Текст книги "Такой тяжелый день"

Такой тяжелый день
Вячеслав Григорюк

И был вечер, и было утро: день один

Бытие 1—5

© Вячеслав Григорюк, 2023

ISBN 978-5-4496-4878-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Понедельник выдался на удивление мирным. Никаких дэдлайнов, загрузов и авралов. Тишина и спокойствие. Даже люди, у которых вечно «ничего не нажимал, оно само!», в этот день молчали. Закоченели, видимо. Да и какая может быть работа в начале года?

Максим Окулов работает IT-шником в компании уже третий год. Занимается абсолютно всем: компьютеры, офисная техника, телефонные и сетевые кабеля, пару раз менял светильники, установил доводчики на двери, камеры видеонаблюдения. Он не жаловался, давно смирился с таким явлением: «Тыж программист. Сделай сеть. Установи интернет. Наладь телефонную связь. Почини мне утюг. Настрой гитару». И все это нужно сделать по телефону. А лучше через WhatsApp по сообщениям.

С настроением беда. Ушла Алеся неделю назад. Тоскливо без нее. Дом пуст, некого обнять и поцеловать, и просто поговорить по душам.

Мороз. Безлюдная остановка. И сумрак январского вечера. Взгляд Максима пошел по теплотрассе. Из щелей наружу рвется испарина. Голуби, нахохлившись, жмутся друг к дружке.

Где же автобус? Пальцы ног пощипывает от холода. Из наушников вылетает стена звука: гитары рычат и захлебываются, барабаны кормят пулеметной очередью, и крикливый вокал разрезает перепонки:

 
Когда нечего сказать
И не о чем писать, кроме смерти
Пустота – твое наследие
Не осталось больше целей для тебя.11
  – Drauggard – Der Todesking, альбом WyrdWeorc, 2016


[Закрыть]
 

Действительно, пустота в душе. И цель жизни пропала. Она ушла. Молча, пока Максим работал. Его Алеся. Он позвонил узнать, где она, в ответ получил:

– Сегодня меня не жди… Да, в принципе, не жди, я съехала от тебя.

Неожиданно и не к месту. Без объяснений. Она не хочет разговаривать. Написал ей в WhatsApp, получил ответ: Да все нормально у меня. Не переживай.

«У нее нормально, а вот у меня… у меня – нет. Не нормально».

Из-за угла вывернул автобус. Битком, все со смены едут. Макс еле втиснулся. Кому-то на ногу наступил.

Двери с грохотом захлопнулись.

– За проезд передаем! – выкрикивает кондуктор.

Сквозь толпу не пройти, не пробиться. Плотно, сжато, неудобно. Ощущение, что это последний автобус, и теперь все едут именно на нем.

Максим уставился на объявление:

 
«УВАЖАЕМЫЕ ПАССАЖИРЫ!
БУДЬТЕ ВЗАИМОВЕЖЛИВЫМИ. УСТУПАЙТЕ МЕСТА БЕРЕМЕННЫМ ЖЕНЩИНАМ, ИНВАЛИДАМ И ПАССАЖИРАМИ С ДЕТЬМИ. ПРИ ВХОДЕ В АВТОБУС, НЕ ДОЖИДАЯСЬ ТРЕБОВАНИЯ КОНДУКТОРА, ОПЛАЧИВАЙТЕ ПРОЕЗД»
 

«Уступишь тут место, ага. Стоя ехать невозможно».

– Вы выходите? – обратилась к нему дама бочкообразной формы.

Вопроса он толком не слышал из-за грохота музыки, догадался, что обращаются к нему. Покачал головой.

– Тогда выпустите меня, – напирала большая женщина.

– Выпущу, – отозвался Максим. Получилось, что прикрикнул.

Дама начал возмущаться, мол «че орешь ты на меня». Максим не слушал. Давно привык к такой категории людей. Они всегда все критикуют, знают все и им ничего нельзя сказать против. Хотя, тут и дерзости никакой не было. Ну, не рассчитал с громкостью, с кем не бывает?

