Текст книги "Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник)"

Он огляделся, но нигде поблизости не заметил хозяина исполинской паутины. Только обломки кладки и частично обвалившейся крыши, занесенные местами снегом, прорвавшимся через отверстие. Другого выхода, впрочем, тоже видно не было. Надо миновать паутину, – но как это сделать?

Тёмка вспомнил про нож, что прихватил в палатке. Украдкой, озираясь по сторонам, мальчик подошел к паутине и, размахнувшись, рубанул по серебристой нити. Дьявольская сеть оказалась не только удивительно упругой, но и настолько липкой, что оружие просто вырвало из рук, самого Тёмку отбросило назад, а паутина мелко-мелко с еле различимым звуком затрепетала, словно живая.

Тёмка резко вскочил, с ужасом наблюдая, как единственное средство обороны безобидной полосой металла повисло на искрящейся нити, которая призывала кого-то.

Тьма позади зашевелилась, неуверенно сначала, затем более энергично. Мальчик ощутил это скорее не по шуму, издаваемому чудовищем, а по легкому перемещению воздуха. Он резко развернулся, вглядываясь в темноту не залитого луной пространства, которое сразу за зевом колодца становилось непроницаемым. Некоторое время там угадывалось какое-то движение, словно один огромный кусок стены, разваливаясь на части, тем не менее снова собирается в нечто большое и опасное…

Тёмка попятился, не видя и не слыша ничего, кроме того ужаса, что сгущался во тьме напротив. Потом нечто огромное неожиданно выпрыгнуло из темноты, мальчик упал, быстро перебирая руками и ногами, рванулся в сторону.

Тем временем паук качнулся, стараясь удержать равновесие – одна из лап застряла в обломках обвалившейся крыши. А Тёмка увидел путь к спасению – полая металлическая колонна вела сквозь обвалившуюся стену наружу, минуя паутину, и отверстие в ней было настолько узким, что только ребенок и смог бы протиснуться.

Сзади раздался неприятный скрежет хитиновых пластин друг о друга: пауку удалось вытащить лапу. Тёмка обернулся как раз вовремя, чтобы схватить подвернувшийся под руку камень и метнуть в чудовище. Паук замер от такой наглости и защелкал хелицерами. Видимо, раньше жертвы не кидались в него, чем ни попадя, а смиренно падали в обморок или трепыхались в расставленных сетях.

Тёмке хватило нескольких секунд, чтобы юркнуть в полость колонны, по другую сторону которой виднелся освещенный луной фрагмент улицы. Чудовище заскрипело хитином еще громче, осознав, что добыча убегает, и бросилось вперед, однако монстр был слишком большим для полости, куда нырнул мальчик. Покрытая хитином лапа лишь слегка царапнула исчезающий внутри колонны ботинок.

 
«Ползи как уж по лужам…
Но только знай, в конце пути
Ждет холод дикий, стужа…»
 

Тёмка полз вперед к спасительному свету. В какой-то момент он остановился, чтобы отдышаться и вытереть лихорадочный пот. Холод напал на него сквозь старенький, дырявый в некоторых местах пуховик и столь же дряхлые штаны. Ладони обожгло инеем, а в лицо дохнуло стужей. Такого студеного сквозняка не было даже в туннелях метро. Но Тёмку меньше всего заботил сейчас вопрос, почему он не ощущал холода внутри помещения. Главное было – подальше и побыстрее убраться от жуткого монстра, который, пытаясь добраться до жертвы, где-то сзади кусал хелицерами колонну, отчего по округе разносился громкий скрежет.

Мальчик не заметил, как ползком преодолел метров десять по узкой трубе, которая так резко закончилась, что он вывалился наружу, прямо в жгуче-холодный снег.

Тёмка кое-как поднялся на ноги, пытаясь удержать равновесие в небольшом сугробе, и, стряхивая с себя снег, посмотрел по сторонам, пытаясь с ходу определить, куда уносить ноги.

Влево и вправо уходила не слишком широкая улица, образовывая вместе с разрушенными по бокам зданиями некое подобие заснеженного пустыря, раскинувшегося между построек. Чуть правее, в центре этой улицы, неясными очертаниями вырисовывалось причудливое строение, покореженное и покосившееся, вмерзшее в лед и наполовину занесенное снегом.

