условия, причем настаивало больше на предоставлении займа, а не субсидий, поскольку они ставили Россию в прямую финансовую зависимость от Англии. Отвечая на донесения Алопеуса об условиях предоставления субсидий и займа, Будберг писал ему в мае 1807 г.: «В связи с вашим замечанием о том, что, вероятно, проще добиться получения субсидий, я должен сообщить вам следующее: не говоря уже о том, что это совершенно противоречило бы принципам, которым государь император решил следовать в нынешней войне, вы сами поймете, что зависимое положение, в котором мы окажемся, если примем эти субсидии, никоим образом нас не устраивает».

В итоге ни вопрос о субсидиях, ни вопрос о займе так и не был решен до начала франко-русских переговоров в Тильзите. Озабоченное мерами по противодействию континентальной блокаде, английское правительство весьма неохотно поддавалось на уговоры России снабдить ее деньгами.

Вместе с тем, исходя из условий все расширявшейся франко-английской борьбы, принимавшей форму экономической войны, Англия проявляла гораздо большую активность в вопросе расширения торговли с Россией. Английские правящие классы не без основания считали, что пока Россия находится в стороне от блокады, она им не так страшна. Для укрепления экономических позиций Англии в России на случай русско-французского мира английское правительство в начале 1807 г. приступило к переговорам о продлении англо-русского торгового договора 1797 г., срок которого истекал 25 марта 1807 г. 26 января 1807 г. во время беседы Будберга с английским посланником Стюартом последний от имени своего правительства просил продлить договор на прежних (весьма выгодных для Англии) условиях. Однако Будберг потребовал изменения договора в направлении большего покровительства русской внешней торговле, что лишало Англию прежних преимуществ. Поскольку Стюарт не согласился с этой точкой зрения, Будберг предложил начать официальные переговоры с назначением специальных уполномоченных. Стюарт отказался, настаивая на продлении договора на прежних условиях хотя бы на три года. В ходе этой дискуссии всплыла и политическая подоплека настояний Англии: она опасалась, что Россия заключит сепаратный мир с Францией.

Предварительные переговоры Будберга со Стюартом, а затем со специальным представителем Англии Д. Лодердалем ни к чему не привели. Россия фактически отказалась от продления англо-русского договора 1797 г. на прежних условиях, как наносящего ущерб русской внешней торговле.

Дальновидный дипломатический демарш Наполеона, передавшего наследственное владение английских королей Ганновер прусскому королю, поссорил Англию с Пруссией, а через нее – с Александром I. Неверие английских правящих кругов в эффективность русско-прусского союза и их стремление обеспечить собственные интересы во все разрастающейся (теперь уже и экономической) войне с Францией объективно привели к ослаблению позиций английской дипломатии в России. Это послужило одной из существенных предпосылок заключения франко-русского союза в Тильзите.

* * *

Второй политической группировкой в России, выступавшей за войну с Францией, были сторонники русско-прусского союза. Центром этой группировки была сама императорская семья (в первую очередь мать Александра I Мария Федоровна). Вокруг императорской семьи группировались и некоторые политические деятели, главным образом из числа русских немцев: министр иностранных дел Будберг, главнокомандующий русской армией в Польше Бенигсен, адъютант Александра I граф Ливен и ряд других немецких генералов на русской службе. Разделяли точку зрения на необходимость русско-прусского союза граф Ф. В. Ростопчин, будущий посол России в Париже в 1807–1808 гг. граф П. А. Толстой и некоторые другие. Их программа действий была определена в Бартенштейнской секретной конвенции 26 апреля 1807 г.

Объективной основой для ориентации этой группировки на продолжение войны в союзе с Пруссией было опасение части русских правящих кругов, что Наполеон может вторгнуться в пределы России. Один из наиболее крупных представителей «прусской» группировки, главнокомандующий русской армией Л. Л. Бенигсен следующим образом определял характер войны 1806–1807 гг. для России: «В разных войнах с Францией, в которых Россия принимала деятельное участие, она до настоящего времени являлась только вспомогательной державой. Театр военных действий был всегда настолько удален от России, что понесенные поражения, как бы они значительны ни были, не могли иметь каких-либо опасных последствий для ее владений, тогда как в настоящее время она принуждена вести непосредственную войну в собственных пределах против всех соединенных сил Франции, большинства княжеств Германии, а также Голландии, Италии и т. д.»

