Текст книги "Я никого не хотел убивать"

Глава 5

Инна Алексеевна вышла в цветастом кимоно. На шее красовался шарфик из такого же материала. Ресницы и брови подведены чёрной тушью, в тон коротко остриженных волос. На их фоне глаза орехового цвета, имеющие золотистый оттенок, казались выразительными и броскими, но тем самым отвлекали внимание от приплюснутого утиного носика.

– Насколько смею судить, мужчин в вашей квартире нет? – произнёс я, прилагая усилия, чтобы мой голос не прозвучал слишком мягко.

Я уже всерьёз начал тешить надежду собственной выгоды при обмене их просторной коммунальной квартиры на менее равноценную. Если с представителями сильной половины человечества в этом вопросе могли возникнуть проблемы, то обмануть доверчивых женщин для меня не составило бы особого труда.

– Иван Никанорыч был единственным мужчиной в нашем обществе, – вступила в разговор Инна Алексеевна. – Будь у него не столь скверный характер, он бы у нас как сыр в масле катался.

Это было высказано с таким серьёзным видом, и с такой вызывающей откровенностью, что я не мог усомниться в искренности её слов.

– Говорить о нём в прошедшем времени пока рано, – резонно подметил я.

– Так ведь запах… – на мгновение оторопев, возразила Безымянная.

Она как-то странно посмотрела на меня.

– О чём вы только что подумали? – напрямую спросил я. – Любая кажущаяся мелочь может оказаться очень важной…

– У нашего соседа был хорошо откормленный котик, – растянуто пояснила Инна Алексеевна.

– Почему был? – запротестовала Лихачёва. – Этот наглый зверёныш до сих пор сидит взаперти в его комнате.

– Обычно, когда Иван Никанорыч забывал его покормить, кот жалобно мяукал, а теперь его не слышно. Вот я и подумала: а что если…

– Ничего с ним не случилось! – возмущённо заявила Лихачёва. – Я и сейчас слышу его мурлыканье…

Я напряг слух, но ровным счётом ничего не обнаружил. За дверью воцарилась гнетущая тишина. Однако излишняя уверенность Татьяны навела меня на мысль о том, что она имеет доступ в комнату Ивана Никаноровича, и точно знает, по какой причине оттуда исходит зловонный запах.

– Пожалуйста, успокойтесь! – попросил я, не позволив женщинам поссориться из-за такого пустяка. – Не стану досконально объяснять, чтобы не шокировать вас обеих жуткими подробностями, но можете не сомневаться: в комнате Ивана Никаноровича сейчас однозначно находится разлагающийся труп взрослого человека, а не какого-то мелкого животного.

– Может, там женщина? – предположила Лихачёва.

В этот раз я отчётливо заметил её смятение. Она вновь говорила не о том, о чём думала.

– Когда придёт участковый, войдём в комнату и во всём разберёмся, – сказал я, стараясь преждевременно не задавать наводящих вопросов, опасаясь тем самым поставить в неловкое положение.

«Если хотят что-то скрыть, пусть скрывают! – подумал я. – Всё равно, рано или поздно, всё тайное становится явным…»

Видимо, на моём лице отразилась такая горькая озабоченность, что Татьяна невольно решила прийти мне на помощь.

– Могу позвать жильцов из другой квартиры, – предложила она.

– Пока нет такой необходимости.

– Там, вместе с жёнами, проживают их законные мужья…

Мне пришлось предпринять некоторые усилия, чтобы не рассмеяться.

– А что, мужья могут быть и незаконными? – ради того, чтобы хоть немного снять возникшую напряжённость, полюбопытствовал я.

– Сейчас многие современные люди предпочитают жить в гражданском браке, – слишком серьёзно восприняв мой вопрос, ответила Лихачёва.

– Пожалуй, сможем решить возникшую проблему без их участия! – отмахнулся я.

– Если вы, Павел Николаевич, считаете, что нашего присутствия недостаточно…

Она обратилась ко мне по имени и отчеству с определённой целью: возвысить мою значимость в глазах соседки. Я решил отплатить ей той же монетой.

