Текст книги "Мгла над миром"

И он подтолкнул чародея в спину. Дюжина слуг уже опустила свою ношу наземь, чтобы магу было сподручнее забраться внутрь. В носилках же было полутемно, душно и пахло розовой водой, и не успел Аджит усесться на подушки, как его приветствовал знакомый голос:

– А вот и наш добрый смелый чародей! Садись, садись.

Маг не видел Мауза с начала лета, при последней встрече тот уже поправлялся, но был слаб. Сейчас он вернулся к своему привычному состоянию: толстощекий, лысеющий… ну точно добрый дядюшка. Впечатление портил лишь блеск глаз: жажда в них была под стать той, что владела давешней шайкой нищих.

– Прошу прощения, что не принял тебя в более комфортной обстановке. Эти смотрители базаров, торговцы… за всеми нужен глаз да глаз. – Вельможа взмахнул пухлой, унизанной перстнями кистью.

– Уверен, царская казна в надежных руках, – заверил его маг.

– Главное, чтобы они сами так думали. Знаешь, мой добрый друг… – советник слегка подался вперед, словно делясь с ним тайной, – моя работа сродни труду гафров, наших доблестных ищеек. Каждый норовит обмануть. Каждый! Порой я думаю, казна – как те бумажные фонарики, что запускают в первый день весны. Сделай что не так, и она упадет в грязь, где ее растащат по клочкам.

– И так же пуста внутри? – с невинным видом поинтересовался Аджит.

В отличие от начальника охраны советник расхохотался. Белые зубы блеснули в полутьме.

– Люблю острый язык, – отсмеявшись, произнес он. – В нашем жестоком мире это единственное, что еще приносит радость. Видят боги, при дворе такое не часто встретишь.

Он постучал костяшками пальцев по каркасу носилок, давая знак двигаться. Когда они углубились в базарные ряды и гул голосов окружил их, вельможа покрутил перстень и сказал:

– Рассказывай. Зачем пришел?

– За… за советом, наверное. Да, именно за советом!

Ступай осторожно, сказал себе чародей. Оставалось гадать, не переступил ли он черту: с Жалимаром и второй раз, уже с советником. Но ему было необходимо прощупать их, растормошить, понять.

Толстяк терпеливо ждал, пока маг соберется с мыслями.

– Видите ли, господин, я еще молод. Наставник вечно пеняет мне за горячность… В молодости в голове вечно бродят мысли: как улучшить все вокруг, как продолжить замыслы тех, кто умнее и выше нас. Царь Царей в великой милости оградил чародеев от гнева толпы, а свой народ от магии…

– В Круге в самом деле так думают? – усмехнулся Мауз.

– В Круге помнят войну и смуту, – с жаром отвечал Аджит. – Конечно, кому понравится сидеть в тюрьме? Но мы помним все пять обителей, которые сожгла толпа. Все наперечет. И как это произошло.

– Понял, понял. – Вельможа поднял руку. – Веришь ли, моего предшественника растерзала толпа. Прямо у ворот Района Садов. Кстати, тоже был колдуном.

– Мы… мы не видим другого выхода. Но я не об этом. Конечно, лучезарный желал не просто запереть обладателей Дара, но и поставить их трудиться на благо Царства.

Он говорил долго, рынок остался позади, и вдали показались богатые районы. Когда он закончил, советник некоторое время молчал, то потирая подбородок, а то разглаживая кафтан, на котором вышитый тигр боролся с вышитым же драконом. Наконец он поднял голову.

– И что думает твой господин?

– Первый-в-Круге из старшего поколения, – чародей замялся. – Кое-кто сказал бы, поколения бессильных стариков. Но я не сужу строго, они пережили войну. Верховный выслушал меня, но за две луны не пошевелил и пальцем. Поэтому-то я говорю с вами. В конце концов мой замысел сулит золото.

– Ты смелый человек, Аджит. – Советник покровительственно похлопал его по колену. – И дальнозоркий. Тебе нужна помощь?

– Пока нет. Возможно, в скором времени. Мне… мне нужен совет. Не более.

– На то и советник, – хохотнул вельможа. – Мне нравятся такие люди, как ты, Аджит. Жаль, мы не были знакомы, когда ты носил ученический медальон.

