Текст книги "Призвание – опер"

Глава 1

День начался как обычно. В половине восьмого подъем и непременное обливание холодной водой. Эта привычка начинать утро так осталась еще с армии, и вот уже на протяжении десяти лет Федор ей не изменял. Каждое утро, ровно без пятнадцати восемь, он входил в ванну, где выливал на себя целое ведро воды. Ощущение непередаваемое. Сначала захватывает дух и, кажется, кровь застывает в жилах, превращается в подобие льда, а душа покидает бренное тело вместе с убегающей водой. Зато через секунду-другую все внутри наполняется живительной силой, и уже чувствуешь себя, словно заново появился на свет.

Конечно, по правилам, это следовало бы делать во дворе, на свежем воздухе, как рекомендовал Порфирий Иванов. Но Федор решил ограничиться ванной, чтобы не будоражить воображение соседей. Неправильно поймут. И такое же неправильное мнение сложится о нем.

После обливания был обязательный плотный завтрак. Даже если не было аппетита, Федор вталкивал в себя большую тарелку овсяной каши с изюмом, запивая ее чашкой кофе с двумя-тремя бутербродами с сыром. Зато потом он мог не принимать пищи до самого вечера, что при его работе случалось довольно часто, и при этом чувствовать себя вполне сытым.

Ровно в половине девятого Федор Туманов был в Управлении уголовного розыска, где вот уже десять лет работал в должности оперуполномоченного уголовного розыска. И причем работал неплохо, за что неоднократно поощрялся руководством. Если бы не его ершистый характер, он мог возглавить отдел, но в силу таких качеств, как неуживчивость с начальством и излишняя прямолинейность, которая была многим не по душе, смог дотянуть всего лишь до старшего опера. И то благодаря покровительству своего давнего приятеля подполковника Сереброва, начальника по кадрам. Они в чем-то были очень похожи. Серебров тоже частенько резал правду-матку в глаза. Но в отличие от Федора он был кадровиком и не владел и половиной той секретной информации, в курсе которой был его приятель.

Но начальник отдела кадров сумел убедить вышестоящее руководство, что Туманов заслуживает большего, чем быть просто опером. И тогда Федора поставили старшим и тут же прибавили к его трем звездочкам на погонах еще одну.

За пультом в дежурной части сидел один офицер, старший лейтенант Володин, без помощника, что категорически запрещалось приказом начальника управления. Да и по утрам обычно в дежурке, как на хорошем базаре, не протолкнешься. Участковые, оперативники – все заходят сюда узнать, как прошли сутки и что произошло криминального. Пока не покажется начальник управления генерал-майор Семенюк. Тогда все лишние из дежурки улепетывают, как тараканы по щелям.

Похоже, сегодня это уже произошло. Лишнее подтверждение тому сам дежурный офицер Володин. Сидит за пультом весь красный, издерганный.

Едва Федор показался в коридоре, Володин, ошалев от счастья, замахал ему рукой. В другой он держал телефонную трубку.

– Здорово, Володин, – протянул Туманов руку для приветствия. – Смотрю, запарился ты. Вон мордашка какая, хоть прикуривай.

Володин глянул на него, как на спасителя, посланного с небес, и пожаловался:

– Опять втык от Вано получил, – назвал он Ивана Ивановича Семенюка кличкой, которая к нему прилипла в управлении. Старику не раз доносили про тех, кто называл его так. Потом у этих сотрудников возникали неприятности. Но Володин знал, Федор не из стукачей.

– Слушай, Федя, как друга тебя прошу. Выручи. Группа у меня на выезде. Даже помощника отправил на вызов. Сейчас смену сдавать, а тут с улицы Куприянова позвонили. Какой-то инвалид там откидывает копыта. Я тебя умоляю, Федя. Слетай ты Христа ради на эту улицу. Глянь, чего там. Опроси инвалида быстренько, пока он душу не отдал. А, Федя? Я думаю, там без криминала. У кого рука поднимется на инвалида? Ты с него возьми объясненьице. Мол, случилось все по собственной неосторожности. Ты меня понимаешь, Федя? На кой черт с инвалидом возиться? Забот, что ли, у нас других нет? Выручи, Федя? Ну, сам видишь мое положение. Вано взъелся. Выгонит меня к чертовой матери. Помоги, Федя. Умоляю, – взмолился старлей, едва не всхлипнув.

