Текст книги "Сказки Безумного Леса"

А в театре «У Буратино», когда он Карабасом, бывшим хозяином вырядился, вырядился и плеткой семихвосткой щелкал, тоже сначала смешно было. А потом Пудель-Артем Баскервильским псом прикинулся и всю ночь его гонял по лесу. И именно тогда, панкующая Мальвина наградила его нехорошей болезнью, да еще и жене капнула. А разъяренный Долгоносик пригрозил повесить на крюк для кукол. Так что с ними со всеми он в расчете. Сейчас даже стали здороваться. А к Долгоносику он уже давно привык, тот постоянно ему чем-то и за что-то грозит, и потом долго не разговаривает. Хотя они по-прежнему, как ни странно, оставались хорошими друзьями. Нехорошие воспоминания закопошились в голове.

«Нет, не то. От них такой подлости не должно быть, – попытался успокоиться Иван. – Здесь кто-то другой расстарался».

– А запись в Кристалле класс, – злорадно продолжал Ворон. – Там вы все втроем, в коттеджике, при свете красного фонарика развлекаетесь.

Видя их замешательство, он продолжил издеваться пуще прежнего, гнусаво и фальшиво причитая:

–Бедная, бедная бабушка, стоило ей только уехать в командировку, а тут ты с конем завалился. И совратил несчастную, наивную девушку. Как же ей в глаза то людям после этого смотреть? – Потом по деловому добавил. – Кстати, копию, говорят, Илюше послали, чтоб посмотрел защитник бедных животных, что ты с собственным конем делаешь, а потом вы вместе с девушкой.

Друзья растеряно переглянулись, ведь ничего не было. Такой долгий путь проделали, да еще с похмелья и на голодный желудок, так что после скромного ужина, они быстро сомлели и спали всю ночь без задних ног.

– Колдовство какое-то. Спали как убитые. – Вытаращил глаза от такого поклепа конек.

– Ага. Веселое кино, надо сказать, получилось. Прямо «Ночь живых мертвецов». А это колдовство – монтаж называется. – Весело закаркал Ворон, приплясывая на камне.

Видя смятение Ивана, Коник решил помочь другу.

– Ладно, пожиратель падали, чего прилетел, настроение испортить. Так испортил, лети, досматривай свое кино.

– Горыныч велел присмотреть, чтоб вы дальше пошли, и не вздумали возвращаться домой. А про Кристалльчик, это я так, на всякий случай рассказал. А то приедете домой, а там такой конфуз вас ожидает. Вот и решил предупредить, чтобы потом не удивлялись, если скандальчик получиться. Ну ладно братцы, я дальше полетел. Некогда мне, заболтался я с вами. – Ворон посмотрел на каменный хлебец в кулаке Ивана, из которого уже начинала капать вода, на серую струйку под собой, уже начавшую высыхать на камне под весенним полуденным солнцем, и торопливо взмахнул крыльями.

Сам Горыныч в городе не любил бывать, постоянно жаловался, что там ему тесно и сразу же начинается клаустрофобия. Поэтому жил в Лесу, обосновавшись в горной пещере. Но за делами в городе зорко смотрел. Кто ему докладывал, доставалось тайной, но змей был в курсе всех событий и новостей. Зачем ему это было надо, никто даже не догадывался, тем более в людские дела он обычно не вмешивался.

За глаза его называли Герой или Герычем, но змей этих кличек не жаловал, и беспощадно наказывал наглеца, дерзнувшего его так обозвать. Обычно просто окатывал горячим дымом, или просто брал зарвавшегося человека в свою когтистую лапу и бросал куда подальше. Кому удалось побывать у него в гостях, с разочарованием в голосе рассказывали, что никакого злата и серебра у него в помине нет, но все же там было что-то необычное. Ивану как-то удалось там побывать и потом он долго пытался объяснить своим друзьям в Лесном Уделе, что же его так поразило.

– Ну, понимаете, пещера как пещера. Большая, теплая. Там даже стол и стулья есть, как я понимаю для гостей. Самому-то Гере это все ни к чему. Никаких сундуков я там не видел. Груд золота и украшений тоже. Единственная стоящая там вещь, так это подсвечник. Вот это настоящее произведение искусства! Здоровенный, весь из золота, камнями отделан, и такой ажурный, что кажется сильнее на него дунь и он сломается, или улетит. Хотя тяжеленный. Сам попробовал в руки взять.

