Текст книги "Почему евреи не любят Сталина"

«Как известно, – констатирует Г. В. Костырченко, – обращение еврейской общественности так и не появилось в печати.

Думается, сам Сталин успел незадолго до приступа смертельной болезни отвергнуть эту идею, исходя из того соображения, что публикация любой, даже выдержанной в самом оптимистическом тоне коллективной петиции евреев будет свидетельствовать о том, что в стране продолжает существовать пресловутый “еврейский вопрос”. Возможно, что до диктатора в конце концов дошел смысл предостережения, прозвучавшего в письме Эренбурга: “Опубликование "Письма", подписанного учеными, писателями, композиторами и т. д. еврейского происхождения, может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду”»[198]198
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 682.


[Закрыть].

Оценивая позицию И. Эренбурга в те трудные для советского еврейства времена конца 40-х – начала 50-х гг. прошлого века, надо признать, что его положение было непростым. На него оказывалось давление, его периодически переставали печатать, но его все же не смыла смертоносная волна юдофобства, поднявшаяся в связи с репрессиями против ЕАК, борьбой с «космополитизмом», а позднее с «делом врачей». Он остался на плаву благодаря не столько своей выдержке, но, пожалуй, прежде всего благосклонности Сталина, который полагал нужным использовать писателя с его авторитетом и талантом публициста в политических целях, для сохранения международной респектабельности советского режима. Эренбург позволял это, хотя его покорность не была безоговорочной. Такая позиция воспринималась националистическими еврейскими кругами как коллаборационистская.

Эренбург видел решение еврейского вопроса не в эмиграции в Израиль, а, как сам признавался, на путях ассимиляции с народами, среди которых жили евреи. Хотя создается впечатление, что он сам испытывал какие-то сомнения в таком выборе и терзался этими сомнениями, терял веру в способность советского строя решить столь сложную национальную проблему.

По слухам, в Москве публикация письма в «Правду» была намечена на 2 февраля 1953 г. Эту же дату приводит Эдвард Радзинский в своей книге «Сталин»:

«2 февраля в редакционных кабинетах “Правды” царила полная растерянность: тщательно подготовленное письмо было запрещено печатать»[199]199
  Радзинский Эдвард. Указ. соч. С. 605.


[Закрыть]. Текст письма был уже набран в макет газеты, и директива об отмене этой инициативы поступила в редакцию накануне, очевидно, 1 февраля. Все копии верстки и корректуры были изъяты из редакции, и в последующие годы этот вариант письма знаменитых евреев в «Правду» не воспроизводился в работах по истории.

Публиковались лишь версии, иногда явно фальшивые. Содержание письма, как о нем говорили Каверин и Эренбург, состояло в попытке обосновать различие между небольшой группой евреев-врачей, которые оказались завербованными иностранной разведкой, и всем еврейским народом СССР, который считает Советский Союз своей родиной и верен интересам социализма. Г. В. Костырченко, знакомившийся с текстом этого письма в архивах, сообщает, что проект письма был подготовлен секретарем ЦК КПСС и руководителем Агитпропа Николаем Михайловым «по поручению Сталина»[200]200
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 679.


[Закрыть].

Костырченко считает, что инструкция Сталина Агитпропу о подготовке письма знаменитых евреев в «Правду» означала то, что он «решился на отступной маневр» – шаг, аналогичный его статье в марте 1930 г. «Головокружение от успехов». Проект письма, судя по архивным отметкам, был направлен 29 января Маленкову и от него поступил Сталину. «Поскольку 2 февраля на сопроводительной записке к письму появилась отметка об отправке его в архив, то, – пишет Костырченко, – напрашивается вывод, что текст Сталину не понравился. Можно предположить, что тон письма – чрезмерно резкий, если не сказать кондовый – его не устроил, ибо не способствовал достижению искомой цели: затушить скандальную ажитацию вокруг “дела врачей” в стране и в мире. Обоснованность такой догадки представляется вполне очевидной, так как составление следующего варианта письма было поручено Шепилову, слывшему среди интеллигенции либералом»[201]201
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 681.


[Закрыть].

