Текст книги "Сказки Безумного Леса"

СКАЗКИ БЕЗУМНОГО ЛЕСА.

Мой сон на правах пролога.

Однажды мне приснился сон, не скажу, чтобы странный, и не такие снились, но все же… Слишком он уж реалистичен был. До сих пор запах подземной плесени и сырости в носу чувствуется, да так, что чихать хочется. Где-то капли стучат о каменный пол, и их звон мелким эхом по пещере носится, а на нервы действует так, что просто не в сказке сказать, не пером описать. Сразу же вспомнился кран на кухне, и мысль о сантехнике тут же некстати всплыла – когда ж он зараза придет. А вообще обстановка торжественная. Пещера громадная, высокие своды в темноте теряются, везде белые сталактиты и сталагмиты, очень красиво подсвеченные. Приятный полумрак, видно, что здесь классный дизайнер хорошо постарался. Прям не пещера, а апартаменты графа Монтекристо или пещера из арабских сказок. Там тоже не дураки были под землей со всеми удобствами устраиваться. Вообще-то, надо признаться, что и звон капель был мелодичным, когда прислушался, то понял, то они какую-то мелодию выбивают. Как будто серебряные колокольцы тихую приятную музыку наигрывают.

Помню, что первым моим удивлением было то, что в пещере был сухой воздух, я еще подумал – это, наверное, мне с улицы показалось, что здесь сыро и мрачно. Оглянулся назад, нет ничего. Вернее черная-пречерная стена темноты, в ней какие-то искорки посверкивают, кажется, что что-то громадное движется и это бесформенное черное нечто вызывало очень неприятные чувства, тем более, что оно целеустремленно двигалось в мою сторону. Или мне это со сна так показалось.

Еще раз говорю, сон слишком уж живой.

Я еще подумал: н-да, откуда же меня черти принесли. И что-то мне туда возвращаться совсем неохота.

Куда я попал, в тот момент как-то не задумывался. Поживем – увидим. Во всяком случае, никакой опасности в тот момент я не почувствовал.

Посмотрел вперед, дорожка вперед прихотливо убегает, вьется среди пещерных наростов, но сбиться с нее невозможно: широкая, каменный пол отшлифован до блеска, да и освещена хорошо. Ну, делать нечего, надо идти вперед. Интересно же, что там, впереди, меня ожидает. Еще помню, успокаивал себя: это же сон, ничего с тобой здесь случиться не может. Просто вот сейчас возьму и проснусь, а вы такие загадочные, что хотите, то и делайте. Но решил не пока просыпаться, ведь хорошо знаю, что до утра далеко, а тут сон такой забавный приключился, не каждую ночь такое приснится. И очень интересно, что же дальше будет.

И пошел я по этой дорожке. Знать бы к чему она меня приведет, хоть и во сне, сразу бы проснулся. В общем, шел я, шел, еще не успели мне эти красоты надоесть, и даже не устал, как обхожу очередной толстенную колонну, а на меня золотистое свечение наползает. Неяркое, а так, облачное. Рассеивается этот золотой туман и вижу, что на меня смотрит гигантский змей. Хотя даже сначала не его размеры заметил, а то, что у него несколько зрачков в каждом глазе, и сам весь золотой, от головы до кончика хвоста. Хотя хвост появился немного позже. Длинным этот змей был. И такой мощью и спокойствием от него веет, что я себя забыл, растворился в этом потоке силы. Кого-то он мне напомнил, а кого, хоть просыпайся, не могу понять. Но то, что такую тварь я никогда не видел – это точно. Помню, еще подумал: начитаешься на ночь глядя всякой всячины, а она потом начинает в твоем собственном сне безобразничать.

Мы долго смотрели друг на друга. Не знаю уж, о чем этот странный змей там думал, а мне говорить с ним почему-то совсем расхотелось. Я был поражен громадными размерами золотого змея. С тихим шорохом, откуда-то из темной глубины пещеры, наконец, появился кончик его хвоста. Он положил на него свою большую плоскую голову и неотрывно продолжал смотреть на меня. Кажется, что я для него был прозрачен, как хрусталь, и это было весьма неприятно, ведь у каждого есть тайны и темные пятна, о которых совсем не хочется распространяться посторонним. И самому бы их забыть на веки вечные, но не получается. А он видел меня до самых темных и потаенных глубин моей собственной памяти. Я невольно поежился.

