Текст книги "На просторах судьбы. Часть вторая"

И не собираясь менять мнение из-за тревожного сообщения воина, что наверняка сделал бы другой на его месте, Кельт спокойно спрыгнул на землю.

– Забери коня, а меня до утра не беспокоить, – прика-зал он.

Но воины отряда, среди которых оказалось ещё несколько человек знающих о связанных с камнем легендах и успевших поделиться этими сведениями с остальными, не разделяли подобной беспечности. На взгляд варваров такая смелость граничила с безумием, ведь Кельт бросал вызов неведомой силе, а не человеку. Поэтому воины дружно отъехали и принялись раскладывать костры на приличном расстоянии от колдовского монумента.

А Кельт, движимый несвойственным ему нетерпением забрался на камень, где на гладкой поверхности обнаружил непонятный знак, светившийся слабым желтоватым светом. Недолго думая, он бросил попону на притягивающую его словно магнит поверхность и улёгся сверху. В тот же миг камень, что вначале был просто тёплым, неожиданно повысил температуру и словно закутал Кельта в некий тепловой кокон. Теперь, когда он делал выдох, пар у него изо рта не выходил, хотя стояла середина зимы, и было довольно прохладно.

Внутренне удивившись, Кельт не стал глубоко вникать в происходящее, ведь ему было так хорошо и удобно на жёсткой поверхности монолита как никогда ранее в жизни. И уже ночью, когда он, как обычно понаблюдав за звёздами, заснул, камень вдруг начал с ним говорить.

Находясь в полной власти сна и при этом с предельной ясностью осознавая, что спит, Кельт одновременно вёл беседу с камнем, на котором собственно находилось его тело. И это обстоятельство совсем не казалось ему удивительным, словно было вполне обыденным делом. Как не казались удивительными изменившаяся форма и золотистый свет, что при их разговоре начал испускать этот вроде бы неживой кусок твёрдой материи.

Диалог начался сам собой с обычного в среде людей приветствия, с которым камень обратился к Кельту.

– Рад вновь встретить тебя, – сказал он. – И хотя при нашей последней встрече покидая мир материи, я надеялся обрести другой облик, всё вышло, как сказал ты.

– Разве мы встречались? – удивился Кельт.

– Ты не помнишь об этом?

– Это место и твой голос кажутся мне знакомыми, но тебя я не помню.

– Мы встречались не здесь, а далеко на востоке и в другой реальности.

– На Борисфене?

– Намного дальше.

– Я не бывал восточнее Борисфена, – возразил Кельт.

– Ты прошёл длинный путь и бывал во многих местах, но за минувшие столетия всё позабыл. Теперь твоя вечная память не может пробить барьер материальных оков, и я, к сожалению, также этому поспособствовал. Когда-то давно, желая отблагодарить за искренне оказанную помощь, я сообщил интересующие тебя в тот момент сведения, попросив быть осторожнее. Но это был неправильный шаг, ещё более осложнивший и мою собственную судьбу.

– Ты имеешь тело камня из-за меня, – догадался Кельт. – Скажи, что нужно сделать, я помогу.

– Нет-нет, каждый лично отвечает за содеянное, за последствия собственных действий или бездействий и ты здесь не причём. Теперь моя судьба состоит в том, чтобы достойно выдержать испытание, но я хочу тебя предупредить. Сейчас ты направляешься на восток, и это не несёт для тебя осложнений, но остерегайся поездки на юг, где ныне живёт твой старый и заклятый враг, который не преминёт воспользоваться своим положением, дабы получить удовлетворение за прежние обиды. В данной ипостаси твоей судьбой предусмотрена возможность избегнуть этой встречи и надолго направить свою стезю прочь от стези врага. Отсрочка неизбежного благоприятна для вас обоих, дабы предначертанная встреча состоялась, когда вы навечно усвоите всю бессмысленность вражды и мес-ти. Иначе страшная вражда будет переходить вслед за вами из века в век, в каждом воплощении даря то одному, то другому, большие возможности для расправы над недругом.

