Текст книги "Кротость"

Влас Михайлович Дорошевич
Кротость
(Восточная сказка)[1]1
  «Русское слово», 1913, No 286, 17 октября. Цехин – золотая монета.


[Закрыть]

* * *

Около славного города Багдада поселился пришлый человек. Его имя было Ахмет, но скоро все прозвали его:

– Озорник.

Он не давал пройти никому: ни мужчине, ни женщине, ни седому, ни кудрявому.

Бил детей, срывал с женщин покрывала и самых почтенных шейхов ругал так, что те чувствовали, словно попали в грязь, и им долго еще казалось, что они идут по грязи. С ним не было сладу.

С одного богатого купца он сорвал чалму и обнажил его голову. А когда тот сказал ему:

– Как ты смеешь, – нищий, как пес, – так поступать со мною, со мною, которому низко кланяются даже незнакомые?!

Ахмет-Озорник отколотил его так, что купцу пришлось пригласить самого лучшего костоправа. В другого почтенного гражданина он бросил камнем. А когда почтенный гражданин поднял этот камень, чтобы бросить в Ахмета, Ахмет-Озорник так отколотил его, что почтенный гражданин вместо того, чтобы идти по делам, вернулся домой и пролежал три недели. Отчего произошел ему вред в делах и здоровье. Пробовали жители Багдада ходить с палками. Но Ахмет, который был сильнее всех, отнимал у них палки и их же палками бил их так, что они проклинали и палку, и минуту, когда им пришла в голову мысль взять палку. Пробовали ходить с оружием.

Но Ахмет-Озорник отнимал оружие и ранил людей чуть не до смерти.

И они проклинали и оружие, и минуту, когда им пришло в голову взять оружие.

На базаре только было и разговоров, что Ахмет отколотил такого-то, оскорбил такого-то, чуть не убил такого-то.

Стали откупаться деньгами и делать Ахмету подарки, чтоб он не бил и не оскорблял.

А так как он делился деньгами со стражниками, обязанными охранять безопасность дороги для путников, то он и оставался безнаказанным. И делал, что хотел.

В отчаянии купцы на базаре решили обратиться к Ибрагиму, сыну Мемета, великому мудрецу, который жил тогда в Багдаде и блистал среди умных, как луна блещет между звездами.

Ибрагим, сын Мемета, выслушал их внимательно, погладил бороду, помолчал, подумал и сказал:

– Кто сеет пшеницу, собирает пшеницу, а кто сеет просо, собирает просо. От злобы родится злоба, и от насилия – насилие. Лишь от кротости родится кротость. Ты, почтенный купец, посеял брань и получил удары, как от одного зерна родятся целые колосья. Ты, не менее почтенный гражданин, хотел бить Ахмета, а он побил тебя. А деньги только развращают человека. Деньги – навоз и еще больше унавоживают и без того навозную землю. Чем больше денег дают Ахмету одни, тем дерзче он обращается с другими. Надо бороться с Ахметом не этим.

– А чем же? – спросили мудреца.

– Кротостью! – ответил мудрец.

И все с удивлением посмотрели на Ибрагима, сына Мемета, который блистал между умными, как месяц блещет среди звезд. И с луной бывают затмения!

Все купцы, знавшие толк в делах и в жизни, решили и подумали в мыслях своих:

«У Ибрагима, сына Мемета, ум зашел за разум». Мудрец понял их мысли, улыбнулся снисходительно, как улыбаются мудрые, и сказал:

– Вот я пойду к Ахмету со словами кротости и, ручаюсь, Ахмет не будет вас больше беспокоить.

Весть о том, что сам Ибрагим, сын Мемета, идет к Ахмету, разнеслась по Багдаду, и в Багдаде не было других разговоров на базарах, в банях, в цирюльнях и в гаремах, как только: – Чем это кончится? Кончилось все благополучно.

Через четыре дня Ахмет больше не беспокоил никого из жителей Багдада.

А как случилось это, пусть расскажет сам Ибрагим, сын Мемета, что блистал среди умных, как полная луна блещет среди звезд. Послушаем мудреца. Велик аллах!

Слаб и мал ум человеческий. Слава всемогущему, посылающему советы!

Я, Ибрагим, сын Мемета, последний из последних, слуга слуг, встал рано, вместе с солнцем, заседлал своего осла и поехал по дороге, на которой жил Ахмет, прозванный от народа Озорником.

В этот ранний час, когда полевые цветы, славя отца цветов и всего существующего, омываются росой, Ахмет совершал утреннее омовенье.

Видя проезжающего мимо человека с седой бородой, он выплеснул на него всю воду из чаши, облил меня с головы до ног и сказал:

– Что ты, старый пес, поднимаешь так рано пыль на дороге? И пылишь на человека, который только что умылся?

Тогда я, Ибрагим, сын Мемета, остановил своего столика, сошел с него, приблизился к Ахмету на два шага, коснулся рукой моего сердца, уст и чела, поклонился я сказал:

– Благодарю тебя, добрый человек!