С этим предположением Костырченко можно согласиться, но с некоторыми оговорками. Тон первого проекта письма в «Правду», требовавшего, кроме всего прочего, «самого беспощадного наказания преступников», то есть их казни, определялся сообщением ТАСС, которое тогда воспринималось как одобренное Сталиным или даже написанное им самим. Ажиотаж вокруг еврейской проблемы Сталин в то время мог прекратить другим, более простым путем. Для этого было достаточно телефонного звонка Сталина в Агитпроп или редактору «Правды», этой газеты газет, на которую равнялись другие. Сталин в данном случае хотел остановить антисемитскую кампанию в прессе, но сделать это не лично, а через какую-то другую достаточно авторитетную статью в «Правде». Это было бы повторением того приема, который был использован Сталиным для остановки антинемецкой пропаганды незадолго до окончания войны. В то время – это люди моего поколения помнят достаточно хорошо – главным антинемецким пропагандистом был Илья Эренбург, которому принадлежал лозунг «Убей немца!». Эренбург в период войны опубликовал в «Правде», «Красной звезде» и в других газетах больше тысячи ярких статей и очерков, которые всегда читались без равнодушия. Но он постепенно переходил от антифашистской к антинемецкой пропаганде. После вступления Красной армии на территорию Германии это направление пропаганды одобряло насилие над гражданским населением. Именно в это время в «Правде» появилась большая статья тогдашнего начальника Агитпропа Георгия Александрова «Товарищ Эренбург упрощает»[202]202
  «Правда», 1945. 14 апреля.


[Закрыть], которая быстро остановила грубую антинемецкую пропаганду. Статья Александрова была заказана и одобрена Сталиным. Этот прием Сталин, очевидно, хотел повторить, показав, что он сам стоит в стороне от антисемитской кампании и «дела врачей».

Новый проект письма в «Правду» был готов и передан в Агитпроп Михайлову 20 февраля. Через Маленкова или иным путем он поступил на дачу Сталина в Кунцево 21 или 22 февраля в форме машинописного текста и готовой типографской верстки. В 90-е гг. этот текст был найдем в архивах и полностью опубликован в журнале «Вестник Архива Президента Российской Федерации»[203]203
  Против попыток воскресить еврейский национализм. И. Г. Эренбург – И. В. Сталину: Письмо в редакцию «Правды» // Вестник Архива Президента Российской Федерации. 1997. № 1. С. 141–146.


[Закрыть]. Вместе с ним было найдено в архивах и письмо Эренбурга Сталину, датированное 3 февраля 1953 г. На этих архивных материалах стояла отметка «Поступило 10.Х.53 г. с дачи И. В. Сталина», то есть после его смерти. Под новым проектом письма стояли те же самые подписи, хотя сбора подписей в этом случае уже не проводилось. Считалось, очевидно, что те знаменитые евреи, которые поставили свои автографы под первым резким письмом, будут только рады тому, что опубликован более мягкий и примирительный вариант. Вениамина Каверина среди авторов письма уже не было, но Эренбург остался, очевидно, потому, что он в личном письме Сталину от 3 февраля выразил готовность подписать коллективное письмо в том случае, «…если это может быть полезным для защиты нашей родины и для движения за мир»[204]204
  Там же. С. 143.


[Закрыть].