Автобус тормознул. Народ посыпался в двери. Основной движущей силой людского потока была возмущенная крупнокалиберная дама, и Окулова против воли выбросило из салона. Вышло народу много. Полегчало. Следующая остановка его.

А вот и дом родной. Старая пятиэтажка панельного типа. Бабушкино наследство. Квартирка тридцати квадратных метра. Тесновато. Наверное, это тоже сыграло роль в уходе Алеси. Покосившийся старый шкаф – вечный сторож прихожей. Стол с трехногими табуретками отхватил угол в кухне. Напротив него – раковина и полочки под посуду. Холодильник чуть слышно работает. В комнате стенка. Плательная и книжная части совмещены. На полках детективы, большой справочник по программированию и пара журналов по Hi-Tech’у. Из стенки, словно живот беременной, выпирает телевизор. Изогнутая в кошачий ус антенна. Диван и его сосед комод. Скромное убранство холостятской квартиры.

Максим вздохнул. Тишина заставляет скучать и хмуриться. Не хватает ее. Алеси. Не хватает.

– Чаю надо попить, – обратился сам к себе.

Электрический чайник зашумел. А в холодильнике кроме утрешних пельменей и пары кусков хлеба ничего. В магазин бы за продуктами сходить. Да нет настроения и желания.

Хочется лишь одного: увидеть ее, обнять и поцеловать.

Два года отношений. Конфетно-букетный период. Первые свидания. Первая ночь вместе. И незаметно, как прошел год. Ни ссор, ни ругани, лишь любовь и наслаждение друг другом. Съехались. Эйфория совместной жизни. Свободное время проводить только вдвоем. Мыться в душе – совместно. Весте залипать в телевизор. Обсуждать абсолютно все – только с ней. И не заметно приходит в дом та, что на буквы Б.

Бытовуха.

Она никогда не приходит одна. Всегда притащит своих подружек – ругань и рутину. Первое время они помалкивают. Да и сама бытовуха принюхивается, как кошка в новом доме. Изучает, следит, метит. Из-за этого канат любви ветшает. Уже нет сложных морских узлов, что связывают людей. Появляются слабые места. Они становиться все тоньше и тоньше, усыхают до состояния нитки и – бац! – она рвется. И человек уходит. Кто-то тихо, другие хлопают дверью.

Алеся ушла незаметно.

– Алеська, Алеська, – вырвалось у Окулова.

Тяжелый вздох.

– Позвоню ей… Вот чай допью и позвоню… Что скажу? Да попрошу встречи. Неделю не видел. Посмотреть хочется на тебя…

На четвертом гудке она ответила.

– Алеся, как ты?

– Как обычно: лучше всех.

– В гости могу зайти?

– И зачем?

– Да как-то все неясно мне, – выдавил Макс. – Хотелось бы поговорить. На тебя посмотреть.

– И что ты хочешь во мне увидеть? Я как была такой же, так ей и осталась.

– Но все же…

– Приходи. Адрес знаешь? Ну вот и хорошо, – и повесила трубку.

Чай Максим не допил. Оставил полупустую кружку на столе. Начались приготовления к свиданию. Мытье, бритье, чистка зубов и смена нижнего белья. И он уже мчит к ней. Когда несешься к своей любви, не замечаешь ничего вокруг: ни мороза, ни прохожих, даже пробегаешь на красный свет, лишь бы скорее очутиться рядом.

Ее двор. Широкий, с кучей машин. Детская площадка занимает центр. Качели и пустые скамейки возле каждого подъезда. Максим набирает номер квартиры. Из домофона вырывается писклявый гудок. Еще один. Хруст снятой трубки. Писк открывающегося замка.

Перешагивая через ступеньку-две, поднялся на ее этаж. Дверь уже открыта.

Вот она, единственная. Высокая, худощавая, с выпирающими ключицами. Серенький топик на тоненьких лямках, лосины такого же цвета. Светлые короткие волосы с темнеющими корнями. Легкий пирсинг в носу. Стоит, скрестив руки на груди. Смотрит выжидающее, холодно.

– Здравствуй!

– Привет, – сухо отозвалась Алеся и отвернулась. – Чаю?

«Не рада…». Макс остался в прихожей.