Но Кельт из всего сказанного ясно уловил только одно, где-то на юге у него имеется тайный недоброжелатель.

Италия – разноцветная молния осветила его сонный разум. Наверняка этот враг жил в Италии! Но откуда у него там враг, ведь он не был в Италии?

– Ты не ошибаешься? – спросил Кельт у камня. – Я никогда не бывал в тех местах, так откуда там взялись мои враги?

– Необязательно быть где-то в этой жизни, чтобы сполна получить взращенные некогда собой плоды, – ответствовал камень. – Твоё собственное творение само найдёт тебя в нужный момент.

Они говорили всю ночь, и вечная память со своей над человеческой пунктуальностью, сохранит все подробности этого необычного общения. Через несколько воплощений, на заре новой поворотной жизни тот, кто был ныне Кельтом, будет наяву пытаться разговаривать с камнями.

Именно подобным образом каждый человек повторяет однажды виденное, либо некогда испытанное, но оставшееся за стеной времени.

«Старый враг! Да кто он такой? – думал Кельт всю оставшуюся часть пути. – Какой враг может ждать меня в Италии, где я никогда не был?»

Он многократно перебрал всех, кто мог, так или иначе, являться ему личным, прямым, либо скрытым врагом. Однако таковых у него не было, если конечно не брать в расчёт всё племя гуннов во главе с Аттилой.

Нет, что-то здесь не сходилось или возможно он чего-то не понял. Но почему именно Италия? Почему это слово всегда вызывало в нём необъяснимое, кажется возникающее на пустом месте чувство тревоги? И это происходит с того самого дня, как он впервые услышал об этой стране. Даже во сне он сразу и безошибочно определил местонахождение своего противника. Непонятно! И, тем не менее, эта опасность, скорее всего, истинна. Кельт был язычником, привыкшим доверять в первую очередь самому себе и своим собственным чувствам, а не поклонником слепой веры во всемогущее божество. Да и жизнь почти в полном одиночестве с раннего детства обострила в нём всё, что изначально заложено в каждом человеке в ка-честве потенциальных, но скрытых возможностей.

Февраль перевалил за вторую половину, когда отряд Кельта достиг границ королевства Аттилы. Словно в подтверждение этого, из заросшего густым кустарником под-леска выехал всадник, и медленно направился навстречу, недвусмысленно показывая этим, что желает говорить с предводителем.

Кельт в свою очередь также тронул коня и встретил шпиона на равном удалении от своих. Что перед ним именно тот, кто необходим, он понял сразу. Аэций не толь-ко подробно описал внешность этого человека, но даже сообщил, во что тот будет одет.

– Аэций шлёт тебе привет и передаёт это послание, – без лишних церемоний перешёл к делу Кельт, протягивая шпиону предназначенное для него письмо.

Шпион быстро пробежал текст глазами, из чего Кельт сделал заключение, что ему было известно именно о его прибытии. Аэций как всегда играл на опережение надвигавшихся событий и заранее побеспокоился сделать не-обходимые распоряжения.

– Королева сейчас в ставке, – ознакомившись с письмом, также без лишних предисловий заговорил шпион. – Аттила находится на охоте и прибудет через три дня. Завтра я устрою тебе с ней встречу. Постарайся обговорить все вопросы в один приём дополнительная встреча может вызвать подозрения. Когда вернётся хан, ты ему представишься, и открытая встреча с Илдикдой станет невозможна. Более ничего сделать для тебя не могу, да и Аэций указывает, чтобы я глубоко не впутывался в это дело.

Далее шпион объяснил, что в целях сокрытия до времени их прибытия воины Кельта должны остаться здесь, а его он отвезёт к святилищу богов, которым поклонялась Илдикда и предупредит её. После переговоров Кельт вер-нётся обратно и на полных основаниях поедет в ставку.

ГЛАВА 6

Положив руки под голову, Кельт непочтительно лежал на каком-то грубом, но явно «священном» столе рядом с алтарём неведомого ему божества и равнодушно смотря в пустые глаза идола, думал о своём.

