Текст книги "Робкий Лев"

Книга первая

Предисловие

Измени свое мнение о тех вещах,

которые тебя огорчают, и ты будешь

в полной безопасности от них.

Марк Аврелий

Как сильно изменился век,

А вместе с ним и человек!

Пришли обычаи чужие

И, беды причинив большие,

Остались властвовать тогда…

Как знать, быть может, навсегда —

Устали мы от революций,

Гражданских войн и контрибуций,

Бандитских денежных реформ,

Зарплат, что только на прокорм,

Пустых прилавков, цен растущих,

Финансов, из страны бегущих.

Сменив отживший атавизм,

В страну явился «новый русский»,

И мал ему костюмчик узкий,

Что выдал тоталитаризм.

Какой же русский не мечтал

Идти с Евросоюзом в ногу…

И только кризис помешал

Нам стать Европой… Слава Богу!

Пришлось бы дорого платить

За европейские круизы,

Цена – мечта в комфорте жить

И ненависть к своей отчизне.

Нам не впервой дела вершить,

После падений поднимаясь,

И, в офисах совокупляясь,

Мы снова начинаем жить,

Чтоб возродились жизнью новой

Отцов привычки и дела

И стали прочною основой

Для новых взлётов ремесла.

И перемены час настал,

Всё одолев, страна в кураже,

И появились персонажи…

Советский мир таких не знал.

Глава 1. Трудоустройство

И я в чины бы лез, да неудачи встретил,

Как, может быть, никто и никогда;

А. Грибоедов. Горе от ума

1

Любой нормальный человек,

Не избалованный судьбою,

Кто вынужден в свой краткий век

Располагать самим собою,

Кто не из тех пустых юнцов,

Чья жизнь – единственное средство

Растратить капитал отцов,

Доставшийся ему в наследство, —

Стремясь вполне достойно жить,

Ходить обязан на работу,

Чтоб, отработав, получить

Скупую денежную квоту.

И даже властный олигарх —

Тот, что богат (и даже слишком!),

И то с работою в ладах,

Он с ней знаком не понаслышке.

Способен лишь пенсионер

Совсем не думать о работе…

Вот только пенсии размер…

Прервём зачин на грустной ноте…

2

Двадцать шестого декабря

Две тысячи второго года

В одиннадцать часов утра

Была чудесная погода.

Сияло солнце, как весной,

Но был мороз, вполне приличный,

И снег поскрипывал тугой,

Звук издавая мелодичный.

Мужчина крепкий, полный сил,

На территорию завода

В большом волнении входил,

В душе надеясь, что природа

Являет добрый знак собой:

На ярком солнце снег искрился,

Сверкал под неба синевой,

Где диск Луны едва светился.

Ни Новый год, ни Рождество,

Что очень скоро наступали,

Как праздники, как торжество

Его не очень занимали.

Он шёл вперёд, не чуя ног,

Стараясь дрожь умерить в жилах,

Но удержаться от тревог,

Как ни пытался, был не в силах.

Причиной всех тревог была

Проблема вот какого рода:

Фиаско потерпев в делах,

Он не работал больше года.

3

Роман Евгеньевич Борей

Был сломлен горьким пораженьем,

Отгородившись от людей,

Он занимался только чтеньем.

Жена была готова ждать,

Но деньги были на исходе,

И ей пришлось уже рыдать…

Тогда подействовало, вроде.

Он стал «Профессию»¹1 читать

(В ней на работу приглашали),

О важных должностях мечтать…

Мечты безделью не мешали.

Но тут мечтам пришёл конец

(Приходит он всему на свете) —

Увидел безработный чтец

Вдруг объявление в газете:

Заводу был необходим

Специалист по инструменту —

И он, желанием гоним

Внести свою, по силам, лепту,

С дивана ноги опустил,

Не ждя повторного сигнала,

Не медля, тут же позвонил

В бюро подбора персонала,

Услышал, что к тому моменту

Им инженер по инструменту

Необходим, его оклад —

Пять тысяч. Он был очень рад,

И в то же утро, в страшной спешке,

Моля Исуса о поддержке,

Поехал на завод, и вот —

По территории идёт.

4

В бюро подбора персонала

Ему инспектор отвечала,

Что следует сейчас идти

К Арапову, и как найти —

Простую схему рисовала

(А схема – всех начал начало!).

«Но кто же он?» – спросил Роман,

Пока она чертила план.

«Гудков – технический директор,

Он в иерархии – второй, —

Ему ответила инспектор,

Давая правильный настрой. —

Арапов – первый заместитель,

Всех важных дел распорядитель,

И персонал – его конёк…

Надеюсь, поняли намёк?»