И мост… Мост? Прямо через улицу! Горбом перекинувшийся от одной цепочки зданий к другой.

Естественно, Тёмка не знал, что мост перекинут через реку, которая давным-давно покрылась льдом, а после – толстым слоем снега, который образовал огромные сугробы, скатами связывающие набережную с речной поверхностью. А бесформенная груда в центре пустыря – давно разграбленный, полуразрушенный кораблик. Простой прогулочный катер, вмерзший навеки в Неву…

Нет, конечно, Тёмка видел открытки с видами довоенного города, но то, что он наблюдал сейчас, разительно отличалось от изображений. Город со всеми его красотами, казалось, умер и похоронен навечно под снегом. Куда идти, в какую сторону? К сожалению, в стишке об этом не было ни слова. А говорилось вот что:

 
«Старайся след свой замести,
Будь скрытен и проворен…»
 

Как замести след? Чем? А главное, от кого?

Но в следующее мгновение стало ясно, от кого. Из строения, которое Тёмка покинул через полую металлическую колонну, раздались нарастающий скрип и шуршание хитина. Обернувшись, можно было увидеть, как из проема, оплетенного паутиной, выбиралось восьмилапое чудовище. Но Тёмка оборачиваться не стал. Ноги сами понесли его вперед, через заснеженную площадь к искореженному силуэту корабля. На инстинктивном уровне Тёма принял единственное верное в данном случае решение. В развалинах не спрячешься – слишком большие оконные и дверные проемы, – а на судне еще как-нибудь. Кроме того, ни мальчик, ни паук не подозревали о скрывающихся до поры до времени обитателях реки…

Тёмка уже вскарабкался на проржавевший остов корабля, ощущая спиной приближение мутанта, когда шуршание и скрежет ужасных ног по снегу перекрыл необычный треск. Мальчик обернулся и увидел, как огромный паук, словно споткнувшись, со всего маху завалился головой в снег. Он тут же подскочил, но сдвинуться с места уже не смог: две его лапы из восьми держали своими пастями странные белесые черви, высунувшие мохнатые тела из пробитых лунок. Паук пытался вырвать конечности, стряхивал присосавшихся охотников, но это не помогало. В конце концов, с треском ломаемого льда из реки вырвались еще четыре червя и захватили другие лапы страшной жертвы. После чего более мощный червь, выскочив из-под снега и вцепившись в голову паука, оторвал ее.

Затем охотники устроили пир или, лучше сказать, дележ добычи, раздирая ее своими широкими и полными зубов пастями. Тёмка понял, что, пока чудовища занимаются добычей, у него есть шанс уйти. Словно глаза открылись…

 
«Глаза откроются – беги,
Знай, путь твой заговорен…»
 

Мальчик перебежал по борту суденышка на другую сторону, перепрыгнул через леера, благо лодка вмерзла по самые борта, и что есть мочи припустил вдоль пустыря прочь от кошмарного пиршества, стараясь держаться как можно ближе к домам.

Наконец, после долгого плутания по безлюдным улицам ночного города, Тёмка остановился, чтобы отдышаться.

Теперь мальчик совершенно не знал, что делать. Тот пустырь, где погиб паук, остался где-то далеко позади, холод все глубже пробирался внутрь тела, а впереди развалины расступались, и полоска горизонта почему-то окрасилась в розовый цвет, постепенно усиливающийся и расплывающийся алым по светлеющему небу. От этого непонятного явления по спине бежали мурашки.

Сзади раздался рык. Грубый и злобный. Тёмка, вздрогнув, обернулся…

 
«Потом останется лишь страж,
Избегнуть постарайся встречи».
 