Илдикда появилась бесшумно словно приведение, возникшее из ничего и, остановившись рядом с развалившимся Кельтом, проговорила:

– Это святилище и все предметы в нём являются священными. Или ты варвар настолько смел, что не боишься гнева божеств?

– Приветствую тебя, королева, – произнес Кельт, покидая свое священное, но неудобное ложе. – Извини, если я невольно нанёс оскорбление твоим богам, но думаю, они на меня не в обиде.

Женщина окинула Кельта внимательным взглядом.

– Оставим этот вопрос богам. Сейчас я готова выслушать тебя, посланник Аэция. Надо полагать, то дело, ради которого он тебя прислал, не входит в компетенцию выс-ших сил, ведь задачи сего мира, равно как и их решения создаются людьми и, увы, чаще всего ради своих собственных низменных целей.

– Не буду спорить с тобой королева, но дело, по которому меня прислал Аэций, должно тебя заинтересовать. Если ты конечно ещё не забыла, кто убил короля бургундов и надругался над тобой.

– Ах, вот в чём причина? – вздёрнула подбородок Илдикда. – Как я сразу не догадалась! Аэций, разбив Аттилу в Галлии, не до конца удовлетворён своей победой, и чтобы обезопасить разваливающуюся империю, желает окончательно убрать его из подлунного мира.

– Ты очень умна королева, я рад, что боги пересекли наши пути и подарили возможность пообщаться с тобой, – с уважением произнёс Кельт. – Гибель империи действительно не за горами и Аэций пытается насколько возможно оттянуть неизбежное.

– Почему Аэций решил, что я стану помогать в осуществлении его замыслов?

– Ваши интересы сейчас совпадают. Месть святое дело, а отправить хана к предкам тебе намного проще, чем кому-то другому. После завершения операции мы сможем скрыться.

– Из ставки хана? Ты обладаешь даром делаться неви-димым или может быть, думаешь, что способен, победить целую армию?

– Не беспокойся об этом. Увезти тебя отсюда только моя забота.

– И что я должна сделать?

– Дать хану вот это, – Кельт осторожно вытащил из-за пазухи заветный мешочек и протянул Илдикде.

– Яд? Великий завоеватель Аттила должен умереть от яда! – подняв на ладони мешочек, словно взвешивая его, презрительно воскликнула женщина.

– Для тебя имеет значение, от чего именно он покинет этот мир?

– Я просто думаю, сколь немощен, стал гордый Рим, если, желая уничтожить сильного врага, прибегает ни к помощи своих прославленных легионов, а яда и слабой женщины. К которой, вдобавок, посылает курьером варвара считающего, что гибель империи не за горами, – Илдикда взяла Кельта руками за плечи и впилась взглядом в его лицо. – Когда Аттила убил отца, я горела одним желанием, вырезать в него живого сердце и скормить собакам на его глазах. Так неужели ты, не жаждешь убить хана в честном поединке при помощи освящённого жрецами оружия?

– Я делаю это по просьбе Аэция Флавия, – ответил Кельт, которого несколько задели последние слова женщины. – И, разумеется, предпочёл бы умертвить хана лично и при помощи меча, но раз это невозможно следует действовать исходя из обстоятельств.

– Что пообещал тебе Аэций?

– Ничего, – просто ответил Кельт.

– За ничего ни один разумный человек не согласится пойти на такое дело, а дураков Последний Римлянин возле себя не держит.

Илдикда пристально посмотрела Кельту в глаза.

– Да, теперь я понимаю. Тобой движет высокое чувство вечное в этой вселенной, но оно является лишь половиной целого и другая половина этого целого также живёт в тебе. Сейчас они находятся в уравновешенном состоянии, хотя время от времени поочерёдно, вплёскивают свою энергию в этот мир.

– Это хорошо или плохо?