Письмо Эренбурга было прочитано Сталиным. Судя по его тексту, оно было написано и отправлено Сталину не 3 февраля, а в конце января, и при публикации дата поставлена ошибочно по каким-то отметкам. Эренбург начинает свое письмо сообщением, что «тов. Минц и Маринин ознакомили меня сегодня с проектом “Письма в редакцию газеты "Правда"” и предложили мне его подписать». Это могло происходить в двадцатых числах января, так как подпись Эренбурга стояла одной из первых. Редакция журнала «Вестник АП РФ», которая опубликовала в 1997 г. тексты письма Эренбурга Сталину и письма знаменитых евреев в «Правду», не имела представления о том, что в этом случае публикуется второй вариант письма в «Правду», а не тот, о котором сообщал Эренбург. То, что в действительности существовал не один, а два проекта – январский и февральский, не было известно до публикации книги Г. В. Костырченко в 2001 г. Только он по архивным материалам разобрался в этой проблеме и сравнил между собой тексты этих писем. Костырченко отметил достаточно заметную разницу «шепиловского» варианта от «михайловского»: «Это была уже не прежняя, вульгарная агитка, а вежливое приглашение “вместе… поразмыслить над некоторыми вопросами, затрагивающими жизненные интересы евреев” …преобразился и язык послания: исчезли “выродки”, “отщепенцы”, “шпионские банды”, испарились куда-то “еврейские буржуазные националисты”, не использовался даже такой ходовой пропагандистский штамп, как “англо-американские империалисты”… Поскольку из послания был изъят призыв “самого беспощадного наказания преступников”, можно заключить, что Сталин отказался от намерения провести публичный процесс по “делу врачей” (тем самым автоматически опровергается миф об открытом антисемитском судилище как сигнале к началу еврейской депортации)»[205]205
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 681–682.


[Закрыть].

Однако и этот новый вариант письма в «Правду» так и не появился в печати до смерти Сталина. Костырченко считает, что Сталин все же не решился его публиковать.

Однако отказ от публикации не означал того, что Сталин намеревался возвратиться на старые позиции. «…Ибо как тогда объяснить, что накануне того, как его разбил паралич, с полос центральных газет исчезла воинственная риторика, неизменно присутствовавшая на них начиная с 13 января 1953 г.»[206]206
  Там же.


[Закрыть].

Костырченко вполне прав в том, что текст письма в «Правду» стал в варианте Шепилова настолько умеренным, что его публикация означала бы полное прекращение антисемитской кампании в прессе. Сам Шепилов, который, безусловно, знал все детали этих событий и которому Сталин должен был дать совет о том, какой проект письма нужно составить, ничего не пишет в своих «Воспоминаниях» об этом важнейшем событии в своей деятельности. Шепилов вообще практически не обсуждает проблему «дела врачей» и его пропагандистского обеспечения в «Правде», хотя, как главный редактор этой газеты, он не мог быть в стороне от политических событий января – февраля 1953 года. Письмо в «Правду» заканчивалось призывом к «сплочению всех прогрессивных сил еврейского народа», а также к созданию в СССР «…газеты, предназначенной для широких слоев еврейского населения в СССР и за рубежом».

В случае публикации этого письма со всеми авторами, в число которых входили Л. М. Каганович, И. Г. Эренбург, академики Л. Д. Ландау, С. И. Вольфкосич, начальник атомного ведомства Б. Л. Ванников и министр тяжелой индустрии Д. Я. Райзер, конструктор самолетов С. А. Лавочкин, режиссер М. И. Ромм, музыканты Д. Ф. Ойстрах и Э. Г. Гилельс и многие другие всем известные имена, антисемитская кампания в прессе, привязанная к «делу врачей», была бы немедленно прекращена. Нельзя быть уверенным в том, что Сталин «передумал публиковать письмо». В тексте письма, найденного в архиве, были пометки, работа над ним еще продолжалась. То, что из газет исчезла вскоре «воинственная риторика», могло свидетельствовать о скором повороте, связанном с публикацией письма в «Правду». Следует, однако, подчеркнуть, что воинственная риторика исчезла из центральных газет не «накануне» паралича Сталина, а в понедельник, 2 марта, именно в тот день, когда на дачу к уже парализованному вождю прибыла группа врачей, причем только русских. В этот день о болезни Сталина знали пока лишь его самые ближайшие соратники.

Изменение политического курса в СССР в «еврейском вопросе», ставшее очевидным с утра 2 марта 1953 г., т. е. на следующий день после инсульта у Сталина, произошедшего в первой половине дня 1 марта, стало главным аргументом политического заговора и убийства Сталина. В литературе о Сталине существует около десяти разных версий возможного его убийства, и половина из них рассматривает смену тона прессы в воскресенье, 2 марта, как аргумент в пользу наличия заговора. Наиболее подробно эту теорию изложил Абдурахман Авторханов в книге «Загадка смерти Сталина» еще в 1976 г.:

«Статьи и корреспонденции “Правды” 8, 9, 11, 12, 16, 18, 19, 20, 22, 23, 26, 27 февраля посвящены “убийцам” “шпионам” “вредителям”, “врагам народа” и “буржуазным националистам”. Ни одна политическая передовая “Правды” не выходит без ссылки на “бдительность” и “врагов народа”».