Очевидно, это он. Пасть еще шире, чем у червей. Торчащие во все стороны зубы вызывали невольное уважение к чудовищу. Страж был выше мальчика и похож на Лайму – облезлую станционную собаку, только гораздо, гораздо злее. Монстр уж точно не стремился облизать человеку руку или просить почесать загривок…

Недолго думая, Тёмка побежал. С утробным рычанием тварь тоже стремительно сорвалась с места. Гонка по ночному Питеру продолжилась. Хотя результат этого забега был и так всем ясен. И Тёмке, и уж тем более стражу, который нагонял жертву так же быстро, как кот нагоняет гусеницу…

Мальчик обо что-то споткнулся и плашмя грохнулся в снег. Без сил, он кое-как приподнялся на не слушающихся руках и развернулся к адскому псу, который почему-то еще не разорвал его на мелкие кусочки, хотя давно должен был. Чудовище стояло в каком-то метре от Тёмки и громко дышало. Потом псина распахнула пасть с множеством острых зубов и громко рыкнула. Тот зажмурился в ожидании смерти, но в этот миг…

– Боярд! А ну, прекрати! – раздался рядом тонкий детский голосок. – Ты страж или кто? Зачем пугать маленьких мальчиков? Тем более, когда им холодно.

Тёмка вздрогнул и широко раскрыл глаза, не в силах поверить своим ушам. Огромная псина смотрела влево, склонив голову и тихо поскуливая. Алиса же приближалась, аккуратно ставя ноги в снег и сердито грозя пальчиком псу.

– Забыл свои обязанности?

– Нет, юная леди, – на удивление тонюсеньким голоском промямлила псина, виновато поглядывая из-под спутанных лохматых бровей на девочку. – Я всего лишь хотел поиграть.

У Тёмки даже рот раскрылся от удивления и немого возражения. Мол, фига-се поиграть! Да так и помереть недолго, от таких-то игр!

– Иди, Боярд, – снисходительно махнула рукой девочка. – Как сменишься, обещаю, поиграем.

– Хорошо, госпожа, – пес слегка поклонился и, развернувшись, весело поскакал прочь.

Тёмка, не в силах поверить в говорящую собаку, все смотрел вслед, пока в себя его не привел голос девочки.

– Все страньше и страньше! Я его тут спасаю, а он в снегу сидит! – Она уперла руки в бока, а косички сердито запрыгали вокруг головы. – Ты вставать собираешься?

– Ленка! – крикнул Тёмка, будто только что увидел девочку. Потом потупился и поправился: – То есть – Алиса! Я нашел тебя!

– Да, сэр Артур, ты действительно нашел меня.

– Ты зачем сбежала? – обиженно насупился мальчик, поднимаясь и отряхивая с одежды снег.

– Извини, но я не сбегала, – тихо произнесла девочка. – Я… я просто умерла… – И она подняла серьезные, полные печали глаза на мальчика.

Тёмка опешил.

– Как это? Но… Там…

– Это правда, – девочка вздохнула. – Ты только не расстраивайся.

– Но…

И тогда Алиса взяла его под руку и потянула вперед. Туда, где расступались дома и распускающийся рассвет выхватывал из темноты дивный пейзаж. Ярко-зеленые деревья, на которых совсем не было снега. И огромные пестрые разноцветные цветы, и совсем не опасные порхающие бабочки, и поющие птицы…

– Ты нашел меня, Артур. Как и Страну Чудес. Мы ведь родственные души, понимаешь? А родственные души находят друг друга всегда и везде. Даже после смерти. Да. И не надо на меня так смотреть! Ты тоже умер, Артур. Тоже. Зато теперь мы вместе…

* * *

– Это я во всем виноват! – отец Тёмки схватился руками за голову и закрыл глаза.

– Не беспокойся, Петя, – комендант станции сидел напротив и нервно теребил край какой-то тетради. – Его уже ищут. И, я уверен, найдут. За пределы станции он выйти точно не мог. Где-нибудь здесь прячется. Не иначе.

– Мне бы твою уверенность, – проговорил отец Тёмки, закрыв руками глаза. – А если с ним случилось что? Тварь какая-нибудь с поверхности пробралась, веганцы в рабство…

– Успокойся! – сурово прервал его комендант. – Не у одного тебя горе!

– Извини, – Пётр быстро глянул на друга и замолчал, ожидая.

В дверь постучали, потом, не дожидаясь ответа, вошли. Это был немолодой уже старший группы, отправленной на поиски Артёма. Он молча прошел к столу и выложил на него две вещицы. Ржавую скобу и смятый листок.