– Алеся, – начал он.

– Не надо, – подняла ладонь. – Неужели ты не понял, что все, это конец? Ты посмотри на наши с тобой отношения. С работы пришел, как обычно уставший. Поел и завалился на диван. Ни обнимешь, ни поцелуешь, ни спросишь «как дела?»… На квартиру свою посмотри. Все старое, продавленное… Максим, я просто устала… Уйди, не хочу видеть тебя.

– Алеся, – он шагнул к ней.

– У меня есть другой, – вывали она.

Он повалился на маленький пуфик, что стоял возле двери.

– Максим, уйди, пожалуйста, – повторила Алеся. – Не хочу ничего. Просто уйди.

– Другой, говоришь! – гневно вскочил с пуфика. В два шага приблизился к ней. Дальше все было в тумане.

Очнулся в магазине. Очередь. Для чего зашел? В голове возникали картинки. «Другой, говоришь!» Пощечина. Он ее ударил наотмашь, тыльной стороной ладони. Обожгло кисть. Она упала…

Вышел из магазина. Все тот же морозный вечер. Начало пробирать до костей. Адреналин продолжает гулять в крови. Руки трясутся. Вновь и вновь перед глазами возникает злополучная картина.

Ударил…

Достал трясущимися руками телефон. Убрал его. Какой смысл звонить? Пощечиной поставил жирную точку. Никогда раньше не поднимал руку на девушек, даже в детстве. А тут… Резко, сильно… А потом выбежал, хлопнув дверью. Оставил ее на полу…

Вернулся в магазин.

– Водки бутылку!

Не этого хотел. Думал, иначе все будет. А вышло, как всегда, убого и печально. Поэтому придется напиться. Не умеют мужики по-другому уходить от проблем.

Зазвонил телефон. Хорошо, что уже зашел домой. Вызывает мама. Стандартные вопросы из серии «как дела?», «как прошел день?», «что нового?»

– Нового? – переспросил Макс. – С Алеськой разошлись… Да неделю уже как… Не знаю, мама, – раздраженно ответил он. – Она ушла, сама. Просто взяла и ушла. Пока на работе был… Ходил, сейчас вот от нее… Да, лучше не спрашивай… Всё, хватит, мама! Отец звонил, какие-то не лады у него с жильем… Ну, как я понял, ему надо съехать до конца этой недели. Позвони ты. Может, помиритесь… Все, ладно, ладно, молчу… Пока-пока, – отключился, не дождавшись ответа

Все напасти в один день.

– Да в жопу все! – распечатал бутылку и налил до краев стопку.

Залпом выпил. До чего же водка противная. Обжигает внутренности, сушит язык.

Макс сел за стол. Раскрыл ежедневник, уткнулся в записи.

Заметка недельной давности: «Пришел домой, а дома пусто. Алеська ушла, не оставив записки. Попытался дозвониться – не отвечает. Что делать и как быть? Попробовал написать, ответила, что все у нее хорошо и опять в глухое молчание. Почему сегодня?»

Пролистал назад. Другая запись: «Пятница. Как обычно, непонятно что к чему. Все на работе орали, бегали, матерились. Сували мне под нос какие-то непонятные бумаги. И почему именно в пятницу всегда такая херня происходит?»

Фыркнул. И в чем же смысл вести такой дневник. Перечислил, и то сухо и вяло, что произошло за день, и остался доволен.

Налил еще стопку. Выпил.

«Понедельник. День тяжелый. И холодный. Поругался окончательно с Алеськой, влепил пощечину и выбежал с испугу. Сейчас вот водку пью».

Перечитал. Решил дополнить: «Нет, вести дневник – это точно не мое. Бумагомарательством каким-то занимаюсь».

Почесал подборок. Захлопнул ежедневник. «Да, философ с меня никакой».

Начал бродить по комнате со стопкой в руке. «Может бросить все это, использовать в более правильном направлении ежедневник? Какие-то интересные пометки делать в нем?» Выпил. Начал пьянеть. Руки трястись перестали, нервы успокоились, ритм сердца выровнялся.