О таких случаях принято говорить, мол, снизошло озарение. Аджит вспомнил первый день в Круге, когда на его шее застегнули медальон ученика. Символ отличия, наивно думал он. Величественный старец, предшественник Кадара, говорил долго и с упоением – признаться, мальчик не запомнил и десятой доли сказанного. Затем он увидел учителя – мага, который до выхода в отставку служил в войсках восточного предела. У него был квадратный подбородок и равнодушные глубоко посаженные глаза. Поначалу Аджит трясся под их взглядом, поэтому из первого урока – о силе, о ее пробуждении и о том, каково быть магом, – он тоже немного уяснил. Но твердо запомнил: медальон нужен, чтобы впитывать самопроизвольные выбросы, пока начинающий чародей не научится сдерживать Дар.

Многие века именно так медальон и использовался, пока не стал символом взросления. Он обуздывал разрушительную силу, что высвобождалась в неумелых опытах. Он обещал, что ученик не окажется сильнее учителя. Медальоны были ограничением, что полноправные маги накладывали на неофитов, пока те не докажут, что стали ровней.

Так было, пока Черный Азас не вошел в столицу с войском, под крики радостной толпы. В тот же день его отряды окружили обитель и потребовали, чтобы маги избрали Верховного взамен старого, который сам носил золотую маску. К утру Первый-в-Круге должен был явиться к узурпатору, и тот обещал оставшимся помилование. Поговаривали, Газвана выбрали с расчетом, что обитель придется оборонять.

О чем они там толковали, Верховный и глава восстания, да еще целый день? Вернувшись в Круг, наставник Аджита час перечислял безрадостные известия: заключение, запрещенные чары и многое другое. В конце списка значились и медальоны: отныне каждый новоиспеченный маг должен был сдавать свой медальон Царю Царей, чтобы у ищеек сохранился отпечаток силы. Все полноправные чародеи должны целый год носить символ ученичества. Испытания Аджита еще маячили на горизонте, так что сам он избежал позора – Газван же при всех расшнуровал ковву и показал металлическое оплечье, закрывшее верхнюю часть груди.

За десять лет Азас собрал войско из не владеющих силой, но чувствующих магию людей. Гафиры, звали их царские грамоты. В Круге их окрестили псами узурпатора, потому что среди них были гончие, что выслеживали добычу, сторожевые псы, что охраняли обители, и волкодавы, способные чуять магию и бороться с ней. Отличные воины, впрочем, зачастую с темным прошлым.

Медальоны магов хранились у них. Здесь. В столице. Полный склад ошейников для каждого чародея в Царстве. Их свозили сюда со всей страны, и чтобы опознать преступника, ищейкам было довольно лишь сравнить отпечатки силы.

Что ж, они – единственное, что указывало на Аджита. По сути, единственное, державшее его в Круге. Даже удивительно, что за годы никто не попробовал их украсть. Или пробовал?…

– Ты можешь на меня рассчитывать, – между тем сообщил советник. – Не во всем и не везде. Но ты действительно любопытен. Это стоит того, чтобы тебе помочь. Я подумаю на досуге о твоих замыслах.

– Я… благодарен вам, – выдавил чародей. – С нетерпением буду ждать известия.

– О, ты дождешься совсем скоро, – вельможа елейно улыбнулся. – Ты хочешь помочь и Кругу, и Царству, я же думаю о казне. – Он выглянул наружу через щель в занавесях. – Подождем толпу погуще, тогда вылезешь. Жалимар проводит тебя к обители.

Аджит с облегчением вздохнул, окунувшись в прохладную синеву осеннего вечера после пахнущих благовониями носилок. Жалимар вышагивал рядом бесшумно и необычно молчаливо – как сторожевой пес. Маг позволил себе не сдерживать улыбку. Да, нужно тщательно подготовиться и все взвесить, но… настанет день, и его служение Кругу подойдет к концу, и тогда он вздохнет спокойнее. Тогда ни один пес, в чьих бы то ни было цветах, уже не потревожит его покой.