– Мы нашли его, – тихо проговорил он. – В шахте у обвала. Врач сказал, что произошло смещение шейных позвонков вследствие удара при падении. В результате были защемлены шейные артерии, и кровь в достаточном количестве не поступала в мозг. Смерть не мучительная, но… Даже представить не могу, какие кошмары он мог видеть за то время, пока был без сознания… Это нашли у него в руках.

– Спасибо, – Андрей Викторович кивком отпустил старшего группы. – Это не твоя вина, Витя. Давно надо было заделать эту шахту, а я все… – Начальник замолчал, видя, как затряслись плечи у Тёмкиного отца. Пётр, не зная, как сдержать эмоции, рвущиеся наружу, закусил до крови губу.

Следовало помолчать. Андрей Викторович, не зная, чем занять свои руки, развернул и повертел в руках листок бумаги, что нашли в руке Артёма. Потом комендант протянул его отцу мальчика.

– Я думаю, они сейчас там, где и хотели… Где и жили все это время с Леной. В их мечтах.

На листке стоял на задних лапах Белый Кролик в пенсне и котелке, а на оборотной стороне рисунка рукой Лены-Алисы было написано:

 
«Я буду там, где мои грезы,
В стране, которую найти
Возможно только через слезы
И без обратного пути…»
 

Денис Дубровин
За закрытой дверью

Хруст снега под ногами. Сузившийся до крошечных размеров мир окутан молоком вырывающегося изо рта пара. Середина февраля, ночь, температура глубоко за минус тридцать. Старший лейтенант Лапин движется сквозь пухлые, воздушные сугробы, словно молодой кабан. Колючие равнодушные зрачки звезд смотрят вниз, на ломаные штрихи голых деревьев, на трех человек, режущих снежную целину в нескольких километрах от теплых желтых огоньков человеческого жилья.

– Далеко еще, товарищ лейтенант?

– Метров пятьсот осталось. И ты бы не болтал, а за Ильиным приглядывал. Места здесь такие, странные, хоть и от периметра недалеко, – Лапин обернулся, и в свете фонаря блеснули его глаза на бледном лице, обрамленном поседевшими от мороза «ушами» зимней шапки. – Нет-нет, да пропадет кто…

Словно подтверждая его слова, в глубине леса что-то звонко щелкнуло. Лейтенант замер, вслушиваясь, приподняв одно «ухо» шапки. Заиндевевший автомат не поднимал. Прошло несколько секунд, и Лапин, проворчав что-то о морозе и деревьях, сделал новый, звонко-хрустящий, шаг.

Еще минут десять брели не разговаривая. Наконец, луч лейтенантского фонаря прошелся по разрисованной стужей стене серого кирпича. Несколько метров вдоль нее – и группа остановилась перед дверью. Тяжелой, металлической, спрятавшей ржу под пушистой шубой серебристого инея. Лапин вновь обернулся, оглядывая свой немногочисленный отряд, и пнул холодное железо. И еще раз. Что-то заскрежетало с той стороны, и створка чуть приоткрылась. На снег упала косая полоса уютного желтого света, в лицо дохнуло теплом человеческого жилья.

Отряхиваясь, один за другим трое вошли внутрь. Старая вахта стояла уже собранная. Опытные, матерые разведчики. На лицах – шрамы, следы непростой их службы, в глазах – нетерпение, желание поскорее убраться отсюда, из уютного тепла в ночную стужу февраля. Иван, молодой стажер, стоящий ближе всех к лейтенанту, поежился, услышав его тяжелый вздох.

С глухим звяканьем встал на пол бидон с едой. Ваня стянул промерзшую шапку и огляделся, чувствуя, как неясный пока страх, рожденный слухами и рассказами, превращается в горький комок в груди, в тошноту, желание бежать отсюда не останавливаясь. Дед постоянно повторял одно и то же: «Назвался мужиком, изволь соответствовать».

– Смену привел, Лапин? В этот раз молодых? – И обращаясь уже к Ивану и его одногодке Андрею: – Не завидую я вам, мужики…

– Как там? – Ваня не сразу понял, что этот тихий голос принадлежит старшему лейтенанту Константину Лапину.

– Хреново, – немедленно откликнулся один из сменяющихся, спешно накидывая на плечи лямки рюкзака. – Еще хуже, чем раньше. Этой ночью кто-то стучал. Изнутри.