– Хорошо или плохо, понятия относительные. Мы считаем, что поступаем хорошо, а на деле наш поступок несёт только вред. Ты победишь Аттилу, но не победишь другого более опасного врага.

Илдикда обошла Кельта и, встав напротив идола, долго смотрела в его бездумные, ничего не выражающие глаза.

– Так скажи мне варвар, умеющий, как все кто не носит крест и живёт в гармонии с природой, воспринимать мир во всей его полноте: зачем ты участвуешь в этом деле? – наконец спросила она.

– Я уже получил от Аэция самое дорогое, что существу-ет для меня в этом мире, а сейчас просто помогаю ему достичь цели. Ну а жизненные обстоятельства часто скла-дываются по иным, напрямую не зависящим от воли людей причинам и обыкновенно вопреки их желанию, – ответил Кельт.

– И ты никогда не задавался вопросом, почему так происходит?

– Задавался, – не стал отрицать Кельт.

– К какому выводу ты пришёл?

– Вывод может быть только один, во всех жизненных обстоятельствах, даже если я не желал их воплощения, всегда виновен я сам и никто другой. Впрочем, это не моя идея, вероятно, так говорят и жрецы твоего народа.

– Неужели ты смог безоговорочно принять вывод принижающий свободу, честолюбие и безошибочность всегда правых людей?

– Нет, – тихо ответил Кельт, – я до сих пор не могу принять его до конца. Однако ничего другого нам, судя по всему, не дано.

– Я тоже, – также тихо произнесла Илдикда. – Это очень странно – понимать, но не принимать.

И словно обрывая этот неожиданно и не к месту воз-никший диалог о запутанности или бессмысленности бы-тия в целом, королева оторвалась от созерцания идола и повернулась к Кельту.

– Я сделаю, что хочет Аэций, но этого количества яда мало, – сказала она.

– Аэций сказал, здесь достаточно, чтобы убить десять человек. Он сообщил, что яд необычайно силён и хотя действует не сразу, а через некоторое время, ни один человек не сможет выдержать его воздействия. Так неужели Аттила способен выдержать?

– Аттила непросто человек, его далеко непросто убить, – возразила королева.

– Это так, – согласился Кельт. – Но и тебя, которую собственное племя почитало и по-прежнему почитает, как сильную колдунью почти равную богам, сложно считать обычным человеком.

Илдикда пристально посмотрела на собеседника.

– Но ты, судя по всему, меня не боишься.

– А чего мне тебя бояться? Сейчас мы союзники. Да и что ты можешь сделать мне такого, чего не могут другие в этом мире? – хмыкнул Кельт.

– Своим отношением к колдовству ты напоминаешь Ат-тилу. Некоторые колдуньи обладают страшной силой и могут наслать на человека столь невыносимо ужасные му-ки, выдержать которые смогут далеко немногие, – обро-нила королева.

– Я неоднократно слышал об этом, только никогда не видел, – парировал Кельт. – Да и как бы мне не пришлось умирать, это произойдёт лишь единожды и второго раза не будет.

– Ты уверен, что это происходит единожды? – улыбнулась Илдикда.

Кельт окинул женщину внимательным взглядом.

– С тобой очень интересно вести беседу, королева. Но, учитывая, зачем я сюда прибыл, нам следует не выяснять, как выразился бы Аэций, жизненную философию и ми-ровоззрение друг друга, а заняться более насущными проблемами. Главное, чтобы хан выпил яд, остальное моя забота. Только предупреди меня заранее, дабы я был наготове.

– Я никуда не поеду, – ответила женщина.

– Но если узнают, кто отправил Аттилу к предкам, тебя ожидает мучительная смерть!

– Будь что будет. Да и что мне делать у Аэция?

– Жить! Аэций честный человек и всегда держит слово.

– Держит слово и подчиняется необходимости! Два десятка лет назад он с помощью гуннов наводил в Галлии жестокий порядок, подчиняя варваров своей воле. И вот теперь судьба развела его с друзьями, сделав из них врагов и наоборот.

– Я слышал, это называется политикой.