Коник тут же его поддел:

– Что, Ванюшь, приглянулась вещица-то, так сразу захотелось в своем хозяйстве где-нибудь приспособить?

– Да ты что! Кто же у Горыныча воровать будет, он ведь долго разбираться не будет, съест и вся недолга. А подсвечник я только с трудом от стола и смог оторвать, такой он тяжелый. И свечей на нем видимо невидимо. В пещере очень светло.

– А девиц там не видел? Ведь говорят, что он очень охоч до молоденького женского тела. – Не унимался Коник, с жадным любопытством слушая Ивана. Почему-то Горыныч попросил Ивана не брать с собой его верного товарища. Причину не объяснил, а лишь плотоядно ухмыльнулся. Иван тут же все понял, но Конику ничего объяснять не стал.

– Так кто же до него не охоч, – расхохотался Жук. – Ты сам, поди, всегда кобылиц помоложе выбираешь.

– Девушек там не видел. – Признался Иван. – Хотя очень внимательно все оглядел. Так что все врут легенды. Бабы поди сами и придумали, что Гера любитель поживиться молоденькими девахами. Как очередная дуреха с заезжим гостем исчезнет из города, так они рады на него все грехи повесить. Нет, чтобы лучше за дочерьми следить. А вот ощущения там действительно странные, как будто легкость во всем теле, и думается так хорошо. Мысли всякие приятные. Наверное, не зря говорят, что Герыч магией потихоньку балуется.

Иван очнулся от воспоминаний и долго смотрел вслед улетающей птице, потом положил смятый хлебец в суму и тяжело взгромоздился на конька. Тот снова зашаркал копытами по дорожной пыли, сворачивая на право. Из-за кустов, им вслед, смотрело несколько пар налитых кровью глаз. Дорога снова стала мокрой, извилистой и скользкой. Но за ближайшим поворотом она снова высохла, хотя осталась такой же извилистой.

Солнце торопилось скрыться за лесом, когда друзья выехали к небольшой извилистой речушке с покатыми берегами. Дорога была знакомая, не первый раз по ней проходили, поэтому всегда здесь ночевали, вон и старое кострище, оставшееся с прошлого года, еще заметно, ржавые консервные банки под кустами валяются. Путники поужинали заморскими консервами из личного запаса Ивана, а то Царский двор совсем обнищал. Правда, злые языки утверждали, что подвалы под царскими палатами битком набиты разной вкусной и питательной снедью. Но, на этот гнусный навет, Главный Хранитель царской Сокровищницы официально заявлял, что это стратегический запас на случай войны. И его трогать нельзя ни при каких обстоятельствах, тем более его очень мало. А уж Ваньке тем более там ничего не обломиться, так что пускай свои заграничные харчи ест, которые он из-за границы мешками возит.

Иван и Коник сыто завалились в мягкую траву, молча смотрели в темное небо и ни о чем не думали. Тихо журчала речушка, таинственно шелестел Лес, потрескивал угасающий костерок. Где-то, вдалеке, зародился тихий шум, потом быстро перешел в рев и визг, и над их головами, чиркнув красными полосками по черному небу, пронеслась эскадрилья. Так же быстро шум стих.

– А говорили, ночные полеты запрещены, – проворчал Коник. – Ишь, небесные тихоходы, со скоростью звука летают. Это, что новые ПО-2?

– Нет, пикирующие ступы дальнего действия. Видать на Юсу полетели. А то они нам обещали показать маму Кузьмы, жуткое дело надо сказать. – Иван очень хорошо знал внешнюю политику, в отличие от внутренней, так как из загранкомандировок не вылазил. – Давай спать, дружище. А то завтра день будет тяжелый, опять мне тебя терять. Надоело.