Поздно вечером 28 февраля выходит «Правда» на 1 марта, в которой напечатано постановление ЦК о женском празднике – дне 8 Марта, – но и там тоже меньше всего говорится о празднике, а больше всего о «шпионах», «убийцах», скрытых «врагах народа», «буржуазных националистах».

А со следующего дня происходит нечто странное и необъяснимое: «Правда» вдруг прекращает печатать всякие материалы о «врагах народа». Более того – «враги народа» совершенно не упоминаются даже в политических статьях и комментариях. В важных передовых статьях «Правды» от 2 марта («Расцвет социалистических наций») и от 3 марта («Важнейшие условия подъема пропаганды») нет ни слова о «буржуазных националистах», «врагах народа», «шпионах» и «убийцах»!

Кампания против «врагов народа» была отменена. Отменена, конечно, не в редакции «Правды», а там, наверху. Кто же ее отменил? Сталин? Нет, конечно, не Сталин. Ее отменили те, кто начиная с 1 марта 1953 г. караулил смерть Сталина, Эти «караульщики» в лице «четверки» – Берия, Маленков, Хрущев и Булганин – совершили в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 г. переворот, завуалированный ссылкой на болезнь Сталина, «временно» отошедшего от власти[207]207
  Авторханов А. Загадка смерти Сталина. Франкфурт: Посев. 4-е изд., 1981. С. 198, 199.


[Закрыть].

По мнению Авторханова, загадка смерти Сталина состоит «не в том, был ли он умерщвлен, а в том, как это произошло». Наиболее вероятной автор считает гипотезу о том, что Сталин был отравлен медленнодействующим ядом во время ужина на даче вместе с «четверкой» соратников в ночь на 1 марта 1953 г. Версию отравления диктатора выдвигает и Радзинский, однако, по его гипотезе, организовал отравление один лишь Берия через своего сообщника в личной охране Сталина Ивана Хрусталева[208]208
  Радзинский Эдвард. Указ. соч. С. 613–614.


[Закрыть]. Хрусталев служил в охране Сталина много лет и был одним из наиболее преданных вождю людей. Эти гипотезы, как и несколько других сходных с ними, не подкрепляются никакими фактами. На даче Сталина был большой обслуживающий персонал – охрана, дежурные, прикрепленные, подавальщицы, повара, библиотекари, садовники, которые ежедневно контактировали со Сталиным. Все они работали здесь много лет и пользовались доверием. Сталин не был склонен к частым изменениям своего чисто бытового окружения. Версия убийства основывается лишь на том, что Сталин умер вовремя, всего за два-три дня или за неделю до каких-то ожидавшихся перемен в руководстве и решений по «делу врачей». Именно эта своевременность смерти Сталина кажется многим столь невероятной, чтобы быть естественной. Предположение об убийстве можно найти, наверное, в половине биографий Сталина, изданных на Западе, оно вошло даже в краткую биографию Сталина в Британской энциклопедии.

Более сложную теорию «заговора соратников» выдвинул в 1995 г. Ю. Н. Жуков. По этой теории, в заговоре могли участвовать шесть членов Бюро Президиума ЦК КПСС – Берия, Маленков, Булганин, Хрущев, Сабуров и Первухин. Они, пользуясь своим доминирующим положением в Политбюро и в Бюро Президиума Совета Министров СССР, начиная с 1951 г. постепенно изолировали Сталина и отстраняли его от текущего руководства и в партии, и в правительстве. Само «дело врачей» было частью этого заговора, и оно позволило удалить из непосредственного окружения Сталина начальника его охраны генерала Николая Власика, арестованного в декабре 1952 г., и начальника личной канцелярии Сталина Александра Поскребышева, неожиданно уволенного в отставку в феврале 1953 г.[209]209
  Жуков Ю. Н. Борьба за власть в руководстве СССР в 1945–1952 годах. «Вопросы истории», 1995. № 1. С. 35–39.


