Текст книги "Пятая Космическая"

Вячеслав Шалыгин
Пятая Космическая

В 2289 году человечество оказалось на пороге новой войны. Против Земной Федерации, в которую, кроме Земли и Луны, входила Венера, большинство обитаемых спутников внешних планет Солнечной системы и пять Колоний в дальнем космосе, выступили Марс и Колониальный Союз, временно объединившиеся в Демократический Альянс; в сумме – двадцать три планеты, разбросанные по освоенной людьми части Галактики.

Против сильной, грамотной, но малочисленной армии землян выступило многократно большее ополчение колонистов, ядром которого стали марсианские рейнджеры: солдаты, ни в чем не уступающие земным космодесантникам. Что победит в этом столкновении – молот или наковальня, – не мог предугадать никто, поэтому наиболее мудрые выбрали нейтральную позицию. Впрочем, таковых было мало.

К началу активных боевых действий нейтралитет сохранили только спутник Юпитера Ганимед и закрытый космический город Эйзен, искусственный спутник Плутона. Из тридцати дальних Колоний роль наблюдателей традиционно предпочли три планеты: Рур – главный поставщик оружия обеим конфликтующим сторонам, Юнкер – планета, полностью ориентированная на Рур, и Марта – мир слишком молодой, чтобы заниматься чем-либо, кроме решения собственных проблем.

Следует отметить, что о нейтралах здесь упомянуто не случайно. Во-первых, война началась с захвата Марсом нейтрального, но экономически и культурно тесно связанного с Федерацией Ганимеда. А во-вторых... Однако не стоит забегать вперед.

В официальных сводках начавшийся конфликт марсианские хроникеры именовали Пятой Мировой. Земляне предпочитали называть войну Пятой Космической. Но как бы ни называли войну репортеры, суть была одна: и армия Земли, и армия Марса несли планетам противника разрушение и смерть, ни на секунду не задумываясь о последствиях.

В 2290 году, к исходу десятого месяца войны, стало ясно, что конфликт переходит в фазу военной катастрофы, но остановить это безумие уже не было сил ни у заседающего в Стокгольме правительства Земной Федерации, ни у администрации Марсианского Демократического Альянса.

(Служебный справочник «Новейшая история человечества: книга почета», Земля, Москва, издательский портал RYBUF, 2327 г.)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ЛИДИЯ

1. Июль 2290 г., Колония Лидия – Земля.

В тридцать пятом квадрате северного полушария Лидии шел дождь. Тучи кружили, будто тысячекилометровая карусель. Медленная, тяжелая, серая. В центре, там, где располагалась воображаемая ось атмосферного аттракциона, дождь лил почти отвесно, пробивая крупными каплями податливые зонтичные кроны деревьев и низкие беседки из спутанной травы. Глухой стук капель по обтянутой тканью каске убаюкивал и притуплял бдительность. Не заснуть на посту помогала только перекличка.

– Семнадцатый!

– На месте, – ответил продрогший наблюдатель. – Чисто.

Начальник караула буркнул что-то неопределенное и отключил связь. Марсианские командиры не давали ополчению поблажек. Оно и понятно, любое ослабление режима повышенной боеготовности могло привести к катастрофе. Земляне подошли вплотную. Их пока не видел ни один лидиец, но марсианские рейнджеры и прибывшие с ними обстрелянные колонисты с Данаи, Старта и Форпоста говорили, что обычно так и бывает. Землян не видно до самой атаки, зато, когда начнется мясорубка, лидийцы насмотрятся на врага вдоволь. Если не погибнут в первые же секунды боя. Ветераны в отношении врага были настроены очень серьезно. Около года назад они уже недооценили противника. Тогда им показалось, что разбить малочисленную армию землян не составит труда, и ударная группировка рейнджеров высадилась на Ганимеде. К чему привел тот легкомысленный демарш – известно. Флот Земли вышвырнул армаду Альянса из Солнечной и погнал к Колониям. И вот теперь космодесант землян окопался уже на двенадцати – на половине! – бывших планет Альянса и уверенно продвигался все дальше в глубь Пояса Освоения. До фиаско Альянсу оставалось не так уж много – сдать еще две-три планеты. После этого нейтральный Рур обязательно примет условия ультиматума Федерации, прекратит военные поставки Альянсу, и война, начавшаяся с эффектного штурма Ганимеда, будет проиграна вчистую. Марсиане, правда, утверждают, что у них есть план выхода из кризиса и не сегодня завтра он будет реализован, а пока надо продержаться, но веры им становится все меньше с каждым днем. Число недовольных стремительно растет даже на Лидии, Данае и Форпосте, заселенных в свое время преимущественно выходцами с красной планеты.