А терялся Коник у Ивана частенько. У них даже свой бизнес был такой маленький. Иван продавал коня на базаре, а тот, потом, при первой возможности сбегал. А если не получалось, то валился на пол и прикидывался безнадежно больным или даже дохлым. То-то новые хозяева пугались. Они наивные думали, что он подцепил какую-нибудь заразную болезнь. Поэтому тайно и быстро оттаскивали куда-нибудь подальше в лес. А Конику только это и надо. Местные, правда, давно поняли их нехитрый трюк и только грозили друзьям кулаками или вилами завидя их на базаре, стоило им подойти к кмоу-нибудь. А вот всякие заморские колдуны и цари еще не поняли этот фокус, и поэтому, прослышав о чудесном коне, выросшем в самих Авгиевых конюшнях, предлагали Ивану очень выгодные сделки. И, по доброте душевной, друзья еще никому не отказывали.

А еще любил верный друг Ивана теряться возле кабаков. Зайдут, бывало, вместе в какой-нибудь придорожный кабачок, где их не знают или уже подзабыли. Хорошо посидят, медовухи выпьют, а потом всю ночь друг друга ищут. Только под утро и находят.

Путешествие продолжается.

Или все идет по неведомому плану.

Утро окрасило Лес нежным красным цветом. Эхо привычно разнесло над рекой и деревьями добрые утренние позывные и пожелания Коника этому царству, царю, ворону и так далее, насколько хватило терпения Ивана. Все-таки сказывалось воспитание Авгиевых конюшен, где конь провел молодость, да и влияние Геракла было заметным.

Низко-низко, над самыми верхушками деревьев, со свистом и визгом обратно пронеслась эскадрилья ступ. Иван задумчиво посмотрел им вслед.

– Не все вернулись. Видать жаркий был бой.

– Интересно, как там Юса поживает? После таких бомбардировок у них должен кризис разродиться. – Полюбопытствовал Конек.

– А у них всегда кризис. Что только они с ним не делают. И в трубочки сворачивают, и прошивают на десять рядов, и кулаком бьют, а ему хоть бы хны. Сейчас додумались крылышки к нему приделать, там очень надеются, что улетит куда-нибудь подальше.

– Как бы он к нам не прилетел, – забеспокоился Конек. – А то у нас своих проблем хватает, а тут еще кризис заморский свалиться. Да еще и крылышками. Тогда вообще не будет жизни.

– Не, через наши ПВО не прорвется. – Успокоил друга Иван. Потом, подумав, тяжело вздохнул и добавил. – А жизни у нас и так нет. Тяжело придется этому кризису, если забредет к нам, не выживет, бедолага. Ну, ладно, пошли, что ли дальше. Дорога сегодня длинная будет.

Через мелкую холодную речку перебрались вброд. Коник, поворчав для порядка, все же подставил спину другу. Выбравшись на крутой берег, они немного полюбовались весенними красотами Леса и излучины реки, и пошли дальше по кривой дорожке. День прошел без встреч и ненужных приключений. Это очень настораживало Ивана. Обычно, на этой дороге, сидел Соловей Разбойник, вон и будочка на высоком дереве среди толстых веток виднеется. А где же он сам? Непонятно. Кто же за дорогой следить будет. Если так дело пойдет, то все быстренько про правила движения забудут. Начнут низко на помелах летать, пьяным на конях да в “коробчонках” ездить.

– Обидно, Ванюш, – скосил глаз на седока конь. – Соловушки нет, а мы трезвые. Может, по этому поводу привал сделаем. Отдохнем. Ведь неизвестно, сколько еще ехать. Сам знаешь, какие пути-дорожки нас выбирают, все запутанные да кривые. На трезвую голову и не проедешь.

– Сам знаешь, на работе не пью. Да и откуда ты знаешь, что Соловей снова не спрятался где-нибудь за поворотом. От этого племени любых гадостей можно ждать.

– Это точно, схоронится в кустах за поворотом, а потом как выскочит, как выпрыгнет, да свистнет громко-прегромко и прощай твоя бедная головушка.

– А причем здесь моя голова-то? – Удивился Иван.

– Как это причем, штраф-то тебе платить. А твоя Елена семейный бюджет в своих слабеньких ручках крепенько держит. Это тебе не перед царской казной отчитываться. Спрос, сам знаешь, у Елены строгий, а расправа скорая и беспощадная. – Издевался Коник над Иваном.

Друзья грустно помолчали, вспоминая о своих прошлых подвигах.