[Закрыть] Этот заговор к концу февраля 1953 г. не был завершен, но проявился уже после инсульта Сталина в форме захвата власти у постели больного вождя. Евреи – писатели, композиторы, кинематографисты и прочие – умоляют вождя: наш народ виноват, он породил «выродков», и мы просим защиты и переселения на Дальний Восток. Вождь не знал, что жить ему осталось всего ничего.

Что ему станет смертельно плохо именно в ночь с 28 февраля на 1 марта, знали Берия, Маленков, Хрущев и Булганин (власть Берии распространялась на госбезопасность, Маленкова – на государственных чиновников, Хрущева – на партийный аппарат, Булганина – на армию). Перед этим, то есть вечером 28 февраля, они были у Сталина, а после ужина и обильной выпивки Маленков, Хрущев и Булганин уехали – но не по домам, а на рабочие места, в Кремль. Берия остался согласовать со Сталиным ему одному известные мероприятия. Оставшись наедине с вождем, сказал, что в «деле врачей» замешан Хрущев. Пока Сталин раскрывал папку с документами, принесенную сотрудницей Берии, эта женщина плеснула вождю в лицо какой-то жидкостью. Сталин потерял сознание, а женщина ввела ему яд – из тех, которые не оставляют следов. Потом она и Берия уехали. А наутро охрана позвонила Берии, что с вождем плохо. Четверка заговорщиков примчалась на дачу и совершила государственный переворот: распределила между собой власть в обход Президиума ЦК КПСС.

И 2 марта в передовой статье «Правды» не оказалось ни одного ругательства в адрес евреев! И 3 марта – ни одного! Государственный антисемитизм стал уже почему-то не очень нужен.

Почему – все узнали 4 марта из «Правительственного сообщения», закончившегося словами: «…тяжелая болезнь товарища Сталина повлечет за собой более или менее длительное неучастие его в руководящей деятельности».

Шли третьи сутки умирания Сталина на даче в Кунцеве.

Известный правозащитник Авторханов, проанализировавший разнообразную, весьма противоречивую информацию о смерти Сталина, считает именно такое развитие событий наиболее правдоподобным.

Свидетельства? Ну, хотя бы то, что к потерявшему сознание Сталину врачей вызывал Берия – и сделал это только на вторые сутки. Да не тех, которые всегда лечили – уже месяц на Лубянке из них выколачивали признания, – а других.

Консилиум был своеобразный: врачи сидели в соседней комнате и совещались, а о состоянии больного сообщал врач, циркулировавший туда-сюда.

Берия же был, по словам Аллилуевой, «…возбужден до крайности… А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор, и в тишине зала, где все молча стояли вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывающий торжества: “Хрусталев! Машину!”».

Адъютант, полковник Хрусталев, знал, конечно, больше всех – и скончался в том же 1953 г. Умер внезапно и профессор Русаков, участвовавший во вскрытии сталинского тела. А Куцерин, начальник Лечебно-санитарного управления Кремля, и еще двое врачей, входивших в две комиссии (одна присутствовала при смерти, другая вскрывала тело и сообщила: лечили правильно), вместе с министром здравоохранения СССР Третьяковым оказались в Воркуте. После похорон имя Сталина почти исчезло со страниц прессы, его сочинения прекратили издавать: набор уже подписанных к печати 14-го и 15-го томов был рассыпан. За целый месяц – конца мая до 29 июня – Сталин в «Правде» упомянут был только один раз. «Дело врачей» прекратили, арестованных выпустили. Кроме тех, кто скончался во время допросов.

Если бы гипотеза заговора, выдвинутая Авторхановым, была верна, то «четверка», захватившая власть к вечеру 1 марта, занималась бы другими делами, а не «Правдой». Остановки самого «дела врачей» ни 2-го, ни 3 марта, ни еще через две недели после смерти Сталина не произошло, остановилась лишь пропаганда, причем именно в «Правде». В других газетах и журналах то же самое произошло уже постепенно, не столь внезапно. Если бы не болезнь Сталина, письмо знаменитых евреев могло быть опубликовано в начале марта, а затем постепенно уменьшено или отменено и все «дело врачей». Ответственность за «дело врачей» несли бы в этом случае Маленков и Берия. У Сталина была бы достаточно основательная причина для радикальных изменений в руководстве страной.