– Нет, Татьяна Зиновьевна, так не считал и не считаю! – заявил я категоричным тоном, и более мягко уточнил:

– Если при наличии трупа Ивана Никаноровича вы обе осмелитесь войти в комнату и согласитесь его опознать, тогда мы с вами обойдёмся без посторонних мужчин.

Словно по команде, переглянувшись, между собой, очаровательные представительницы прекраснейшей половины человечества в знак согласия утвердительно кивнули своими милыми головками.

– Вот и договорились! – удовлетворённо произнёс я. – А теперь расскажите мне более подробно о вашем соседе.

Они вновь переглянулись.

– Что о нём рассказать? – недоумённо переспросили женщины.

– Мне необходимо иметь о нём наиболее ясное представление, – глубокомысленно пояснил я. – Меня интересует буквально всё.

– Он отпетый негодяй, каких свет не видывал! – взвинчено заявила Лихачёва. – Если действительно умер, то ни грамма не жалко. Туда ему и дорога…

Меня поразило её дерзкое высказывание.

– Характер у него скверный, неуживчивый. Слишком пакостный и злопамятный человек! – без тени смущения добавила Безымянная.

В загадочной глубине её глаз таилось что-то опасное и предупреждающее.

Я широко развёл руками:

– Вас обеих послушать, так он вообще деспот! – вступился я за Ивана Никаноровича, не столько ради справедливости, как из-за элементарной мужской солидарности.

– А он и есть деспот! – запальчиво продолжила Инна Алексеевна. – Постоянно ходит как сыч надутый. Вечно чем-то недоволен…

Не только по интонации голоса, но и по одному их взгляду я понял, что обе женщины его недолюбливали, и при первой же возможности были готовы смешать с дерьмом.

– Наверное, часто пьёт и буянит? – не ради личного интереса, а скорее для проформы, полюбопытствовал я.

– Слишком мягко сказано, – взвинченно проговорила Инна Алексеевна. – Он никогда не бывает трезвым. Напьётся, глазищи вытаращит и ничего не соображает.

Она перевела взгляд на Лихачёву и попросила:

– Подтверди, соседушка. Я ведь права?

– А кто в этом сомневается? – парировала Татьяна – Пьёт беспробудно, но, что самое интересное, всегда при деньгах.

– Много денег? – некорректно, но с определённой заинтересованностью спросил я, учитывая, что для кого-то сто рублей огромная сумма, а для кого и миллиард долларов ничего не значит.

– Нам с вами такие не снились! – почти в один голос ответили женщины.

– Где работает?

– В том-то и дело, что нигде…

– Так не бывает, – возразил я. – Если человек совершенно ничего не делает, то никаких денег у него быть не может. Даже самые опустившиеся бродяги, живущие в подвалах, встают рано утром и ради скудного пропитания роются в мусорных баках.

– Наш сосед не такой, – опять высказалась Инна Алексеевна. – Всегда опрятно одет, да и пьёт только марочные вина или дорогой коньяк. В крайнем случае, водку, но, опять-таки, очень дорогую.

– В таком случае, если Иван Никанорович, как вы обе только что заявили, имеет солидный доход, то значит, он всё-таки непременно где-то и чем-то занимается, – резонно подметил я.

– Целыми сутками околачивается на железнодорожном вокзале, – сказала Лихачёва.

– Наверняка не ради того, чтобы украсть чемодан у зазевавшегося пассажира? – спросил я.

– Конечно же, нет. Имеет связи с кассирами, и за определённые проценты приобретает дефицитные билеты на поезда дальнего следования, – пояснила Безымянная. – Если не ошибаюсь, берёт за услугу тысячу рублей…

– За каждый билет?

– Разумеется! А иначе откуда у него такие шальные деньжищи?

– Иногда он ещё проворачивает валютные махинации, – добавила Татьяна.

Моё сердце бешено заколотилось. Мысль о чужом богатстве затмила разум.

– Фарцовщик… – подытожил я. – Вероятно, не брезгует распространением наркотиков?

– Этим он вряд ли занимается! – мгновенно опротестовала Инна Алексеевна.

Она прямо-таки впилась в меня глазами.