Прохладные капли скатились за воротник. Рядовой Депп поежился. Какой смысл торчать в этом секрете на опушке леса в такую погоду, да еще глухой ночью? Почему эти марсиане так уверены, что космодесант землян высадится именно здесь и сейчас? Это же верх глупости – садиться в чистом поле, да еще в проливной дождь. Пожалуй, только ночь может послужить оправданием этой тактической ошибки, но все-таки прикрытие темноты несущественно для современной войны. Что такое ночь, когда у противника на голове шлем с ночным визором в прозрачном забрале? С другой стороны, почему бы им и не высадиться? Ведь что такое чистое поле и какой-то там дождь для бронированных космодесантных челноков, способных сесть хоть под обстрелом прямой наводкой, как случилось на Мирре, хоть в центре метанового шторма, как это было на Реаниматоре – жутковатом спутнике Натали? История о захвате тыловой базы марсианского Шестого флота, «надежно» упрятанной под грунт этого планетоида, дошла до Лидии в обход всех пропагандистских каналов. Пятая космодесантная бригада генерала-майора Гордеева совершила тогда, казалось бы, невозможное.

Получается, марсиане все-таки правы. Ничто не помешает этим дьяволам, землянам, высадиться в центре лидийского циклона, а значит, надо быть начеку. Хотя чистое поле все равно не лучшее место для посадки. Тем более заминированное, нафаршированное всякими электронными датчиками и нанесенное на карты всех артдивизионов под грифом «место вероятного прорыва – работать по площадям». Впрочем, больше садиться просто негде. Почти сразу за узким перелеском начинается силовой купол форта Гатлинг. Прорваться сквозь него, спикировав прямо с орбиты, нереально, это не метановый шторм, разбомбить тоже – разве что ядерным оружием. Значит, остается один путь – прорваться по техническим тоннелям. Четыре из пяти выходят на поверхность как раз здесь, за спиной у рядового Деппа. Он, конечно, не единственный, кто их защищает, но заслон из батальона ополченцев – это не силовое поле. Так что, войти в Гатлинг с юго-восточного направления землянам светит только здесь. В общем, брюзжи не брюзжи, а командиры правы целиком и полностью, что так пекутся об охране юго-восточных рубежей.

Депп тяжело вздохнул. Угораздило же оказаться на переднем краю обороны, да еще в секрете. Смертник, однозначно. Рядовой сел, положил винтовку на колени и энергично потер озябшие ладони. Очень сильно хотелось сделать глоток виски и затянуться сырым солдатским «Кэмелом». Но за такие вольности на посту можно запросто попасть под трибунал. Или сразу схлопотать пулю. Смертник или нет – еще вопрос, говорят, земляне ополченцев иногда щадят, а вот марсиане шлепнут не задумываясь, хоть и союзники. Дисциплина им, видите ли, дороже человеческой жизни. Три дня назад, когда по всем раскладам земляне были бог знает как далеко от Лидии, майор Джемисон лично застрелил заснувшего на посту ополченца. Разве это нормально?

Рядовой еще раз вздохнул, снова улегся на отсыревший коврик и уставился в разлинованную серыми дождевыми струйками мглу. Примерно секунду он бессмысленно пялился в непроглядную темноту, а затем вдруг замер. До него дошло, что в руках чего-то не хватает. Он снова сел и растерянно оглянулся. Не хватало винтовки. Деппа бросило в жар. Он пошарил руками вокруг лежки, но ничего не нашел. Неужели оружие соскользнуло вниз с пригорка, на котором устроился незадачливый наблюдатель, и утонуло в грязи? Вот уж будет скандал! Это тебе не заснуть на посту или, там, промочить горло. Это уж точно расстрел на месте, без всякого трибунала. Рядовой плюхнулся на живот и сполз по склону к ближайшей луже. Погрузив руки по локти в холодную, липкую жижу он пошарил по дну, но нашел только несколько сучьев. Винтовки не было. Депп утер со лба холодный пот, оставив широкую полосу грязи.