В Лесу было по-весеннему тихо, только птицы пели в синем поднебесье. На чье-то пыхтенье в густых кустах и треск веток, они не обращали никакого внимания. Хотя Иван случайно заметил, как в листве мелькнули чьи-то красные глаза, внимательно подсматривающие за ними.

Под вечер, из кустов раздалось громкое пыхтение и пение, на мотив одного очень популярного заморского хита:

Черный кактус,

Что ж ты гнешься

Над моею головой

Медовухи не дождешься

Захлебнешься ты слюной…

Дорогу перешли пьяные, как всегда небритые, покрытые прошлогодней листвой и сосновыми иголками, ежики. Они качались, цеплялись колючками за траву и деревья. Смешно шевелили красными носиками, наверное, вынюхивая еще выпивку.

– Где-то рядом пивная,– обрадовано проговорил Коник. – Есть такая народная примета. Если пьяные ежики попадаются на дороге, быть к вечеру пьяным.

Ежики посмотрели мутными глазами на друзей и попытались свернуться в клубочки.

– Привет, самоходные кактусы, – весело заржал конек. – До трактира далеко?

Ежики только посмотрели на шутника. Потом презрительно запыхтели и скрылись в кустах. Оттуда раздалась еще одна песня:

Из тумана, на поляну,

Под высоку сень дубов,

Выползали расписные

Жутко пьяные ежи.

Над высокими густыми кустами, как обычно внезапно, поднялся туман и скрыл веселую колючую компанию из вида. Разудалая песня тоже заглохла в плотной голубоватой вате тумана.

– Где проходят ежики, там обязательно поднимается туман, – задумчиво проговорил Иван. – Интересно, почему так.

– Да ничего загадочного. Это же не простые ежики, а Туманные. Понимать надо разницу. Они когда выпьют, начинают лошадь в тумане искать. Найдут ее, столкнут с обрыва и пойдут спокойно спать. Это у них такой прикол. – Объяснил Коник. – Хорошо еще, что ты со мной рядом идешь, а то бы они меня быстренько с обрыва сбросили. Видел, как на меня смотрели эти рожи колючие?

– А я слыхал, что они только на столбы лазают, да по высоковольтным проводам ходят.

За разговорами незаметно выехали на большую поляну, а там чудо стоит, замок громадный, серый, неприветливый. Высоким каменным забором обнесенный. Сверху колючая проволока натянута. В бойницах зеркальная слюда поблескивает.

– Это кто ж такую махину построил. Месяц назад здесь проезжали, ничего не было. – Удивленно протянул Иван. – И кто там живет? Интересно.

– Ваня, здесь пахнет неприятностями. И притом, большими. – Тревожно пробормотал конек, раздувая ноздри и к чему-то принюхиваясь. Потом громко чихнул и замотал головой.

Дорожка вела к большим железным воротам. Над ними висел, криво прибитый, красный транспарант. Иван прищурил глаза, пытаясь прочитать в неверном свете заходящего солнца выцветшие бледно-желтые руны. Они оказались незнакомыми. Какой-то древний забытый язык. Наверное, еще сохранился из тех жутких времен, когда по лесу бродила Совесть и другие призраки, последыши жуткого Коммунизма. Тогда, говорят, было невероятное множество человеческих языков и диалектов.

– Этими рунами писали в древности, – проговорил Коник, задумчиво ковыряя копытом дорожную пыль.

– Знаю. Еще говорят, что тот, кто их прочитает и правильно поймет, что там написано, обязательно с ума сойдет. Уж, не от таких ли рун наш колдун рехнулся. Помнишь, он еще древней книгой хвастал, что в ней все ответы есть. Как же она называется?

– То ли «Сума», то ли «Кошелек», как-то так, что-то связанное с деньгами. А вспомнил: «Капитал».

– Здесь начертано: «Отдай долги, всяк сюда входящий». – Внезапно загрохотал голос. Друзья от неожиданности подпрыгнули. – Заходи, заходи, Иван. Поди, должок принес, а то я уже заждался.

Заскрипела незаметная калиточка, впуская друзей внутрь. Их встретил неприветливый охранник. Он был гладко выбрит, носил черные очки. Был одет в пятнистую зеленую куртку и штаны. Такой моды Иван еще не видел.