Неожиданно я услышал голос. Это я потом понял, что он у меня в голове раздавался, перекатывался среди мозговых извилин, а уши в тот момент ничего не слышали. Надо признаться, крайне неприятное ощущение. Во всяком случае, губы у этой змеюки не двигались.

– Так вот ты каков, мой избранник, – раздался даже не голос, а какое-то бормотание. Но надо сказать, громкое и отчетливое.

Вот тут я по-настоящему перепугался. Смысл слов был настолько многозначителен, что захотелось сразу же проснуться. Но, неимоверным усилием остатков воли, я подавил панику и спросил:

– Не понял, ты, что на мне жениться вздумал или в жертву хочешь принести. Так я категорически не согласен. Я буду жаловаться зеленым и в ООН.

– 

Твои слова для меня не понятны.

Тут змей повернул свою плоскую голову назад и вдруг громко крикнул куда-то вглубь пещеры:

– Эй, Смертный, поди-ка сюда.

Тут же появился высокий человек. Из-под темных густых бровей на меня взирало два пронзительно синих глаза. Длинные черные волосы с еле заметными седыми прядями падали на могучие плечи. Незнакомец был крепким, хорошо сложенным мужчиной; поражала его необыкновенно гордая осанка, казалось, что вместо позвоночника у него был вставлен лом, его мускулистые руки были сложены на груди. Голову охватывал узкий обруч, сделанный из чего-то золотисто-белого, в него был вделан искрящийся камень. В камнях я не разбираюсь, но он был большой и красивый, а на его гранях стремительно мелькали крохотные яркие радуги. Но, как нестранно, они не слепили и не раздражали своей яркой и наглой красотой, как у обычных драгоценных камней, а наоборот, успокаивали глаза. На камень было приятно смотреть, он притягивал взгляд, завораживал.

Я почему-то сразу подумал, что передо мной стоит бывший король, или император. И одет он был под стать королю: черные кожаные штаны были заправлены в черные же сапожки. На плечи был накинут плащ, тоже черный, ниспадавший до земли. Из-под него торчал меч в ножнах. Одним словом, зрелище было впечатляющее. Золотой Змей и бывший король, причем оба живут в хорошо благоустроенной пещере.

Змей с недоумением спросил:

– 

Ты это кого мне привел? Это, что и есть наш избранник?!

– Из того, что было, он лучший Великий, – ответил человек с легким поклоном.

– Обмельчал народец. Вот я помню, на заре юности этого мира были люди… – змей мечтательно закатил левый глаз, правый по-прежнему пристально, всеми четырьмя зрачками, смотрел на меня.

– Он справиться, – твердо ответил человек. – А если не сможет сделать этого, то, что ж, будем искать другого.

– У нас времени нет, другого искать. Слушай внимательно и запоминай Избранник. Я повторять не буду.

На этих словах я проснулся… а может чуть позже. Короче, о чем они меня там просили, не помню, главное не съели, не надругались и то ладно. Но, через несколько дней, у меня случился странный зуд. Неожиданно для себя самого, мне так захотелось взять, да, написать что-нибудь, оставить, так сказать, для потомков, что-то большое, прекрасное и вечное. Ну, хоть как-то наследить в истории, чтобы обо мне была вечная память. И так мне сильно это желание в душу запало, что все другие хотелки в тот момент напрочь исчезли, а если и не пропали до конца, то стали какими-то мелкими и незначительными. Долго я сопротивлялся этому позыву, как мог, боролся с внезапно возникшей страстью к писательству, но ничего не помогало. В конце концов, я все же смирился со странным желанием. И отчаянно отбросив в сторону все страхи и сомнения, я начал писать книгу. А про тот сон со временем совсем забыл, и оказывается совсем напрасно. Ничего так просто в этой жизни не бывает… и так просто не дается.