Действовать чародей решил ночью. Сезон дождей вступил в свои права, ливни проходили сквозь столицу, как колонны неприятельского войска, разогнав гуляк по домам. Временами тучи отступали, и солнце сулило, что непогода вот-вот закончится. Но ясные дни выглядели не убедительнее жреца-бессребреника, да и длились совсем недолго.

Вечер чародей провел в гостиной обители, раз за разом опорожняя чашу густого гранатового вина. Он подобрал болтливую компанию, и когда его, невнятно бормочущего и дышащего перегаром, волокли наверх, Аджит не сомневался: вся обитель узнает, что слуга Верховного напился вдрызг.

Из вредности или озорства чародей отдавил сапог ближайшему провожатому, запутался в собственных ногах и повалил весь конвой на пол. Больше, однако, он издеваться не решился: его должны доставить в покои и уложить спать. Не лучшее прикрытие, но более сложное требовало лишних сил.

Едва за молодыми магами закрылась дверь, Аджит резко сел в постели. Он и впрямь выпил много – для правдоподобия, – но ничего такого, с чем не мог справиться.

Когда последние голоса стихли, его голова была яснее, чем вечером, после долгого и тревожного дня. На всякий случай он скатал валиком две коввы, изобразив на кровати спящего мага, и подошел к окну.

Аджит залез на стол и переступил в оконную нишу. С утра во дворе стояло полдюжины телег, уже разгруженных и готовых, чтобы завтра их забрали. Во тьме они напоминали демонов из царства теней: тут проглянет оглобля, как тощая шея, там выблеснет облупившаяся краска, точно чешуйчатый бок… Сделав шаг в пустоту, чародей плавно опустился наземь, уверенно ступив на обе ноги.

Теперь предстояло перелезть через стену, но и это не так уж тяжело. Плющ не подрезали с первых дней заточения, стена скрылась под сетью костистых ветвей. Чародей взялся за них, готовый карабкаться вверх, когда услышал приглушенный смех.

Проклятье! Конечно же, ученики. Нежный шепоток, возня, опять смех… Приглушенные голоса, мужской и женский, раздавались от ближайшей телеги. Вернее, девичий и мальчишеский.

Аджит помрачнел, вспомнив жалящий взгляд Джамилы. Шагнул на голос. Маг мог начать восстание против узурпатора – они и тогда бы не заметили. Устроившись на дне крытой повозки, обложившись подушками и одеялами, они предавались своему занятию с упоением, словно от него зависела победа в последнем бою дня и ночи.

И все же сейчас не время рисковать. Заключить их в непроницаемый кокон? Долго, сложно… кропотливо. Усыпить! Самое мягкое, что он мог себе позволить.

Больше злясь, чем смущаясь шороха, скрипа досок и менее пристойных звуков, он присел подле телеги и закрыл глаза… Сознания парочки были обнажены, как младенец в первый миг существования. Лишь немного подправить вот здесь… и здесь.

– Акф, – услышал он женский голосок, – ты… ты засыпаешь?

Через пару вздохов спали уже они оба. Путь наружу был свободен.

Ночь выдалась прохладной и ясной. Сточные канавы, еще полные до краев, с плеском несли мутные дождевые воды в море. Маг оглянулся на мрачные стены обители, заслонившие полнеба. Даже удивительно, как просто ускользнуть отсюда. Сбежать в город мог любой. Только годы заточения, страх наказания и нежелание связываться с гафирами держали их взаперти.

«Мы сами заперли себя в клетке», – подумал Аджит, но тут же поправился. Не сами. Старшие маги карали беглецов так же жестоко, как псы узурпатора. Конечно, если побег совершался не по их наущению.

Улицы были почти пусты, а чародей держался теней, так что путь по городу обошелся без происшествий.

Склад разместили в одном из особняков Старого города, ранее он принадлежал знатному чародею. После азасова пленения в богатых районах освободилось немало зданий, маг не удивился бы, узнав, что гафиры неплохо поживились.

Несомненно, здесь была охрана. Но вовсе не обязательно использовать магию, чтобы скрыться от любопытных глаз.

Аджит съежился под сенью мокрых кипарисов и начал втирать черную краску в лицо и ладони. Следом пришел черед войлочных носков, надетых поверх сапог. Из своего укрытия чародей изучил парадный вход и насчитал троих ищеек на улице. Наверняка в передних комнатах были другие, готовые явиться на шум. Нет, этот путь не для него.