Со второй половины января 1953 г. по команде из Москвы в Украине пресса развернула антисемитскую кампанию не только против «убийц в белых халатах», но также использовала судебные процессы над различными махинаторами, ворами и спекулянтами, акцентируя внимание на подсудимых-евреях. В газетных статьях подсудимые с еврейскими фамилиями фигурировали как главари банд мошенников, обворовывавших народ. В таком духе «Вечерний Киев» писал о «деле Глазмана и К^o»[210]210
  «Вечерний Киев», 1953. 5 февраля.


[Закрыть] газета «Радянська Украiна» – о суде в Черновцах над Фельдманом А. Д.[211]211
  «Радянська Украiна», 1953. 25 лютого.


[Закрыть] Проводились массовые увольнения евреев не только с руководящих должностей, но и специалистов среднего звена.

Больше всего страдали евреи-врачи. «Правда» поместила статью Г. Кардаша «Беспечность в подборе кадров», где обличалось «невежество» заведующей кафедрой Днепропетровского фармацевтического института М. В. Волынской и доцента того же вуза Я. Лемберга[212]212
  «Правда», 1953. 13 февраля.


[Закрыть]. Аферистами и антисоветчиками изобразил А. Петренко заведующего отоларингологическим отделением городской больницы Б. Е. Сливку в статье «Врачи-аферисты и беззаботные ротозеи», которую опубликовала «Радянська Украша». Все эти антисемитские публикации дополнялись аналогичными радиопередачами. Разгромные материалы о евреях-медиках помещали стенные газеты. Больные старались избегать евреев-врачей. Вся эта широкомасштабная антисемитская кампания создавала впечатление, что арестованные врачи и их пособники принадлежат к одному из звеньев разветвленной сионистской сети, находящейся на службе американского и британского империализма. Антисемитский накал с каждым днем набирал все более широкий размах как в России, так и в Украине.

И в те трагические для евреев, в особенности для медработников, дни нашлись мужественные люди, которые не смирились со сфальсифицированным поклепом. Среди них необыкновенный человек, о котором мне хочется поведать читателям, – это Яков Гурьевич Почупайло.

Начав службу рядовым краснофлотцем в 1930 г., этот деревенский парень во время Великой Отечественной войны уже был контр-адмиралом.

…После войны в Главном госпитале Тихоокеанского флота лежало много больных с тяжелейшими осложнениями и абсцессами легких. Традиционное лечение эффекта не давало. Молодой врач Яков Эйдинов (впоследствии доктор наук, профессор) пошел на риск и впервые в практике сделал укол пенициллина самому тяжелому больному непосредственно в легкое. Больной пошел на поправку, но разразился скандал. Этот метод еще не был разрешен, над врачом нависла угроза увольнения и лишения диплома. Продолжать эксперимент ему категорически запретили. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Другие тяжелые больные написали жалобу начальнику политуправления Тихоокеанского флота контр-адмиралу Почупайло на врача: мол, он одних лечит, а других нет!

Прибыв в госпиталь, адмирал спросил Эйдинова:

– Сколько вам лет?

– Через месяц будет 24.

– Вот видите, – сказал адмирал, обращаясь к руководителям медицинской службы флота, – каждому из нас вдвое больше, чем ему. Он рискует всем, он может лишиться диплома врача, воинского звания, да и просто службы на флоте. Разрешите ему проводить эти проколы. Вы – медицинские руководители, найдите выход, помогите молодому доктору, а пенициллин (новое тогда, дефицитное лекарство) я помогу получить.