– Потерял? – вдруг прозвучало почти над ухом. – Вот ведь незадача.

Невидимка хмыкнул с явной издевкой. Депп пару секунд осмысливал ситуацию и, когда понял, что происходит, резко обернулся. Человек говорил по-русски! Рядовой раскрыл рот, чтобы крикнуть, но возглас застрял в глотке, поскольку к горлу прижался холодный клинок.

– Не дрыгайся, лидиец, – с угрозой прошептал землянин. – Если жить хочешь.

Депп судорожно сглотнул. Жить хотелось еще как.

– Сдаюсь, – прохрипел он. – Я ополченец.

– Вижу. – Русский показал ему винтовку марсианского образца.

Это было оружие Деппа. Чистое, только в дождевых каплях. Как его винтовка оказалась у врага, рядовой не мог себе даже представить. Одно слово – космодесант. Лидиец сложил руки на голове.

– Ложись на подстилку. – Десантник кивком указал на коврик, с которого так опрометчиво сполз дозорный.

Рядовой покорно лег на спину и сложил руки на груди. Что будет дальше, он примерно представлял. Земляне не связывали пленных, они их просто отключали. Десантник вынул из кармашка на рукаве маленький пневмоинъектор и приставил к шее лидийца. Послышался негромкий «пшик», и рядовой Депп провалился в глубокий... плен.

– Четыре минуты до вражьей переклички, – буркнул десантник. – Блинов, что у тебя?

– Снял все посты, господин подполковник. Четвертый взвод вышел на исходную. Первый у тоннеля. Второй и третий заняли позиции на флангах. Готовы.

– Годится. Жди взвод Краснова. Первая рота, рапорт! Бубликов, спишь?!

– Никак нет! Ползу... просто... господин подполковник. Занял господствующую высоту. Холодным оружием. Потерь нет.

– Молодец. Всех подряд лидийцев не убивай. А то знаю я тебя.

– К штатским у меня претензий нет, – немного обиженно ответил капитан Бубликов. – Мне красножопые, виноват... марсиане поперек глотки.

– Знаю. Но их тоже сортируй, когда в форт войдешь. Чины ниже майора меня не волнуют, а вот Джемисона и Холли изволь взять в полон. Ясен приказ?

– Мясника Джемисона? – Бубликов скрипнул зубами. – Он же не штабной, ничего стратегически важного не знает.

– Бубликов!

– Виноват! Приказ ясен, господин подполковник.

– Минутная готовность! Третья рота!

– Здесь, – из ближайших кустов появился капитан Воротов, командир третьей роты первого батальона Пятой космодесантной бригады. – А это что за тело тут отдыхает? Добить?

– Абориген. Пусть живет.

– Добрый ты, Паша.

– Мы ж не марсиане. Твои готовы?

– А то!

– Где Родионов?

– На кронштейнах у Вяземского. Да все по плану, ты не переживай.

– Стар я уже переживать. – Подполковник усмехнулся.

– Ну да. – Воротов тоже хмыкнул. – Суперстар. Сделаем все в лучшем виде. Петр Вадимович родионовские танки прямо в тоннель зафутболит, будь уверен. Так что и в этот раз Бородачу подчищать за нами не придется.

– Еще не хватало!

– Ну и я о том же. – Капитан кивнул. – Где первый батальон прошел, там второму делать нечего.

Подполковник поднял руку, призывая подчиненного к молчанию.

– Преображенский, время, – проскрипел в динамике голос комбрига, генерал-майора Гордеева.

– Мы на позициях, ваш свет, – доложил подполковник Павел Преображенский.

– Вперед!

– Есть! – Преображенский переключил волну. – Батальон, в атаку!