Глаза Илдикды стали грустными.

– Как бы это ни называлось, не следует действовать исходя из обстоятельств и сиюминутной выгоды. Поэтому уезжай и не жди меня.

– Я в любом случае дождусь полного завершения на-ших дел. Надеюсь, ты передумаешь. Нет никакого смысла принимать смерть, когда есть возможность жить, претворяя в реальность свои мечты. Мучительную смерть оставь на откуп христианам, это они озабочены тем насколько красиво будут выглядеть на своём кресте.

– Ты странный человек, варвар, – улыбнулась Илдикда краешком губ. – Жёсткий, исповедующий жизненную необходимость и одновременно добрый, умеющий подбодрить. Откуда ты родом?

– Сложно сказать, – ответил Кельт. – Во всяком случае, моё детство прошло на берегу Северного моря.

Илдикда встала перед очагом и, упёршись взглядом в огонь, погрузилась в тяжёлые размышления. Она как никто понимала всё, что Кельт называл политикой и жизненной необходимостью. Умница Аэций рассчитал абсолютно верно, обратившись с таким делом именно к ней. Есть ли у неё возможность отказаться? Да, разумеется, ведь древние боги дали людям полную свободу действий, равно как и право обрекать себя на ту кару, что это действие когда-нибудь за собой повлечёт. Это лишь сказочный бог христиан, которые согласно их догматов являются его полными рабами, раздаёт судьбы, насылает кары на невинных в седьмом колене, или наоборот благодеяния на недостойных, и единолично решает за своих овец все основные жизнеформирующие вопросы. На самом деле люди свободны.

И если идти вглубь подлинных языческих воззрений, те беды, что на неё свалились, были вполне закономерны и заслужены и не будь Аттилы, обязательно был бы кто-то другой. Хан в этом случае действовал как исполнитель её судьбы. Он стал реализатором причины созданной некогда ею самой. Хотя и у него был выбор.

А этот варвар, что ему сделал Аттила? Когда она бросила упрёк, почти открытое обвинение в трусости, жажда мести, до этого момента искусно скрываемая, буквально заполыхала в его и так горящих неестествен-ным светом, словно у дикой кошки глазах. И наверняка их жизненные пути некогда пересекались. Иначе в данном воплощении и при подготовке столь сложного заговора, направленного против человека, пришедшего в мир, чтобы как следует его встряхнуть, они бы не встретились.

Удивительно, но и образ их мыслей невероятно схож. Как это он сказал: не будем выяснять жизненную философию друг друга? Так кто он такой этот варвар? Какой путь прошёл он в прошлых телах и где они встречались? Или может ещё встретятся? Во всяком случае, она, Илдикда, считающаяся колдуньей и согласно данного статуса умеющая не просто читать мысли, но и достаточно хорошо разбиравшаяся в тайнах людских характеров, почему-то никак не может понять, кем на самом деле является этот воин. Между тем, то безграничное доверие, которое она сразу к нему почувствовала, говорит о многом.

– Хорошо, будем действовать, как предлагаешь ты, – положив Кельту на плечо свою мягкую руку, согласилась королева. – Сейчас я уйду, ты дождись вечера и только затем покинешь святилище. Больше мы не сможем увидеться, крайней мере, пока я не выйду на тебя сама.

Кельт кивнул, ему нравилась эта необычная женщина.

Илдикда направилась к выходу, а в голову Кельта стрелой вошла неожиданная мысль.

– Скажи, королева, – подгоняемый навязчивой мыслью, остановил он женщину возле самой двери, – ты не знаешь, когда хан планирует начать вторжение в Италию?

– Обычно Аттила начинает войну весной в апреле. Ты хочешь, чтобы я дала яд при первой возможности или мне повременить? – уточнила она.

«А если и впрямь дать хану время начать войну, а затем реализовать план? Хотя Аэций и послал меня, чтобы исключить возможность вторжения, но если Аттила разворошит это осиное гнездо христиан, в выигрыше окажутся все окрестные племена. Да и сам Аэций тоже, хотя он и не желает этого признавать».