Но Старый город хитрее, чем кажется ремесленникам и купцам, что лишь захаживают в кварталы знати. За узкими улочками и резными фронтонами, за фасадами со статуями царей крылся лабиринт тупиков и внутренних двориков. В иные и не протиснешься меж плотно сомкнутыми зданиями. Зато внутри любопытных ждали сады, фонтаны и беседки – все, что спасает в жаркие летние дни.

Дождавшись, пока охрана завяжет вялую беседу, Аджит пересек улицу и нырнул в проулок, такой узкий, что ему пришлось идти боком. C той стороны его встретил кухонный двор – вернее, то, что им некогда было.

Что теперь: входить или нет? Никакой охраны не хватит на все помещения, часть комнат должны стоять пустыми. Сомнения мага разрешил вид кухонной двери: засов так рассохся, что было ясно – об этой части дома все забыли. Тихонько приподняв его и приотворив дверь, чародей скользнул внутрь. Застыл, прислушиваясь и принюхиваясь.

Внутри царил кромешный мрак. Когда-то здесь пахло, как в его кухонном детстве: сладкими булками, пряностями, раскаленным металлом… Печи не разжигали много лет, но запах остался, въелся в стены, наполнив дом призраками прошлого.

Не нужно быть пророком, чтобы догадаться: хранилище где-то наверху, в старых покоях и кабинетах. Так делают всегда. Как и маги, гафиры не изобретательней простых смертных. Кухня выходила в темный и затхлый коридор, очевидно, в служебном крыле вдали маячил робкий свет. Как он и предполагал, передняя часть дома охранялась.

Но ведь у челяди должен быть свой ход наверх! Если бы благородным захотелось поздно поужинать… или хозяин любил, чтобы хорошенькая горничная взбивала ему подушки на ночь… Не могли же слуги с бельем, одеждой и подносами шествовать через главный зал.

Касаясь рукой стены и осторожно ощупывая пол прежде, чем ступить, Аджит пошел в противоположную от света сторону.

Покои отыскались скоро. Узкие окна пропускали сияние городских огней, еще один источник света ¾ желтая полоска под дверьми в переднюю часть дома. И все же чародей не сомневался: простые охранники сюда не забредают. В середине комнаты на тяжелом столе покоилась книга размером с блок облицовочного мрамора. В снопах лунного света вокруг нее кружилась пыль.

Кодекс. Здесь хранились записи о медальонах со всех концов страны: упорядоченные по буквам, годам и с указанием, где их искать. Сами медальоны тоже были поблизости, маг ощущал чары кожей – такие густые, что привычное покалывание превратилось в зуд. Щелкнув пальцами и создав бледный, цвета лунного сияния огонек, Аджит осторожно перевернул обложку.

Иероглиф «Анан», год… справа от записей тянулась цепь пометок. Составители знали толк в библиотечном деле и предлагали искать по году, имени и городу. Оттого, какое богатство лежало перед ним, кружилась голова. Боги! Скольким собратьям он может развязать руки…

Помечтал и хватит, оборвал себя Аджит. Иероглиф «Анаин», десять лет назад, столица. Аджит, родового имени нет. «Конечно нет, Аджит Рахад умер мальчишкой!» Дальше шла неразборчивая вязь указателей на комнаты, стеллажи и полки. Запись невозможно было понять, не уяснив структуру хранилища. Поменяться с давним беглецом можно позже, сперва ¾ разобраться, что здесь и как.

Гадать, как пройти к хранилищу, не было нужды: он словно шел на грохот кузнечного молота. Чародей распахнул двери, увидел ряды шкафов, шагнул к ним ¾ и застыл.

Пошевелиться он не мог. По правде сказать, он не мог ничего: лишь дышать, слушать и шевелить зрачками. Чужая сила оторвала его от пола и подняла в воздух, как щенка. Так же беспомощен был и его Дар.

Колдовская ловушка? И где – у гафиров? Может ли такое быть?

– Не дергайся, – голос был знакомым, но приглушенным, словно исходил из-под слоя ткани. – Это колдовство тебе не по зубам.