В тесной комнате повисло молчание. Шесть пар глаз сошлись на двери, расположенной точно напротив входной. Более массивная, крепкая, крашенная оранжевой краской, закрытая на запорный штурвал. Но Иван знал, что ее придется открывать. Ровно пять раз.

– Ладно, мужики, бывайте. Удачи вам. И это… держитесь, короче.

Сменившаяся тройка приоткрыла дверь и вышла на крыльцо. Замыкающий, двухметровый детина, бросил сочувствующий взгляд через плечо и захлопнул створку. Андрей, повинуясь лейтенантскому взгляду, рывком задвинул взвизгнувший засов и прислонился спиной к металлу. Поднял бледное лицо к потолку, глубоко и судорожно вдохнул. Постоял так какое-то время, не замечая, как снимает бушлат Лапин, прислоняет автомат к стене Иван. Открыл, наконец, глаза.

– Как же мне все это не нравится! Что тут творится, если даже эти трое едва досидели?

– Не ной, Андрюха. Всего лишь пять дней.

– Целых, Ван. Целых пять дней…

* * *

Мать предпочитала Ивану не рассказывать о Катастрофе, но в этом ее заменил дед Саша. Матерый деревенский мужик, прапорщик в вынужденной отставке, он никогда не страдал ненужными комплексами и сантиментами. От него-то маленький Ванька и узнал, что когда-то случилась большая война, результатом которой стала сгоревшая, отравленная и разлагающаяся планета. Жесткое излучение, ядерная зима, отравленные кислотные дожди. Последствия, рожденные атомной гордыней.

Мать Ивана дед вытащил из опрокинутого ударной волной рейсового автобуса, совсем рядом с Петербургом, усадил на броню и увез в расположение своей части. В это время за их спинами принимал смертельные удары погибающий мегаполис. Только потом пришел черед слез и истерик, жадных глотков воздуха, утробного хрипа, попыток сбежать в город, которого не стало. Но время – безжалостный и равнодушный циник с острым скальпелем в руках. И инструментом этим он профессионально отсекает прошлое.

Прошли годы, молодая девушка встретила своего мужчину и совсем скоро родила ему сына, которого назвали Иваном. После рождения дочери Ксении и второго сына – Даньки, погиб на охоте отец детей. И снова: слезы в подушку, прижатые к груди колени, всхлипы по ночам, дети, заботы, обыденность, дождь в жестяной подоконник.

Колония поселенцев прожила в расположении батальона недолго, вытесненная наступающей от Питера радиацией. Новой обителью уцелевших стала другая войсковая часть, расположенная рядом с поселком Лехтуси. Этот объект должен был сгореть одним из первых, предупредив страну о нападении, но противоракетный щит сумел уберечь небольшой кусочек Ленобласти. С местными договорились быстро. Долго не думали, погрузили пожитки в грузовики и переселились. Благо на новом месте имелась котельная, мощный дизель-генератор, питавший в прошлом «Воронеж-М», и даже свой собственный пункт ГСМ. Живи – не хочу.

Все бы хорошо, но куда же без ложки дегтя? Наряд в небольшом здании на окраине поселка. То ли бывший склад, то ли жилой фонд служащих части, уже и не вспомнишь. Два этажа выстуженных коридоров и темных, забытых всеми божествами закутков, соединенных лестничным пролетом. Проживать в этих неуютных помещениях никто не собирался, для этих целей имелась сама войсковая часть, обнесенная заново отстроенным забором. Ненужные площади пустовали и простаивали, но так как здание находилось на узком перешейке, перекрывая собой одну из лазеек к Лехтуси, было решено организовать там дежурство трех вахтенных с непривычным пятидневным распорядком.

Первое время дежурство «на отшибе» считалось местом теплым. Лежи себе на кровати, по ночам прогуливайся по пустым коридорам да поглядывай в окна. Это тебе не по окрестным лесам шастать или в минус тридцать на вышке бдеть. Но вот несколько лет назад поползли от этого заброшенного закутка странные, пугающие слухи. Начало было тихим и незаметным, словно убийца, крадущийся в темноте пустого коридора. Дежурные рассказывали о душных снах, непоследовательных в своем безумии кошмарах. Наутро – неподъемная, будто с похмелья, голова и измятая мокрая подушка. Постоянное выматывающее напряжение.