– Откуда у вас такая непоколебимая уверенность? – крайне заинтересованно спросил я.

– Много лет живу с ним в одной квартире. Рано или поздно, всё равно бы заметила…

– Тоже на этот счёт ничего плохого сказать не могу, – честно призналась Лихачёва. – Он увлекается спиртными напитками, но не наркоман.

Со следующим вопросом я обратился непосредственно к Инне Алексеевне Безымянной:

– Татьяна Зиновьевна утверждает, что не видела вашего соседа более двух суток. А вы, Инна Алексеевна, когда встречались с Иваном Никаноровичем в последний раз?

– Наверное, так же. Дня два или три назад… – озадаченно ответила она.

Мне непроизвольно показалось, что, наряду с Лихачёвой, она пытается скрыть от меня более точную информацию. Но и заподозрить обеих женщин в обоюдном сговоре я тоже не мог.

– Точно, с тех пор прошло почти трое суток… – подтвердила Инна Алексеевна.

Бесцеремонно прикуривая тонкую сигарету, с «золотым» угольным фильтром, созданную специально для изящных дамских ручек, чей душистый аромат мгновенно затерялся в тошнотворном запахе разлагающегося трупа, она задумчиво произнесла:

– А всё-таки Танечка не права!

– В чём? – поинтересовался я.

– Действительно, с того самого времени, как я видела его в последний раз, прошло не двое, а трое суток.

– Татьяна Зиновьевна сразу сказала, что прошло более двух дней. Она не утверждала, что её предположения высказаны с достоверной точностью, – вступился я.

– Точно помню! Прошло именно трое суток.

Я ни на секунду не сомневался, что Инна Алексеевна совершенно не умела лгать. Она точно так же, как и Лихачёва, то и дело краснела и смущённо прятала глаза.

– В таком случае, почему вы так безапелляционно в этом уверены? – попытался уточнить я.

– В тот день ранним утром я чистила овощи, а Иван Никанорыч вошёл на кухню и беспардонно высморкался в раковину. Он очень торопился, потому что в его комнате кто-то был…

– Как часто у него собираются посторонние люди?

– Да почитай, каждый день кто-нибудь обязательно заходил. Особенно летом, в период отпускного сезона…

– Мужчины?

– В основном богатые, хорошо обеспеченные женщины, – протянула Инна Алексеевна.

– Это при том, что ваш сосед омерзительный тип, у которого замкнутый и необщительный характер? – машинально съязвил я.

Инна Алексеевна оставила мой упрёк без должного внимания.

– Иван Никанорыч обращается с ними очень грубо, но, правда, денег на них не жалеет… – запальчиво продолжила она.

– Липнут к нему бабы, – поспешно, словно боясь не успеть, добавила Лихачёва. – Слетаются, как мухи на мёд…

Она была готова выразиться в резкой форме, но, взглянув в мои глаза, предпочла наиболее вежливое высказывание.

– Он мужчина видный, хоть и алкоголик, – подытожила Безымянная.

В её голосе непроизвольно прозвучали нотки женской ревности.

– Последним, кто к нему приходил?

– Тоже дама какая-то… – заявила Инна Алексеевна. – Точно, это была женщина!

– Внешность её запомнили?

– Нет! У меня плохая зрительная память, особенно на лица. Да и видела я её мельком. Они ведь, подруги его, прошмыгнут в комнату, а уж потом оттуда визг и гам доносится…

– В чём была одета, не подскажете? – спросил я, откровенно сомневаясь, что у Инны Алексеевны действительно плохая зрительная память.

– На ней была дорогая норковая шуба… – Безымянная на мгновение задумалась и, вновь затянувшись сигаретой, добавила: – У неё на правой руке было обручальное кольцо. Красивое! С бриллиантом…

– Именно с бриллиантом? – переспросил я. – Может искусная подделка, после качественной обработки практически не отличимая от благородного камня…

– Потому, что знаю! – на повышенных тонах ответила она. – Не совсем тупенькая, кое в чём разбираюсь…

Я благоразумно предпочёл не спорить, и был вынужден поверить ей на слово.

– Значит, говорите, обручальное кольцо? – протянул я.