«Ну, ударил я ее, и что с того? Заслужила… Другого нашла. Давно ли? Раньше, гораздо раньше, чем ушла от меня. Кто он, интересно? Хотя, какая мне до этого разница?»

Снова уселся за ежедневник.

«И почему в нашей жизни не так, как в фильмах. Разошелся с бабой, взял флакон водки, а потом черный экран и надпись внизу: ПОЛГОДА СПУСТЯ. И ты такой весь шальной император, царь всея Земля, Большой и Малый страна, едешь на крутой тачке в черных очках от очередной девушки, с которой познакомился буквально вчера, но уже забыл, как ее звать. Нет, не бывать такому. Обязательно нужно пройти через всё это дерьмо, сравнять себя с землей, погрузиться в депрессию, отгородиться ото всех, молчать, на работе огрызаться, а вечерами пить как последний алкаш и думать – какая же она все-таки сука! Я все для нее, а в итоге она убежала к другому… И все же… Не девушка виновата в том, что ушла от тебя. А ты сам. Хотя, не один мужик никогда в этом не сознается, даже себе. Где-то там, под коркой, сидит этот червяк, мерзкий, противный, огромный и обгладывает твой мозг. А ты продолжаешь винить ее, потому что она тебя не ценила, ты-то вон какой молодец, а она… Бытовуха все портит. Возникает привычка, и ты уже воспринимаешь человека рядом с собой как какую-то данность, что так быть и должно. И не уйдет он никуда, будет любить тебя и восхищаться тобой, как это было в самом начале… А в итоге, ни ты, ни она не развиваетесь, а еще больше начинаете тупеть и деградировать. Девок надо любить и постоянно хвалить, восхищаться ими, тогда они будут с каждым днем преображаться и радовать тебя своей красотой. Я же этого не делал. Вот и случилось то, чего так сильно не хотел»

Выпил еще одну стопку водки. Прошелся глазами по тексту.

– М-да! – сказал Макс. – А чего это я раньше пьяный не вел записи. Полет фантазии высокий.

Но муза его покинула. Вновь стал бродить по комнате. Мысли смешались, в голове сумбур. Осушил стопку. Пьянел с каждой секундой. Плюхнулся на диван и провалился в беспокойный сон.

Проснулся от звука надрывающегося телефона. Ольга.

2

В этот понедельник у Аллы Аркадьевны Окуловой выходной. Всю прошлую неделю с семи утра и до одиннадцати вечера стояла за прилавком. К концу вымоталась жутко. Тяжело в возрасте пятидесяти девяти лет столько времени работать. Но выбора нет. И по зарплате не обижают.

Привыкала Алла к такому графику долго. Работала технологом в столовой пятидневку по восемь часов, но началась «оптимизация производства» и попала под сокращение. Обидно, не один год там проработала и замечаний не было. Руководству виднее. Оставили молодых, а кто постарше попросили уйти. Помоталась, побрыкалась в поисках работы по специальности, опыт-то огромный, но везде отказ был. Возраст. Пришлось идти в продавцы. И попала в график – «неделю пашем, неделю отдыхаем».

Подошла к зеркалу, стала расчесывать длинные волосы. Крепкие и густые, хоть и проглядывается седина. Девчата с завистью спрашивали: «Теть Ал, а как вы волосы умудрились так хорошо сохранить?» В ответ Окулова лишь улыбалась. Всегда гордилась ими, и не ставила никакие эксперименты с длиной или цветом. А скольких парней и мужчин сводила она с ума, и каждый хотел запустить в них руки. Прошло то время, а волосы остались как прекрасное напоминание о былых временах.

Пышными бедрами и большой грудью никогда не обладала, поскольку всю жизнь худая. Уродкой тоже нельзя назвать. Но была в ней тонкая энергия, которая притягивала и располагала к общению. Поэтому так легко в молодости находила общий язык с любым человеком. Но с возрастом этой энергии поубавилось.