Потом сны исчезли, совсем, но стало только хуже. Страх из сновидений перебрался в помещения двухэтажки. Каждую ночь из-за запертой двери, ведущей на лестницу, раздавались шаги и шорохи, чье-то глухое бормотание, скрип несмазанных петель. Казалось, что мертвые обитатели все еще томятся в темноте, распахивают двери и бродят в тесном мраке, касаясь босыми ногами холодного линолеума. Однако стоило отпереть замки и осветить седой от инея коридор лучом фонаря, как все тревоги отступали и прятались по углам, а взору дежурных представали голые бетонные стены и серые двери.

Вахтенные рассказывали обо всем начальству, но неизменно натыкались на непробиваемую стену неверия и насмешек. А таящееся в коридорах неведомое вело свою игру и стихало, стоило кому-нибудь из руководства остаться в караулке на ночь. Единственное, чего удалось добиться измученным дежурным – небольшой, но мощный генератор, изрядный литраж солярки, право не выключать на ночь свет и дешевый китайский магнитофон, чтобы заглушить доносящиеся из-за двери звуки. Прошлой ночью нечто решило постучать, и, слава Богу, ему никто не открыл.

* * *

Три часа ночи. Пора. В раскрытом журнале, лежащем на столе, так и значится: «03.00. Проверка помещений». На всякий случай, чтобы знали, случись что. Руки слегка дрожат, и хочется пить, но это ничего, переживем. Лапин стоит впереди, рука его на штурвале, взгляд сверлит пол. Вслушивается. Кивок напарнику, – какой же у того затравленный взгляд… В полнейшей тишине лейтенант медленно открыл злосчастную дверь и первым шагнул вперед, ощупывая лучом фонаря крашеные зеленой краской стены.

Тихо и пусто, только слышен вой разыгравшейся к ночи пурги. Дверь с обратной стороны лишена запорного штурвала, лишь торчит небольшой четырехгранный штырь. Сухой, шелестящий шум сухого снега, похожий на потрескивание крыльев роя насекомых. Все спокойно, вот только отчего так противно на душе? Три человека медленно шли по коридору, останавливаясь, чтобы осветить внутренности комнат, пустующих вот уже два десятилетия. Оба этажа дублируют друг друга. Пройти по прямой – двадцать восемь метров, потом Т-образная развилка, в торцевой стене которой – узкое, забранное решеткой окно, за которым беснуется белый ветер и болтается ярко-желтый фонарь. Если на перекрестке повернуть и пройти еще десять-пятнадцать шагов, то снова будет поворот, а за ним опять – двадцативосьмиметровый коридор и бесконечный ряд дверей. В конце – тупик.

На весь обход должно было уйти минут десять-пятнадцать, но это не когда замираешь от малейшего шороха или скрипа. Лейтенант отправился на проверку первого этажа, двое же напарников, дойдя до развилки на втором, переглянулись и двинулись в разные стороны. Странный способ успокоить себя: здесь нет опасности и можно бесстрашно передвигаться поодиночке. Иван крался, ощупывая лучом стены и пол, тщательно прислушивался, периодически замирая. Вроде бы все спокойно, но не отпускает непонятная тревога, давит на подкорку. Новый поворот – унылая, зажатая зелеными стенами горизонтальная шахта теряется в темноте.

Ваня дошел до тупика, осветил последнюю комнату, вздохнул облегченно и двинулся в обратный путь. Фонарь моргнул и погас. Окружающие шорохи усилились, вдалеке раздался глухой хриплый кашель, по спине побежали мурашки. Нахлынуло чувство, что рядом есть некто, стоит, смотрит внимательно. Парень лихорадочно защелкал выключателем, отвинтил на ощупь крышку и вытряхнул на ладонь батарейки. Главное не паниковать, довоенная техника вообще часто подводит, еще бы: столько лет прошло. Наконец яркий луч прорезал обступивший мрак. Прямо в центре коридора висел мертвец. Темные круги вокруг век, обтянутые белой кожей ребра, сморщенные провалы на месте глаз. Уродливо вздувшуюся шею перехватывает блестящий подтаявшими каплями плетеный шнур. Из распахнутого рта торчит толстый древесный обломок, испачканный красным.

