Текст книги "Дуэль"

«Дуэль, – восклицает Дюпен в другом месте своего замечательного диспута, – дуэль, по словам моего оппонента, одного из стажёров, не выдерживает натиска логики. Мой молодой друг ошибается, не натиска, а прикосновения. Дуэль в том виде, как мы её теперь рассматриваем, лопается как мыльный пузырь, едва логика хочет к ней прикоснуться, желая исследовать: что ж это такое?»

Всё это, разумеется, отлично понимается и обществом, тем не менее, посылающим своих членов на поединки.

Обществу в сущности очень мало дела до чести. Но оно требует, чтоб у всех была амбиция.

– Какое мне дело до того, есть ли у тебя часы. Покажи только свою цепочку!

В обществе принято, чтобы все носили цепочку, и оно не желает залезать в чужие карманы: есть ли там часы.

Оно понимает, что причины, по которым оно требует в известных случаях дуэлей, причины очень поверхностные.

И из-за поверхностных причин не требует глубоких ран.

– Выстрелите и приходите обратно!

Это самое возмутительное, что есть в отношении общества к дуэли.

Общество, которое требует крови, – жестокое общество.

Но общество, которое требует только порохового дыма, – просто любит скверный запах.

Такое отношение общества возмутительно во многих отношениях.

Более тяжкие дуэли имеют одну хорошую сторону.

Они устрашают и заставляют людей внимательнее следить за своими отношениями друг к другу.

Но что придётся сказать об обществе, в котором безрезультатные дуэли войдут в обыкновение?

Где можно будет и лишать чести и восстановлять честь с такой лёгкостью?

Тяжкие дуэли редко вызывают подражания.

Тогда как безрезультатные вызывают целые «поветрия» дуэлей.

И общество относится к ним добродушно, пока кто-нибудь не поплатится жизнью или здоровьем из-за какого-нибудь пустячного повода.

Тогда начинаются крики, ахи, охи, вопли!

– Варварское обыкновение! Предрассудок! Возмутительно! Бесчеловечно!

Но уж поздно.

Нам кажется, что лучше и честнее для общества говорить об этом ante, а не post factum.

Насколько могли, мы развернули перед вами историю дуэли, привели различные взгляды на неё, и теперь нам остаётся только резюмировать сказанное.

Несмотря на все доводы философов и моралистов, несмотря на все старания законодательств, как это видно из опыта многих веков и всех европейских народов, дуэль может окончательно исчезнуть только там, где общественное мнение, мощное и непоколебимое, само блюдёт законы чести и наказывает ослушника.

Но вряд ли и самого холодного англичанина можно считать навсегда застрахованным от дуэли.

Варварский предрассудок или почтенный обычай, но она будет, вероятно, существовать до тех пор, пока будут существовать смертельные обиды.

Такие обиды, когда человеку невыносима мысль о том, что тот, отнявший у него лучшее, что есть в жизни, существует на свете.

Земной шар покажется тесным для двоих таких людей.

И обиженный скажет обидчику:

– Мне невыносима мысль о том, что ты существуешь на свете. Но я не могу убить беззащитного. Вот тебе оружие. Защищайся. Мне легче моя смерть, чем твоя жизнь. Убей меня, или я убью тебя.

И общество к такому случаю отнесётся, как оно относится к редкому, исключительному несчастью.

Но общество не может, если оно честно, не смеет допускать того, чтоб обычай превращался в «простое обыкновение».

Мы понимаем ту «благородную умеренность», которую выскажет оскорбитель и о которой говорит панегирист дуэли Нугаред де Файе.

«Я и без того оскорбил противника, – скажет он, – с меня довольно».

И не будет стараться убить.

Но если обе стороны выскажут «благородную умеренность», тогда общество в праве спросить:

– Милостивые государи, зачем же так много ничего из шума, и так много шума из ничего.

И оно обязано это спросить, так как примеры заразительны.

У нас есть юноши, и поветрие может закончиться печально для кого-нибудь из «малых сих», «соблазнять» которых запрещает и чувство христианской и общечеловеческой морали.