Роман, едва уняв волненье,

Пошёл в заводоуправленье,

Нашёл столь нужный кабинет

И видит: никого в нём нет.

Лишь человек седой, невзрачный

У дальней лестницы курил

И, выпуская дым табачный,

Угрюмо взад-вперёд ходил.

Его белёсые глаза,

Что раньше голубыми были,

Морщин глубоких борозда

На дряблой коже цвета пыли —

Свидетельствовали о том,

Что он когда-то был в почёте,

Но тихо спился, а потом

Лишь оставался на учёте

И скромно доживал свой век

Из жалости к нему начальства —

Как ветеран, как человек,

Пришедший на завод сызмальства.

Он это право получил

За все минувшие заслуги

(Роман знал многих, кто влачил

Такую жизнь, и их недуги).

На нём был старенький пиджак

Времён начала Перестройки,

А брюки были смяты так,

Как будто прибыли с помойки.

Тяжёлым кашлем ветеран

Сочувствие невольно вызвал

(Или презрение?)… Роман

Спросил у чуда архаизма:

«Арапов нужен мне… Скажите,

Где я могу его найти?» —

«Гордей Вам нужен?.. Подождите,

Он должен скоро подойти», —

Ответил ветеран, и вскоре

В пустынном длинном коридоре

Раздался топот быстрых ног.

Роман увидеть только смог,

Как низкорослая фигура

Вошла в искомый кабинет.

«Вот и Гордей! Другого нет», —

Сказал седой, от перекура

Отвлекшись на короткий миг.

Роман, со смутным ощущеньем,

Что он врасплох его застиг

Столь фамильярным обращеньем,

Пошёл к Арапову. Неловко

Войдя в невзрачный кабинет,

Представился, присел и робко

Беседу начал тет-а-тет.

5

Пока Арапов изучал

Предъявленные документы,

Роман невольно подмечал

Все характерные приметы

Обличья: волосы густые

С едва заметной сединой,

С пробором; серые простые

Глаза; нос тонкий и прямой.

Его приятное лицо

К себе тотчас расположило…

Лишь обстоятельство одно

Романа вдруг насторожило:

Бесформенный, капризный рот

С губами смутных очертаний —

Как правило, он выдаёт

Невнятность мыслей и желаний.

«А инструментом много лет,

Я вижу, ты не занимался…

Да-а, перерыв образовался…

И опыта былого нет»…

«Ну, вот и всё! – Роман решил, —

Прощай работа и зарплата!»

Он улыбнулся виновато

И молча голову склонил.

«Чтоб знания восстановить,

Тебе придётся потрудиться…

На курсы, может быть, сходить…

Так что же, ты готов учиться?» -

Сказал Арапов. Целый год,

Романом дома проведённый,

Им не замечен был, и тот

Воскликнул, чудом возрождённый:

«Учиться я готов всегда!»

Теперь он счастлив бесконечно:

Страх, поражений череда —

Уходят в прошлое навечно!

Так стоит ли ему сейчас

Той слабости своей стыдиться?

Он принят, значит, в добрый час!

Пришла пора ему трудиться!

И он заранее простил

Привычку босса к панибратству:

Тот был так добр, что допустил

Его к работе… и к богатству.

Кем только он не побывал,

Всерьёз мечтая о богатстве!

Был бизнесменом, торговал,

А на пельменном производстве

Командовал участком он.

Потом настали перемены:

Оставив вкусные пельмени,

За производство макарон

Он взялся, не имея знаний.

Роман искал высоких званий,

И там директором он был…

Но только год руководил…

Арапов всё простил ему,

Не захотел чинить препоны!

Сказал лишь: «Только никому

Не говори про макароны!..

Ну, ладно, в цех сейчас пойдёшь —

На наше посмотреть хозяйство!» —

То, как он это произнёс,

Похоже было на зазнайство.

Арапов тут же трубку взял,

Жидкова в кабинет позвал,

И тот, спустя одно мгновенье,

Вошёл со стуком в помещенье.

6

То был серьёзный господин!

По взгляду судя, правил строгих,

А в волосах густых и чёрных

Заметно не было седин,

Хотя и вся его серьёзность,

И кустики его бровей

Мгновенно выдавали возраст:

Он явно старше, чем Борей.

«Семён Абрамович! Борея

Ты в цех, пожалуйста, своди:

Покажешь новые станки —

И возвращайтесь поскорее».

Они пошли. Покинув зданье,

Готовый выполнить заданье

Жидков внимательно взглянул,

Роману руку протянул:

«Итак, Вас проводить готов,

Но познакомимся поближе:

Семён Абрамович Жидков!