Телевизор шумел. «Политическая передача. Смотришь ее, слушаешь, как „умные“ люди в костюмах обсуждают какие-то темы, связанные то с Украиной, то с санкциями, то предвыборными кампаниями, и невольно задумываешься: чего ж вы так орете-то друг на друга? Каждый норовит вставить слово. И если кто-то не согласен – начинается вакханалия, галдеж и спустя минуту уже не понимаешь, кто что говорит, а спустя еще минуту силишься вспомнить, с чего все началось. Весь этот процесс образует в голове кашу, что пролезает во все щели мозга, и в это время приходит реклама».

«И когда же я стала такой циничной теткой? – подивилась собственным рассуждениям Алла, продолжая расчесывать волосы. – Вроде телевизор никогда не презирала. Неужели так политика влияет?»

Цинизм проникает в каждую сферу жизни: будь то любовные отношения, работа или соседи.

«Соседи – люди добрые. Это они так думают. Ты же для них – злыдня и граммофон. А еще старая тетка. И музыку не даешь послушать громко в два часа ночи, и постоянно заставляешь убирать за собой окурки и пустые бутылки, и по батарее стучишь, сбивая с ритмов страсти. Сама была молодой, сама любила с мальчиками погулять, но еще больше любила с ними поваляться. В обнимку, взмокшей от недавнего «марафона». И не было тогда никакого секса, а была любовь. Чистая искренняя комсомольская партийная. Предавались-то страстям тихо, чтоб никто не слышал и не знал. Вроде скрипит кровать, а что там делают – непонятно, пока не заглянешь и не посмотришь. Наши отцы и матери женились, потом был секс. В нашу молодость сначала ухаживали, потом секс, и если все устраивало друг друга – тогда уже свадьба. Сейчас же всем надо просто переспать.

С работниками проще. Находишь человека, с которым у тебя более-менее общие взгляды на жизнь, объединяетесь с ним и выбираете объект – жертву вашей дальнейшей неприязни. Обычно, чуть более успешная, чем вы вдвоем, клуша, у которой все почему-то так легко получается. Ну еще бы не получалось, когда ноги видят друг друга вместе только на работе в обеденный перерыв. Остальное же время они постоянно раздвинуты, и между ними периодически мелькают разные начальники, поднимая ее рабочий статус. У такой сотрудницы могут быть только две лучшее стороны: грудь или же зад. Эти стороны всячески демонстрируются, потом раздвигаются ноги, и начинается «совещание», на котором присутствуют только двое. Их может быть несколько в один день, и у разных руководителей мужского пола. Бабы же совещания наедине не проводят. Так только мужики поступают… И не стыдно же им. Не умеют мозгами думать. Лишь бы только затащит в постель. А дело сделают и все, тут же в кусты».

Но не все мужики козлы. Каждого, кто был у Аллы, считала особенным. Что-то в них находила, понятное ей лишь одной. И с каждым строила длительные отношения. Никогда не было такого, что «покувыркались и разбежались». Достигали каких-то вершин, а дальше все начинало медленно угасать. И она уходила, словно кошка, получившая от хозяев все, что нужно. Кошке-то без разницы, а вот хозяин еще потом месяц в себя приходит. Но прогулки закончились, встретился на пути «кот» по имени Юра. И все, пропала. Да так сильно, что вышла замуж и родила ему Максима.

– Ой, нет, – прошептала Алла. – Не хочу это вспоминать.

Телевизор надоел. Внешностью закончила заниматься. Уборка сделана. Оставалась только прогулка. Пошел бы снег, пушистый, хрустящий под ногами. Тогда все веселее идти.

Алла собралась, на автомате закрыла дверь. Замок громко лязгнул, эхо подхватило щелчок и понесло по подъезду. Кнопка магнитного замка, с трудом поддающаяся тяжелая входная дверь, ослепляющие блики снега и до жути холодный воздух, проникающий до самых поджилок. «На улице куда холоднее, чем казалось из окна. Да и прохожих толком нет. Что ж, почетный круг по двору, поход в ближайший магазин и с чувством выполненного долга можно спокойно вернуться домой и уже никуда больше не выходить».

«Никогда не понимала, как поэты находили столько прекрасного в это время года? Что Пушкин с его торжествующим крестьянином, что Есенин с зимой, которая поет, аукает и лес баюкает».