Для наблюдателей в форте Гатлинг вряд ли что-то изменилось. В юго-восточном секторе по-прежнему царила серая ночь, шуршащая дождем в листве и булькающая каплями в лужах жирной грязи. Системы видеонаблюдения исправно показывали в точности такую же картинку, как и пять минут назад, мины хранили верность своим взрывателям, а электронные датчики не выявляли никакого движения или излишнего давления на влажную скользкую почву. Все было как всегда, тихо и мирно. Поэтому появление в главном тоннеле вражеского десанта, да еще при поддержке гравитанков, стало для защитников форта полнейшей неожиданностью. Не для всех, конечно, ведь на заградительном рубеже в ста метрах вглубь от наружных ворот службу несли бдительные рейнджеры, и потому некое подобие сопротивления защитники тоннеля все-таки организовали, но лишь подобие. Блокпост рейнджеров открыл огонь, и авангард землян был вынужден прижаться к земле, однако марсианские воины никак не ожидали того, что случилось дальше. Из глубины тоннеля они могли видеть лишь перспективу, в которой не усматривалось тяжелой техники, а потому марсиане решили отбиваться при помощи стрелкового оружия. Это и стоило им жизни. Стены тоннеля внезапно сотряс громовой удар форсажа, и прямо перед блокпостом возникли четыре гравитанка. Ниоткуда. Просто материализовались в воздухе, как по волшебству. Марсиане даже не успели схватиться за гранатометы. Танки полоснули из малых курсовых орудий и выжгли блокпост дотла.

– Чума! – Ротный Бубликов поднялся с мокрого тоннельного асфальта и помахал рукой, разгоняя дым. – Это вам не в пул играть, пиндосы несчастные. Это, блин, русский бильярд. Четыре танка в лузу прямо с борта челнока! Первый взвод, на броню!

– Выпендреж, – буркнул командир разведвзвода лейтенант Краснов.

– Выпендреж есть главный козырь русской армии, – назидательным тоном произнес Бубликов. – Когда Суворов через Альпы перемахнул, думаешь, не выпендривался?

– Там так надо было, а тут... Можно было танки с челнока заранее сбросить, потом по-тихому подвести и спокойно загнать в трубу. Зачем было прямо в тоннель по такой сложной траектории забрасывать? Практический эффект был бы тот же, а риска меньше.

– Вот сразу видно, что ты «пиджак», Краснов. – Ротный фыркнул. – Хоть и давно мобилизованный, а все равно штатский. Ну, какие еще радости на войне, кроме форсу? Давай, прыгай в седло, да лупетками по сторонам зыркай внимательно. Не покататься на броню тебя сажаю. Прошляпишь гранатометчика – лично болт вставлю по самую гайку.

– Я в курсе для чего пехота танкам.

– Ну да, ты ж университет закончил. – Ротный ехидно сощурился. – Зоо-фак?

– Биофак.

– Бубликов! – отвлек ротного вызов по радиосвязи. – Встречай Блинова и сразу вперед, довольно прохлаждаться.

– У меня все по часам, господин подполковник!

– И как давно ты на них смотрел? – сурово спросил Преображенский.

– Да вот... – капитан чуть опустил поднятое забрало и взглянул на проекцию часов. – Виноват! Краснов! Стучи этим килькам в консервные банки, хватит сисечки мять, ходу! На двадцать секунд опаздываем, блин!

– Я уже здесь, – рядом с «ротным один» остановился командир второй роты капитан Блинов. – Ну, вы и накурили!

– Это коробочки постарались. От красножопых даже тапок не осталось. Что там снаружи?

– Дождь. – Блинов сплюнул. – Не нравится мне тут, Бублик.

– Там ссать. – «Ротный один» указал большим пальцем за плечо. – Там все равно мокро.

– Я серьезно. – Капитан коснулся забрала своего шлема. – Слишком все просто получается. Чутье обострилось. Ара, ко мне!

Рядом с офицерами появился чернявый боец с шевроном сапера на рукаве.

– Я, господин капитан!

– Проверь тут все еще раз, – приказал Блинов.

– Так ведь с борта проверили, глубинными сканерами. Чистый тоннель, господин капитан, как лед на вершине Арарата.

– А он там есть? – Капитан Бубликов покачал головой. – Дисциплинка у вас в роте, господин капитан.