Самый Первый Тайный Разговор под Горой.

“– …

– А что дальше будет, Великий Бо…

– Тихо, тихо Смертный, не надо имен. А то здесь всякие летописцы, хронисты, борзописцы, журналисты… ах, да, эти еще не родились, хотя потом будут утверждать, что они самые древние и первые. Так, о чем это я… запутался тут с тобой… не надо меня отвлекать по пустякам… а, вспомнил, всякая подозрительная братия вокруг шляется. А потом свои жалкие и лживые измышления на камнях долбят. Уже всю гору исписали. Ну и что, что гора из желтого сланца сложена, так сразу всю дрянь увековечивать?! – Грохнул обиженный голос. – Хоть бы у меня каких пророчеств послушали, так нет, сами анализируют и предсказывают. Не верят мне, что ли?

– Так что будет дальше? Чем дело-то закончится?

– А дальше… А дальше все будет только повторяться. И последующие, только извратят сам смысл своего существования, который я задумал для них. А смысл их бытия забудется в веках и поколениях. И будут они искать забытые ответы на вечные вопросы. Не находить и оттого страшно мучиться.

– Так что делать?

– Все равно будем строить свой мир. Нравиться мне здесь. Столько много удобрений, палку сунь – сразу зацветет. Но для начала заведем здесь каждой твари по паре. Пускай живут и размножаются. Думаю, недели нам с тобой хватит, чего дракона за хвост тянуть.

– …

– А потом про этот, Первый Мир, забудут. Причем напрочь и наглухо. И для последующих поколений он станет красивой сказкой, несбывшейся легендой, которую матери и старики будут рассказывать своим непослушным детям. И по людской привычке всё извратят, что не успеют забыть.

– А почему этот Первый Мир станет сказкой?

– Уф, какой ты глупый и любопытный, Смертный! Да потому, что будет бардак в этом мире, да такой, какого еще не знали ни в одной части познанной и непознанной подзвездной Ойкумены. И чем дальше, тем больше. И когда лопнет мое терпение, тогда лопнет и ткань мироздания, и разлетится все к такой-то матери.

– Значит, наступает Предначальная Эпоха местных миров, Великий?

– Нет, Смертный. Наступает Великое Начало Конца. Вот его-то и засунем в это дерьмо.

– А почему так будет, Великий?

– Да потому что я так хочу!

……»

«Великие Изречения Великого Бормотуха».

«Из неопубликованного и недошедшего до наших дней. Скрижали дополненные и переработанные».

С чего все началось.

Или предсказания начались сбываться.

Этим прекрасным весенним утром ничто не предвещало тех странных событий, которые впоследствии потрясли Безумный Лес и его окрестности. Никто даже предположить не мог, что начали сбываться самые древние мрачные и смутные пророчества, которых, в царском хранилище, было много собрано. Кто и зачем начал собирать эту, никому не нужную, коллекцию, уже никто не помнил. Но весь большой пыльный и полутемный полуподвал под царским дворцом был полностью завален свитками, рукописями, какими-то дощечками, глиняными табличками, обточенными камнями, одним словом всем – на чем можно было долбить, царапать, карябать или писать свои мысли и наблюдения.

Но еще больше, по царству ходило устных рассказов. Их тихими зимними вечерами в кабаках рассказывали подвыпившие мужики, пугая друг друга. И чтоб совсем не впасть в ужас от различных пророчеств, предсказаний, предзнаменований они требовали себе еще по одной чарочке, да побольше – для храбрости. Ведь всем доподлинно известно, что Зеленый Змий самый страшный враг любого страха. Постепенно они доводили себя до состояния такой непомерной отваги и непобедимости, что казалось, могут все иноземные царства поколотить, и даже соседнюю улицу. Благо повод для нападения всегда найдется. Их жены тоже не отставали от них. Только они повествовали эти мрачные байки своим непослушным детям, доводя бедных до икоты и бессонницы.