Наступил 1952 г. Дело врачей-евреев, «убийц в белых халатах», набирало обороты. Как и везде, объявились подстрекатели и на флоте. Приехал Почупайло, уже вице-адмирал (с 1969 г. – полный адмирал). Могучий ростом, бывший крестьянский парень, гэкая, как все украинцы, он произнес краткую речь: «Как вы знаете, в Москве раскрыт заговор банды врачей (слово “евреев” он опустил). В вашем госпитале работают врачи-евреи, знающие специалисты и хорошие руководители. Так вот, я обращаюсь к вам, товарищи офицеры, работайте спокойно, мы вам доверяем. А если кто-нибудь будет чинить препятствия – обращайтесь прямо ко мне, не спрашивая разрешения командования».

Речь для того времени настолько непривычная – еще был жив Сталин и свирепствовал Берия, – что в зале воцарилась гробовая тишина. Через несколько дней он вызвал к себе начальника Главного госпиталя Тихоокеанского флота полковника Ватеркампфа и главного хирурга майора Копанева – оба евреи – и сказал (обратите внимание на эти слова):

– Там, У НИХ, в Союзе, может быть, и есть врачи-убийцы. А у нас, на Тихом океане, таких нет. Работайте спокойно. Военный совет вам доверяет.

Эта фраза могла дорого ему обойтись. Он лишился бы и должности, и звания, и пенсии. Но не побоялся. Совесть сильнее опасности.

Запомните это имя: Почупайло Яков Гурьевич – адмирал. И год: 1953-й. В разгаре уже забытое ныне «дело врачей» и разгул антисемитизма[213]213
  Гольбрайх. Е. Совесть адмирала. «Еврейские вести», 2001. № 9-10.


[Закрыть].

Были люди и в наше время.

Только после смерти Сталина эта вакханалия юдофобства затормозилась.

 
Мне снился странный сон. Товарищ Сталин
Еще живой. Еще с врачей-убийц
Овечью шкуру только что сорвали,
И вылезли горбатые носы…
На улице газетные витрины
Облеплены толпой, и, отходя,
Почти что каждый почитает долгом
Задеть того, кто это сообщенье
Читал, дрожа от страха, словно сам
Кого-то отравил или намерен
С утра связаться с вражеским агентом,
Взорвать Нескучный сад или продать
Зацепу берегу Слоновой Кости.
 

(Поль Карп. Общая тетрадь. СПб., 1992. С. 157.)

В начале апреля 1953 г. в газетах были опубликованы материалы о проверке деятельности следственных органов, выдвинувших против врачей обвинения во вредительстве, шпионаже и терроризме. Было установлено, что аресты оказались безосновательными, обвинения – ложными, а документальные данные, на которые опирались работники следствия, – несостоятельными. Показания арестованных врачей, якобы подтверждающие выдвинутые против них обвинения, были получены путем пыток. Следователи, использовавшие эти приемы дознания, были привлечены к уголовной ответственности. После реабилитации 4 апреля 1953 г. профессоров-врачей Л. Тимашук лишили ордена Ленина, которым она была награждена 20 января 1953 г.[214]214
  Вплоть до ухода на пенсию в мае 1966 г. Л. Тимашук работала заведующей отделом функциональной диагностики 1-й больницы 4-го Главного управления и скончалась в 70-е гг. в преклонном возрасте («Еврейские вести», 1996. № 21, 22).


[Закрыть] Был официально признан факт умышленного разжигания в стране межнациональной розни, в частности отвергнута клевета в отношении С. Михоэлса.

Нет сомнения в том, что юдофобская кампания в стране в значительной степени была обусловлена антисемитизмом самого Сталина. В своих воспоминаниях Н. С. Хрущев писал, что Сталин, не допуская антиеврейских высказываний в своих трудах, часто демонстрировал свою юдофобию в кругу приближенных. Говоря о каком-либо еврее, он утрированно пародировал еврейское произношение, как это делали примитивные антисемиты. Об антисемитизме Сталина Хрущев писал и в связи с жестокой расправой над корифеем театрального искусства Михоэлсом, высказывая надежду на то, что придет время, когда можно будет провести глубокий анализ этой трагедии, чтобы в будущем подобное не могло повториться[215]215
  Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева. «Вопросы истории», 1991. № 11. С. 56, 59.


[Закрыть].