Федор стоял в раздумье. Ну, Володин дает. Как обухом по голове. Уж лучше бы и не заходить в дежурку. Зашел спросить, как дела, а тут на тебе. Своих дел полно, а он еще инвалида подсовывает. Возись с ним. А если там криминал?

Этот вопрос Федор и задал дежурному. Но старший лейтенант только рукой махнул, давая понять, что там дело пустяковое.

– Да какой криминал, Федя? Женщина позвонила, сказала, он на инвалидной коляске упал. Алкаш безногий. Такому кефир сосать нельзя, а он, сволочь, водку пьет.

– А куда его понесло с утра пораньше? – спросил Федор, мысленно прикидывая, сколько по времени езды до улицы Куприянова. Получалось по его прикидке минут десять, пятнадцать. Это не так уж и много. Хотя ехать не хотелось, но пожалел Володина. Противное качество. Других выручаешь, а себе только проблемы создаешь. В этом Федор убеждался не раз.

– Он небось за водкой покатил, – гудел над ухом суетливый старший лейтенант, высказывая свое предположение. – Они ведь знаешь как? С вечера обожрутся. Продрыхнутся ночью. А утром похмеляться надо. Наверняка в лавку жизни за живительной микстурой поехал. – Володин щелкнул себя по горлу и сказал умоляюще: – Пока он еще богу душу не отдал, съезди, Федя?!

– Ладно, черт с тобой! Все равно ведь просто так не отвяжешься. Съезжу. Только на чем? Давай машину, – потребовал Федор, для себя определив: если в данный момент у Володина под рукой не окажется машины, пусть тогда просит кого-нибудь другого. Даже где-то в глубине души надеялся, что вызов сорвется. Отказать вроде неудобно, но и ехать неохота. Да и, по правде сказать, с инвалидом этим может получиться одна морока. Володину лишь бы от себя отпихнуть, свалить на Федора, как на старшего опера.

– Федя, дорогой, – старший лейтенант чуть целоваться не полез от радости, – будет для тебя машина. – Он схватил трубку, набрал номер гаража и, захлебываясь от переполнявшего восторга, заорал: – Юранов?! Срочно машину к подъезду! Поедешь с капитаном Тумановым.

Из трубки послышалось недовольное бормотание. Но старший лейтенант Володин сразу пресек недовольство:

– Юранов, чтоб через минуту твой «луноход» стоял у выхода. Иначе получишь на всю катушку. Сечешь, о чем я толкую? Ну так выполняй скоренько. А думать за тебя начальство будет. А кто у тебя начальник? Правильно понимаешь, я. И я тебе приказываю. – Он положил трубку и повернулся к Федору. – Выходи. Он сейчас подъедет.

Глава 2

Возле гранитного парапета, накрепко сцепившего берег реки, валялась перевернутая инвалидная коляска, а рядом в луже крови ее безногий хозяин с разбитой головой. Он был одет в заношенный пятнистый камуфляж, скорее всего когда-то привезенный из армии. Так, во всяком случае, показалось Федору, потому что на плечах остались следы от отпоротых погон, а на рукавах следы от нашивок.

Человек лежал на спине, и его застывшие глаза были устремлены в небо, где под ослепительно ярким солнцем в беспорядочном хороводе кружили три чайки. Он словно завидовал их легкости, с которой они, почти не взмахивая крыльями, могли парить в воздухе. А его обремененная мирскими заботами душа не могла оторваться от тела и тягостно дожидалась последнего вздоха, чтобы только тогда преодолеть земное тяготение и взмыть в небесное пространство так же легко и беззаботно, как эти белокрылые птицы.

Туманов пожалел, что нет свидетелей, которые смогли бы мало-мальски объяснить, что здесь случилось. Да и проще было бы, а теперь возись с этим замухрышкой. Ну, Володин, удружил так удружил.

Он присел рядом на корточки, пытаясь заглянуть в глаза инвалиду.