Кельт поднял голову и встретился взглядом с Илдикдой, которая явно догадывалась или возможно, даже знала наверняка, о чём он сейчас думал.

– Послушай, королева, – взвешивая каждое слово и одновременно напряжённо думая, заговорил Кельт. – Вначале я рассчитывал просить дать Аттиле яд при первой встрече, но теперь считаю, что следует повременить. Поднеси ему отраву после того как я дам знак.

– Вряд ли мы сможем встретиться при подобных обстоятельствах, – напомнила женщина.

– И не нужно, знаком послужит золотой кинжал с руной на рукоятке, я поднесу его хану в дар. Вот, взгляни, – сказал Кельт, протягивая королеве кинжал.

– Интересное оружие, – медленно произнесла Илдикда, осматривая кинжал. – Тебе известно, что этот клинок составляет неразрывную пару с мечом, который выковали для бога Черу кузнецы-гномы? Меч и кинжал всегда дол-жны быть вместе. Откуда у тебя кинжал и где меч?

– Кинжал дал мне отец.

– Кто был твой отец?

– Воин.

– Значит, предначертание сбудется, – проводя над кинжалом ладонью, задумчиво прошептала Илдикда.

На этом они расстались. Илдикда уехала, а Кельт дож-дался полной темноты и двинулся к своему отряду.

«Так что всё-таки связано у меня с этой Италией, возьми её христианский дьявол? Почему я даже не желаю ту-да ехать? Или камень колдунов прав и там действительно ожидает враг, что принесёт смерть. Но кто он, этот враг? Почему я о нём ничего не знаю?» – вновь и вновь спрашивал себя ехавший по тёмному лесу Кельт.

Как бы там ни было, но сегодня он только из-за этого отсрочил смерть Аттилы, просчитав, что будет лучше, если Илдикда даст ему яд перед самым выступлением. Кельт надеялся, что раньше, чем хан отправится к предкам, он успеет разгромить Италийские легионы. Таким образом, задание Аэция будет выполнена наполовину, но он сам предоставил свободу действий наказав исходить из обстоятельств.

Следующие десять дней Кельт ожидал приёма у хана, но тот, вернувшись с охоты, был занят какими-то неотложными делами и представление затягивалось. Кельт был не рад подобной заминке, за время своего вынужденного безделья он повстречал нескольких знакомых гуннов и, хотя в том гриме, что на нём находился, его не узнали, можно было встретить и более наблюдательных врагов. После той неожиданной встречи Кельт перестал выходить из выделенного им под постой помещения, целыми днями раздумывая какие действия следует предпринять, если хан всё-таки его узнает.

Что это возможно Кельт понимал как никто другой, грим гримом, но глаза ведь не спрячешь. У Аттилы была отменная память, он знал многих воинов по именам. Так-же было бесспорно, что лично его он хорошо запомнил, особенно памятуя разговор, состоявшийся между ними. Поэтому сейчас Кельт размышлял о своих действиях в случае развития событий по худшему сценарию. Нет, он не собирался сдаваться или просить пощады, это было бессмысленно и глупо. Кельт прикидывал, с какого расстояния сможет метнуть топор, ибо, если кости судьбы лягут неудачно, следовало самому уничтожить врага, отправив его впереди себя туда, где, как говорят, живут души предков всех людей.

Наконец шпион сообщил, что назначен большой пир, где Кельт и будет представлен хану.

– Как близко меня подпустят к Аттиле? – задал Кельт, интересующий его вопрос.

– Тут нет твёрдого ритуала, всё зависит от настроения хана. Он может усадить тебя рядом и угощать лично.

– Интересно, какое у него будет настроение?

– Думаю, хорошее. Последние дни всё складывалось удачно, а сегодня он осмотрел подарки, что ты привёз, и остался доволен. Вполне возможно ты удостоишься лич-ного гостеприимства Аттилы.

«Итак, если мне судьба самому уничтожить хана луч-шего места и времени всё равно не будет», – думал Кельт, направляясь на пир.

Сегодня он ещё раз продумал возможные варианты развития событий и, прокрутив по обыкновению в голове все детали собственных действий, оделся соответству-юще. Кроме обычного меча и топора Кельт, сунул в сапоги два тонких клинка, один из которых был пропитан ядом.

Эти ножи были необычайно сбалансированы и специально созданы, чтобы метать их с большого расстояния. Когда Кельт, получив клинки в подарок от Аэция, подверг их испытанию, то был ни мало удивлён, с какой точностью они попадали в цель с двух десятков шагов. Никогда ранее ему не удавалось добиться такого результата с другими ножами. Когда Кельт поинтересовался, где делают столь изумительное оружие, Аэций сообщил, что клинки изготовлены далеко на востоке ещё до времён великого Александра и секрет этой стали ныне неизвестен. Впрочем, как и секрет тончайшей кольчуги, что была на Кельте, о звенья которой ломались самые крепкие варварские ножи.

Исходя из всего этого, у Кельта был реальный шанс уничтожить не только хана, но и немало его ближайших сподвижников раньше, чем убьют его самого. Воины Кельта были предупреждены о возможном развитии событий и по плану, что он предусмотрительно разработал, находились на заранее означенных местах.

Аттила сидел на высоком стуле, заменявшем ему трон, на спинке которого красовалась кабанья голова. Кельт представился, как сказал Аэций и, следуя благосклонному кивку, опустился на скамью рядом с ханом. Ему налили вина, он выпил и сделал вид, что усиленно ест, но на деле начал вести тяжёлую борьбу с мыслями и навеваемым ими желанием, которому не следовало появляться в этот момент.

Сейчас всего в шаге от Кельта, находился сам Аттила, враг, которого он несмотря ни на что уважал и которому в то же время с величайшим наслаждением лично выпустил бы кишки. И он может это сделать, но потом последует неотвратимая смерть. Так для чего ему выпал тяжкий жребий сидеть рядом с врагом и терпеть этот невероятный зуд в руке, когда она почти самопроизвольно тянется к мечу? Зачем ему подобное испытание? А может, стоит наплевать на опасность и действовать самому? Сколько раз в своей жизни ему удавалось выходить живым, кажется, из абсолютно безнадёжных ситуаций, так что вполне возможно он сумеет выкрутиться и теперь.

Обуреваемый сладостным желанием Кельт, поднял глаза и плотоядно посмотрел на шею Аттилы. Всего один миг и голова завоевателя будет лежать на том самом блюде, из которого он ест. А потом будь, что будет, как хладнокровно заявила Илдикда, слабая женщина, на плечи которой он по просьбе Аэция возложил столь тяжкий груз.

Желание уничтожить хана почти подчинило Кельта своей воле, когда Аттила обратился к нему с каким-то незначительным вопросом. И находящийся под прессом страшной силы, напряжённый, словно струна он, как ни странно, сумел не только услышать вопрос, но и дать точный ответ. Именно этот вопрос Аттилы помог Кельту мгновенно овладеть собой, а удовлетворённый хан в свою очередь, откинулся на спинку трона.

Вернувший власть над собственным телом Кельт, приходя в себя, поспешно поднёс к губам кубок с вином. Нет, он не сделает этой глупости! И как бы ни было велико искушение лично расправиться с великим врагом, в этот раз он не будет испытывать судьбу. В этот раз он назначит день его смерти и, возможно, дождавшись, когда хан сделает последний вздох, вернётся в Галлию к Летиции.

Стоял март, до похода оставалось меньше месяца. Аттила ещё не знает, что это будет его последний поход, думал Кельт, возвращаясь с затянувшегося пиршества. Следовало решить, как провести это время ему самому, ибо Кельт принял решение сопровождать гунна. Он твдо решил собственными глазами увидеть смерть хана, а также, если такова воля его собственной всемогущей судьбы, встретиться со старым, но пока неизвестным врагом.