– У него почти все женщины замужние.

Безымянная опустила глаза, ей не удавалось смотреть на меня не краснея. Но теперь её лицо вспыхнуло ярким алым румянцем не от того, что она не могла позволить себе быть со мной предельно откровенной. Я не только не стал заострять на этом ни малейшего внимания, но и преднамеренно сделал вид, будто не замечаю истинных чувств, которые она испытывала по отношению к Ивану Никаноровичу.

– В какой-то степени это благоразумно, – сказал я. – Замужние женщины не станут предъявлять претензий насчёт свадебных обрядов, к тому же не в их интересах, чтобы кто-то узнал о порочных связях на стороне.

Спохватившись, что меня явно понесло куда-то не в ту сторону, я был вынужден в срочном порядке изменить ход суждений.

– Но лично я склонен думать, что оказание услуг по доставке железнодорожных билетов вовсе не располагает к интимным отношениям. Одна финансовая заинтересованность и ничего более. Бизнес есть бизнес… – интуитивно добавил я.

– Бабы – дуры! – словно вновь опасаясь куда-то опоздать, или просто остаться не у дел, вставила Лихачёва. – Иван Никанорыч дарит французские духи, а они за ним – хоть в огонь, хоть в воду.

– Потом выбегают из комнаты с растрёпанными волосами и со слезами на глазах… – вновь затянувшись сигаретой, раздражённо вспылила Инна Алексеевна. – Мы их только и видели…

В этот раз я уже не сомневался, что она постоянно ревновала Ивана Никаноровича даже к тем женщинам, которые, по той или иной причине находясь в его комнате, вели себя благопристойно и не допускали излишеств.

Глава 6

Я опять набрал несуществующий номер, сделал вид, что разговариваю непосредственно с начальником уголовного розыска, но уже через минуту вежливо извинился и, отключив мобильный телефон, убрал в нагрудный карман пиджака. Посмотрев на женщин, я огорчённо произнёс:

– Вениамин Данилыч сейчас находится в служебной командировке. У него экстренное совещание в Мончегорске. Попросил, чтобы я сам во всём разобрался. Ближе к вечеру он будет в Мурманске и обязательно займётся решением вашей проблемы.

– Это важный человек? – спросила Безымянная.

Вместо ответа я глубоко вздохнул и демонстративно закатил к верху глаза.

– Что за вопрос? – возмутилась Лихачёва. – Павел Николаевич сам занимает высокое положение и с рядовым следователем разговаривать не станет.

– Вениамин Данилыч сейчас действительно очень важный человек! – не моргнув глазом, сымпровизировал я. – У меня есть все основания смотреть на него с чувством гордости. Вроде совсем недавно он был у меня на практике. Молоденький стажёр, только что демобилизовавшийся из армии, а теперь заметно возмужал. Зрелый, до неузнаваемости серьёзный мужчина, старший участковый уполномоченный полиции капитан Курдашев.

– Не нужно ничего объяснять, Павел Николаевич! – сказала Лихачёва, непосредственно обращаясь ко мне. – Инна Алексеевна просто не знает вас так хорошо, как знаю я.

Несмотря на её старания представить меня в лучшем виде, Безымянная осталась при своём мнении, о чём красноречиво указывала её саркастическая ухмылка.

– Если на мой счёт у вас есть сомнения, то могу предъявить официальный документ… – блефуя, предложил я.

– В этом нет необходимости, – смутившись, сказала Инна Алексеевна. – Танечка знает, что делает. К тому же она о вас много рассказывала. У неё такие замечательные отзывы, что мне самой захотелось поближе с вами познакомиться.

– Надеюсь, вы не будете разочарованы! – начальственным голосом изрёк я, и тут же добавил: – У вас в квартире совершенно нечем дышать. Такого едкого запаха даже нет на городской свалке. Предлагаю заняться делом…

После того, как обе женщины утвердительно заявили, что у Ивана Никаноровича всегда были при себе крупные деньги, я решил, во что бы то ни стало обследовать его комнату. Во всяком случае, надеялся незаметно для женщин положить в свой карман хотя бы пару тысячных купюр, которые их бывшему хозяину теперь наверняка не понадобятся.