– А у вас? – парировал Блинов. – Вартан, не раздражай начальство.

– Есть все проверить! – Солдат сбросил ранец и вынул из бокового отделения саперный сканер.

Машинка пискнула и выдала небольшую голографическую модель тоннеля. Сапер потыкал в сенсоры, меняя режимы поиска, и наконец пожал плечами.

– Ну, если не считать вот этих обручей, все, как было и с орбиты. Мины есть, их не может не быть, но их мы уже обезвредили. Дистанционно.

– Погоди-ка, ара. Не считая каких таких «обручей»? – заинтересовался Блинов.

– Вот этих. – Солдат указал на тонкие полуокружности, равномерно, будто ребра, расположенные через каждый метр тоннеля. – Вроде бы неопасные.

– Химический состав определил? – Блинов принял стойку. Начинал военную карьеру он со срочной службы в саперном взводе Армии Обороны Земли, а потому кое-что в минном деле понимал. – Структура равномерная или ячеистая?

– Ну, типа сот.

– Краснов, разворачивай коробочки! – крикнул капитан Блинов, затем повернулся кругом и махнул входящим в тоннель бойцам: – Назад! Все в лес! Бегом! Бегом!

– Ты чего? – дернул его за рукав Бубликов.

– Это мышеловка, Бублик! Ловушка!

– Но мы же проверяли! Три дня наблюдали, как тут лидийцы курсировали. Вход это в крепость!

– В задницу это вход! Эти обручи на самом деле – термопена. Входим всем батальоном, и она загорается. Десять тысяч градусов равномерно по всей кубатуре тоннеля. Стандартный заряд горит ровно минуту. Классика жанра. Я сам такие пакости в стены закладывал. Издалека не обнаруживается ни сканерами, ни собаками. Ну а когда близко подходишь, тогда обычно поздно бывает. И не обезвредишь ее ничем, в ней же ни запалов, ни детонаторов. Ее марсиане из укрытия в дальнем конце подожгут, и все дела. Она мгновенно вспыхивает, как свет, по всей длине закладки.

– Надо бате доложить.

– Слышал уже, – буркнул в эфире Преображенский. – Всем вернуться на исходные позиции. Будем окапываться.

– Опять рыть блиндажи, жрать тушенку и срать на саперную лопатку. – Бубликов недовольно поморщился. – Надоело. Ну, где этот ботаник?! Краснов!

– Слышу, командир, уже пятимся.

– Полный назад, разведка!

– Да он и так полный, полнее штанов. – В голосе Краснова угадывалось волнение.

– Слышь, Блин, ты бы это... – Бубликов указал на выход из тоннеля. – Ретировался бы от греха подальше. И Вартана забери.

– А ты что?

– А я тут подожду.

– А смысл? Ты ж его не прикроешь. Сгорит ботаник один или с тобой – какая разница? Идем, идем, не выеживайся.

– Сказал – тут подожду!

– Господин подполковник, прикажите этому выпендрежнику выйти из тоннеля.

Блинов служил с Бубликовым не первый месяц и точно знал, как следует поступать в ситуациях, когда «ротного один» начинает плющить под прессом совести или ложных представлений о чести офицера.

– Капитан Бубликов, покинуть тоннель! – процедил Преображенский.

– Блядь! – проронил капитан и недобро взглянул на Блинова.

– Не расслышал, – Преображенский чуть повысил голос.

– Есть, – исправился Бубликов.

Ротные отошли от жерла тоннеля метров на пятьдесят и даже успели рассмотреть танки, выплывающие из темной перспективы трубы...

Вспышка была настолько ослепительной, что превратила дождливую ночь в подобие солнечного дня. Причем на целую минуту. Вряд ли на Лидии кто-нибудь видел нечто подобное. Ведь в силу неизвестных науке причин здесь даже грозы обходились без молний. Да и если бы с ними – молний продолжительностью в минуту не видывали даже на Земле. Несильная, но упругая взрывная волна швырнула офицеров в грязь. Пока бушевал шестидесятисекундный огненный катаклизм они лежали, не шевелясь. Боевые костюмы отлично справились с пышущим из горнила жаром, да и дождь помог. Когда огонь утих, защитившее глаза офицеров от вспышки фотохромное покрытие забрал просветлело, а затем снова включились приборы ночного видения.