– Его можно как-нибудь… подвинуть? Он загородил собой вход!

Второй голос маг узнал.

– Как скажете.

Даже сквозь пелену силы он ощутил бесцеремонный толчок меж лопаток. Чародей думал, что упадет, но чары подхватили его и вновь распяли в воздухе. Мимо него в хранилище проплыл советник. Просторный кафтан скрывал его полноту, с чалмы свисали нити жемчуга, призрачно мерцавшие в колдовском свете.

– И принесите кресла, – махнул рукой вельможа.

Поначалу Аджит не узнал его спутника – по спине в черном много не прочтешь, – но стоило тому сесть рядом… Маска, которую носили гафиры, оставляла прорезь для глаз: льдистые, насмешливые, они смотрели сквозь мага, будто уже видели его казнь.

– Поговорим? – Мауз доброжелательно улыбнулся.

Язык и губы его слушались, но Аджит молчал. Вельможа покряхтел, потер подбородок, покрутил перстень, как будто в замешательстве.

– Ну… хотя бы представимся, – с той же улыбкой заключил он. – Жалимар, гафир-ха-гафир, страж над стражами. Ваш покорный слуга, советник Ночного двора.

– Узурпатор упразднил Ночной двор, – разлепил губы маг.

– Ты ошибаешься, молодой человек. – Советник подался вперед, дружелюбный и убедительный, точно барышник, сбывающий полудохлую клячу. – Каждый правитель должен знать, что говорят в харчевнях и родовых усадьбах. Кто-то должен подчищать грязь. Азас не исключение. Он только решил, что от Ночного двора мало проку, если все знают, кто им руководит.

– Заправлять казначейством и тайной стражей… как мило, – выплюнул маг.

– Я говорил тебе, что моя работа сродни труду следователей. Не лги, будто я не предупреждал.

Вельможа погрозил ему пухлым пальцем. Жалимар сидел молча, сверля чародея взглядом. Впрочем… его молчание не сулило ничего хорошего, но показная шутливость советника пугала больше.

В хранилище вновь воцарилась тишина. Были слышны приглушенные дверьми голоса охранников да еще тяжелое дыхание толстяка. Наверное, они чего-то ждут? Раскрывать рот не было желания. Да и какой смысл?

– Мы теряем время, – наконец подал голос гафир. – Выкладывайте, что хотели, и покончим с этим.

Мауз и впрямь посерьезнел. Шутливая улыбка сползла с его лица, как маска.

– Наверное, ты хочешь знать, как мы здесь оказались? – Он умолк, но так и не дождался ответа. – Или, может, где ты промахнулся?

Вельможа встал и подошел вплотную, на таком расстоянии сквозь одуряющий аромат розовой воды пробивался запах полного тела.

– Хочешь знать, как я отношусь к вам, магам? – внезапно спросил он.

Аджит хмыкнул:

– По-моему, ясное дело.

– Да ну?

Советник криво улыбнулся. Оставив чародея в покое, он вернулся к креслу, но не стал садиться. Обошел сиденье и встал позади, положив руки на спинку – как проповедник на кафедре.

– Если угодно, я всем сердцем поддерживал восстание. Но все, что было после… Жрецы… – он замялся, словно подыскивал слова, – нарушили мировую гармонию, если хочешь. Все эти проповедники толкуют: мол, искажают мир, калечат замыслы богов. Я же скажу, что маги были всегда, сколько помнят хроники. И просто так их за двери Царства не вытолкать.

Чародей бросил быстрый взгляд на гафира. Пес узурпатора, чей смысл существования заключался в охоте на магов, смотрел все с той же насмешкой.

– Зачем… зачем вы это рассказываете?

– Чтобы сбить с тебя маску мученика, глупец, – ответил за вельможу Жалимар. В его тоне, однако, слышалось раздражение, а не злость или ненависть. Советник с обманчивой мягкостью поправил его:

– Чтобы заставить тебя слушать.

Он примолк, словно давая взвесить свои слова, и продолжил:

– Понять, что на тебе кровь Раида, нетрудно. Нет, отдаю должное, убийство совершено на славу. Никто бы не догадался, если бы я с самого начала не знал о вашей с сестрой тайне. И никому не было дела, если бы не мой особый интерес. Я знал, но Жалимару нужно подтверждение… Что ж, дюжина попрошаек вынудила тебя обороняться, и твоя сила та же, что осталась на месте смерти Раида.