Ахмет, который, видя, что я остановил осла, спешился и иду к нему, схватил было палку, – выронил ее из рук и смотрел на меня во все глаза.

Он ожидал всего, но не благодарности.

А я развязал свой кошелек, достал золотую монету, подал ее Ахмету и сказал, рукою касаясь земли:

– Возьми это, добрый человек, как слабый знак моей благодарности. Радостью сердца моего было бы дать тебе больше, но у меня нет. Никогда еще я так не сожалел, что у меня мало денег! Но на обратном пути я надеюсь уплатить тебе долг и подарить, по крайней мере, вдвое.

Изумлению Ахмета не было границ.

– За что же ты, однако, благодаришь меня? – спросил он.

Я отвечал:

– Из того, что борода моя седая, а солнце только что встало, ты видишь, что если я поднялся так рано, – значит, по очень важному делу. Не скрою, у меня, действительно, есть большое торговое дело в соседнем городе, и если оно мне удастся, я смогу подарить тебе даже три золотых и четыре. Ты приложил свой труд, добрый человек, чтоб дело мое кончилось хорошо для меня, и я не нахожу на языке моем достаточно слов и в кошельке достаточно золота, чтоб отблагодарить тебя.

Ахмет ничего не понимал:

– Я приложил усилие, чтоб дело твое кончилось благополучно?

Я ответил:

– Разве ты не знаешь, добрый человек, что быть облитым с головы до ног – самая верная примета? Когда человек едет по делу, самое лучшее предзнаменование для него, если его обольют с головы до ног. Ты, должно быть, приезжий, добрый человек, если не знаешь здешней приметы, которую в Багдаде знает каждый ребенок.

Ахмет ответил:

– Я, действительно, приезжий, и не знаю. Но теперь я буду знать.

И я видел в глазах его радость.

На следующий день из Багдада проезжал со своей свитой наш визирь, да продлит небо его дни и наши под его властью!

Увидав едущего по дороге визиря, Ахмет сказал себе:

– Если какой-то несчастный старикашка подарил мне золотой да обещал подарить еще два, а то и три, а может быть, и четыре, – как же осыплет меня золотом сам визирь?!

И когда визирь проезжал мимо, Ахмет, прозванный Озорником, подбежал и облил визиря водой с головы до ног. Да избавит аллах визиря от подобных происшествий! Визирь разгневался до пределов своего гнева. И приказал тут же, сейчас же, дать дерзкому двести ударов палками.

Приказания, которые исполняются на глазах у начальника, исполняются хорошо, – и Ахмету во время наказания раза три казалось, что приходит его смерть.

На следующий день я возвращался в Багдад, и, завидев меня, Ахмет бросился, закричал:

– А, проклятый старикашка, негодяй, который подвел меня под удары!

Стащил с осла и стал колотить меня, Ибрагима, сына Мемета.

По силе ударов я мог судить, как же, должно быть, колотили его слуги визиря.

Когда Ахмет кончил меня бить, я встал с земли, развязал кошелек, достал пять золотых и подал ему с поклоном.

– Дело мое кончилось с гораздо большим барышом, чем я ожидал. Я приписываю это только тому, что ты облил меня грязной водой, в которой совершал омовение. Примета оказалась верной. Кстати, скажи мне, добрый человек, ты облил визиря грязной или чистой водой?

– Конечно, самой чистой, ключевою! – ответил мне Ахмет.

– Подумай, самого визиря!

Я схватился за голову.

– О, сын несчастия! Как тяжко быть пришельцем в чужой стране! Что ты наделал?! Слыхал ли ты, что видеть во сне грязь – к деньгам?

– Слыхал! – отвечал мне Ахмет.

– А когда идешь по делу, встретить по дороге арбу с навозом – предвещает удачу?

– Слыхал.

– Тебе следовало облить визиря помоями. Облить человека чистой водой, – предвещает несчастие. Ты видел это на себе: облил меня грязной водой – получил шесть золотых; облил визиря чистой, – ничего не получил, кроме палок. Зачем ты не спросил меня тогда, а я тебе не разъяснил!

Тут схватился за голову Ахмет, а я сел на своего осла и поехал в Багдад.

На другой день визирь возвращался обратно. Завидев его на дороге, Ахмет сказал себе:

– Сегодня я исправлю свою ошибку. Ты останешься доволен! И я. Ты получишь удовольствие, а я – цехины.

Он налил помоями полную большую лохань и, когда визирь поравнялся с его домом, подбежал и облил визиря помоями с головы до ног.

Гнев визиря перешел пределы гнева.

– Это негодяй не унимается и становится дерзче день ото дня!

Визирь приказал слугам повесить Ахмета тут же, на месте.

Человек умирает скорей, чем родится.

И через несколько мгновений тот, кто облил и бил меня, Ибрагима, сына Мемета, висел на дереве при дороге.

Так, не сказав ни слова, кроме слов кротости, я избавил вас от зла!

И все, слушавшие Ибрагима, сына Мемета, сказали:

– Велик тот, кто подает людям советы. Слово кротости многое может сделать, если сказать его умело.