Первым поднялся Блинов. Из обугленной трубы тоннеля валил черный дым. Капитан коснулся сенсора на шлеме и вызвал медчасть.

– Я ближе всех.

– Спасать некого, – неестественно спокойным голосом доложил врач. – На всех мониторах только «серый шум».

– Не прощу! – прорычал, поднимаясь из грязи во весь свой немалый рост, капитан Бубликов. – Суки красножопые! Всех под нож! И тебе, Блин, не прощу!

– Тоже ножичком ткнешь? – Блинов попытался взять его под локоть. – Идем. Нечего тут отсвечивать. Нам еще бате докладывать. И вообще – война пока не кончилась, поквитаемся.

Бубликов резко высвободил руку и пошел вперед. Блинов двинулся следом. В полный рост, не скрываясь. Кажется, в спины им пытались стрелять какие-то выбравшиеся из секретных лазов храбрые ополченцы, но землян это не волновало. Всех «партизан» мгновенно засекли и уничтожили стрелки-операторы затаившихся в перелеске танков. Блинов мог поспорить, что сделали они это с наслаждением. У офицеров-танкистов на душе было так же паршиво, как и у Бубликова с Блиновым, и месть была им сейчас необходима, словно глоток воды с похмелья. Хотя, хуже всех было все-таки Преображенскому. Танкисты потеряли четыре экипажа, «ротный один» – целый взвод, а подполковник – всех вместе.

* * *

Брейд-вымпел Гордеева в целях маскировки был поднят на линкоре «Уран», но на самом деле командир Пятой КДБ собрал совещание на крейсере «Каллисто», третьем по рангу корабле бригадной флотской группы. Присутствовали, как обычно, все офицеры, выше взводных. Не потому, что молодым лейтенантом не было доверия, просто кто-то же должен был оставаться на позициях. Преображенский и его ротные прибыли за пять минут до начала. Командир второго батальона подполковник Борис Бородач, друг и в то же время вечный соперник Преображенского, как на ниве ратных подвигов, так и на личных фронтах, был уже в кают-компании. Он развалился в кресле и неторопливо беседовал с майором Родионовым, командиром танкового батальона. Вновь прибывших встретил командир флотской группы капитан первого ранга Петр Вяземский. Он обменялся с офицерами рукопожатиями и вернулся к внутренним дверям кают-компании. Генерал Гордеев мог появиться в любой момент, и подать команду должен был именно Вяземский. Желательно без задержки. Каперанг и сам любил, чтобы все было четко, как во флотском строю.

Преображенский занял свое место за круглым столом и покосился на Бородача. Тот некоторое время старательно не замечал товарища, но потом снизошел и едва заметно кивнул.

– Осечка, господин подполковник?

– Отстаньте, Борис Александрович, а? Без вас тошно.

– Говорил я Гордееву, не посылайте этих, пардон, лохов. – Бородач самодовольно ухмыльнулся, – отправьте лучше мой батальон. Не послушал меня старик.

– Между прочим, в спартанской армии «лохом» назывался отряд почти соответствующий по численности современному космодесантному батальону, – заметил сидящий у стены Блинов. – Половина моры или четыре пентакосты. Или шестнадцать эномотий.

– Грамотный какой. Вашему батальону он соответствует, – с издевкой уточнил Бородач. – Как вы могли прохлопать термопену?

– Если б мы ее прохлопали, в море у нашего полемарха остался бы только один лох – твой, – парировал Преображенский.

– А так все обошлось одной этой... эномотией и четырьмя колесницами? Ты это хотел сказать? – Бородач хмыкнул. – Герои. Ни черта воевать не умеете. Лохи и есть.

– Товарищи офицеры! – зычно выкрикнул старинную команду Вяземский.

Все встали и вытянулись по стойке смирно.