– Это уж точно! Ужасное зловоние… – согласилась с моим высказыванием Инна Алексеевна.

Я непроизвольно сморщил нос. Переведя строгий взгляд на Лихачёву, укоризненно произнёс:

– Татьяна Зиновьевна! Вы должны были вызвать меня, как минимум, двое суток назад.

Моё справедливое замечание потрясло её до такой степени, что она не смогла сказать ни слова. Не ожидая от неё каких-либо существенных оправданий, я вновь посмотрел на Безымянную.

– Разве я могла подумать, что всё настолько серьёзно? – пролепетала Инна Алексеевна. – Мы с Танечкой решили, что это запах испортившихся продуктов…

Она виновато склонила голову.

– Мы поначалу были уверены, что Иван Никанорыч позабыл вынести из комнаты мусорное ведро, – поддержала её Лихачёва.

Воспользовавшись своими артистическими способностями, я недовольно нахмурился, ничуть не сомневаясь, что это вышло у меня более чем естественно и весьма убедительно.

– Да неужели? – с нескрываемым сарказмом переспросил я. – Вместо того, чтобы набрать мой номер телефона, вы обе занялись не своим делом, не проявили гражданскую бдительность и тем самым лишь усугубили положение.

– Наш безответственный сосед очень часто допускает подобное безобразие, – окончательно смутившись, пролепетала Инна Алексеевна. – Особенно когда уходит в очередной запой…

– Чересчур сильно увлекается спиртными напитками? – менее строго поинтересовался я.

– Выпивает ежедневно. Но не сказать, чтобы чересчур часто терял самоконтроль и набирался до свинского состояния, – ответила Татьяна.

– Оригинальное мышление, основанное на чисто женской психологии! – пробурчал я – Пьёт каждый день, но в запое бывает редко…

Я мельком посмотрел на часы и решил, что пора что-то предпринимать. Я не мог изображать опытного следователя бесконечно долго. Время не стояло на месте, и это обстоятельство было не в мою пользу. К тому же, трупный запах действовал на меня угнетающе.

– Иван Никанорыч не то чтобы закоренелый алкоголик, но иногда может позволить себе немного расслабиться… – пояснила Безымянная.

Она, словно маленькая девочка, надула губки бантиком и обиженно произнесла:

– Если он по жизни такой безалаберный человек, то мы с Танечкой в чём виноваты?

Инна Алексеевна пыталась оправдать несвоевременное обращение за моей помощью повышенным голосом и с нарастающей настойчивостью.

– Взрослые женщины, а как будто несмышлёные дети! Я же вас не ругаю и, тем более, ни в чём не обвиняю, – сочувствующим голосом ответил я.

Лёгким движением руки Лихачёва отстранила Инну Алексеевну и демонстративно вышла вперёд.

– А то мы не знаем! – вспылила она. – Полицейским безразлично, кого обвинить. Лишь бы найти крайнего…

Я посмотрел на неё ледяным взглядом и жёстко ответил:

– Вовремя никуда не сообщили, сами же от этого пострадали! Теперь ещё на кого-то обижаетесь…

В этот момент я постарался быть пугающе строгим и одновременно трогательно-нежным.

– Надо же такое выдумать? Испортившиеся продукты… – продолжая удивляться женской психологии, задумчиво произнёс я.

Тыльной стороной ладони, проведя по гладко выбритому подбородку, я отрешённо добавил:

– А, собственно, почему бы и нет? Мусорное ведро! Вполне достойное объяснение…

Я неопределённо пожал плечами, в очередной раз перевёл мимолётный взгляд на Инну Алексеевну и неожиданно для неё спросил:

– Зная мягкий характер Татьяны Зиновьевны, я не удивляюсь, что она могла поверить в подобную чепуху. Но как вы, такая рассудительная женщина позволили себе придерживаться такого же мнения?