– Ванька, драпать надо! Это они, из древности. Точь-в-точь такой же в старом справочнике нарисован «Кто есть ху у Силовиков. Или о Силовиках: вредных, полезных и иных. А также методы борьбы с ними». – Запаниковал Коник.

Иван с тоской оглядел широкий двор. Он был залит асфальтом, нигде не было ни камушка, ни кустика. На время смирившись, им пришлось идти вслед за странным охранником. Когда они поднялись на высокое крыльцо, то даже не успели постучать, как тут же плотоядно скрипнула дверь, впуская их внутрь. Друзья оказались одни в огромном зале, охранник остался снаружи. Там стоял только один вращающийся мягкий трон на колесиках, обтянутый черной кожей, сделанный фирмой «Винигретти».

– Отдай долги, облегчи душу, и будешь спать спокойно. – Опять заорал голос. Его эхо долго бродило по пустому залу, звякая стеклянными висюльками на люстре, слепо тыкаясь в голые стены и прокуренный потолок.

– Какие долги, – непритворно изумился Иван. – Да и нету у меня денег. Я ж в командировке.

– Кто это здесь вякает. – Конику надоели непонятные наезды.

– С тобой не вякает, а разговаривает мудрый и ужасный Волшебник Изумрудного Доллара. И мое дело правое, так как на правой дороге стоим. – Продолжая вопить, понес околесицу голос. – И подчиняются мне все ясачные инспекторы. И инспекторы податей, и ваш главный Железный Дровосек, вы его еще царским казначеем кличете. Так что, скотина необразованная, молчи. Лучше бы копыта вытер.

– Значит, у тебя Закрома Родины находятся. А то мы уже все ноги стерли, ищущи их. Нас Царь за ними прислал. Говорит, что спер их какой-то злой дух. – Иван решил сам наехать на страшный голос, свято помня древнюю мудрость: «Кто дрейфит, тот гибнет». – Так что гони награбленное. А то в стране жрать нечего. Народец возмущается. Того и гляди, опять чего-нибудь учудит.

– Ты что, Ваня, белены объелся. Это ты должен долги Родине отдать. За границу сколько раз ездил, а, я спрашиваю? А где отчеты, что-то я до сих пор не вижу. А сделки с недвижимостью, а игра на тотализаторе? – Голос еще долго перечислял Ивановы левые и правые заработки. – Короче, я здесь подсчитал, должен ты мне Иван своего коня отдать. – И, помолчав, загадочно добавил. – В счет долгов и по взаимозачету.

От таких цифр и слов у Ивана закружилась голова. Он побледнел и непроизвольно зашарил рукой в поисках чего-нибудь метательного. Но в зале было пусто, а сума осталась во дворе. Предусмотрительный охранник их обыскал и отнял все опасные предметы. Даже крошки из кармана заставил вытряхнуть.

– А по бартеру не хочешь, – не выдержал Коник. – Мы сейчас вагон отгрузим и голубиной почтой вышлем.

– Нет, принимается только натура, – не понял шутки голос. – У меня заведение приличное и солидное. Принимаются только чеки: «Лес-экспресс», «Кредит-наезд» и «Ковер-эрлайнз». Мы свое реноме очень бережем. Ты, скотинка гривастая, даже не представляешь себе, на какой недосягаемой высоте находиться наша репутация, а какая она хрустально чистая, как родниковая вода.

– А кредитки «Меж Лесной кредитно-долговой ямы» не берете. Мы там почетные постояльцы, завсегда самое теплое местечко уступают. Можем и тебе посодействовать, так сказать, по старой памяти словечко замолвим, глядишь, и тебе место поближе к окошку найдется. А насчет репутации…, кстати, Ваня, это слово ругательное или как, можно сразу кастетом по этой самой репутации заехать, чтоб не чирикал здесь.

– Ты мне уши не заговаривай, иди в стойло. А репутацию можно только подмочить, скакунчик необразованный. А с Иваном у меня еще разговор есть.

– Эй, голосок, личико-то покажь, – продолжал издеваться Конек-Горбунок. – Мы на него сейчас макияж ложить будем. И заодно уж проверим кислотно-щелочной баланс твоих зубов.