Коль скоро для представителей этой группировки война с Францией в 1806–1807 гг. была прежде всего войной в «защиту» своей империи (при несомненном наличии у них экспансионистских устремлений), то «естественными союзниками» в этой войне они считали своих ближайших западных соседей – Австрию и Пруссию. Так как привлечь Австрию к участию в войне с Францией не удалось, все их надежды обратились на последний оплот на пути Наполеона к Востоку – Пруссию. Отсюда и вытекала их концепция самого тесного политического и военного союза с пруссаками.

Но даже среди этой наиболее воинственной пруссофильской группировки по мере усиления затяжного характера войны 1806–1807 гг. раздавались голоса в пользу мира. Бенигсен, отклонив официально предложение

Наполеона о перемирии, в частном письме царю указывал на наращивание численности французских войск, высказывая опасение за исход всей кампании:

«Я считаю своим долгом прибавить, что рассматриваю продолжение войны с Франции опасным для России». Военная победа Наполеона при Фридланде показала, что опасения главнокомандующего русской армией, высказанные им за три месяца до ее поражения, не лишены были оснований.

Особый интерес представляет выяснение позиции тех немногочисленных представителей правящих кругов России, которые выступали за скорейшие франкорусские мирные переговоры. Выше уже анализировались взгляды Куракина, Румянцева и некоторых других представителей этой тенденции по вопросу франко-русских отношений в 1801–1804 гг. и в самом начале 1806 г. Мы отмечали также совпадения и отличия точек зрения Румянцева и Куракина: оба выступали за мирные отношения с Францией, но первый видел лучший способ неучастия России в англо-французской войне в отказе от формальных союзов с любой из сторон, тогда как второй считал франко-русский союз наиболее надежной гарантией защиты России от агрессии Франции.

Эти концепции базировались на недовольстве части правящих классов России политикой Англии в эпоху наполеоновских войн, а также ее господством на морях и сильными экономическими позициями на русском рынке. В 1806–1807 гг. в связи с фактическим отказом Англии принять участие в войне против Франции это недовольство возросло. Приближение войны к границам России усилило позиции сторонников концепции «государственного эгоизма», призывавших Александра I отказаться от дорогостоящих комбинаций по установлению европейского равновесия и попытаться кончить спор с Францией миром без участия Англии.

Ряд дворянских публицистов того времени (В. Попугаев, Н. Тургенев, В. Каразин) выступали против политики союза с Англией. Так, видный русский просветитель начала XIX в. Попугаев, отстаивавший самостоятельный внешнеторговый курс России, приветствовал наполеоновскую политику континентальной блокады.

До июня 1807 г. выразители курса на мирные отношения с Францией не проявляли такой активности, как, скажем, Чарторыйский. Но многие мероприятия Румянцева на посту министра коммерции недвусмысленно были направлены против Англии. К их числу в первую очередь относился манифест от 1 (13) января 1807 г. об организации торговли в России. Манифест был открыто направлен против иностранных (прежде всего английских) купцов. Им запрещалось вступать в русские торговые товарищества, вести внутреннюю торговлю в России, проживать в некоторых городах и т. п. Не случайно этот указ вызвал недовольство торговых слоев в Англии, а на русско-английских переговорах весной 1807 г. английские дипломаты усиленно добивались его отмены.

Мало того, в своих отчетах по Министерству коммерции за 1805 и 1806 гг. Румянцев, ссылаясь на упадок русской внешней торговли из-за военных действий, недвусмысленно склонялся в пользу мира.

В «Записках» Бенигсена отчетливо прослеживается, как все три основные группировки, ставившие одну основную цель – противодействие наполеоновской экспансии и реализацию задач своей внешней политики, расходились в методах достижения этой цели. Полемизируя с Чарторыйским, Бенигсен писал: «Не могло уже быть речи о том, чтобы одними средствами России привести Францию в такое положение, чтобы была возможность положить конец приобретенному уже ею господству над остальной Европой. Теперь шла речь только о том, чтобы обеспечить неприкосновенность русской империи и сохранить ее влияние в Европе, чтобы сберечь себя и через это средство быть полезным своим союзникам и друзьям». Но в выборе способа «обеспечения неприкосновенности» и «сохранения влияния» мнения расходились: «К достижению этой цели представлялось два пути: или мирные переговоры, или боевые громы. Император Александр предпочел решить дело оружием».