Вы здесь впервые, как я вижу?» —

«Роман Евгеньевич Борей!

Благодарю Вас за услугу», —

Ответил тот и без затей

Пожал протянутую руку.

Жидков, помедлив, продолжал,

И у почтеннейшего гида

Внезапно голос задрожал —

Вибрировала в нём обида:

«И я б такой услуге рад,

Но мне завод не показали,

Когда три месяца назад

Меня на должность принимали!

Я не был никому представлен,

О назначении приказ

Никто не видел. Я оставлен

Без попеченья. Всякий раз

Испытываю униженье,

Доказывая всем подряд:

Оформлен я как кандидат

В Техническое Управленье!

Ну, а технический директор

Меня, признаюсь, удивил!

Мне кажется, он странный вектор

Для дел моих установил:

При первой встрече заявил,

Что должен я всегда стараться,

Работать, не жалея сил, —

И все должны меня бояться!

Техническое Управленье —

Важнейший орган заводской,

И все должны терять покой,

Моё завидя появленье!» —

«Он так сказал?» – «Почти дословно». —

«Довольно странные слова,

И в них довольно хвастовства», —

Роман заметил. – «Безусловно!»

7

Но вот и цех. Вошли в ворота,

Пересекая длинный зал,

Что свежей чистотой блистал,

Они дошли до поворота,

Прошли вдоль ряда верстаков —

Туда, где в глубине участка

Стояло около десятка

Новейших фрезерных станков,

И все с программным управленьем.

О чудо! Двадцать первый век!

И это создал человек!

Роман смотрел с благоговеньем,

Как в чреве каждого станка,

Защитным кожухом закрыта,

Обильной смазкою полита,

Фреза в сто раз быстрей волчка

Вращалась, точно исполняя

Команды цифровых программ,

Где нужно, ровно миллиграмм

С детали бережно снимая.

А рядом на столе лежали

Уже готовые детали.

Уложенные в ровный ряд,

В лучах светильников блестят,

И чистота их обработки

Уже не требует доводки.

И тут же, на другом столе —

Фрез уникальных дефиле,

И каждая из них была

Таким же чудом от прогресса,

С большим достоинством ждала

Начала сложного процесса.

Неподалёку инженеры

Вели предметный разговор,

Затронувший такие сферы,

Как допуск, квалитет, зазор.

Процесс механообработки

Был им до тонкостей знаком,

Слова просты, движенья чётки,

В них всё дышало естеством.

Сдержать восторг и восхищенье

Роману было выше сил…

И вдруг неловкость и смущенье

Он против воли ощутил:

Ведь инженер по инструменту

Обязан лучше, чем «на пять»,

Режимы обработки знать…

Но он к другому контингенту,

К другим кругам принадлежал:

Он принимал цехов заявки,

Готовил ведомости, справки,

Договора акцептовал²2…

Короче, он снабженцем был —

В режимы вникнуть не старался,

Случайных знаний нахватался,

И то, что знал, уже забыл.

Роман, в сомненьях и тревоге,

Вновь очутился на дороге —

Туда, в тот самый кабинет,

Где предстояло дать ответ.

8

Но был Арапов не один:

За приставным столом понуро

Сидел дородный господин

С густой седою шевелюрой

И затемнёнными очками.

«Что скажете насчёт станков?

Готовы ли работать с нами?» —

Спросил Арапов. «Я… готов…

Станки понравились… Но я…

Ведь я снабженьем занимался,

И мне не хочется вранья…

Ну, в общем, я засомневался…»

Арапов вдруг повеселел:

«Проблемы эти разрешимы —

Узнаете станки, режимы,

Всё не спеша, по ходу дел!» —

«Меня устроит… Но скажите,

Мне очень хочется узнать:

А Вы, случайно, не грешите

Задержкой выдачи зарплат?» —

«Мы деньги платим р-р-регулярно! —

Босс произнёс высокопарно,

Во рту катая букву «р»

Почти «на аглицкий манер». —

Да вот Савчук Вам подтвердит:

Скажи, тебя не обижали?» —

«Семь тысяч, как и обещали», —

Уныло вынес свой вердикт,

О чём-то горестно вздыхая

И головы не поднимая

От стопки деловых бумаг,

Дородный господин в очках.

Роман ответил: «Я согласен!»

Он понял, что не так ужасен

Цех со станками, коль к нему

(И это видно по всему!)

Арапов очень расположен…

«Теперь, чтоб дело завершить,

Технический директор должен

Всё окончательно решить.

Идём к нему!» – Арапов встал

И вверх по лестнице огромной

С Романом без труда взбежал.