– Да. Но… Извините… – невнятно пробормотала Безымянная. – Я не могла и подумать… Конечно, мы с Танечкой были уверены…

– Этот едкий трупный запах нельзя спутать ни с каким другим, – укоризненно, подметил я. – Кто почувствовал его один раз, запомнит на всю оставшуюся жизнь…

Я предусмотрительно замолчал, осторожно подыскивая подходящие слова, чтобы нечаянно не обидеть присутствующих женщин чересчур резким высказыванием. К тому же я действительно слишком увлёкся ролью опытного следователя и, пока не поздно, необходимо сбавить пыл, и как принято в театре: под бурные аплодисменты опустить занавес и если не совсем уйти со сцены, то хотя бы объявить антракт.

– Никогда не жил в коммунальной квартире, возможно поэтому не могу понять ваш поступок и дать объективную оценку вашим действиям, – миролюбиво сказал я. – Простите, если был дерзок. Издержки профессии…

Заметив, что обе женщины смотрят на меня умилённым взглядом, я почувствовал некоторое удовлетворение от собственной значимости. И хотя отлично понимал, что это всего лишь обманчивые иллюзии, было приятно ощущать себя человеком с большой буквы.

– С вашим соседом вы действительно не связаны никакими родственными узами? – по-прежнему преследуя свои меркантильные интересы, уточнил я.

– Нет! Конечно, не связаны… – коротко ответила Лихачёва.

– Упаси нас Господи, иметь такого родственника! – воскликнула Инна Алексеевна.

– Всегда требую от сотрудников быть предельно осторожными, выражая собственную мысль, и при этом никогда не допускать поспешных выводов, – сказал я, стараясь придать голосу как можно больше уверенности. – Если правильно понимаю, Иван Никанорович причинил вам немало неприятностей…

Я заметил, как Инна Алексеевна утвердительно кивнула головой, а Лихачёва принялась судорожно теребить носовой платок, проявляя при этом излишнюю нервозность. У меня укрепились подозрения насчёт того, что она упорно что-то скрывала и явно о чём-то недоговаривала.

– Если судить по температуре в квартире и по распространившемуся запаху, могу с уверенностью заявить, что разложение трупа происходит не первый день, – продолжил я, с напускной осведомлённостью.

Вновь пристально посмотрев на взволнованных женщин, я утвердительно заявил:

– У меня нет сомнений в достоверности ваших показаний. Уверен, вы не встречали хозяина этой комнаты в пределах трёх суток. В крайнем случае, два дня уж точно…

Мне во что бы то ни стало было необходимо проникнуть в комнату Ивана Никаноровича. Во-первых, я должен был убедиться, что он действительно умер и в дальнейшем не сможет претендовать на свою жилплощадь. Во-вторых, я надеялся не только обнаружить, но и присвоить что-либо ценное. Ну а в третьих, мне действительно нравилось ощущать себя крутым начальником.

– Принесите, пожалуйста, запасной ключ! – потребовал я. – Необходимо открыть дверь и войти внутрь…

По лицу Татьяны пробежала тень смущения смешанная с полной растерянностью, но она быстро справилась с нахлынувшими эмоциями.

– Вы уже спрашивали. У меня нет ключа от комнаты Ивана Никанорыча! – заявила она, стараясь не смотреть в мою сторону.

Мельком взглянув в бездонные глаза Инны Алексеевны Безымянной, которые излучали искреннее понимание, я безапелляционно произнёс:

– Если мы сейчас не сможем войти в эту комнату, то ничем существенным помочь не смогу. Вам придётся сообщить о случившемся участковому инспектору, а он, в свою очередь, вызовет слесаря, который вскроет замок.

Она окинула меня осторожным взглядом, и тут же, словно испугавшись, отвела в сторону. Через мгновение всё же решила мне довериться и, охваченная отчаянием, робко сообщила:

– Я смогу открыть эту дверь…

Лихачёва недоумённо посмотрела на неё.

– Буквально на днях Иван Никанорыч попросил покормить его котика. Ты же помнишь, Танечка, он уезжал то ли в Санкт-Петербург, то ли в Москву… – неожиданно севшим голосом пробормотала Инна Алексеевна.

– Значит, всё будет в порядке, – одобрительно сказал я, и добавил: – Какая теперь разница, по какой причине он отсутствовал? Главное, не придётся впустую терять драгоценное время.