Алла и не заметила, как «почетный круг» превратились в расстояние двух кварталов.

«Ладно, помечтала и хватит. Пойду я домой».

Пока шла домой, какой-то азербайджанец спросил адрес, высунув бородатое лицо из машины. Интересующий его дом оказался соседским. Отблагодарил и уехал.

Прогулка немного утомила. Нужно отвлечься. Опять телевизор. Дольше минуты на канале Алла не останавливалась, пока не наткнулась на передачу про здоровье. Ведущий, по совместительству являющийся практикующим врачом высокой категории, рассказывал о причинах расстройства желудка, и в целом о проблемах пищеварения:

– До промышленной революции двадцатого века у нас не было столько продуктов питания, полученных искусственным путем. И раньше, во времена СССР, строго следили за качеством, все соответствовало ГОСТам, весь персонал отдела технического контроля – специалисты самого высокого уровня, – и все в таком духе.

– Но-но, – сказала Алла. – Кому ты все это рассказываешь? Будто я никогда не работала в пищевой и кондитерской промышленности. Все упиралось в скорость и объем производства, и если следовать тем самым ГОСТам, как говоришь ты, – на этой фразе она ткнула в телевизор пальцем, – производство тех же колбас и сосисок просто растягивалось до неоправданно длительного срока. Поэтому разрабатывались специальные ТУ, которые ссылались на все стандарты, но имели небольшие отклонения. Был план, и никого в тот период особо не волновало, из чего же сделать сосиску или фарш для пельменей, – и поняла, что разговаривает с телевизором.

Наверное, это возрастное. Хотела отдохнуть, в итоге переругалась с черной коробкой и испортила себе настроение.

Ведущий закончил пространственную речь словами: «А сейчас реклама на нашем канале. Не переключайтесь».

– Не переключимся, можешь не переживать, – ответила Алла и пошла на кухню. Чай. Спасительный напиток от безделья.

Реклама закончилась. Специалист-ведущий тем временем припер откуда-то небольшую доску, разрисовал ее какими-то графиками. Алла попыталась вникнуть в суть, но мысли уходили в прошлое. Юра, бывший муж, в самый сложный период отношений: когда ребенок уже вырос, и пресытились друг другом до такой степени, что спать ложились задницами друг к другу, и постоянная ругань – пристрастился к бутылке.

Те дни были все как один. Утром ссора, рабочее время, приход с работы и пьяный вдрызг муж, завалившийся спать не раздеваясь. И постоянно текли слюни. На свежую наволочку. Пыталась убедить, как-то уговорить, но все безрезультатно. Алла из спальни перебралась в комнату сына. Максим же благополучно поселился доставшуюся в наследство однушку, и ссоры наблюдал только когда наведывался в гости. Пытался как-то родителей помирить, с каждым из них разговаривал наедине. Ничего толкового не вышло, и Максим, со словами «Вы уже люди взрослые, как-нибудь и разберетесь», махнул рукой и больше в их отношения не лез.

Настал момент, когда Алла не выдержала, и, как только Юра появился на пороге, съездила ему по голове старым небольшим казаном. Юру этот удар только разозлил. Завязалась драка. Казан вылетел из рук Аллы, следом послышался треск рассыпающегося зеркала, она же получил кулаком в лицо. Пошатнулась, но все же выстояла, и с еще большей яростью набросилась на супруга. Царапалась, пиналась, махала руками, материла и всячески оскорбляла мужа. Драка же переместилась в коридор.

– Убью суку! – орал Юра, пытаясь схватить ее за волосы.

Поймал. Отвесил пару тумаков, разбив нос, и лбом шибанул в дверной косяк. Из рассеченной брови потекла кровь. Юра же продолжал держать Аллу за волосы. Ударил еще раз и толкнул в кухню. Женщина в оглушенном состоянии спиной врезалась в стол, обмякла и упала на пол.

Что дальше было, помнит смутно. Не знала, сколько провалялась на полу. Ее избили. Больно. Сильно. По лицу. Словно бомжиху. Будто и не жена, а какая-то шмара-собутыльница. Разбитую бровь зажала ладонью. С трудом заставила себя встать. Умылась и как могла, залепила рассеченную рану. Позвонила Максиму и все рассказала.