– Эй, служивый? Ты живой?

Под волосами на голове инвалида была большая рана, в которой что-то красноватое, покрытое кровеносными сосудами, пульсировало, и при каждом толчке оттуда вытекала кровь.

«Нет. Он не жилец», – для себя решил Федор, сочувствуя пострадавшему. Ни о какой первой помощи при такой открытой ране не могло идти и речи. Он опер, а не специалист по трепанации черепа.

Еще в глаза бросились кровоподтеки на лице и разбитая губа. Нет, никак бедолага не мог заполучить все это при падении. А значит…

Кто-то поработал над его физиономией. Это уж несомненно. А что было дальше, можно только догадываться. Сам ли он скатился с такой кручи или кто-то столкнул его коляску, в результате чего он и шмякнулся башкой о парапет. Так или иначе, но удар оказался достаточно сильным, раз он получил смертельную рану.

А может быть, расчет был на то, что, оказавшись в воде, безногий человек не сумеет выплыть? И, наверное, так бы и произошло, но помешал гранитный камень, с одной стороны омытый мутной, чуть зеленоватой водой, а с другой парапет был весь в крови, к которой прилипли грязные непромытые волосы с головы инвалида.

– Эй? – повторил Федор и увидел, как карие, теряющие к жизни всякий интерес глаза уставились на него.

Удивило, что в этих глазах не было страха перед смертью, как иногда случается с людьми, понимающими свою обреченность.

«Ну и хорошо, – подумал Федор. – Значит, не придется врать, убеждать, что все будет хорошо и он обязательно выживет. Да, похоже, это ему и ни к чему. Возможно, он сам хотел умереть?»

– Да, парень, – вздохнул Федор с сочувствием. – Скажу тебе прямо. Не самый лучший способ выбрал ты, чтобы покончить с жизнью.

– Так пришлось, – едва слышно проговорил раненый и добавил уже совсем слабеющим голосом: – Они хотели меня… – Он замолчал, часто-часто заморгал. Тело стало вздрагивать, точно его пробрал озноб.

Федор наклонился еще ниже, чтобы получше расслышать, что скажет умирающий. А сам подумал: «Неужели уже отходит? Вот незадача. Так ничего толком и не выяснил».

– Эй, парень? Ты можешь сказать, кто они? И чего они хотели?

Сержант Юранов, размахивая руками для лучшего равновесия, сбегал с крутой набережной к Туманову.

Безногий как-то странно посмотрел на приближающегося человека в милицейской форме и сказал, теперь уже не глядя на Федора, а только на спешащего Юранова:

– Там у меня в комнате… на двери… – Он опять замолчал, словно каждый произнесенный звук давался ему с неимоверным усилием, и чем больше он говорил, тем быстрее сокращался остаток времени, отведенный ему для жизни.

Федор испугался, что инвалид умрет и он не успеет узнать главного. Ведь неспроста тот пытается что-то сказать ему. И он потормошил лежащего:

– Продолжай, парень. Не молчи. Я тебя внимательно слушаю. Эй! – Он схватил бедолагу за плечо, слегка встряхнул, когда глаза у того стали закрываться. – Очнись. Слышишь? Я верю, что ты не хочешь умирать.

Но инвалид больше не произнес ничего. Теперь его безногое тело лежало возле гранитного парапета без малейших признаков жизни.

– Чего он? – спросил запыхавшийся Юранов, брезгливо поморщившись от изобилия крови, на которую как по команде тучей слетелись неизвестно откуда взявшиеся черные мухи.

– Чего он тебе говорил? – допытывался Юранов, проявляя любопытство, от которого Федора чуть передернуло. Зачем шоферу это знать?

– Послушай, ты всегда такой любопытный или только сегодня? Ты кто, следователь? Зачем суешь нос не свое дело? – сказал Туманов.

– Да ладно тебе, капитан, – ничуть не смутившись, ответил водитель и тут же добавил в свое оправдание: – Я просто услышал, как он сказал тебе: «Там у меня…». Вот и все. А чего там у него? Может, пачка долларов в кармане? – И Юранов бесцеремонно запустил руку в карман пятнистой куртки инвалида. Стал шарить.