Гордеев вошел неспешно, но не потому, что хотел выглядеть солиднее, чем есть на самом деле, или нагнать на подчиненных страху. Просто он никогда никуда не спешил. Равно, как ничего и не затягивал. У него все было рассчитано и расписано по секундам. При этом он умудрялся оставаться довольно живым, в меру раскованным и язвительным человеком, казалось, не обращающим особого внимания на такие мелочи жизни, как время и такие условности, как дисциплина. К примеру, он всегда начинал совещания вовремя и заканчивал их ровно через час – секунда в секунду – успевая за это время решить абсолютно все вопросы и «раздать всех слонов», но никогда не придерживался четкой схемы проведения совещаний. Он мог начать с текущей оперативной обстановки и плавно перейти к менее важным делам, мог поступить наоборот, мог вообще, казалось бы, не говорить о делах, но так или иначе к исходу пятьдесят девятой минуты оказывались решены все вопросы, розданы приказы, вручены медали отличившимся и прочищены сопатки провинившимся. Назвать это иначе, как командно-административным талантом, не поворачивался язык.

– «Товарищи», – проворчал Гордеев, окинув офицеров строгим взглядом. – Таких товарищей врагу не пожелаешь. Садитесь. Вяземский, ты у нас специалист по ритуалам, действительно было такое обращение к офицерскому собранию в девятнадцатом веке или это от Красной армии нам досталось?

– Было, – Вяземский кивнул. – В те времена слово «товарищ» еще не опошлили. У министров, например, не заместители были, а тоже товарищи.

– Занятно, – генерал поднял тяжелый взгляд на Преображенского. – Ну что ж, товарищ подполковник, докладывайте. Кто виноват, что делать и так далее.

Преображенский ответил не сразу. Несколько томительных секунд он твердо смотрел в глаза Гордееву. Подполковник отлично осознавал степень своей вины и не боялся ответственности. Иначе ему было бы не стать подполковником в тридцать два и не заработать тот немалый авторитет у подчиненных, который не решился бы оспорить ни вечный соперник Бородач, ни сам Гордеев. Преображенский представил себе, как выглядит эта сцена со стороны. Суровый, но справедливый генерал Гордеев: внешне вроде бы ничем не примечательный, худощавый, невысокий, с редеющими светлыми волосами и внимательными серыми глазами, а напротив него широкоплечий, темноволосый, кареглазый, рослый подполковник Преображенский. «Лед и пламень». Холодный, все понимающий, но ничего не прощающий стратег против грамотного, но убежденного в своем праве на ошибку тактика. Со стороны – ничего общего, но если задуматься, все как раз наоборот: общая ответственность, общее дело и цель – победа.

– Обвинять во всех тяжких флотскую разведку я не стану, – ответил Преображенский. – Обзывать последними словами – тоже. Они сами все о себе знают. Моя ошибка в том, что я не перепроверил их данные на месте и первыми в трубу отправил своих разведчиков, а не саперов. Если бы не Блинов, эта ошибка могла обернуться гибелью не только взвода Краснова и танкистов, но и всего батальона. Я виноват и готов понести наказание.

– Осознаешь, значит? – Гордеев так и не отвел изучающего взгляда. – В этом я не сомневался. Легче не станет, но хотя бы на будущее себе зарубку сделаешь. А наказание... последует, сударь, не сомневайтесь.

Генерал наконец прекратил сверлить Преображенского взглядом и обернулся к Бородачу. Тот мгновенно подобрался, так, что все его грузное на первый взгляд тело преобразилось в гранитный монолит, а грубоватое, будто бы рубленое лицо приобрело выражение предельной сосредоточенности. Даже глаза, небесно-голубые, цвета неба над его родной Европой, никак не вяжущиеся с общим героическим обликом, казалось, немного изменили цвет. Они остались голубыми и ясными, но теперь это была голубизна холодного неба над Натали, планетой вечных снегов.

– Твоя очередь, Борис Александрович, – генерал кивнул второму комбату. – План «Б» будет отрабатывать второй батальон.

– Разрешите... – заикнулся было Преображенский.

– Не разрешаю! – неожиданно взорвался Гордеев. – Это и будет тебе наказанием! Форт Гатлинг возьмет Бородач! А ты его подстрахуешь, – генерал смягчил тон. – Тем более тебе личный состав надо пополнить и технику получить. После совещания отправляйся на базу. Получишь там новые танки и наберешь солдат. Как раз транспорты с техникой и новобранцами прибыли.