– Но зачем тянуть так долго?

– Башир, наш пленник, был не готов, – советник улыбнулся.

Аджит переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что они имеют в виду.

– Боги, думаешь, твои грешки кому-то интересны? – проговорил Жалимар. – Думаешь, гафиры, Ночной двор или Царь Царей спят и видят, как рассориться с Кругом?

– Наш друг имеет в виду, что мы решили не трогать дело, – заключил советник. – Пока не представилась возможность его использовать. Остальное ты знаешь: стоило упомянуть ученические медальоны и снять почти всю охрану, и вот ты здесь, в тенетах собственного наставника. Смешно, правда? Не пришлось даже беспокоить твоего Верховного. Он поставил ловушку, когда архив только создавали.

Мауз умолк, довольный собой.

– Зачем? Если вы решили не трогать…

– Ты невнимательно слушаешь, – елейно улыбнулся вельможа. – «Использовать», вот главное слово. Башир сар-Херед, дело в нем.

– Башир потомок древнего рода, в котором было три Верховных, – страстно заговорил целитель. – Он умудрился выжить в чистках и получил свой пост – только потому, что сам он простой смертный. Для магов он станет мучеником!

– За десять лет он палец о палец не ударил ради вас, – раздраженно ответил советник и повторил: – Ты молод и горяч, чародей. И опять не слушаешь. Никто не хочет лишней ссоры с магами. Это все равно что… задирать змея, чьи головы спят по всей стране. Разбуди одну – и проснутся остальные. Нет, – протянул он, – ваш Башир слишком любит золото, чтобы рисковать ради тех, к кому не принадлежит.

– Но вы боитесь, что маги поднимут его на щит. – Аджит покачал бы головой, если б мог.

– Послушай, ты… – Жалимар встал, но, очевидно, не нашел подходящего слова. Настал его черед подступить к чародею лицом к лицу. Маг видел, как под тканью маски играют желваки.

– Ты… слизняк, – спокойнее произнес гафир. – Ты смердишь ненавистью. Дышишь ею. Изрыгаешь с каждым словом.

– Есть за что…

– О да, вы – не те звери, у которых я был рабом. При них вы были шавками, а теперь чудовища мертвы, а вы отдуваетесь за них. Но и мы – не те, кто жгли ваши крепости! Люди сменились: при дворе, в храмах, среди гафиров. Но твой мир состоит только из вас, магов: исключительных, неповторимых, которые держали нас, как скотов… и нас, простых смертных. Вы так нас называете? Между собой?

Он отошел и, отвернувшись, закончил:

– Ты… жалок.

– Ты ошибаешься, Аджит, – спокойнее заговорил советник. – Ваш символ всего лишь продажный заговорщик. Заморское золото и мальчишка, которого в Нагáде назвали наследником свергнутых царей. Вот и все, что есть в этой истории. Никаких магов. Если его схватит Ночной двор, это всколыхнет всех прочих шпионов Нагады. Если его казнит Круг… по совершенно другому делу… – Мауз улыбнулся.

– Почему я должен вам верить?

– А ты не верь, если хочешь, – махнул пухлой рукой вельможа. – Только у тебя есть два пути. Первый… Ты даешь показания против шпиона. И мы казним вместо тебя простого каторжника, а ты получишь новое лицо. Второй… мы казним вместо простого каторжника тебя, а вместе с тобой – и твои замыслы.

– Негустой выбор.

– Какой есть. Ты можешь выбрать добрый костер в любой миг. В конце концов однажды ты уже отправился в мир иной. – Мауз потеребил нити жемчуга, обрамлявшие его лицо. – Думай. Мы оставим тебе время до утра.

Махнув рукой Жалимару, он поплыл к выходу. Уже проходя мимо Аджита, советник на мгновение остановился, впился в него взглядом заплывших глаз.

– Я немного завидую тебе, Аджит, – проговорил он. – Всего чуть-чуть, но все же. Что ты ни выберешь, в своих глазах ты останешься прав. Хотел бы я сказать то же о себе.