Никто и никогда специально не изучал этих пророчеств, не искал тайный смысл, спрятанный в этих манускриптах. Впрочем, иногда, от скуки или от праздного любопытства какой-нибудь проезжий колдун тупо пролистывал толстенные фолианты, чихая от пыли, пытаясь найти что-нибудь интересное, или просто разглядывал красочные картинки. А если таковых не оказывалось, то небрежно откладывал книгу в сторону.

Все ученые были уверены, что раз эти предсказания не доказаны, то их не существует. С пеной у рта они утверждали: их сочинил какой-то пьяный монах или все это – бред сумасшедшего. Так зачем мы должны верить этому абсурду. Нет уж, вы докажите сначала, что все здесь верно, и хоть когда-нибудь сбудется. Вот тогда-то мы поверим и примем соответствующие меры.

Короче, никто не верил в пророчества. И тупо продолжали не верить, с полным безразличием взирая на появляющиеся предзнаменования. Да и кто мог их правильно истолковать, если во всем Царстве не было человека, или какой-другой чистой и нечистой силы, кто хотя бы полностью прочитал все пророчества, задумался и правильно истолковал. Поэтому никто не замечал странные совпадения, которых становилось все больше и больше. В царстве все жили по принципу: пока Бормотух не чихнет – никто не почешется. А Великий Бормотух все не чихал – то ли здоровьем его мама не обидела, то ли жил где-то далеко-далеко и его чих здесь было не слыхать.

Словом, Бормотух не чихал, а людишки, естественно, чихали на его предсказания. И на зловещие предзнаменования, которые вдруг стали появляться.

В царстве царила тишь да гладь и лесная благодать. Народ работал, Дума думала, Царь царствовал, дети бегали и смеялись, а их матери ругались между собой и с мужьями, когда они возвращались поздно вечером или ранним утром. Тут уж кто как мог.

В общем, все шло своим чередом, как и было, строго настрого, завещано предками, которые, как доподлинно известно, гораздо умнее своих непутевых детей. И уж плохого точно не присоветуют.

*      *      *

В то позднее утро Иван проснулся как обычно, с тяжелой головой и сухостью во рту. Мутным взглядом посмотрел на солнечный луч, проскользнувший в щелочку занавески и упавший ему на грудь, и вздохнул. Вздохнул тяжело, понимая, что Елена уже знает, чем он занимался всю ночь. И оправдания типа того, что «выполнял очередной царский наказ» – не пройдут.

«И откуда она все знает, – тяжело шевельнулась мысль. – Кажется все друзья надежные, проверенные не раз. А стоит засидеться в пивнушке, пообщаться как следует со старыми знакомыми, зайти к кому-нибудь на огонек – и все… Елена у же встречает около порога. И когда она спать ухитряется, – в очередной раз удивился Иван. – Вот узнаю, кто этот доброхот, все гляделки вырву, вместе с языком, и Карабасу отдам. Пускай их для куклы приспособит. А что, для кого-нибудь щелкунчика в самый раз подойдет, – вяло воодушевился Иван. – Пускай на сцене щелкает, чем по порядочным дворам шляться, и сплетни разносить».

Эти мысли посещали его частенько, почти каждое утро, но именно сегодня отчего-то они были уж очень мрачными. И тяжелыми. То ли действительно вчера слишком сильно поругался с Еленой, то ли опять что-нибудь в медовуху подсыпал проклятый кочмарь. Но как бы там ни было, своего добросовестного доносчика он искать пока не торопился, резонно рассудив, что рано или поздно тот как-нибудь все равно попадется.

Иван встал со старенького коврика, неуверенно держась за стену. Ноги были ватными и дрожали, потолок упрямо съезжал куда-то в сторону, несмотря на героические усилия Ивана удержать его в приличном положении, а пол был похож на палубу кораблика во время сильного шторма. Солнечный свет нестерпимо резал глаза. С большим трудом он подошел к большому, во весь рост зеркалу, внимательно посмотрел на отражение и содрогнулся. Чувство отвращение ко всему отраженному в стекле потрясло его до самого нутра. Ему стало совсем плохо, к бледности на лице добавилась легкая зелень, внутри что-то неприятно задрожало и напряглось. Казалось сердце бешено колотиться у самого горла, а желудок сжался в крохотный комок. Иван задышал часто-часто, нервно сглотнул и тихо пробормотал:

– А ведь все начиналось вчера так славно. Потом этот сказитель откуда-то взялся со своими чертовыми байками, совсем нас запугал. Пришлось храбрость свою восстанавливать. А вот что же потом было?.. Что-то не вспоминается. Но, кажется все цело, ничего не болит.