Между тем Иван бочком-бочком продвигался вдоль стены, пытаясь определить, откуда исходит голос. И вдруг исчез за темными тяжелыми портьерами.

– Да уж, давно к «Вампир энд компани» обратиться надо, – закручинился голос. – А то пока учился, все зубы об гранит науки истер. А все из-за чего, что б вас, злостных неплательщиков выявлять! – Вдруг озлился голос, да так, что от эха начала осыпаться копоть с потолка.

– Апх-хчи. Апх-хчи. Ай я-я-яй, – вознеслись к потолку неприятные звуки. На середину зала выкатился человечек. – Только без рук. Насилие к человеку при исполнении служебных обязательств знаешь, к чему может привести, Иван? – Плаксивым голосом запричитал человечек.

– Будьте здоровы. – Растерялся Коник. – Ты кто?

– Я мудрый и ужасный Волшебник Изумрудного Доллара.

– Эх, жалко не взяли с собой справочник по «Силовикам», сразу же определили бы, к какому отряду Древних он относится. Там-то все подробно описано, как с кем бороться.

– Ничего, морды у всех одинаковы. И бьют по ним одинаково. – Зловеще произнес Иван, подходя к человечку. – Коник, мне очень кажется, что этот колдун хочет все же получить по своему наглому бартеру, и прямо сейчас.

– Правильно, Ваня. А чего откладывать, сейчас и сделаем все расчеты. Заодно и на репутацию помочимся, а то она у него пересохла, как я погляжу.

– Но, но, но! Только без рук! Терпеть не могу насилия к своей персоне.

Человечек взгромоздился на трон фирмы «Винигретти» и откинулся на спинку. Задумчиво покачался, повращался на троне. Поерзал, поудобнее устраиваясь, под ним скрипнула новая кожа. Потом закинул нога за ногу и взглянул на Ивана.

– Как я понимаю, должок ты возвращать не собираешься. И за сохранение моей конфедициальности потребуешь платы.

Друзья молчали, ошарашенные происходящим. Такой переход от таинственного, и даже в чем-то страшного голоса, к его странному владельцу был слишком неожиданным. Человечек был невысокого роста, упитанный, с лысеющей рыжей шевелюрой. Одет был в серый потертый пиджачишко с черными нарукавниками на локтях. На ногах штаны, с волдырями на коленях, стоптанные башмаки. Весь он был какой-то пыльный. На конопатом лице поблескивали мелкие капли чернил.

– Ну, что ж, – неправильно понял молчание пришельцев человечек, – обсудим дела наши скорбные. Может, и найдем общий консенсус. А для начала может чайку, с хрустящими палочками. – Заискивающе предложил человечек. – Недавно, в счет долга, целую корзину привезли. “Стикс” называется.

«Не пей Ваня из Стикса, – вдруг вспомнилось Ивану древнее предостережение. – Проклятая это река, и палочки, что там плавают, хуже палочек Коха и его денежной реформы».

Между тем человечек продолжал беседу, совершенно не обращая внимания, что его собеседники молчали.

– А потом я вам свою поэму прочитаю. Знаете ли, после трудов праведных, так хочется чего-нибудь возвышенного, для души. Вот послушайте:

Дебет, дебет,

Ты могуч,

Ты гоняешь стаи …

Тут друзья пришли в себя, и Коник нагло прервал излияния хозяина:

– Слушай, хлорофил заморский, сказано тебе, гони награбленное. Да пойдем мы, а то уже вечер на дворе. Дорога-то дальняя и очень опасная у нас. А по ночам всякой нечисти видимо невидимо, уж и не знаем как домой доберемся.

– Успокойтесь друзья мои, к чему такая спешка. – И рявкнул куда-то в даль, голос у него действительно был мощный. – Фараон, принеси-ка для моих друзей по креслу и чаек завари. Да погуще, заварки не жалей. Для них ничего не жалко. – И зачем-то добавил многозначительно. – Очень дорогие гости пожаловали.

– А еще я пишу повесть, прекраснее ее нет на свете, «Бюджет» называется. – Волшебник Изумрудного Доллара продолжал давить на психику друзей, видимо на что-то надеясь.

– Слышал, слышал про нее. Там еще, чем короче строчки, тем лучше. – Показал свою эрудицию Иван.