Ты ошибаешься, хотел сказать чародей, но так и не нашел сил разлепить губы.

К суду и казни его вывели минута в минуту. Гонг в храме владыки времени как раз заговорил, возвещая полдень, когда пленника вытолкнули навстречу солнцу – и смерти. «Могли бы и припоздать с судилищем», – подумал Аджит.

День выдался ясным и звонким, как всегда бывает после сезона дождей. В Священном Круге, где обитель вершит правосудие и провожает на костер усопших, собрались две или три дюжины зевак. Некоторые скучали, иные прятали взгляд, прочие же смотрели с неприкрытой ненавистью. Поначалу чародей оглядывался, интересуясь, кто как себя ведет. Не каждому дано увидеть свой последний час. Впрочем, он быстро потерял интерес и к этому.

Когда на мраморную трибуну поднялся первый свидетель, чародею стало тошно. Это было глупо. Это было пошло. Собрались все, кому он насолил: от одногодки, так и не ставшего учеником Верховного, до былого любовника Джамилы.

«Дыхание Бездны! Тебе-то я что сделал?» – хотелось крикнуть собрату-целителю.

Под синяками и запекшейся кровью каторжника было не узнать. Чародей отмерил порцию черного дурмана: работорговец выглядел так, как и должен выглядеть лишенный силы, доведенный до изнеможения маг.

Чародей уже отрешился от происходящего – когда на возвышение поднялась его любимая.

«Боги, девочка! Ты первая, кого я рад видеть!» Он подумал так – и осекся. Выступать в его защиту опасно. Должно быть, Джамила сама это поняла: чародейка шла прямо, точно несла на голове кувшин. Ковва с высоким воротом подчеркивала болезненную бледность ее смуглых скул.

«Пожалуйста, прокляни меня! – безмолвно молил Аджит. – Усир и Джахат, Великая Матерь и Шакал Пустыни… если есть в мире справедливость, пусть она меня ненавидит!»

– Меня зовут Джамила, – донеслось до него. – Джамила, ученица Хéнны, ученицы Чедда из линии Омéйи. Последние два года я была спутницей обвиняемого и пришла, чтобы…

Она говорила тише и тише, пока Аджит не перестал ее слышать. Чародейка сглотнула, бросила на каторжника взгляд, но тот не знал ее и был вконец одурманен. С подбородка пленника свисала ниточка слюны.

– …пришла, чтобы свидетельствовать против убийцы.

Милосердные владыки! Ему хотелось то ли петь им славу, то ли проклинать. Но лучше всего – напиться до бесчувствия.

– Теперь я стану еще больше тебе завидовать, – советник дернул за плетеный шнурок, свисавший рядом с рабочим креслом. В соседних комнатах зазвонил колокольчик. – Не просто уйти от наказания, но обрести свободу. Настоящую. Иди, куда хочешь. Делай, что хочешь. Я не могу себе такого позволить. Я думал…

Его излияния прервала служанка с полным подносом чашечек, кувшинов и прочей утвари.

– Ах, милая, как раз вовремя, – вельможа замахал ей рукой. – Ты не представляешь, какой там холод! Как я соскучился по доброму настою!

Словно подтверждая его слова, в окно ударил порыв ветра. Стекло задребезжало. За ним, в Районе Садов, деревья гнулись и клонились к земле, точно отвешивая поклоны.

– Ты обязательно должен попробовать! – не терпящим возражений тоном сказал Мауз. – Это последняя мода, пришла из Гллу Тхан. В следующем году вся столица будет пить горячие травяные настои, но ты уже скроешься в Рассветных королевствах, вместе с сестрой и племянником.

– Не знаю, дороги сейчас плохие, – неуверенно протянул Аджит.

– О, только не Золотой тракт! – отмахнулся советник. – Мне, знаешь ли, приходится за ним следить. Иначе торговля замирала бы в сезон дождей и сезон бурь.

Мауз орудовал заварочными приспособлениями ловко и так быстро, что умелый вор бы позавидовал. Впрочем, многим ли они отличаются, вор и вельможа? Взяв два шарика из тонкой серебряной проволоки, он наполнил их травами из расписных шкатулок, погрузил сферы в чаши с кипятком и накрыл крышками.