Он внимательно, насколько хватило сил и поворота негнущейся, отлежавшейся во время сна шеи, осмотрел себя.

– Немного мятый, но так, вроде ничего. Все цело, даже не грязный. Значит, вчера никуда не ходили. Вот и хорошо, вот и славненько. Значит, Елене нечего на меня дуться. – Сделал он радужные выводы. От этого на душе немного полегчало.

Кряхтя и покачиваясь, он вышел на крыльцо, осторожно спустился по высоким ступенькам и жадно припал к большой дубовой бочке с дождевой водой. Напившись и умывшись, он понял, что утро в самом разгаре. Солнышко не по-весеннему тепло пригревало, птицы пели в высоком синем небе, многочисленная домашняя живность весело и бездумно сновала по большому двору, что-то жуя, клюя, грызя. А также гавкая, хрюкая, кудахча, обсуждая какие-то свои животные дела и проблемы. Но в этой жуткой утренней какофонии звуков, – как показалось Ивану сначала, голова-то болела, и его ничего не радовало, – чего-то не хватало. Чего-то важного, необходимого и привычного.

Иван огляделся, Елены, его горячо любимой красавицы жены, нигде по близости не было видно и слышно. Оттягивая неприятный разговор, он, через весь двор, лениво пиная попадавшихся жирных куриц, побрел в конюшню. Его верный друг и товарищ по многочисленным приключениям грустно поднял морду от большого ведра с водой. Глаза печально посмотрели на Ивана. В них стояло такое страдание и глубокая тоска, что Иван невольно содрогнулся. Ему до слез стало жалко Коника.

– Что, дружище, плохо? – Он погладил Коника по мокрой морде. Зря я тебя вчера с собой взял. Но кто же знал, что этот чертов бард в кабак притащится.

– Да уж, страстей он вчера напел – жуть. До сих пор поджилки трясутся. – Ноги у коня действительно мелко-мелко дрожали. – Давненько я таких страстей не слушал.

– Пророчества Великого Бормотуха без специальной подготовки никто не может слушать. Кроме какого-то Смертного.

Друзья невольно поежились, вспоминая вчерашние пророчества, которые весь вечер гнусаво и фальшиво пел случайно зашедший сказитель. Коник опустил голову в ведро и шумно втянул в себя холодную воду. Потом поднял голову и спросил:

– А чем все-таки дело закончилось?

– Какое дело-то? С прогнозом или как домой добирались?

– Оба.

– Не помню, – честно признался Иван. – Но, кажется, ничего кроме головы не болит. Значит, посидели тихо, мирно. А предсказывать будущее, сам знаешь, дело неблагодарное.

– А жаль, что не помнишь. Интересные вещи он пел. Знать бы, что будет дальше…

– Сейчас сам попробую заглянуть в наше ближайшее будущее. Ну, во-первых мы сейчас…

На этих словах скрипнула входная дверь. Иван спиной почувствовал надвигающуюся опасность. Коник заворожено смотрел куда-то ему за спину, в больших влажных темных глазах метнулся испуг; потом он опустил морду, жесткая нечесаная грива закрыла глаза. В наступившей тишине в ведро с водой звонко падали капли с его морды. Казалось, в конюшне, застыл сам пыльный, прогретый солнцем и настоянный на травах, воздух. Иван осторожно, нехотя обернулся. В дверях стояла Елена. Яркий солнечный свет просвечивал насквозь легкий сарафан, четко прорисовывая великолепную фигуру. Что она держала в руках, Иван рассмотреть не мог, ослепленный этим зрелищем и солнцем, бьющим из-за ее спины. Его товарищ тихо и обречено вздохнул.