Они в директорской приёмной:

Массивный стол и секретарь —

До слёз знакомая картина.

Тому, кто этот инвентарь

Увидит, – ясно: здесь вершина

Всей пирамиды заводской,

Причина робости, волненья,

Сюда течёт поток людской

Из тех, кто жаждет возвышенья.

Два кабинета было здесь.

В одном – директор генеральный:

Солидно всё, но без чудес,

Неподалёку стол журнальный.

Технический директор – рядом.

Роман отметил быстрым взглядом,

Что дверь его была скромней —

Как тысячи других дверей.

Арапов смело дверь открыл,

За длинный стол для совещаний

Уселся он без колебаний,

Романа жестом пригласил.

Огромный лысый человек

Сидел, всей массой в кресло вдавлен,

Из-под его тяжёлых век

Взгляд на Романа был направлен.

Из грубых черт его лица

Особенно в глаза бросалась

(Знак прирождённого бойца)

Большая челюсть. Завершалась

Картина эта ртом большим

С прямыми тонкими губами.

«Завод наш, не в пример другим,

Растёт и множится с годами! —

Он вдохновенно начал речь. —

И нам нужны специалисты,

И Ваших родичей привлечь

Готовы мы. Нам активисты

Нужны, и я сказать хочу:

Для нас прогресс – вопрос глобальный,

И должности Вам по плечу

Все… Хоть директор генеральный!»

Роман же выслушал без слов

Фрагменты речи вдохновенной:

Он был покамест не готов

К такой крамоле откровенной.

Затем оратор полистал

Борея книжку трудовую

И острым взглядом увидал,

Что год Роман провёл впустую.

«Мне нужно было помогать…

Своей родне… Ведь мне не в тягость…» —

Роман решил, что лучше врать,

Чтоб скрыть свою былую слабость.

Технический директор внял

Слепой готовности Романа

Помочь родне и отослал

В бюро подбора персонала,

Чтоб он, все отложив дела,

Устраивался на работу.

Роман продал свою свободу —

И стала жизнь, как день, светла!

9

На следующий день, в четверг,

Он появился рано утром,

Себя с готовностью подверг

Необходимым процедурам,

А в пятницу уже Роман

На радостной, высокой ноте,

Волнуясь, словно мальчуган,

Докладывал: «Готов к работе!» —

«Роман Евгеньевич, тогда —

Вас в понедельник вызываю…

Но где Вы сядете, пока

Ваш стол отсутствует, не знаю…

Хотя не будем о пустом:

За мебель деньги заплатили —

Чтоб обеспечить Вас столом,

Приложим мы все наши силы.

Теперь, – технический директор

Сказал, кончая разговор, —

Арапов Ваш рабочий сектор

Очертит, сделает обзор

Обязанностей, ждущих Вас.

Итак, удачи! В добрый час!»

Арапов выслушал Романа,

Чай попивая из стакана.

Едва он новость услыхал,

С тревогой в голосе сказал:

«Что? Тридцать первого выходишь?

Ты это странным не находишь?» —

«Конечно, Вам и без меня

Забот предпраздничных хватает:

Уверен, что повестка дня,

Небось, банкет в себя включает…

Меня не праздничный аврал —

Другая беспокоит тема.

Вадим Иванович сказал:

С рабочим местом есть проблема…» —

«Но почему он так сказал?

Какие могут быть накладки?

Ты даже не переживай:

С рабочим местом всё в порядке!

Придёшь восьмого января,

После Рождественских каникул».

Романа страх совсем покинул:

Начальник не болтает зря!

«А в чём, позвольте Вас спросить,

Моя работа состоит?» —

«Узнаешь, – отрубил Арапов, —

При прохождении этапов!»

Роман, спокойный, поспешил

Домой, к прощальному безделью,

Но прежде всё-таки решил

Рабочую увидеть келью.

Вид комнаты полупустой

Слегка Романа озадачил:

Непритязательный, простой…

Но для него он много значил.

У входа, справа от двери,

Стоял большой обогреватель,

А прямо – стол, скоросшиватель,

Бумаг каких-то стопки три…

То был рабочий беспорядок,

И можно было без оглядок

Предположить: хозяин есть,

Сюда Роман не может сесть.

Левее – столик, а на нём

Был скромный телефон зелёный.

Ещё левей сидел знакомый

Жидков за офисным столом.

Он поздоровался с Романом.

Компьютер у него стоял

С поблекшим розовым экраном.

Он что-то важное писал.

Направо от стола Жидкова

Другой был стол, компьютер новый,

Манил с экрана Интернет…

И здесь Роману места нет.