– Что делать, сыночка? – спросила она, когда Максим натирал бодягой синяки.

– Разводиться, мама, – ответил он. – И продай квартиру. Возьми полуторку. И живи себе спокойно. С отцом я еще поговорю.

– Только без скандалов, ладно?

– Ладно.

Юра позвонил спустя три дня. Как-то пытался извиниться, что-то мямлил в трубку, а потом сказал, что Максим забрал у него ключи.

– Поделом тебе, – ответила Алла и бросила трубку.

Время все меняет и лечит. Синяки сошли, над бровью остался шрам, а в душе – осадок, который ничем уже оттуда не достанешь и не уберешь. Решилась Алла и подала на развод. В суде Юра не появился, и решение приняли в одностороннем порядке. Дележки имущества не было, он лишь сказал: «Подавись, падла!» Да и делить там особо нечего: холодильник, диван и телевизор. Квартиру Алла получила от предприятия, в собственники вписала себя, а Юра же был в качестве сожителя. И на правах собственника, она продала ее и купила небольшую однокомнатную, полностью укомплектованную. Старые хозяева уезжали заграницу в поисках лучшей жизни, поэтому решили всё оставить в прошлом. Получилось у них – не известно.

Началась новая жизнь и новые беды. Предприятие закрылось, денег из работников никто не увидел, директор куда-то пропал. Алла стала искать работу. Помогла ей устроиться в столовую сокурсница по училищу Полина, протащив ее резюме, сказала:

– Привыкай, Алка, к плите. Это тебе не у конвейера на заводе стоять, – всучила ей фартук и колпак с эмблемой столовой.

Привыкать особо и не пришлось. Все шло спокойно и размеренно, жизнь успокоилась, но злополучная оптимизация производства, продвигаемая людьми с «верхним» образованием от переизбытка ума, заставила Аллу пойти в продавцы.

– Знаешь, Алка, не все так уж плохо, – говорит Полина. – Я пыталась, но им виднее. Вон, – тыкает пальцем куда-то во двор, – дети играют.

А во дворе и в правду двое детей, мальчик и девочка. Играются, потом возникает у них спор, и начинают кричать друг на друга. А рядом собака, миленькая, белая в рыжие пятна дворняжка. Она и гавкает, и в тоже время скулит. Хвост виляет, лапы скребут землю. Мальчик злится, сжимает кулаки и пытается кинуться на девочку, но та отбегает и продолжает дразнить.

– Постой, – бежит к детям Алла.

Собака продолжает тявкать и скулить.

Алла хватает парнишку за руку и говорит:

– Ты чего с кулаками кидаешься? Разве тебе родители не говорили, что девочек бить нельзя?

А мальчик так посмотрел на Аллу и сказал голосом Юры:

– Что же ты лезешь?

Проснулась. По телевизору идет прогноз погоды. За окном уже темно. Сколько она проспала? «Присниться же такое», – подумала Алла и села на диване. С минуту пустым взглядом смотрела в экран. Решила позвонить сыну.

– То есть, как это – разошлись? Максимушка, все же хорошо было… Просто вот так ушла и ничего сказала. Быть не может. Нет, Максим, иди и мирись с ней… И как все прошло? Что значит, не спрашивай. Ну-ка, давай рассказывай. Я твоя мама и я тебя рожала… А причем тут отец… Знаешь, с жильем он сам как-нибудь разберется… К тебе просился. А, понятно… Максим, не буду я ему звонить. Знаешь же, как все было… Какой «пока», я не договорила, – последнее слово уже сказала при гудках.

«Сын разошелся с девушкой. Обидно, с одной стороны, за него, ведь все-таки счастья ему хочешь, с другой – не особо-то и нравится мне эта Алеся. Если разошлись, значит так надо. Найдет гораздо лучше себе, чем эту худую кралю с гвоздем в носу».

Зазвонил телефон. Мысли тут же оборвались.

– Да, – сняла трубку Алла.

– Ал, привет, – сказал знакомый голос. Бывший муж