– Доброе утро. – Без тени ехидства или злости напевно протянула Елена. У нее был западный протяжный говор. – Как я вижу, друзья опять собрались вместе и пытаются предсказать свое будущее. Стой! Куда пошел?! – Она вдруг повысила голос. Это Коник, прикинувшись, как всегда в случае острой опасности, например, как сейчас, или крайней необходимости, бессловесной скотиной, трусливо попытался отойти в дальний угол конюшни. Она неторопливо продолжила, когда Коник покорно застыл над своим ведром.

– А ближайшее будущее у вас – самое мрачное. Сначала оба отправляетесь на огород пахать землю. Потом привезете воды во все бочки. И смотрите – про баню не забудьте. Потом надо привезти дров. Вот такое ваше светлое будущее на сегодня. А потом я вам напророчествую еще чего-нибудь столь же хорошего и приятного. Так что вы, болезные мои, не ломайте голов из-за таких пустяков, они все равно у вас сегодня ни на что не годятся.

Компания молча внимала мрачноватым предсказаниям Елены. Оба понимали, что с ней сейчас лучше не спорить. И сегодняшнюю их судьбу не изменить никакому колдуну. Эти пророчества должны обязательно сбыться.

– И учтите, никаких царских наказов, случайных встреч, вы меня понимаете, о чем я толкую, у вас не будет. И не вздыхайте так тяжело, – и неожиданно добавила. – Ну, ты то, ты то – конь, животное, с самим Гераклом общался, а туда же, по кабакам шляться. Тебе же нельзя.

– А что Геракл, он тоже человек, – пробормотал Коник в ведро с водой.

Иван, незаметно от Елены, толкнул его локтем. Сейчас спорить и возмущаться было крайне опасным. Коник еще ниже опустил голову, уткнувшись мордой прямо в воду и вздохнул, видимо, что-то вспоминая.

Ни Иван, ни Коник не обратили внимания, что вода в ведре вдруг стала очень спокойной, морщинки волн, пробегавшие по ней от дыхания коня и капель, стекавших с его морды, вдруг исчезли. Поверхность разгладилась и стала напоминать темное стекло. В глубине ведра стремительно мелькнули какие-то тени, очень похожие на худое лицо, внимательно смотрящее из воды. Тени мелькнули и также внезапно исчезли, а поверхность воды снова ожила, заволновалась. Но занятые своими горькими мыслями друзья не уловили этот краткий миг странноватого поведения воды.

– Итак, будущее ваше вам известно. Вопросы есть? – Спросила Елена, внимательно глядя на них.

Друзья дружно молчали, переминаясь с ноги на ногу и отводя глаза в сторону. Елена плавно развернулась и вышла из конюшни. Через минуту ее напевный голос раздавался с другого конца двора. Человек и конь с облегчением вздохнули.

– А что это у нее в руке было, такое черное, – задал риторический вопрос Коник. Иван промолчал. – Неужели опять тещин подарок из сундука вытащила. Быть беде.

На свадьбе Ивана с Еленой, ее мать подарила доченьке небольшую гибкую дубинку. Говорят, это оружие каких-то заморских копов. Синяков от нее не оставалось, но было очень больно. Это приданное очень пригодилось Елене в первый год семейной жизни. Владела она дубинкой мастерски. Но вот уже три года как тещин подарок лежал в сундуке, под горой всякого старого тряпья. Иван как-то хотел дубинку выкинуть, но потом передумал и спрятал ее туда.

– А ты говорил, что хорошо спрятал. Что теперь делать будем?

– Перво-наперво надо горло промочить, а то смотри какая жара во дворе. Вот только где взять?

– Посмотри под скирдой, кажется, вчера там что-то булькало.

Через полчаса друзья уже весело покидали двор. Им казалось, что сейчас для них любая работа по плечу. Они весело щурились на солнце, широко улыбались и вообще имели вполне довольный вид.

Конь весело тащил телегу, на которой гордо восседал Иван. Черные как смоль волосы были аккуратно расчесаны, их стягивал яркий хайратник. По лицу блуждала довольная улыбка, а глаза весело смотрели на начинающийся пригожий весенний день, на ранних прохожих. Он приветственно помахал рукой своим знакомым мужикам, озабоченно пересчитывающим стружку, мелкую местную денежку, хлопнул вожжами по крупу коня и покатил вдоль улицы.