Четвертый стол в углу виднелся,

Компьютер и на нём имелся,

Там, то ли грустен, то ли пьян,

Седой маячил ветеран.

Сидел он в кресле истуканом,

Не поздоровался с Романом.

Он был от жизни отрешён

И в свои мысли погружён.

Глава 2. Земляк

А на какого чёрта я ему понадобился?                         

М. Булгаков. Собачье сердце

1

Чудесный праздник Новый год!

Его с надеждой ожидают,

Чтоб съесть с икрою бутерброд

Под ёлкой, где блестят, сверкают

Гирлянды, звёздочки, шары,

Банты, стеклянные игрушки.

Как дети, взрослые добры

В преддверьи доблестной пирушки,

И с нетерпением все ждут

Закусок из заморских блюд…

Но чтоб наполнились графины,

Все наводняют магазины:

Не к месту каши, суп простой,

Забыты всеми макароны —

Как прирождённые бароны,

Сырокопчёной колбасой

Свои корзины набивают,

Забыв про скупость и бюджет,

Диету, доктора запрет,

Деликатесы закупают.

А тридцать первого числа

У всех домашние дела:

Все варят, жарят, запекают,

Потом салаты нарезают…

И вот ответственный момент:

Страну поздравил Президент!

Звенит мелодия бокалов…

Как жизнь скучна без ритуалов!

Кто сильно пьян уже давно,

Кто постепенно начинает…

Коньяк, шампанское, вино,

А кто-то водку уважает…

И все стремятся получить

Сомнительное наслажденье:

Всё со стола доесть, допить —

И заработать несваренье.

А позже оживает двор:

Там праздничные фейерверки

Грохочут, будто канонерки,

И веселят нетрезвый взор.

А кто сидеть остался дома,

Тот в телевиденьи эксперт.

Здесь ситуация знакома:

Всю ночь один сплошной концерт.

2

Но в этом пиршестве Борей,

Понятно, вёл себя скромней:

Без денег – скучное веселье…

Зато отсутствует похмелье.

За скромным праздничным столом

Роман в волнении особом

И с нескрываемым теплом —

С надеждой новой, с Новым годом

Жену поздравил, и Наташе

Сказал: «Надеюсь, счастье наше

Вновь оживит притихший дом,

И мы, как прежде, заживём!»

И вот, отметив Новый год,

Он стал заглядывать вперёд,

Свою работу ожидая,

При том «Профессию» читая

(Борей Христово Рождество

Воспринимал как баловство:

Неверующим был Роман,

И не тянуло его в храм).

«Профессия» ему дала

Большой толчок для размышлений

О том, как личные дела

Поправить и для повышений

Основу прочную создать.

На то прямые указанья

Газета не скупилась дать:

На службе быть без опозданья;

Всегда трудиться лучше всех

И позже всех идти с работы;

А для того, чтоб свой успех

Поднять на новые высоты,

И одеваться нужно стильно.

Тогда карьера, деньги – всё

Для соискателя посильно,

Волна удач его несёт.

3

Когда ж восьмого января

К восьми пришёл он на работу,

То понял: он лелеял зря

Надежду, что о нём заботу

Арапов вовремя проявит

И стол рабочий предоставит.

Прелюбопытнейший момент:

Стола как не было, так нет!

Рабочий стол напротив входа

Был занят – там Савчук сидел

И массой неотложных дел

Знаменовал начало года.

Был за своим столом Жидков,

Над документами склонился,

И монитор уже светился —

Жидков к работе был готов.

На двух оставшихся столах

Пока царил дух запустенья:

Нет жизни в ворохах бумаг,

У мониторов нет свеченья.

В углу, в соседстве с Савчуком

(Борей заметил) появился

Убогий столик, и на нём

Едва компьютер поместился.

А через несколько минут

За этот стол Савчук уселся

И стал печатать… Нет, и тут

Не сесть Роману! Он разделся

И попытался объяснить

Причину странного явленья,

Чтобы понять и извинить

Творцов смешного положенья:

«Я на работу приглашён —

Выходит, здесь я очень нужен!

Но нет стола – и я смешон…

Как импотент… Я безоружен…

А вдруг никто не виноват?

Виной – серьёзная причина…

Всё образуется! Я рад,

Что так смешна моя кручина».

Роман взглянул: куда присесть?

Потом увидел – стул свободный

В двух метрах от Жидкова есть —

И сел, подмяв костюмчик модный.

4

Вошёл Арапов: «Как дела?» —

«Да вот – не много и не мало —

Жду появления стола…» —

«Вот и отлично! Для начала

Ты хоть бы ГОСТы изучил,

Чтоб не было тебе так скучно!»

Жидков немедленно вскочил,

Открыв соседний шкаф беззвучно,

Он папку с ГОСТами достал,

Роману дал, и тот, зевая,

Весь день ту папку изучал,

На стуле хмуро восседая.

Арапов молча приходил,

Окидывал всех строгим взором,

Граничащим с немым укором,

И тут же быстро уходил.

Савчук печатал и молчал,

О чем-то горестно вздыхая,

Жидков усиленно писал,

И тоже рта не открывая.

Семь дней не виделись они,

Но их не интересовало,

Чем занимались эти дни…

Как Новый год… Футбол… Да мало ль!

5

Второй рабочий день настал,

Но ничего не изменилось.

Когда Роман сидеть устал,

То постепенно появилось

Желание про всех узнать,

Слегка разведать обстановку,

И начал он, сначала робко,

Свои вопросы задавать.

Жидков охотно отозвался

На просьбу совершить обзор,

И постепенно завязался

Меж ними тихий разговор.

«Так вот: основа всех основ

Есть подготовка производства, —

Неспешно говорил Жидков. —

И вот по воле руководства

Такая группа создана,

В которую мы с Вами входим,

Ещё Савчук, и нам дана

Большая власть на всём заводе,

Чтобы порядок навести.

И ГПП³3 – так сокращённо

Придумали нас окрестить —

Должна работать напряжённо».

Жидков был вынужден прерваться,

Поскольку появился гость —

Красивый парень, с ним встречаться

Роману раньше не пришлось.

Он за одним из двух столов

Уверенно расположился,

Включил компьютер и без слов

Спустя минуту удалился.

«Кто этот парень?» – «Боровик

Геннадий Юльевич, он вроде,

Как говорил мне кадровик,

Научный консультант в заводе». —

«А кто за тем столом сидит? —

Спросил Роман про стол четвёртый. —

Мужчина, пожилой на вид…

Он, видно, жизнью сильно тёртый…» —

«Евстрат Сергеевич Онучин.

А вот какой ему поручен

Объём работ – я не пойму,

Не знаю также, почему

Он здесь сидит!» – Жидков ответил.

Роман немедленно отметил,

Что тот был на соседа зол.

«Но почему он не пришёл?» —

«А он на родину уехал». —

«А где же родина?» – «В Керчи».

Роман не выдержал, вскочил:

Земляк нашёлся, вот потеха!

«Ты говоришь, он из Керчи?

Ты не шутил? Нет, ты нарочно!» —

«Да успокойся, не кричи!

Он из Керчи, я знаю точно.

Он украинский гражданин,

Имеет паспорт украинский». —

«Но мы живём в стране российской!» —

«Ну, видно, не было причин

Менять гражданство… Но скажи,

Тебя что в этом удивляет?» —

«Да я ведь тоже из Керчи!»

О, это многое меняет!

Не ожидал Роман никак,

Что ветеран – его земляк…

Но есть ли польза в человеке,

Что сам нуждается в опеке?

Как жаль, что он из стариков, —

Те не живут, а доживают…

Но что поделать: земляков,

Как и родню, не выбирают!

Он сел на свой рабочий стул,

И вдруг, листая документы,

Совсем по-новому взглянул

На любопытные моменты.

С Романом это в первый раз:

Хоть на работу пригласили,

Но стол рабочий дать забыли —

Как будто взяли про запас.

А вдруг Арапов напрямик

Заявит: «Нам такая должность

Без надобности!» Рома сник,

Им овладела безысходность…

6

«Сидите, клятi москалi? —

Услышал голос он вдали,

Потом – шаги по коридору,

И в их унылую контору

Стремительно вошёл земляк,

Неся увесистый рюкзак. —

Ну как, у вас тут всё спокойно?

Себя ведёте вы пристойно?»

Приехавший издалека,

Он задавал свои вопросы

И доставал из рюкзака

Бумаги, книги, папиросы.

Савчук с Жидковым изменились:

Заговорили, оживились,

Из их раскованных речей

Явилась масса новостей.

Потом Онучин рассказал,

Как съездил, где он побывал,

Как встретил он начало года,

Какая там, в Керчи, погода.

Затем последовали шутки,

Раздался громкий дружный смех,

И люди, что молчали сутки,

Как будто совершили грех, —

Мгновенно стали веселей.

И стоило им оживиться —

Зажглись глаза, открылись лица,

И стало в комнате светлей.

«Уж если есть такое диво —

Душа и совесть коллектива,

Так это он как раз и есть.

Хвала Онучину и честь! —

Подумал радостно Роман. —

А внешность – попросту обман!

Хоть пять минут его я знаю —

По-новому воспринимаю».

«А для тебя сюрприз готов!» —

Сказал Онучину Жидков.

«Что за сюрприз?» – спросил тревожно

Евстрат Онучин, осторожно

К ним подошёл. «Роман Борей!

Он тоже Керченских кровей, —

Сказал Жидков. – Ты удивился,

Что твой земляк здесь объявился?»

Как вкопанный, остановился

Евстрат, и рот его открылся!

Белёсый удивлённый взор

Борея изучал в упор.

«Вот уж никак не ожидал!» —

Промолвил наконец Онучин,

Роману долго руку жал

И с земляком был неразлучен,

Беседуя о самом близком:

О городе, таком родном,

О жизни в климате Балтийском.

«А в Питере ты как давно?» —

Спросил Евстрат. «В семьдесят пятом,

Когда не все ругались матом

И жили, Партию любя,

Не отпускавшую руля,

А доллар был слабей рубля.

В краю, культурою богатом,

Прошёл я конкурс в институт —

И словно в царстве тридевятом

Себя почувствовал я тут.

Потом работал на заводе…

Стремился получить чины…

Потом при всём честном народе

Я наблюдал развал страны…

И вот я очутился здесь…

Ну, а в Керчи сестра родная

С двумя племянницами есть,

Кузин и тёток не считая».

Роман умерил слов поток,

Родством с Евстратом увлекаться

Не стал: тому начнёт казаться,

Что без него Роман – никто.

«А как тебе на месте новом?» —

Спросил Онучин земляка.

«Да вот – сижу на стуле… Словом,

Я стол не получил пока…»

Евстрат нахмурился: «Негоже!

Сейчас к Петровичу пойду,

С ним потолкую, как мы можем

Преодолеть твою беду».

И он ушёл. Минут пятнадцать

Отсутствовал, потом пришёл,

Сказал: «Я стол тебе нашёл!» —

И начал переодеваться

В халат, висевший на крючке.

Роман вскочил, за ними следом

Жидков, покончивший с обедом,

Направился, и в закутке,

В каком-то пыльном коридоре

Нашёлся очень старый стол,

И он Роману подошёл.

Жидков ему помог – и вскоре

Стол был поставлен у окна.

Роман теперь – величина!

Как подобает инженеру,

Он для работы атмосферу

Мгновенно создал, сев за стол.

Потом к Евстрату подошёл:

«Теперь готов начать работу.

Тебе спасибо за заботу!» —

«Да разве ж можно земляку —

Да не помочь? – сказал Онучин. —

А ты компьютеру обучен?» —

«На нём работать я могу». —

«Ну что же, мне тогда придётся

Просить компьютер для тебя, —

Сказал Евстрат. – Глядишь, найдётся…» —

Добавил, как бы про себя.

Глава 3. Евстрат Онучин

Да умный человек не может быть не плутом.

А. Грибоедов. Горе от ума

1

Онучин часто выходил

И возле лестницы курил,

И нёс сквозняк из коридора

Тяжёлый запах «Беломора».

Курил он сладостно, взасос,

А если кашлял, то до слёз,

Порой едва не задыхался,

Как только кашель начинался.

Помочь желая земляку,

Роман заметил осторожно:

«Бросай ты эту чепуху!

Так потерять здоровье можно». —

«Ты думаешь?» – спросил Евстрат.

«Конечно, в этом я уверен!» —

«Да я и сам уже не рад,

Давно бросать курить намерен».

Роман был рад от осознанья,

Что он благое начинанье

От всей души осуществил:

Евстрат почти что братом был —

Ведь их теперь соединяло

То, что их жизнь брала начало

Там, под горою Митридат⁴4,

Где камни древние лежат,

Где солнце яркое сияет

И море нежно глаз ласкает,

Стоят большие корабли

У входа в Керченский пролив,

Шипит и пенится волна,

О скалы шумно разбиваясь,

И манит моря глубина,

С просторами небес сливаясь.

Немного дней прошло с тех пор,

Как направлял Евстрат свой взор

На море, улицы родные,

На линии береговые,

Он для Романа сразу стал

Частицей неба голубого,

Частицей моря, серых скал

И улиц города родного.

Статью Роману показал

В какой-то Питерской газете,

В которой он обосновал

Заботу о приоритете

Строительства того моста,

Что, отвечая нуждам давним,

Соединит Керчь и места,

Которые зовут Таманью⁵5.

Мост через Керченский пролив

Правительствами обсуждался,

Хоть тон речей и был хвастлив,

Но в лидеры никто не рвался.

2

Евстрат владел прекрасно речью,

Он знал натуру человечью,

Его могучий интеллект

В любом рождал к нему respect⁶6.

Он был начитанней Романа

И глубже знал любой предмет,

Всегда на всё готов ответ

От философии гурмана.

Он всё на свете подвергал

Ума строжайшей экспертизе:

«Я философствующий физик! —

Так сам себя он называл. —

Вникал в природу полимеров

Я на физфаке ЛГУ⁷7,

Вселенную других размеров

Теперь освоить я могу.

Я не сторонник спецнауки.

Науку может развивать

(Конечно же, не ради скуки)

Любой, способный размышлять.

Страдает общество теперь

От маргинальной субкультуры,

Избавить надо от потерь

Все наши сферы и структуры.

Интенции⁸8 экоцентризма⁹9,

Войдя с наукой в диссонанс¹⁰10,

Стоят на грани популизма¹¹11…

Коэволюция¹²12 – вот шанс!

Хаос – основа мирозданья

И сущность мировой души,

Ради порядка воссозданья

Он наивысший суд вершит». —

«Но человек – венец природы! —

Роман пытался возражать. —

К порядку тянутся народы,

Его опасно нарушать!» —

«Пределов нет у этой темы…

Хоть человек и «царь зверей»,

Он – порождение системы,

Конечной в сущности своей,

И не способен априори¹³13

Он бесконечное понять —

Мир вынужден, при умном взоре,

«В каком-то смысле» познавать.

Хоть претерпели измененья

В последние полсотни лет

Все парадигмы¹⁴14 управленья —

Но им пока замены нет.

В лабораториях пылится

Коллегиальных¹⁵15 форм проект,

И всё никак не состоится

Синергетический¹⁶16 эффект.

Мы очень сильно одичали,

Как только рынок наступил —

Мир злобы, зависти и грязи

С вкраплениями доброты.

Сознанье людям затмевают

Какой-то тайною игрой,

И симулякры¹⁷17 в ней играют,

Пожалуй, основную роль.

Был создан миф «демократизма» —

Все к демократии рвались,

Забыв про зов социализма…

От краха не убереглись.

Как денежки ни экономьте,

Все мифы прежние затмив,

Уже возник на горизонте

«Свободы рынка» новый миф.

Кровь свежую вливает донор,

Америка, – «бесценный дар»,

Ничем не истребимый доллар,

Великий суперсимулякр.

Устали от монетаризма¹⁸18?

Так получите миф иной —

«Борьбы с угрозой терроризма»!

Запахло здесь уже войной…

Оправдано пред целым светом

Стремленье граждан защитить…

Вот только надо ли при этом

Чужие города бомбить?

Демократично ли лишать

Людей зарплаты по затратам,

При том цинично повышать

Оклады разным депутатам?

Неужто всё, что дал прогресс, —

Зомбировать¹⁹19 людей рекламой,

Питанием в кафе-экспресс

И низкопробной мелодрамой?

А не цинично ль в новостях

Показывать людское горе,

Детей запутывать в сетях

У пропаганды алкоголя?

А главам «суверенных» стран

Зарплату получать из фондов

Богатых государств, и срам

Скрывать от собственных народов?

Такой порядок наравне

Со скрытой формою дикарства,

И управляются извне

Такие квазигосударства²⁰20. —

«Крах неизбежен…» – «Не беда,

За всё заплатят их народы:

С марионетками всегда

Бесцеремонны кукловоды…

Считать нормальным кровь рекой,

А сокрушаться лишь для вида?

И в психологии такой

Не видеть признак суицида²¹21?

Культуру можно расценить

Как средство выживанья наций.

Но как культуру заслонить

От негативных аберраций²²22?

Всё чаще стали возникать

Диссипативные²³23 структуры,

Основы древние культуры

Собой пытаясь заменять». —

«Культура нынче не в фаворе.

Интеллигентам – просто горе:

Всяк заменить сегодня рад

Высокий слог на грязный мат.

К чему тогда труды, старанье

И дел великих начинанье,

Когда, по трезвому уму,

До них нет дела никому?» —

«Культура внешне вроде та же…

Но к ней почтенья больше нет,

И все стремятся в Эрмитаже

Устроить свадьбу иль банкет.

В музее образцов искусства,

Поддавшись магии деньжат,

Его хранители спешат

Устроить оргию распутства.

И к Пушкину любовь у вас

Так далеко не заходила:

Охотников полно сейчас

В Михайловском²⁴24 построить виллу…»

Роман в Михайловском бывал —

И сразу, с воодушевленьем,

Коль всё воочию видал,

Он поделился впечатленьем:

«Признаться, в неудачный час

Я посетил холмы святые:

Над местом, где летал Пегас²⁵25,

Нависли облака густые.