Федор совсем потерял терпение. Всегда таких ментов презирал.

– Скажи, что ты делаешь? Здесь работа не для твоего ума. Вот что, топай к своей машине и передай по рации Володину в дежурку, что инвалиду кранты.

Водитель недобро стрельнул глазами на Федора.

– Ну, чего ты, капитан? Я ведь только хотел помочь тебе. Все равно надо досмотр сделать. Если так хочешь, – пожал он плечами, – делай сам.

– Да. Я сам сделаю все, что нужно. Да и досматривать-то в его карманах нечего. А ты иди. И скажи Володину, пусть медиков нам пришлет.

Юранов пошел с недовольной физиономией, чувствуя себя оскорбленным. Потихоньку выругался на капитана:

– Вот сука этот Туманов. Меня к машине отослал. Ну и хрен с тобой. Тоже мне опер-жопер.

«Скорая» приехала минут через двадцать. Молодой рыжий, с веснушками на лице фельдшер даже не стал толком осматривать инвалида. Не захотел возни.

– Смерть наступила в результате травмы, полученной при ударе головой о парапет, – вынес он заключение, усомниться в котором Федор и не пытался, потому что и сам считал: дело обстояло именно так.

– Но если у вас есть сомнения по поводу его смерти, можете направить тело на судебно-медицинскую экспертизу, – посоветовал он, видимо, принимая Туманова за новичка.

Володин поджидал Федора в дежурке. Едва старенький «жигуль», прозванный в управлении луноходом, подкатил к подъезду, старший лейтенант выскочил на улицу, заглядывая в как всегда невозмутимое лицо капитана Туманова. Видя, что Федор ни словом не обмолвился, не утерпел:

– Ну, что там произошло-то?

Федор бросил на него несколько обиженный взгляд.

– Удружил ты мне, Володин. Труп там. Умер твой инвалид. Свидетелей нет. Приехали, а он отходную сыграл. Вот так, Володин.

– Вон оно как. – Володин на минуту задумался, стараясь угадать настроение Федора. Обида – это еще не настроение. С этим можно справиться. Сейчас главное – уговорить Туманова сделать хорошую отписочку, что так и так, вследствие собственной неосторожности гражданин получил травму головы, отчего и скончался.

Володин схватил Федора под руку, поволок в сторону, чтобы никто не слышал их разговора.

– Слушай, Федя, ну его, этого инвалида. Умер он, и ладно. Если врач предполагает, что смерть его наступила от удара головой об этот булыжник, то и пусть. Нас это вполне устраивает.

– По собственной неосторожности? – Туманов заранее угадал, что дежурный хочет увидеть в рапорте. А попросту Володину не хочется возиться. Сутки отбарабанил, и ладно. На кой черт ему сдался этот пропащий инвалид? А начни копаться что да как, хлопот не оберешься. А дело, может, и гроша не стоит.

– Именно так, – шепнул Володин, стараясь говорить так, чтобы их никто не услышал. – Правильно кумекаешь, Федя. Бог с ним, с этим инвалидом.

Туманов хлопнул старлея по плечу. В смекалке ему не откажешь.

– Ох, хитрец ты, Володин. На что меня подбиваешь?

– Согласен взять грех на душу, – скроил старший лейтенант постную физиономию и приложил обе руки к груди. – Ты здесь ни при чем, Федя. На мне грех. И спрос с меня. Уступи. Не иди на принцип.

Федор промолчал. Пошел к дверям, но вдруг остановился.

– Постой. Но ты же говорил, позвонила женщина?..

– Федя, дорогой. А где ее искать? Случайная прохожая. Знаешь сам, Федя. Я думаю, это тот случай, когда к нам не поступит заявления от родственников. Ножевых ран нет на теле?

– Нет.

– От огнестрельного оружия тоже нет. А упасть по пьяни может всякий. Да у него ведь даже паспорта при себе нет. Уверяю тебя, он бомжара. Побирушка. Сам знаешь, сколько таких вокруг.

Туманов за то время, пока они стояли и разговаривали, успел выкурить сигарету. Притушил носком ботинка окурок и сказал, оставляя право решать исход дела по факту смерти безымянного инвалида за Володиным:

– Ладно. Поступай как хочешь.