Висельник неожиданно распахнул глаза и вскинул руки, задергавшись на веревке. Иван отшатнулся, едва не упав. Фонарь выскользнул из взмокших ладоней, ударился с грохотом об пол, и свет вновь погас. Рухнув на колени, парень бросился нащупывать такой драгоценный сейчас прибор. Нашел, вцепился так, что пальцы заболели, вжал кнопку… Когда освещение вернулось, коридор был пуст.

* * *

«Ничего не было, просто показалось», – думал Ваня, пытаясь уснуть. Товарищам он не стал ничего рассказывать, но сердце до сих пор гулко бухало в груди, отдавая стуком в ушах. С каждым разом что-то, поселившееся в заброшенном здании, смелело, показывало себя. Прав был Андрюха. Целых пять суток.

Короткие дни, затесавшиеся между бесконечными ночами, просто терялись, становились незаметными, проходили стороной. В светлое время дежурные отсыпались, в нарушение распорядка, разговаривали, читали. Иногда выходили на улицу на обход здания. Старались избегать обсуждения той чертовщины, что дремала сейчас за рыжей дверью. И в мыслях каждый был сам по себе, со своими проблемами, родными и близкими. Только в одном сходились их размышления, и это читалась во взглядах, которые иногда пересекались: все они страшились ночи, но, тем не менее, ждали, когда она наступит. Так же неестественно жадно приговоренный ждет команды «огонь», стоя с завязанными глазами перед расстрельной командой.

Новая ночь. Проводка в здании давно сгнила и не выдерживала даже малейшей нагрузки. Единственная попытка включить свет закончилась едким дымом, стелющимся по линолеуму пола, и стойким запахом горелой резины, надолго поселившимся в караулке. Поэтому бледно-желтый луч навязчиво елозит по стенам, дергаясь вперед и назад. И снова перекресток, взгляд глаза в глаза, короткий кивок: «расходимся». Не прошло и секунды, как из-за спины отвернувшегося Ивана послышался свистящий хрип его напарника:

– Ван! Там… на потолке что-то… шевелится.

Больше никаких проволочек. Ваня рывком обернулся, вскинув электрический луч вверх. Что-то непонятное, текучее, копошащееся. Бесконечные длинные отростки, рваное косматое нечто. И не поймешь, волосы это или щупальца. Скорее, первое. Масса дрожала, колыхалась, а рядом стоял бледный до синевы Андрюха и лихорадочно дергал затвор автомата, забыв, что оружие на предохранителе. Длинные пряди потянулись вниз, коснулись пола, послышалось тихое шипение.

– Товарищ лейтенант! Сюда!

Хватит медлить! Иван отпустил фонарь, повисший на ремешке, вскинул автомат, одновременно щелкая переводчиком огня и досылая патрон. Готово, теперь подхватить фонарик, прижать его к цевью, осветить цель! Потолок был пуст. Последние волоски на глазах обомлевшего дежурного втянулись в трещины стены. Только пряталась в углах тишина, разбавленная шорохом снежной крупы в замерзшее стекло.

* * *

Следующим утром Андрей обнаружил следы на свежевыпавшем снегу. Вьюга, наконец, стихла, и на небосклон вскарабкалось еще неуверенное в себе солнышко. Глядя на то, как искрят и переливаются на свету белоснежные горы сугробов, совершенно не верилось, что совсем рядом, буквально через стену, дремлет что-то жуткое и гнилое. И теперь это что-то решило напомнить о себе днем.

Аккуратная цепочка отпечатков узких ступней начиналась метрах в десяти от двери и обрывалась прямо перед порогом. Словно нечто соткалось из воздуха и подошло поближе, чтобы услышать… Что? Ваня старательно отгонял от себя фразу «наши крики».

К новому выходу дежурная группа тщательно подготовилась. Фонари прикрутили к автоматам изолентой, проверив нехитрую электрику и зарядив аккумуляторы по максимуму. По пустому коридору двигались вдоль стен, страхуя друг друга, готовые в любой момент открыть стрельбу. Обманчивой тишине доверия больше не было. Сегодня за дверью слышались чьи-то шаркающие шаги, хныканье и тоскливые вздохи.