Елена подозрительно посмотрела на них из окна, но ничего не сказала.

Казалось, все шло как обычно. И никто даже и подумать не мог, что Пророчества уже начали сбываться.

Пока наказанные пахали огород, возили воду из дальней реки, незаметно наступил вечер. В кабаках зажглись огни, с завистью посматривая на них, прислушиваясь, к начинающему набирать веселую силу, шуму голосов за их гостеприимными стенами, друзья только сглатывали слюну и грустно качали головами. Но делать было нечего, Еленины предсказания надо было выполнять в точности, и желательно в срок. К этому времени у них оставалось самое последнее задание, привезти дров. Этот наказ был самым сложным.

В вечернюю пору ни Иван, ни Коник, по своей воле, в лес бы не пошли. Не то что там было опасно, а так, зачем лишний раз искать приключений на свои головы. Их и в городе всегда хватало. Да и состоя на службе у Царя, они видели такое, что лишний раз вспоминать не хотелось. Правда, они всегда выходили из воды сухими, ну, или почти сухими. Но главное, что живыми и без значительного ущерба для внешнего здоровья. Так что опыт общения с лесной силой и нечистью у них имелся. А вот топать в такую даль, когда твои друзья уже пропустили по первой, такой вожделенной после дневной жары, кружке с медовухой и служка торопливо несет еще гроздь кружек с пенящимся напитком, ох, как не хотелось. А как им мечталось побыстрее оказаться в кругу друзей, медленно потягивать из большой глиняной кружки крепкий сладкий напиток. Вспомнить вчерашние события, да так, чтоб дружным хохотом задувало свечи на столе. В общем, все их помыслы сейчас были там, в душном кабаке, за широким столом, пока еще чистым, где под низким и прокопченным потолком висит древняя люстра. Кто ее принес и повесил, уже никто из завсегдатаев кабачка не помнил, но она была для них чем-то вроде талисмана, их небольшой, но ревниво и тщательно охраняемой тайны. Они так и говорили: «Посидим под люстрой. Качнем висюльками». Они свято верили, что непосвященные не поймут их намеков. Но жены мужиков уже давно догадывались о значении этой фразы, поэтому сразу начинали подозрительно спрашивать своих мужей о том, куда это они навострились на ночь глядя.

А что ждало Ивана с Коником в лесу? В лучшем случае вопли разной нечисти, грозные бормотания филина, да упругие ветви деревьев, которые почему-то ночью всегда становятся длинными и хлесткими. А то, бывало, начнешь сухостой какой-нибудь валить, а под ним Леший спрятался. Потом будет всю ночь донимать своими нудными рассказами о своем плохом житье-бытье. Уж лучше бы пугал, как и полагается лесной нечисти ночью. А в худшем… Нет, лучше не думать о таких встречах на ночь глядя. Лес славился своим непредсказуемым характером и странными встречами. Одним словом – Безумный Лес.

– Ну, что в лес пойдем, или как обычно? – На всякий случай спросил Коник.

Иван нерешительно остановился, внимательно оглядывая пустынную по ночному времени улицу. Вернее будет сказать – вечернему. После дневных забот и тревог народ разошелся кто по домам, а кто по кабакам и друзьям. Все были заняты ужином и поправкой здоровья, это кто не смог этого сделать днем. А иные счастливцы уже добавляли, с чувством превосходства поглядывали на невольных страдальцев. Это уже потом, за полночь, начнутся хождения по гостям или из гостей, когда хозяевам надоест честная развеселая компания и ее попросят выйти за порог, а ведь гулять еще ох как хочется. И вот уже по проторенной дорожке гуляки ныряли в заветные двери родных кабачков. А потом потянутся из кабака в кабак те, кому отказали в кредите, или за недостойное поведение намяли бока вышибалы или сами посетители. И уже за полночь начнутся поиски пропавших друзей или потерянных кошельков и вещей. А то и просто народ весело выходит на свежий воздух, чтоб беззаботно пройтись по улицам родного города с громкими песнями и лихими танцами, если ноги еще держат. Этим гулякам так же громко и беззлобно будут отзываться дворовые псы, для них хоть какое-то развлечение долгой ночью. И редко-редко мужики ходили улица на улицу или в другой какой кабачок, чтоб выяснить только им понятные отношения с такими же полуночниками. Это продолжается всю ночь, до первых петухов. А пока на улицах города было тихо и пустынно.