От радости Володин прихлопнул ладонями.

– Вот и ладненько. Спасибо тебе, Федя. Спасибо, родной, – прокричал он в спину уже уходившему Федору.

Глава 3

В половине первого ночи Илья Иванович Архангельский подъехал к автостоянке, расположенной рядом с элитным особняком, в котором у него была шестикомнатная квартира на пятом этаже.

С женой у Архангельского отношения складывались так, что дело подходило к разводу. Она с начала лета жила с детьми на даче, в город предпочитала не приезжать, но звонила ему почти ежедневно.

Архангельский не сомневался в том, что его ненаглядная завела себе там молодого любовника, который и ублажает ее. Только Илье Ивановичу на это наплевать. Во-первых, в скором будущем ожидаются грандиозные перемены не только в его профессиональной деятельности, но и в личной жизни. И Архангельский к ним уже внутренне подготавливал себя. Во-вторых, у него тоже была любовница. Красавица, каких во всей Москве не сыщешь. А жена – это пройденный этап его бесшабашной жизни. И он даже старался не вспоминать о ней. И не вспоминал бы вообще, если б не ее звонки, которые большей частью касались денег. Хотя Архангельский как добропорядочный семьянин ежемесячно присылал ей по тысяче долларов на содержание детей. Но ненасытная женская натура требовала больше. И приходилось уступать.

Илья Иванович был в плохом настроении. Весь вечер он названивал по сотовому своей любовнице, которая уже из разряда таковых, по его убеждению, стала верной подругой. С ней он и хотел соединить свою жизнь. Сегодня на вечер заказал столик в престижном ресторане.

Но девушка так и не позвонила ему. Тогда в половине одиннадцатого он поехал к ней домой, и соседи сказали, что она куда-то уехала. Даже видели, как к подъезду за ней подъезжало такси.

Это озадачило Архангельского. Он послал своего охранника-телохранителя объехать всех ее знакомых девиц, с которыми та поддерживала отношения. А сам, кое-как промучившись до двенадцати ночи, поехал домой, лишний раз убеждаясь, что все бабы стервы.

Он припарковался поближе к воротам, чтобы утром удобнее было выезжать, и попросил охранника приглядеть за его недавно купленным «Вольво». После чего направился к дому.

Вечера в конце июля уже достаточно темные. И каждый раз, проходя в общем-то небольшое расстояние от автостоянки до дома, Архангельский думал об одном и том же – о проклятых фонарях, которые отсутствовали вдоль тротуара. И всего-то сюда требовалось установить три-четыре фонаря на столбах. Больше не нужно. И никаких мучений для людей. А так, попадая в темную часть улицы, пусть и небольшую, любой человек чувствует себя неуютно.

И это Архангельский сейчас испытывал на себе. Стараясь идти так, чтобы было не слышно его шагов, он чутко прислушивался ко всем звукам, доносившимся из темного сквера, расположенного возле тротуара.

Неприятное место. Это единственное, что омрачало жизнь Архангельского после переезда на новую квартиру. В этом сквере частенько по вечерам собиралась шпана, большей частью состоящая из местных подростков, которые после дозы дурмана начинали искать себе острых развлечений, не знающих границ.

Дежурный наряд милиции никогда не заходил сюда. Наверное, этот темный, густо заросший кустарником сквер не представлял для них интереса. А хулиганам здесь простор. Несколько дней назад, примерно в такое же время, проходя мимо, Илья Иванович слышал сдавленный крик молодой женщины. Она вопила, просила о помощи.

Архангельский не сомневался, каким образом она попала в кусты сквера и что там с ней делали молодые отморозки. Но у него и мысли не возникло вмешаться. Во-первых, он ее не знает. А во-вторых, подобное вмешательство не в его правилах. Да и нечего ей без мужского сопровождения шляться по ночам. Если она, конечно, не дура.