– В таком случае, я мигом… – слегка откашлявшись, проговорила она.

– Будьте так любезны! – поторопил я. – Почему-то сразу был уверен, что вы обязательно найдёте выход из сложившейся ситуации. К тому же, в некоторой степени, это и в ваших интересах. Вы ведь, точно так же, как и Татьяна Зиновьевна, должны быть заинтересованы в том, чтобы я как можно скорее оказал посильную помощь в расследовании…

Моя вежливость не знала границ, а галантность вообще произвела на женщин огромное впечатление.

– Именно для этого вас сюда и вызвали, – вновь вступая в разговор, высказалась Лихачёва.

Она бросила на Инну Алексеевну долгий внимательный взгляд. Со стороны было заметно, что Татьяна, может и непроизвольно, но начала меня ревностно оберегать от своей давней соседки. Во всяком случае, мне был отлично знаком этот женский взгляд, который был кротким, нежным и в то же время губительно ядовитым. Лихачёва мило улыбнулась, но её улыбка была неестественно натянутой, скрывающей внезапно вспыхнувшее презрение и откровенную ненависть.

– Так мне действительно идти за ключом? – переспросила Безымянная, так и не поняв, шутил я или говорил совершенно серьёзно.

Вероятно, её сбило с толку то обстоятельство, что, имея достаточно полномочий, я мог и без посторонней помощи проникнуть в комнату Ивана Никаноровича.

– Можно подпереть плечом и выломать дверь… – предугадав ход её мыслей, скептически произнёс я.

– Инночка! Как же не открывать? В квартире дышать нечем, – вставила Лихачёва. – Не будет же солидный человек, словно простой мужлан, вламываться в чужую комнату. Неси же скорее ключ. Мы и так столько терпели…

– У меня у самой голова раскалывается от этого отвратительного запаха… – с раздражением произнесла Безымянная.

– Уже говорил и могу повторить вновь! Во всех ваших бедах можете винить только самих себя, – пробурчал я. – Необходимо было всего лишь подойти к телефону и набрать соответствующий номер…

Мне почему-то показалось, что от моего громкого голоса у них по телу пробежали мурашки. Во всяком случае, обе женщины, как по команде, потупили взгляды и стали похожи на две прекрасные, но поникшие розы. Как ни странно, но именно в эту минуту я перестал замечать, что Татьяна измучена бытовыми проблемами, а утиный носик Инны Алексеевны показался мне весьма забавным и даже придавал её лицу некоторую пикантность.

– Чисто русская психология, – продолжая наигранно возмущаться, добавил я. – Во что бы то ни стало создать себе трудности, ради того, чтобы затем их мужественно преодолевать!

В отличие от смутившихся женщин, я уже мысленно был в комнате, из которой исходило удушливое зловоние.

– Как же вы тут живёте? Совершенно нечем дышать… – по-прежнему стоя перед закрытой дверью Ивана Никаноровича, с откровенным сочувствием, посетовал я.

– Куда же нам деваться? – отрешённо спросила Лихачёва. – Это наша квартира, и другой у нас нет…

– Немедленно откройте все форточки, какие только возможно! – менторским тоном произнёс я. – А ещё лучше, распахните фрамуги…

Я не мог не обратить внимания, на то обстоятельство, что обе смотрели на меня не так, как обычно смотрят на представителя уголовного розыска. Они глядели глазами одиноких пантер. В их заворожённых взглядах было что-то доброе, нежное, ласковое, и в то же время что-то неуловимо хищническое. Да это не удивительно. Без лишней скромности, у меня слишком приятная внешность, которая вызывала доверие со стороны окружающих, и особенно у представительниц противоположного пола. Редкие женщины могли устоять перед моим пленительным обаянием. Правда, поначалу их всегда смущало одно и то же обстоятельство, которое постоянно сбивало их с толку. Я был слишком ухожен, что невольно наводило на мысль о существовании единственной и любящей супруги, неустанно следившей за моей опрятной внешностью. Им всем было невдомёк, что в этом лишь моя личная заслуга и моё постоянное стремление к беззаботной шикарной жизни, которую я вёл за счёт наивных и чересчур доверчивых любовниц.