– У меня зампотех имеется, он же «ротный один» – обиделся Преображенский, – а кадровик по штатному расписанию – командир второй роты. Вон они оба загорают.

Он указал на Бубликова и Блинова.

– Можешь с собой их взять. Заодно развеешься, ошибки осмыслишь. Все, решен вопрос. Первый батальон отводится в тыл. Это приказ. Выполняйте, подполковник!

– Есть. – Преображенский уставился в пластиковую столешницу.

С точки зрения подполковника, наказание Гордеев назначил слишком строгое. Хотя, конечно, по заслугам.

– И главное, Павел Петрович, ты встретишь и сопроводишь проверяющего из Генштаба, – закончил Гордеев с едва различимым неудовольствием. – На «Уран» его привезешь, я после двадцати одного туда передислоцируюсь.

– Дожили, – буркнул начальник штаба бригады полковник Хосокава Харуо. – Уже проверяющие к нам ездить начали.

– Будем так воевать, еще не до того доживем. – Гордеев махнул рукой. – Кроме начштаба и Вяземского все свободны. Честь имею, господа офицеры.

* * *

Начало июля в Стокгольме выдалось прохладным. Было солнечно, но настойчивый северный ветер не давал насладиться летним теплом. Зато все тот же ветер позволил городу вдохнуть полной грудью. И вовсе не потому, что развеял смог. Над мегаполисами Земли уже давно не было смога. Промышленные выбросы в атмосферу и сизые облака транспортных выхлопов остались в далеком прошлом, в Индустриальной Эпохе, когда недра планеты еще были полны нефти, газа и всяких полезных ископаемых. Но все же в столице, как и в любом мегаполисе, до сих пор дышалось труднее, чем среди зелени ухоженных парков, например близ Упсала, на берегах озера Эльмарен или на Аландских островах. Труднее из-за жуткой насыщенности воздуха углекислотой и бытовыми испарениями. В каменных лабиринтах улиц, никогда не видевших солнца из-за многочисленных небоскребов, воздух застаивался как в корабельном кубрике. Ветер с моря хотя бы немного решал проблему. Жаль, что только эту. Со всеми остальными жителям перенаселенного Стокгольма приходилось справляться самостоятельно.

Президент Земной Федерации Огюст Френо подошел к стеклянной двери, и она услужливо отъехала в сторону. Он сделал шаг и очутился над пропастью, в метре от идеально ровного обрыва-стены. Ощущение, что висишь на высоте птичьего полета и любое неловкое движение может обернуться затяжным падением, щекотало нервы, но ничуть не отвлекало от текущих проблем. Слишком уж они были серьезными, чтобы от их осмысления отвлекла такая мелочь, как стеклянный балкон с почти невидимым ограждением из прозрачного пластика. Но привычка есть привычка. С этого балкона на сто тридцать седьмом этаже Дворца Наций открывался отличный вид на столицу Земной Федерации, и думалось здесь лучше всего. А подумать президенту Френо было о чем. В первую очередь о критической обстановке на фронте. После доклада начальника Генштаба маршала Дюссона Верховный Главнокомандующий погрузился в пучину тягостных раздумий, и балкон будто бы сам поманил его, подмигнув едва заметным бликом на стеклянном полу.

Маршал Дюссон остался в кабинете. То ли боялся высоты, то ли не доверял инженерам, спроектировавшим балкон-невидимку. Президент не настаивал. Продолжить беседу можно было и через порог. Взгляд Френо устремился к Площади Федерации. Еще месяц назад над ней вспыхивали красочные фейерверки в ознаменование очередной победы федеральных войск – взятия Колонии Старт, – а теперь было пусто. Теперь вдруг выяснялось, что это была последняя победа, а значит, и последний салют. Войска Марсианского Демократического Альянса готовились к мощному контрудару, и эта новость перечеркивала все успехи последних трех месяцев. Генштаб не знал, где происходит сосредоточение войск Альянса, но Дюссон был абсолютно уверен, что для входа в Солнечную систему объединенному флоту противника потребуется один короткий прыжок.