Архангельский не женщина. Вряд ли эти юные беспредельщики захотят с ним связываться. Но если такое все-таки случится, постоять за себя Илья Иванович сумеет. В кармане пиджака у него всегда лежит заряженный «вальтер». С близкого расстояния нет надежней вещицы. Пусть только мальцы сунутся. Потом узнают, с кем имеют дело. Их он не побаивался, хотя каждый раз, проходя мимо сквера, прислушивался, крутил головой: могут засранцы запустить пустой бутылкой в голову – темнота все скроет, – а потом ищи, кто кидал.

Войдя в подъезд, Илья Иванович инстинктивно прислушался. Кто-то из соседей пустил слух, что скоро у них при входных дверях будет дежурить милиционер. И Илья Иванович, втягивая голову в плечи, подумал: «Уж скорей бы». Ментов не уважал, но и время такое, что приходится обращаться к ним за услугами. Но чувствовать себя в полной безопасности он мог только в своей квартире, где на окнах крепкие решетки, а дверь сделана из такого металла, который даже автомат не пробьет. Да еще на ней есть три сверхсекретных замка.

Но самый главный гарант его домашней безопасности – не дверь с замками и окна с решетками. В конце концов, найдется спец и вскроет любые замки. Войдет, и вот тут его и поджидает сюрприз. Потому что не пройдет и десяти минут, как на пороге появятся мордовороты в бронежилетах и с автоматами.

Как не хотелось связываться с милицией, но пришлось. Для своей же безопасности и сохранности имущества. А благополучие надо охранять. И Архангельский после недолгих размышлений поставил свою шикарную квартиру на сигнализацию. Зато теперь, уходя из дома, можно не опасаться, что проникнет вор и обчистит до последней рубахи.

Илья Иванович поднялся на лифте на пятый этаж, но, когда открылась дверь, не спешил покинуть кабину. Его не покидало проклятое чувство, будто кто-то все время находится рядом и смотрит на него. И Архангельскому от этого было не по себе.

Тишина на площадке немного успокаивала, вселяла уверенность, что подобное состояние обеспокоенности – всего лишь плод плохого настроения. А все из-за этой негодной девчонки.

Завтра Илья Иванович непременно выяснит, где она пропадала весь вечер. Разговор будет неприятный, но, уж видно, его не избежать.

Архангельский достал из кармана ключи. Быстро подошел к двери. Сунул зубастый, похожий на царскую корону ключ в верхний замок. Повернул.

Один оборот. Другой. Третий.

Верхний замок открыт. Теперь надо открыть средний. И ключ к нему не менее замысловатый, с многочисленными зубчиками и прорезями. Отмычку вот так, с ходу, не подберешь. Покопаться надо.

Когда второй замок открылся, Архангельский вдруг почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Он не слышал шагов, но чувство… Это было особое чувство, как у зверя, когда ему вдруг инстинкт начинает подсказывать о смертельной опасности от подходящего охотника. Это дает зверю шанс на спасение. Тогда он пытается убежать. Но Архангельскому бежать было некуда. Дверь он еще не открыл, а кабина лифта уже скользнула вниз.

Он обернулся и вздрогнул. Позади него действительно стоял человек. Роста чуть выше среднего, широкоплечий. Воротник куртки поднят. На глазах темные очки. И в правой руке тот человек держал пистолет с глушителем, ствол которого был направлен прямо в грудь Архангельскому.

Повинуясь инстинкту, Илья Иванович резко поднес руку к карману, где лежал «вальтер».

Но человек сказал почти миролюбивым тоном:

– Не глупи, Илья. Зачем? Неужели ты думаешь, что я позволю тебе воспользоваться этой пукалкой?

На бледном лице Архангельского появилась глупая улыбка. Переоценил он себя. Это действительно глупо. Пока засунет руку в карман, вытащит пистолет, взведет… Несомненно, тот окажется проворней и выстрелит первым.

– Чего там у тебя в кармане? – все тем же тоном спросил человек.

– Да так. «Вальтер» старенький, – стараясь унять волнение, ответил Архангельский, словно стыдясь, что не обзавелся оружием посерьезней. Пожалуй, к его фигуре больше бы подошел «глок». Или, на худой конец, штуковина отечественного производства – пистолет Стечкина. А маленький «вальтер» совсем не смотрится в его руке.