– Вот так. Теперь подождем десятую часть звона…

– Я… я не знаю, стоит ли ехать, – признался Аджит. – Уже неделю ломаю голову, но так и не решил.

– Брось! Что тебя держит, теперь-то?

– Не знаю, – честно признался маг. Голос Джамилы еще звучал в ушах, отдавался от стен, звенел над белым мрамором скамей. – Я правда не знаю. Когда сестра уезжала, я отговаривал ее… Говорил, мальчик забудет свой язык. Ей было все равно.

– Если твоя страна не придумала лучшего, чем запереть тебя… – Вельможа пожал плечами.

– Она так и сказала. Но я не уверен. Ваш друг гафир прав: во всем, что касается магов, слишком много ненависти. С обеих сторон. Я мог бы это изменить. Хотя бы попробовать.

– Ну-ну, – Мауз прищурил крохотные глазки. – Жалимар славный служака, но не стоит воспринимать его всерьез. Он действительно был рабом. Это… влияет на его суждения.

– А я пережил резню в обителях и заключение, и это влияет на мои суждения. Но мы и правда называем людей смертными.

Вельможа покрутил перстень, как делал всегда, отмеряя и взвешивая слова.

– Смотри, – наконец произнес он, – я говорил с Верховным. Кажется, он так рад, что согласился бы на любую сделку. Ты можешь остаться, но учти, что в Рассветных королевствах ты принесешь больше пользы. Мне нужен свой человек в Городах Грани, а твой Верховный хочет связаться с тамошними магами, через тебя. Здесь же… не забывай, что Аджит мертв, и хватает тех, кто повторил бы казнь, если б мог.

Чародей молчал.

– Но я обещал, что ты получишь новое лицо, – закончил Мауз, – и Верховный сделает его, если пожелаешь.

– Знаю, – вздохнул маг. – Наверное, это просто страхи. Так бывает перед большими переменами.

– Вот и славно. – Советник потер руки, согревая ладони, и приподнял крышечку, высвободив аромат трав. – Готово. Попробуй. Потом уже нескоро придется.

Увы, ни болтовня вельможи, ни даже ветер с моря не могли разогнать туч, что собрались на душе у мага. Они лишь сгустились, когда Аджит стал собираться в путь.

На кровати ждал кафтан царского гонца, а в конюшнях – лошадь. Чародей не был умелым наездником, но хороший конь сам несет седока, а плохие в конюшнях советника не водятся.

Аджит был вынужден признать, что обманулся в Маузе, и не один раз – дважды.

Сперва считая его лишь придворным, затем решив, что тому чужда благодарность. Даже после казни, покачиваясь в носилках, маг еще не верил. Это ничего не значило. Начальник тайной стражи получал ручного чародея, чья жизнь зависела лишь от него. Но эта поездка… пусть агентом Ночного двора, в чужой стране, пусть… толстяк его отпускал.

Это было непонятно. И необъяснимо ничем, кроме благодарности.

Маг поднял и встряхнул кафтан. Крепкая ткань, стеганая подкладка. В таком не холодно в сезон бурь, а в харчевнях отсюда и до границы для гонца найдутся еда и кров.

Чародею было особо нечего собирать: письменные принадлежности, пара книг, шкатулка с лекарственными травами. Совсем скоро он притворил дверь и спустился во двор.

Ночь встретила его порывом ветра, таким холодным, что захватывало дух. Аджит поежился, но вдохнул еще раз. И еще. Свобода не пахла ничем. Ни морем, ни привычной зеленью Района Садов, ни свежестью. Было холодно и промозгло.

По сути, свобода и была ничем. Он мог идти, куда хотел, но его не ждали нигде. Ни сестра в чужом городе – должно быть, она обустраивается на новом месте и живет только сыном. Ни в обители – разговоры о казни должны утихнуть, и маги вернулись к своей размеренной жизни. Ни в одном городе или доме Царства.

В конюшнях всхрапнула лошадь, словно напоминая о себе.

Свобода была пустой. Он не был к ней готов. Он никогда не знал ее. Он терялся в догадках, что с ней делать. Быть может, когда-нибудь его собратья будут свободны, и для них это будет в порядке вещей.