– В лесу сейчас темно, поди всякая нечисть уже повылазила. – Продолжал ныть конь. – Пока туда, обратно и ночь на сухую пройдет.

Они стояли на широкой и прямой улице перед царским подворьем. Называлась она Императорский проспект. Кто такие Императоры, уже никто не помнил. Старый дворцовый колдун и пьяница утверждал, что это что-то вроде царей, только поглавней будут. Но ему по привычке не верили. Потом этот колдун куда-то сгинул. Смысл слова «проспект» тоже затерялось где-то в глубине исторических эпох. Но к названию все привыкли, и поэтому никто не ломал голову, что бы это значило. Кроме вышеозначенного колдуна.

Императорский проспект пересекал весь город: одним концом упираясь в широкую реку, а другим – в деревянную стену, отгораживающую город от Безумного Леса. Все понимали, что это хлипкая защита от загадочного соседа, но укреплять стену никто не торопился, надеясь, что ничего страшного из его дебрей не вылезет. Проспект был центральной улицей города, и потому был замощен камнем, его время от времени ремонтировали, и по праздникам даже подметали.

Кроме Царя, вдоль Проспекта жили самые богатые и почитаемые горожане: бояре и купцы. Рядом с царским дворцом стояли высокие красивые дома придворных советников. Напротив дворца возвышался темной громадой замок воеводы Красноноса, его огораживал высокий каменный забор с железными воротами. Рядом с царским дворцом, по левую сторону, за ажурным железным заборчиком стоял красивый трехэтажный дом с вычурной колоннадой и балкончиками, высокими тонкими шпилями на крыше. Там жил со своим многочисленным семейством Железный Дровосек – казначей царского двора, главный банкир города, он же главный торговый советник. Вдоль проспекта стояло несколько респектабельных элитных трактиров для золотой боярской молодежи.

Но сейчас на проспекте никого не было, только перед царским дворцом, возле ворот, прохаживалось два стражника. Они с завистью смотрели на ярко освещенные окна караулки, откуда доносились радостные крики. Вдоль улицы кое-где горели фонари и факела. В основном они освещали входные двери трактиров, чтобы припозднившийся путник непременно заглянул на приветливый огонек.

Не доходя до дворца, Иван решительно повернул коня между заборами, и друзья нырнули в темень кривого и пустынного проулочка. Пыльная дорожка затейливо вилась между небольшими уютными домишками. Здесь уже шла совсем другая жизнь. В таких домиках селились ремесленники, приказчики из магазинов и прочий, неплохо зарабатывающий, но незнатный люд.

Городская голытьба и нищие, как могли, устраивались на самой окраине города, возле крепостных стен. И даже за ними, но это в основном те, кому терять уже было нечего и не убоявшиеся ночного Леса.

Стараясь не шуметь, поминутно озираясь, друзья добрались до длинной высокой стены, сколоченной из толстых, широких досок. Она занимала добрую часть проулочка. Это была задняя стенка царских сараев. Здесь было особенно тихо и безлюдно.

Иван внимательно оглядел улочку, ничего подозрительного не заметил и без лишних слов вытащил небольшой, специально припасенный для такого случая ломик. Засунул в знакомую щель и с тихим скрипом отодвинул несколько досок. Еще раз оглянулся и стал сноровисто вынимать из щели поленья. Через несколько минут телега наполнилась, он закрыл ее дерюжкой. Задвинул доски на место, придирчиво оглядел стену и, взяв Коника под уздцы, торопливо пошел к выходу. В противоположную сторону, с которой они пришли. Только отойдя подальше от царского дворца и поплутав на всякий случай по улицам города, он шумно выдохнул.