Вместе дошли до перекрестка, так же, не расставаясь, проверили сначала один тупик, затем второй. Мертвое здание просыпаться не желало, хранило загадочное молчание. Что бы ни ползало вчера по потолку, сегодня оно показываться не собиралось. Настроение поднималось медленно и неохотно, но с каждой минутой все уверенней. Уже почти успокоившись, два стажера с командиром вернулись в центральный коридор.

До выхода оставалось всего несколько шагов, когда из темной глубины послышалось задорное хихиканье и чей-то быстрый топоток. Лапин подтолкнул стажеров к приоткрытой двери, сам же замер, прижавшись щекой к холодному автоматному прикладу.

– Быстро в караулку, – прошипел он едва слышно.

Ваня почувствовал, как напарник настойчиво тянет его за рукав к заветной вертикальной щели в стене сплошного мрака, откуда сочится мягкий желтый свет и такой родной запах солярки. Не отрывая взгляда от светового пятна, рожденного лейтенантским фонарем, парень попятился. Вновь хихиканье, и что-то похожее на напев странной мелодии, неестественно изломанной, неприятной и непривычной слуху. Звяканье металла – и под ноги Константину выкатилась мятая консервная банка. И голос. Визгливый и очень высокий, тянущий одну плаксиво-жалобную ноту:

– Выпусти меня отсюда. Здесь очень холодно.

Чьи-то сильные руки рванули Ивана за воротник, и только влетая спиной вперед в караулку, он понял, что это сделал Андрюха. Лапин, не дожидаясь развития событий, вихрем ворвался в натопленное помещение, навалился массивным своим телом на тяжелую створку двери, толкнул ее, отрезая людей от того зла, которое звало их.

Гулкий лязг металла, режущий уши визг – это запорный штурвальчик совершил в один миг полный оборот, – стук штифтов и тишина. Безопасность. Вот только в долю секунды, пока дверь закрывалась, Иван успел увидеть безумно-голодный, жадный взгляд и тщедушное детское тело. Мальчишка, невероятно худой, лет двенадцати, улыбался, глядя парню в глаза. Его подбородок и руки были измазаны багрово-красным, и Ваня мог поклясться в тот миг, что это было не варенье…

* * *

Утром на стекле, покрытом узором замерзшей влаги, обнаружились отпечатки ладоней. Ровно три штуки. Кто мог оставить их? Ответ один: тот же, кто вчера топтался под дверью. Лапин лично еще раз обошел здание по периметру, но никаких следов не обнаружил. Приближалась четвертая ночь.

Ваня жевал, не чувствуя вкуса пищи. К гнетущему ожиданию, сочащемуся из-за запертой рыжей двери, прибавилась тревога, пришедшая извне. Мало им этой душегубки с гадостью, что дремлет сейчас за стеной. Теперь кто-то или что-то бродит снаружи, принюхивается, ждет, пока караульная группа двинется в обратный путь.

– Товарищ лейтенант, – подал голос Андрюха. – Слушайте, а может, ну его… Не пойдем сегодня? Кто ж нас проверит?

– Я проверю. – Лапин оторвал от опустевшей миски взгляд голубых глаз, в которых неожиданно загорелось что-то незнакомое: жесткое и очень-очень холодное. – Но дело тут не в проверках. Мы получили задание. Днем отслеживаем Диких, ночью обходим здание с целью обнаружения их же следов. И так пять дней, пока не прибудет смена. Соображаешь?

– Так точно, но…

– И то, что там поселилось, – взмах руки в сторону опостылевшей двери, – помешать выполнению этого задания не должно. Еще вопросы есть?

– Никак нет.

Весь оставшийся день готовились к предстоящему выходу. Отыскали тросик, которым решили закрепить дверь в открытом положении. Приготовили пару факелов, не полагаясь больше на электричество. Смастерили гирлянду из лампочек на длинном проводе – запитать ее из караулки и протянуть по коридору. Словом, сделали все возможное, чтобы встретить враждебную темноту в полной боевой готовности. Эти приготовления подробнейше описали в вахтенном журнале, указав все возможные мелочи. Иван сам не заметил, как страх сменился какой-то злой решимостью. Слова лейтенанта были тому причиной или близящееся завершение дежурства, стажер и сам не знал.