– Ну, положим не все строчки, друг мой. Далеко не все. Именно в длинноте этих божественных строчек кроется сакраментальный, тайный смысл. Можно сказать – смысл нашего бытия, и даже самого мироздания. Я каждый год по одной главе пишу. К сожалению, работа много времени и сил занимает.

Охранник прикатил два зальных креслица. Иван заметил, что фирма изготовитель похуже, чем у Волшебника, наверное «Чайна ширпотреб» или еще чего похуже «Дерибас контрабанда».

«А у самого-то кресло новое, вон, кожа скрипит еще. А у нас из кожи молодого дермантина. – подумал Иван. Но всякий случай решил не обижаться. – Врет гад, что бедный. Ну, ничего, мы тебе как-нибудь покажем, как в чужих кошелях руками елозить!».

– Всех посокращал, – ответил на невысказанный вопрос человечек. – Мы здесь ввели режим жесткой экономии. А то у всех инфляция. Ведь деньги имеют странное, прямо скажем, необъяснимое свойство – обесцениваться. Вот, с тех пор, как Великий Бормотух их придумал и вел в оборот, так они и не перестают обесцениваться. Знаешь, как про них написано в его «Великих Неопубликованных Скрижалях»?

Волшебник прикрыл глаза, поднял голову к закопченному потолку, лицо его приняло одухотворенный вид. Сразу и не подумаешь, что за ним могло скрываться такое великое чувство, и затянул нараспев, постепенно повышая голос:

– Эти кусочки вещественной материи будут благословением и проклятием для тех, кто их имеет. Они понесут семена раздора в этот мир. И мир содрогнется от ужаса и отвращения, от кризиса и сиквестра!!! – На этих словах Волшебник взвыл, да так, что у Ивана и Коника заложило уши, а с потолка снова посыпалась сажа, оседая на одежде и полу. В носу засвербило, захотелось чихнуть, но тут Волшебник Изумрудного Доллара снова продолжил декламацию, на этот раз постепенно снижая голос. – Денег никому и никогда не будет хватать. Их всегда будет мало. Они будут, словно вода, протекать сквозь пальцы. Они уподобятся Великому и Постоянному Времени, про которое все знают, что оно есть, но никто не может его ни поймать, ни остановить. И деньги будут все время дешеветь.

Человечек замолчал, тяжело вздохнул. Оглядел присуствующих очень грустным взглядом и продолжил декламацию, но совсем тихо и печально, словно делясь сокровенным:

– Пока они совсем не исчезнут. Не сгинут во тьме времен, реформ и перестроек. И тогда все в этом мире превратится в дым и вылетит в трубу.

На этих словах Фараон принес столик и чай. Все молчали, подавленные грядущими безрадостными перспективами и очередным дурным пророчеством. Нечто подобное Иван когда-то читал, но продолжение, за ненадобностью и неопределенностью пророчества, совсем забылось. Поэтому Иван тихо спросил, помешивая ложечкой в чашке:

– И, что, не одна валюта не выживет? Даже иноземная?

– Ни одна, Иван, ни одна. Конечно, им на смену что-то придет. Вот этими исследованиями я и занимаюсь. Пытаюсь предвидеть будущее и подготовиться к нему. – Глаза Волшебника стали подозрительно блестеть, он отвернулся и провел рукавом по лицу.

Иван попытался сгладить возникшую неловкость и перевести разговор в другое русло:

– А чем вы сейчас занимаетесь?

– Да практически ничем. Все страны дефолт нам объявляют, – и грустно показал рукой, согнутой в локте, древний неприличный жест, мол, какой дефолт ему объявили.

Он согнул руку в локте, потом подумал, что-то вспоминая, неуверенно сжал кулак, а на сгиб локтя положил ладонь ребром. Посмотрел на получившуюся фигуру и перевел вопросительный взгляд на друзей, мол, правильно ли.

– Вот такой дефолт нам все показывают. А мы тут ночи не спим, все думаем, как всем помочь, как от сиквестра спастись. А то он уже все строчки бюджетные съел. И еще хочет. Такой проглот, ужас. И откуда только взялся на нашу несчастную голову. Пытаемся с ним бороться, а нам дефолтом по больным мозолям. Вот такая нам благодарность от клиентов выходит. Обидно. Так что извини Иван, нету у меня ваших Закромов. У самого в подвалах пусто, – начал прибеднятся Волшебник.