Таким образом, еще до Фридланда в русских правящих кругах и общественном мнении отчетливо прослеживалась тенденция к мирному завершению вооруженного конфликта с Францией. Мотивы, по которым представители различных группировок выступали за мирные переговоры, были различными. Чарторыйский, Строганов, Новосильцев и др., опасаясь разрыва англо-русского союза, хотели мира – передышки для новой войны с Францией. Главной их задачей было не допустить франко-русских сепаратных переговоров, добившись привлечения к участию в мирных переговорах Англии.

Наиболее воинственную «прусскую партию» также страшила перспектива затяжной войны с Францией один на один. Больше всего они опасались, что в ходе кампании Наполеон создаст численное превосходство в войсках, нанесет русской армии военное поражение и попытается вторгнуться в пределы России.

Что касается Румянцева, Куракина, Сперанского и др., то они продолжали отстаивать прежнюю концепцию дипломатического урегулирования франко-русских спорных вопросов, считая ее, единственно приемлемой в условиях бесперспективной войны.

* * *

К началу переговоров в Тильзите обстановка на русской стороне была следующей. С марта 1807 г. на театре военных действий находился Александр I. Вместе с ним из Петербурга выехали и некоторые русские политические деятели: Будберг, Толстой, Новосильцев, Чарторыйский и др. 2 июня в Тильзит, где расположился царь со своей свитой, проездом в Вену прибыл Куракин. Ему еще в конце декабря 1806 г. был поручен пост посла в Австрии. Куракин должен был добиться заключения австро-русской оборонительной конвенции против Франции. Однако осторожный и хитрый царедворец не спешил с выполнением данного ему поручения, отлично сознавая, что Австрия все равно отклонит это предложение. В Тильзите царь попросил Куракина задержаться. Он охотно согласился, ибо имел секретное поручение императрицы-матери следить за действиями ее сына и сообщать о его поведении в Петербург. Мария Федоровна особенно опасалась возможного примирения с Францией. Однако нельзя не отметить, что кандидатура Куракина в качестве тайного осведомителя была как нельзя более неудачной. Но Куракин был родственником царской семьи и пользовался доверием матери царя.

Известие о поражении 14 июня при Фридланде и отступление русских армий не застали Александра I в Тильзите: накануне он уехал к русской границе инспектировать резервы. При первом известии о поражении началось бегство из Тильзита. «В эти два дня, – сообщал Куракин, – здесь было настоящее вавилонское столпотворение». 15 июня в район Тильзита прибыл брат царя Константин. В тот же день он пригласил к себе на обед Куракина и Новосильцева. Состоялся откровенный обмен мнениями. Брат царя прямо высказался за перемирие и предложил послать к Наполеону парламентеров.

Вечером у Константина Павловича состоялось второе совещание. На нем, кроме Куракина и Новосильцева, присутствовали Чарторыйский, Будберг и некоторые другие русские сановники, находившиеся на театре военных действий вблизи Тильзита. Содержание этого интересного совещания частично отражено в письме Куракина Марии Федоровне, написанном в тот же день. Все присутствующие, кроме Будберга, высказались за начало мирных переговоров. Будберг настаивал на продолжении войны, доказывая, что русская армия потерпела лишь временное поражение, но не уничтожена. Сославшись на большие людские резервы России (наличие ополчения и т. п.), Будберг предлагал перегруппировать силы, привлечь на сторону России поляков и попытаться взять реванш за Фридланд.

Любопытны были доводы его оппонентов. Чарторыйский резко перебил «ура-патриотическую» речь министра иностранных дел и весьма многозначительно для поборника восстановления Польши заявил, что Будберг «сильно заблуждается касательно настроения наших польских подданных, что семя восстания прозябает между ними и что они, без сомнения, все, как только Бонапарт перейдет наши границы, встанут на его сторону».

С паническим заявлением выступил Константин Павлович: Россия не имеет резервной армии, у нее нет оружия, денег, провианта. Скрытый страх чувствовался и в его возражении на предложение Будберга использовать ополчение: оружие народу давать опасно, а безоружный, без армии он от Наполеона не защитится. В словах представителя императорской фамилии отчетливо проступало опасение за внутреннее положение в стране в случае вторжения Наполеона в пределы России.