И, как бы подумав о том же, человек улыбнулся, сказал:

– Вот видишь, – словно укорил он. – Старенький. Зачем тебе суетиться? Совать руку за ним в карман? Чтобы внушить себе, что с ним ты не боишься смерти?

– Да, – неожиданно для себя сказал Архангельский. Стыдно признаться, но именно это он и пытался внушить себе.

Человек безнадежно усмехнулся.

– Глупости, – строго заметил он и сказал, кивнув на дверь: – Лучше открой третий замок. И смотри, – предупредил он, показав пистолет.

– Ладно. Хорошо, – согласился Архангельский, решая потянуть время. И было бы совсем неплохо, появись сейчас здесь кто-нибудь из соседей. Тогда уж точно ситуация сложится не в пользу этого типа с пистолетом. Встреча со случайными свидетелями не входит в его планы. Потому он так и торопит с замком. Не хочет светиться тут.

– Нельзя ли побыстрей? – спросил незнакомец, но в голосе не чувствовалось нервозности.

И это особенно насторожило Илью Ивановича. Перед ним был человек с крепкими нервами и, скорее всего, безжалостный убийца.

– Замок что-то… – соврал Архангельский, беспомощно провернув ключом. Но парня с пистолетом это оправдание не устроило.

– Придется поднапрячься, – посоветовал он и добавил как важный аргумент: – И сделай все как надо, если не хочешь умереть досрочно.

Архангельский почувствовал, как ему в спину уперся ствол. Прямо под левую лопатку. Человек с пистолетом, знал, куда следует стрелять, чтобы не оставить жертве никаких шансов.

Но Илья Иванович не спешил расстаться с жизнью.

– Да я открыл уже, – поспешил сказать он. Сунув ключ до упора, сделал последний оборот.

И дверь предательски открылась.

Архангельский, не поворачиваясь лицом, ждал, что будет дальше. Почувствовал легкий толчок в спину.

– Заходи, – ядовито прошипел человек, стоящий позади него.

Он как будто уже бывал здесь, в этой квартире. Не успели они войти, провел рукой по стене за шифоньером прихожей, нащупал клавишу выключателя. Когда свет вспыхнул, закрыл дверь и сказал:

– Теперь быстро позвони во вневедомственную охрану и скажи, чтобы твою квартиру сняли с пульта.

Илья Иванович медлил, стоял как вкопанный и отупелым взглядом таращился на ствол пистолета, направленного теперь ему в переносицу.

Понимая, что драгоценные секунды уходят и там, на пульте, это могут принять за сигнал тревоги и направить сюда группу, человек произнес уже раздраженно:

– Я сказал, позвони! Не заставляй меня нервничать. Видишь, у меня уже палец дрожит на курке. Ну, как нажму? Тогда твоя башка разлетится. Ты этого хочешь?

– Нет. Не надо. Я сейчас позвоню. – Илья Иванович почувствовал: тот не врет. Еще пару секунд задержки, и точно выстрелит. А потом уйдет. И приехавшие милиционеры найдут всего лишь тут труп Архангельского.

– Вот и правильно. Вот и молодец, – похвалил убийца. Но в голосе его ничего, кроме насмешки, не чувствовалось. Этот человек знал, что судьба Ильи Ивановича Архангельского решена. Для этого он здесь. И ни просьбы, ни посулы уже ничего не могут изменить. Все случится так, как должно произойти.

Архангельский позвонил на пульт, и, когда трубка легла на аппарат, убийца язвительно улыбнулся и сказал:

– Надеюсь, тебе не стоит объяснять, зачем я здесь? Ну, пораскинь мозгами. Ты же мужик смышленый. Постарайся догадаться.

– Я догадываюсь, – голосом обреченного ответил Илья Иванович, ни на минуту не забывая о лежащем в кармане «вальтере» и о том, как бы воспользоваться им. С такого расстояния он бы точно не промахнулся.

– Видишь, какой ты догадливый. Если бы был таким с самого начала, то, может, ничего бы и не случилось, – как бы с сочувствием проговорил убийца, внимательно глядя в глаза Архангельскому.

Тот невесело улыбнулся.

– Как ни прискорбно, но должен признать, это так. О многом я догадался, но, – он развел руками, – увы, слишком поздно.