Друзья молча смотрели на него, и он, приободренный их молчанием, прихлебывая чай, начал расспрашивать Ивана какая экономика у них в царстве.

– Рыночная или плановая? – задумался Иван над неожиданным вопросом.

– Стихийная, – буркнул Коник. Он очень устал и хотел спать, а эти непонятные заумные разговоры незаметно вгоняли его в дрему.

– Как это стихийная: – Удивленно поднял редкие брови Волшебник Изумрудного Доллара. – Поясни, будь добр. Столько лет занимаюсь экономиками, кажется, все про них знаю, а о такой даже не слышал.

– А вот так, – нагло зевнул конек, – стихийная. Как весна, начинается сплошная стихия: паводки, дожди, наводнения, заморозки, оттепели. А еще мужички за зиму изголодаются, сырых свежих овощей наедятся, у них естественно расстройство желудка начинается. Значит, работать никто не может. А осенью – там вообще битва с урожаем начинается. Никто не знает, что делать, особенно если хорошо уродиться. А если еще дождик, не дай Бог, пройдет, или морозец раньше времени ударит то все, сразу же протягиваем свою костлявую руку голода к соседям. А им куда деваться – помогают. А то мы сразу на них войной пойдем, а голодный солдат завсегда смелее сытого. Но, пожалуй, самая страшная наша из экономик, это думская стихия. Никогда не знаешь, куда они завтра повернуть вздумают. Мы даже на них ставки иногда делаем.

Задумался мудрец в кресле, причем всерьез и надолго. Он подпер пухлый подбородок кулаком и уставился в какие-то, одному ему видные, дали. Даже чернильные пятнышки задумчиво потускнели. Друзья уж успели весь чай выпить, печенье съесть и начали уже, было, задремывать, усталость все-таки брала свое, как неожиданно он начал бормотать:

– Налицо все признаки переходного этапа периода перехода в рыночную экономику с остаточными признаками плановой экономики.

И еще долго, что-то в том же духе. Коник слушал-слушал, потом не выдержал невнятного бормотания, которое его нервировало своей непонятностью и монотонностью, тихо подкрался и рявкнул в ухо:

– Беги дед, сиквестр с талоном пожаловали.

Волшебник аж подпрыгнул в кресле, оно покатилось на колесиках и чуть было не свалилось с постамента.

– Уф, напугал, – утер он холодный пот со лба. Подкатил трон к столику и, задумчиво глядя на Ивана, сказал:

– Ну что Иван, подпишешь свой декларационный свиток?– Откуда-то в руках у него появился толстый рулон розоватого пергамента. – Я уже здесь все заполнил. Видишь, какие красивые цифирки. Ты посмотри, посмотри внимательней, полюбуйся какая красота. И пергамент специально для тебя самый розовый подобрал. Вот здесь поставь свою подпись. И дело с концом.

– Пошли отсюда, Конек, а то мы засиделись. Спасибо за чай, за приятную беседу. Надо будет Царю доложить, что здесь за гостеприимная нечисть завелась. Заодно и про Закрома Родины не забыть рассказать, пускай своих молодцов пришлет разобраться.

Они поднялись и, громко топая по мраморному полу подкованными сапогами и неподкованными копытами, пошли к двери. Рывком ее открыли и захлопнули, да с такой силой, что зеркальная слюда в рамах задребезжала, грозя рассыпаться на мелкие кусочки. Из темноты двора с угрожающим видом вынырнул Фараон. Но его остановил мрачный взгляд друзей и подозрительные стойки, которые они приняли. Коник прижал уши к голове, оскалил крупные желтые зубы и чуть-чуть присел на задних ногах, передние копыта нервно пристукивали по асфальту дворика. Иван пригнул голову, сжал свои пудовые кулачищи и пристально смотрел в глаза охранника. Видимо ничего хорошего Фараон в глазах Ивана не увидел, потому что нерешительно застыл. Но потом, повинуясь своему долгу, двинулся вперед. Громкий голос Волшебника, донесшийся из-за двери, немного разрядил обстановку: