Текст книги "В эту ночь заглянула Муза"

Девушка-Осень

 
С рыжим оттенком, кирпичными каплями,
Дождик сквозь ветки бежал не спеша.
Мимо берёз, с разноцветными шапками,
Девушка-Осень уверенно шла.
 
 
Осень шагала, и листьями ломкими
Бронзовый воздух от шага звенел,
Пятна от луж, словно пёстрые родинки,
Кто-то пред нею просыпать посмел.
 
 
Тучи, не серые, а серебристые,
Травы, умятые свежей росой —
Девушка-Осень, походкою чистою,
Весело шла по простору босой.
 
 
Люди скрывались под мрачными куртками,
Осень в купальнике ярком была.
Встретила липу и пальцами чуткими
Липу раздела она догола.
 
 
Осень шагает, и ждёт, не печалится,
В воздухе поступь сестрицы своей.
Скоро Зима, тоже дева-красавица,
К ней прилетит на крылах снегирей.
 

«Рубежей нет! Повсюду воля!..»

 
Рубежей нет! Повсюду воля!
Здесь, вблизи, стог растет из сена.
А вдали, там, за кромкой поля
Возвышается лес степенно.
 
 
В небесах синеву ест пена
Облаков совершенно чистых,
А внизу, в лужах по колено,
Золотистые дремлют листья.
 
 
Ни домов нет вокруг, ни строек.
В незамаранной здесь природе
Я стою, и – да что ж такое! —
Веселюсь беспричинно вроде.
 
 
«Э-ге-ге!!!», – закричать охота,
В горизонт отсылая эхо —
Здесь повсюду одна свобода,
С рыжей лентой лесного меха!
 

Иероглиф слова «Счастье»

 
Вращаясь в воздухе пружинкой
В изящной шубке меховой,
Сегодня первая снежинка
Замельтешила над землёй.
 
 
Она так весело порхала!
При этом, словно бы шутя,
Непревзойдённо облетала
Иголки мелкого дождя.
 
 
Она свернула от ненастья,
Ушла в виток очередной.
И иероглиф слова «Счастье»
Вписался в воздух сам собой.
 
 
Потом она в порыве смелом
Сложив два призрачных крыла,
На землю радостно присела…
И незаметно умерла.
 

В ночь, вразвалку иду…

 
Осень, грузно дыша, завершила свой бег.
Ветер бросил скулить, словно раненый пёс.
Над вечерней землёй новорожденный снег
Закружил не спеша под некрепкий мороз.
 
 
Прежде слякотных луж блещет хрупко стекло,
Отражая огни столбовых фонарей.
И глазам, и душе стало очень светло —
Отвыкают они от дождливых теней.
 
 
Укрывает себя свежим пухом земля,
Вяжут шапки гурьбой вдоль дороги дома.
В ночь, вразвалку иду, жизни радуясь я,
И тому, что пришла, наконец-то, зима…
 

Морозная бессонница

 
Тяжела́ сегодня на подъём луна.
В синеве морозной, грузная она
Выползла на крышу, придавив чуток
Животом огромным шифера кусок.
 
 
Холодает так, что воздух загустел,
Убелив берёзкам ветки между дел.
Ночь ползёт, и стынет молча тишина.
Вверх ушла сквозь иней с шифера луна.
 
 
И её далёкий неспешащий ком
Смотрит сквозь окошко на меня блином.
Ну, и как смогу я под её теплом
Позабыться долгим безмятежным сном?
 

Однажды, в морозной тайге

 
Словно баронессы, в мантиях белёсых,
Выпрямили спины стройные берёзы.
Сединой дышали хвойные бояре,
Княжеские ивы жемчуг примеряли.
Землю принакрыла шуба из зефира,
Ласково сверкая солнечным эфиром.
 
 
Всюду серебрились пышные наряды.
Лишь надели реки ледяные латы,
Да ушли из сердца лишние тревоги
Под простую песню искренней сороки.
На душе же стало тихо что-то таять,
Хворь уничтожая, очищая память.
 

Алый след от губной помады

 
Зимний день стал у нас коротким,
Три часа, а уже темнеет.
Ветер снег выбивает плёткой
Из замёрзших седых растений.
 
 
Запыхтел во дворе прохладном
Жигулёнок с наклейкой «Лада».
В глубине полосы заката
След алеет губной помады.
 
 
Ну, а где-то, на дальнем юге,
Несомненно, и день длиннее.
И без воя настырной вьюги
Там, на юге, сейчас теплее.
 
 
Ходят люди вдоль кромки моря,
Ходят в сланцах, а не в ботинках.
К ним с тяжёлой волны прибоя
Водяные летят пылинки.
 
 
Там жара, а у нас морозы.
Там муссоны, у нас метели.
Там грохочут под молнии грозы,
А у нас спят под снегом ели.
 
 
Юг и север – погода контрастна.
Но и общее видится всё же —
Тут и там, если день прекрасный,
Будет вечер прекрасным тоже.
 
 
И на юге далеком скоро
Тоже будет черта заката
Опьянять, улыбаясь, взоры
Алым следом губной помады.
 

Белый день

 
В длинной шубе, цвета снега,
Позабыв ночную лень,
Заявился к Человеку
Спозаранку Белый День.
 
 
День по-зимнему нарядный,
Шапка, валенки на нём.
С Человеком до заката
Доберется он вдвоём.
 
 
День сегодня шаловливый —
То щипнёт морозом нос,
То дыханием игриво
Задымит, как паровоз.
 
 
Белый День сегодня самый,
Самый краткий день за год.
Но несётся он упрямо,
Как и прочие – вперёд!..
 
 
К человеку, в дом из но́чи,
Шапка косо – набекрень,
Заглянул недолгий очень,
Но прекрасный Белый День.
 

Крайний день

 
Крайний день декабря скоро-скоро уйдёт,
И на смену ему с полуно́чным кокетством
В фейерверках огней расцветёт Новый год!
И припомнится всё, что хотелось нам с детства:
 
 
Мама с папой, чтоб рядышком были всегда,
Были б новые платья, большие машинки,
Чтоб на верхних бы полках лежать в поездах,
Потому что с них вид в окна очень обширный.
 
 
Чтоб известным бы стать, чтоб работать бы тем,
Кем надумал ты сам, а ни кем жизнь заставит,
Чтоб друзей не терять, чтобы кипы проблем
Без труда побеждать, изгоняя в подвалы…
 
 
Крайний день не пришёл ещё к нам декабря,
За окном раззевалось лишь крайнее утро.
Наши детки в кроватках счастливые спят,
Ожидая, как мы, новогоднее чудо.
 
 
Пожелать им хочу – пусть добьются они
Наперёд всех поставленных жизненных целей,
Пусть свершатся у них их надежды, мечты!..
И чуть-чуть из того, что самим нам хотелось.
 

Что год грядущий принесёт?

 
Уходит прочь текущий год.
Он был не очень неудачен.
Что год грядущий принесёт?
Какие выдвинет задачи?
 
 
Болезни новые, война? —
Без них ведь людям не живётся.
Что в экономике страна
Вновь переделать соберётся?
 
 
Сбываться будут ли мечты?
Что станет с нашей индустрией?
И уничтожаться ль следы
От надоевшей пандемии?
 
 
В образовании что ждёт?
В футбол вернутся ли победы?
На это даст грядущий год
Необходимые ответы.
 
 
Январь заменит год на год
Под бой курантов громогласный.
Что нам грядущий принесёт?
Ещё чуть-чуть и станет ясно.
 

Новогодняя

 
Ветер свищет, кони мчатся
По ночному снегу поля!
Стали гости собираться
К новогоднему застолью.
 
 
На салфетках разгорятся
Строчки лучших из желаний!
Свищет ветер, кони мчатся
С Дед Морозом едут сани!
 
 
Бой курантов ход отмерит,
Распахнутся ветром двери,
Дед Мороз ворвётся в сени
И устроит всем веселье!
 
 
Седины расправив прядки,
Он воскликнет гласом твёрдым:
«Эй, девчонки! Эй, ребятки!
Поздравляю! С Новым Годом!»
 

Двенадцать

 
Раз! —
       Скромно замедлился времени ход.
Два! —
       Встал, поднимая бокалы народ.
Три! —
       Громкий хлопок и потоки игристого
Четыре! —
       Свет разукрасили в краски искристые.
Пять! —
       Надо быстрее припомнить желанья:
Шесть! —
       Бедным – богатства, незнающим – знанья,
Семь! —
       Маме, родным, да и верным друзьям
Восемь! —
       Напрочь забыть о дорогах к врачам!
Девять! —
       Что бы ещё пожелать мне для счастья?
Десять! —
       Чтоб над землёй приутихли ненастья,
Одиннадцать! —
       Чтобы страну обходили невзгоды.
Двенадцать! —
       Полночь нагрянула!
                            ВСЕХ С НОВЫМ ГОДОМ!!!
 

«Вы прислушайтесь, как сластно…»

 
Вы прислушайтесь, как сластно
Разгалделись в небе птицы!
И вглядитесь, как прекрасно
Снег в сугробах серебрится!
 
 
А рябина вся сегодня
Стала чуточку алее!
И в огнях предновогодних
Засверкали лапки елей!
 
 
А ещё сегодня ловко
Пудрит лица людям стильной
Цвета чищенной морковки
Ветер кистью морозильной!
 
 
А с ледовых прочных замков
Горки вниз лучами мчатся —
Так и тянет с них на санках
Разогнавшись покататься!
 
 
День сегодня очень ясный.
И от солнца снег повсюду
Серебрится так прекрасно!
Приглядитесь! Это ж чудо!
 

А было время золотое…

 
Стоит преградой в переходе
В грядущее стальная дверь.
Я в исчезающей породе
Давно уже последний зверь.
 
 
Последний я, последний самый.
Никто не вздумает скорбеть,
Когда прилягу я усталый
На землю, чтобы умереть.
 
 
Не заскулит никто молебно,
Не ткнëтся лапой тихо в бок.
Я из породы зверь последний,
Лишь доживающий свой срок.
 
 
Исчезнуть в день желаю ясный,
Своей судьбы наевшись впрок.
И от себя я в «Книге Красной»
Смогу очистить пару строк.
 
 
Со всей породой я в былое
Уйду, однажды, из сейчас…
А было, было золотое
Когда-то время и у нас.
 

В постпотопной эре новой…

 
Обесценятся напитки
Утоляющие жажду —
Тают льды, воды с избытком
На планете станет нашей.
 
 
Станет скоро – несомненно!
И, распухнув, океаны
Смоют с ликов континентов
Многочисленные страны.
 
 
Только прежних гор великих
Над бескрайними морями
Подниматься будут пики
Небольшими островами.
 
 
Быть потопу в этом веке
На земном уставшем шаре!..
Стоит строить ли ковчеги
Для попарно разных тварей?
 
 
Абсолютно фауна, флора
Здесь ни в чём не виноваты.
Строить им суда, бесспорно,
Для спасения бы надо.
 
 
Ну, а люди? Что? Достойны
За измены, взгляды с фальшью,
За коварство, ложь и войны
Шанс иметь плодиться дальше?
 
 
Человек к земному раю
Путь активно разрушая,
Льды призвал повсюду таять,
Сам того не понимая…
 
 
В постпотопной эре новой
Из попарно взятых тварей
Кто на землю ступит снова?
Кто не ступит? Мы не знаем…
 

Точка

 
Гвоздик со шляпкой, удар молоточка,
Так появляется жирная точка.
Жирные точки лежат в окончанье
Скромной идеи, большого деянья.
Кляксами чёрными злости и гнева
Ставят их часто направо и лево,
Чертят в любви, закругляют на счастье,
Лепят в конце огнедышащей страсти,
Даже на судьбах рисуются точки,
Жизни земной обрывая цепочки.
 

В лабиринте тягучих снов

 
Увяз до дрожи сегодня ночью
Я в лабиринте тягучих снов.
В них на луну выл я пастью волчьей
И зайцем бегал от хищных сов.
 
 
Я задыхался от едких специй,
С разгону грудью пробил шлагбаум,
В подвалы падал с подъездных лестниц
И поднимался вверх по столбам.
 
 
Я плыл по морю в свинцовой бочке,
В прямоугольный залазил круг,
Искал правдивость в газетных строчках,
И прятал скалы в карманах брюк.
 
 
Как мухи липли к ладоням стены,
И брёл меж ними, почти без сил,
Я, проклиная свои измены…
Пока будильник не зазвонил.
 

«Сгорбились фонарные столбы…»

 
Сгорбились фонарные столбы,
В землю уперев стальные ноги.
Им, по воле матушки-судьбы,
Замереть приказ был у дороги.
 
 
И они с безмолвием стоят,
Взглядами машины провожая.
Лишь глаза задумчиво блестят,
Тени над асфальтом разгоняя.
 
 
Осознать мечтают с высока,
Почему, в клубах дорожной пыли,
Чья-то суетливая рука
Гонит вдаль поток автомобилей.
 
 
Но попытки тщетны. Так стряслось,
Что и человек не разберётся
В поисках ответа на вопрос —
Почему спокойно не живётся?
 

А вы ходили с копьями на мамонтов?

 
А вы ходили с копьями на мамонтов?
А против тигра с палками в руках?
Не за хвалу, с коммерческими грантами,
Не за рекламу в теленовостях.
 
 
Геройства не было в годах давно запы́ленных,
А было право смерть притормозить.
Ну, а потом, вполне себе обыденно,
Стараться дальше жить себе и жить.
 
 
Ну, а сейчас, в эпоху техногенную,
Куда ни плюнь, везде сидит герой.
Вещает с кресла что-то там нетленное,
Пленяя свет словесной шелухой.
 
 
Хочу героям шибко умно грамотным
Задать вопрос, короткий и простой:
«В подъёме вверх, до кресел кожно-мраморных,
А вы ходили с копьями на мамонтов?»
 

Мосты

 
В эпоху возведения мостов,
К примеру, как до солнечного Крыма,
Хочу спросить, строитель, ты готов
В мосты ещё вложить немного силы?
 
 
Чтоб ими опоясать широко
Пространство вплоть до родины пингвинов,
Чтоб можно было просто и легко
Кататься над землёй в автомобилях.
 
 
Чтоб можно было, скажем, в январе,
Поймав таксиста шумной автотрассы,
Сказать ему: «Подбрось меня скорей
Согреться… ну, хотя б до Гондураса!»
 

«Рулеткой крутятся, рулеткой вертятся…»

 
Рулеткой крутятся, рулеткой вертятся
Четыре лопасти трухлявой мельницы.
 
 
С дороги путникам усталым кажется,
Что эта мельница вот-вот развалится;
Что эта мельница вот-вот рассыплется,
Усталым путникам с дороги видится.
 
 
Но мукомольница не унимается,
Ни на мгновение не замедляется —
Четыре лопасти кряхтят, но вертятся,
Скрипят, но крутятся у старой мельницы.
 
 
И у людей – когда душа вращается,
Безостановочно жизнь продолжается.
 

Творцы

 
Живут великие творенья
В руках создателей миров:
Печаль, ранимость, вдохновенье
Надежда, вера и любовь.
 
 
Чисты́, прекрасны чувства эти…
Но почему внедряют в жизнь
Творцы на созданных планетах
Совместно с ними боль, корысть.
 
 
Зачем восторг мешают с гневом,
И в восхищение спешат
Вогнать тоску со злостью-стервой
И в трепет влить тревог ушат.
 
 
Миры по умыслу дурному
Так создают… А может быть
Они – всё проще – по-иному
Не в состоянии творить.
 
 
И им, по сути всемогущим, —
Мол, что придумал, то создай —
Нет, как и людям, троп ведущих
В мир идеально лучший – рай.
 

«Одиноко, наверно, в просторном раю…»

 
Одиноко, наверно, в просторном раю,
Ведь безгрешных людей я почти, что не знаю,
Да и сам иногда я грешил, признаю,
И грешить буду дальше – скажу не скрываясь.
 
 
Кто-то где-то соврал, кто-то что-то унёс,
Кто-то чистит в толпе кошельки и карманы,
Кто-то совесть продал, кто-то слухи разнёс,
Кто-то счастье чужое запрятал в чулане.
 
 
Есть у многих людей свой греховный набор —
У кого-то мешок, у кого-то составы.
Но любой негодяй, проходимец и вор
Может верно любить, может в чём-то быть правым.
 
 
Да, грешу, и с грехами я вынужден жить,
Но, скорей всего, в рай мне закрыта дорога
Не за то, что решаюсь порою грешить,
А за то, что не верю я в Господа Бога.
 

Рифма – два слова – всего лишь два слова

 
Рифма рождалась с двойной подоплёкой —
В ней дифирамб совместился с упрёком,
Слышалась грубость и слышалась ласка,
Мрачная быль и прекрасная сказка,
Горечь чесночного с луком салата
В сладкий кусочек влилась шоколада.
 
 
В рифме была – необычное дело —
Связь неразлучная чёрного с белым.
Много ещё в ней двояко звучало —
Жажда от влаги, прозрачность металла,
Хмель алкогольный стал милым здоровью,
А неприязнь подружилась с любовью.
 
 
Рифма – два слова – всего лишь два слова
Билась, искала для смысла двойного —
Радость с тоскою, удачу с томленьем,
Правду с неправдою, месть со смиреньем,
Громы весны и осеннюю прелость
Очень в едином ей видеть хотелось…
 

Если муза ушла

 
Если муза ушла, не спеши горевать,
От задуманных дел не спеши отступать.
Если муза ушла, тихо топнув ногой,
Собирайся ты в путь и забудь про покой.
 
 
Музу надо искать – созидать, создавать,
Не вернётся она, если ляжешь ты спать.
Если даже не спишь, но как сонный живёшь,
То её ты себе никогда не вернёшь.
 
 
Чтоб её отыскать надо чаще пером
По бумагам скрипеть за рабочим столом.
И не думать о том, что ты чёрную тушь
Выливаешь лишь в грязь да в различную чушь.
 
 
Среди тяжести дум, среди сложности строк
Ты, однажды, услышишь её шепоток,
Ты увидишь её и обнимешь скорей,
Как давно дорогой и желанный трофей!
 
 
Вновь с тобою она будет преданно жить,
Вновь тебе одному будет верно служить.
Но внезапно она сможет снова сбежать…
Если муза уйдёт, не спеши горевать.
 

По циклу земному

 
По циклу земному несутся стихи.
Вчера они были просты и легки,
Сегодня решат шаловливо резвиться,
А завтра устанут и станут томиться.
 
 
И сердце у них бьётся, как у людей —
В тоске поспокойней, в любви посильней.
В них есть темперамент, апатия, страсть,
Желание взять ненасытную власть.
 
 
Болезни, ожоги, жара и ветра,
Голодные дни, ледяная вода —
Известно им все! Лишь не могут понять
Простой и стандартный глагол – «Умирать».
 
 
Однажды, их автора бог призовёт.
Исчезнет поэт, безвозвратно уйдёт.
А могут стихи где-то сгинуть на полках?
Да, могут. Но только совсем ненадолго.
 
 
Быть может неделю, быть может столетье
Под пыльной они проваляются сетью.
А дальше их кто-нибудь с полки достанет,
И в строки стихов с любопытством заглянет.
 
 
И снова в стихах сердце громко забьётся,
Любовь с огоньком по словам пронесётся.
И снова умчатся по циклу земному
Стихи – и не могут они по-иному!
 

В эту ночь заглянула Муза

 
Лик ещё её скрыт вуалью
Из материи светло-русой.
Интересно, ко мне какая
В эту ночь заглянула Муза.
 
 
Сколько лет ей? Она юна ли?
Может, сморщенная старушка?
Что ей ближе – тоска с печалью?
Или счастью она подружка?
 
 
А глаза? А глаза невинны?
Шляпа взгляд её прикрывает.
Что в них? Голый песок пустыни?
Или солнце огнём играет?
 
 
Всё! Довольно! Я сброшу на пол
С Музы всё, что считаю лишним —
Плащ тяжёлый, вуаль и шляпу.
И какая она – увижу.
 
 
Ждать чего мне от Музы-дамы
Разберусь я потом дословно —
С трагедийным финалом драму
Или целый роман любовный.
 

Рифма жизни

 
Диваны-стаканы, кино-кимоно —
Не счесть на планете рифмованных слов.
Ещё есть примеры: окно-домино,
И плов будет рифмой для слова улов.
 
 
Корвет-муравьед, тараканы-тараны —
Как звучно рифмуется слаженный слог! —
Гитары и пары, бараны и раны,
Сверчок, червячок, каблучок и волчок.
 
 
Рифмуются клуша, горбуша и лужа,
Рифмуются бой, золотой, молодой.
Рифмуются плюшка, свинюшка и клюшка,
Рифмуются зной, сухостой, перегной.
 
 
Но это всё глупость, но это всё пустошь,
Не важно, что груша рифмуется с сушей,
Намного важнее, ценнее и нужно,
Когда вдруг рифмуются разные души.
 
 
Когда зарифмуются разные души,
То всё, что не в рифму осталось, то тут же
Рифмуется сразу, рифмуется всласть —
К примеру, рифмуются жажда и страсть.
 
 
И ревность возьмет себе в рифму страданье,
А жар подрифмуется под ожиданье,
Врифмуется сердце в амурные руки,
И пульс зарифмуется стуком упругим.
 
 
Когда обрифмованы души с телами,
И в рифме совместной погибли проблемы,
То в мир проникают, как будто бы сами,
С небес к нам не строчки стихов, а поэмы!
 

Хорошо там, где мы

 
Хорошо там, где мы, а не там, где нас нет,
Даже если вдали нет привычных нам бед.
Даже если вдали нет ни тьмы, ни чумы —
Хорошо не у них, хорошо там, где мы!
 
 
Даже если вдали льётся в реках кисель,
А в крапиве цветёт на ветвях карамель,
Даже если в жару, говорят, там свежо,
Всё равно не у них, а у нас хорошо.
 
 
Нам близки холода, ветер, грозы, дожди,
Сапоги нам близки и болота в пути.
И, пускай, лето мы видим реже зимы —
Не у них хорошо, хорошо там, где мы!
 

Опять я в дороге!

 
Опять я в дороге! Асфальта полоска
Сквозь зелень пейзажную змейкой скользит.
Застыла, гляжу, у мосточка берёзка
И в речку листочками робко глядит.
 
 
Чуть дальше заправка. За ней вдоль дороги
По полю за трактором тащится плуг.
Стог пышного сена мелькнул одинокий,
Прилипший к траве, словно к платью утюг.
 
 
Низина с деревней! Увидел в деревне
Заборов-расчëсок опрятный я ряд.
За ними, по-царски, с осанкой степенной,
Избушки гурьбой невысокой стоят.
 
 
Секунды меняют пейзаж перед взором
За быстро летящим огромным окном —
То лес растворится в просторе озёрном,
То выстрелит вверх неожиданно холм.
 
 
Билет мне дорожный достался сквозь лето
Прекрасный такой, что в пути не уснуть.
Я еду! Я еду! И скоро приеду
Домой наконец-то! Осталось чуть-чуть!
 

«Заплясали мысли, раздвоился взгляд…»

 
Заплясали мысли, раздвоился взгляд,
С вечеринки к дому я прогулке рад.
 
 
Вдвое стало больше вдоль дорог огней
И улыбок вдвое больше у людей.
 
 
Вдвое стали ярче в небе две луны,
Разжигая в сердце сразу две весны.
 
 
Разгулялся вдвое лёгкий ветерок,
И летит со мною, преданный дружок.
 
 
Шелестят деревья вдвое веселей,
Брызгая тенями раза в два смелей.
 
 
Знаю, завтра будет вдвое всё грустней,
Вчетверо печальней, вшестеро бледней.
 
 
Это будет завтра, а сегодня путь
Удлинился вдвое и дрожит чуть-чуть.
 
 
И ступает скромно мой нетвёрдый шаг,
И душа беззлобно шепчет: «Ой, дурак!»
 

Булка ванильная

 
Булку ванильную с маслом и сахаром
Утром под кофе горячий я съем.
Сил наберусь из обычного завтрака
И окунусь в мир житейских проблем.
 
 
Будут проблемы ходить, издеваться,
Шею затягивать мёртвой петлёй.
Будут они не спеша изгаляться
В каверзах разных весь день надо мной.
 
 
Думы дневными наполнятся страхами,
Станет под вечер от них тяжело…
Съем-ка, я булку ванильную с сахаром,
Чтобы хоть утро чуть слаще прошло.
 

Рассветный парус

 
Тишина висит речная,
Поплавок в воде уснул.
У палатки догорая
Костерок дымком зевнул.
 
 
Чайка низко пролетела,
Распластала два крыла.
Опустила в речку тело —
Хвать! – и рыбку унесла!
 
 
Утро солнцем в алых перьях
Разрумянило восток.
Лепестками вздрогнул первый
Пробудившийся цветок.
 
 
Комары исчезли с поля,
Забубнила стрекоза,
И прибрежным сочным слоем
Подмигнула мне роса.
 
 
С каждым вздохом – ярче, ярче!
С каждым выдохом – светлей!
Я хочу, чтоб стало жарче,
Чтобы стало веселей!
 
 
Горизонт рассветный парус
Распустил и ввысь несёт.
Я сижу и умиляюсь! —
И пускай, что не клюёт!
 

Бабочка капустница

 
Бабочка капустница снежно-золотистая,
Лёгкая, игривая, светлая и чистая —
То уходит в облако, то к траве снижается,
То полётом ломанным к розам устремляется…
 
 
В крыльях этой бабочки мысли отражаются —
То с земли уносятся, то с небес спускаются.
 

Погибаю!

 
Друг, присядем на скамейку,
Рассказать тебе решил я,
Что к широкой ленте клейкой
Прилипают мушьи крылья.
 
 
Что следов объёмный профиль
Дождь в песочнице смывает,
И горячий чёрный кофе
Постепенно в кружке тает.
 
 
Что в паучьей паутине
Мотылёк дрожит и бьётся,
А заря в прибрежной тине
Непременно захлебнётся.
 
 
Что влюбился я безмерно,
Ну, а как, не понимаю,
Но при этом знаю верно,
Знаю точно – погибаю!
 

Улыбнись мне в ответ, незнакомка!

 
Рвётся там, утверждают, где тонко
И темно, говорят, без огня.
Улыбнись мне в ответ, незнакомка!
Стань знакомой скорей для меня.
 
 
Ведь улыбки даны для сближенья
Двух до этого чуждых людей.
Незнакомка! Забудь про сомненья!
И улыбкой своей обогрей!
 
 
А когда мы сойдёмся, то очень
Станет нам хорошо, ты пойми —
Будем вместе совместные ночи
Заменять на единые дни!
 
 
Рвётся там, утверждают, где тонко,
И темно, говорят, без огня.
Улыбнись мне в ответ, незнакомка!
Стань знакомой скорей для меня.