Теперь в холодном взгляде убийцы он видел сожаление. Видно, эти наемные убийцы тоже чертовски устают от своей нелегкой работы. Вот и этот устало сел в кресло и даже прикрыл глаза, словно собирался задремать.

А Илья Иванович и не думал его беспокоить своей болтовней. Замолчал, и его правая рука медленно поползла к карману. Вот уже пальцы осторожно дотронулись до холодной стали.

Голос убийцы заставил его вздрогнуть:

– Давай, – сказал тот, и его жесткий взгляд нацелился на Илью Ивановича. Тот быстро убрал руку от кармана, сделав вид, будто поправляет складку на пиджаке.

– У меня… – начал было врать Архангельский, но убийца резко остановил его.

– Только не говори, что у тебя был вор. Или ты потерял. Меня такой расклад совсем не устраивает. Да и не убедительно это как-то. Разве вор проберется в такую бронированную квартиру? – Он указал стволом пистолета на решетки, защищавшие окна, потом добавил для большей убедительности: – Я не имею ничего против тебя. Но я должен выполнить свою работу. Так что ты, Илья, лучше не тяни. Не отнимай у меня время. Ладно? – Это прозвучало как просьба, на которую Илья Иванович отреагировал вопросом.

– Ты убьешь меня? – Он едва сумел произнести эти слова. Так ему стало жалко себя. Умереть сейчас, в расцвете лет, когда все в его жизни и карьере стало налаживаться? Когда он почувствовал себя выше серой толпы? И вдруг – смерть. И сделалось страшно не за то мгновение, которое ему предстоит пережить, а за то, что же будет с ним после того, как он умрет. Все, что он раньше считал бредом, эти разговоры о рае и аде, теперь будоражили его ум. Не хотелось признаваться, но много грешков водилось за ним, чтобы уготовить ему «прекрасное» будущее на том свете. И он опять повторил тот же самый вопрос.

– А как ты думаешь? – с холодным равнодушием ответил убийца.

– Убьешь, – произнес Илья Иванович так, словно разгадывал кроссворд и выпала удача. Он угадал слово, и теперь ему полагается приз.

Убийца снисходительно пообещал:

– Если отдашь, избавишь себя от мук. Согласись, умереть практически сразу – это тоже награда для такого человека, как ты. Такую смерть надо заслужить. Хотя не скрою, меня настоятельно просили помучить тебя перед тем, как убить. Так что выбор за тобой. Только не забывай, у тебя ведь дети и жена…

Архангельский вздрогнул, услышав это.

– Они здесь ни при чем. Да и жена не при делах. Она ничего не знает. – Он изо всех сил старался убедить убийцу в несостоятельности его рассуждений. И тот, кажется, призадумался, но требование свое все же выдвинул:

– Тогда отдай. Не тяни.

Архангельский тяжело вздохнул, словно вот сейчас, как на исповеди перед священником, признается в тяжком грехе. А тот отпустит грех. Точным выстрелом в голову. Или – сердце. Это не очень-то заботило Илью Ивановича. Важнее другое: чтобы выстрел оказался точным и не заставил его мучиться.

– Ладно. Будем считать, ты меня уговорил, – сказал он и, почувствовав легкость не только в душе, но и в теле, вскочил с кресла, подошел к книжному шкафу. – Забирай. Все вы сволочи. Я всегда знал это.

Убийца расплылся в радушной улыбке, чем выказал жертве особое расположение, словно убеждая, что выстрел будет точным и тому не придется мучиться. Он уже выбрал на крупном теле Архангельского точку, куда влепит пулю.

– Давай ее сюда. И не говори лишних слов. Ты и сам – сволочь.

Илья Иванович достал с полки книжного шкафа книгу Валентина Пикуля, раскрыл ее… Минуту-другую он хлопал глазами, потом закрыл ее и уставился на убийцу взглядом безумца.

– Только не говори, что ее там нет, – гробовым голосом посоветовал убийца, впервые за все время пребывания в квартире почувствовав себя неуютно. Такого он не ожидал. Пытался разгадать, не морочит ли безумец ему голову.