Текст книги "Фурия"

3

Яэль и Йессика попытались посадить меня себе на плечи, но мы все повалились на землю и хихикали как маленькие. Между чьими-то грязными ногами я разглядела, как та хорошенькая пышка из «Роялс» рыдает на груди высокого паренька в футболке клуба «Ньюэллс Олд Бойз», а взрослая женщина – мама? – гладит ее по плечу.

Вот если бы моя мама приходила за меня поболеть, утешала меня, когда мы продуем, радовалась моим победам! Каково бы это было? Ладно, нечего хотеть луну с неба.

Пока грусть не омрачила момент, я присоединилась к девчонкам, которые прыгали вокруг сеньоры Алисии и распевали нашу кричалку:

 
Пойдем со мной в футбольный круг,
Ты здесь найдешь себе подруг.
Сеньора тренер нас ведет
К победам будущим, вперед!
 

Мы сделали круг победы по стадиону вслед за сеньорой Алисией, размахивая нашим потрепанным флагом. Всем хотелось, чтобы праздник продолжался. Ведь едва покинув поле, мы вернемся к обычной жизни. К обычным самим себе. А здесь, на поле, мы были чемпионками женской лиги «Росарина», и чувство это пьянило больше, чем бокал запретного пива в жаркую летнюю ночь.

Наконец сеньора Алисия напомнила нам, что предстоит еще церемония награждения. Мы плечом к плечу зашагали к столу, который уже стоял посреди поля. На нем в два ряда сверкали золотом в лучах вечернего солнца кубки. У самого большого спереди была гравировка «Первое место», и он стоял на земле, а два кузена Роксаны охраняли его так, будто это национальное сокровище. Один из них, Алехандро, подмигнул мне, но я сделала вид, что не заметила.

Судья стоял рядом с каким-то лысеющим типом с сальными космами, а тот совал ему под нос мегафон.

– Дамы и господа, – произнес судья, и его голос разнесся над стадионом, – победитель чемпионата – команда «Ева-Мария», ее капитан – Камила Хассан, сестра нашего знаменитого Жеребца, Пабло Хассана.

Незримое присутствие брата со всеми его достижениями мгновенно затмило и мою победу, и старания моей команды, и нескончаемую работу сеньоры Алисии. Я упрямо не двигалась с места, но сеньора тренер жестом показала мне, чтобы я подошла к столу и взяла кубок.

– Вперед, Фурия! – выкрикнул кто-то, и во мне пробудилась только что нареченная, смелая часть моего «я».

Не успела я опомниться, как эта часть меня взяла все в свои руки. И вот я уже поднимала кубок вверх, точно голову поверженного врага. Металл нагрелся в золотых лучах солнца.

Нас всех охватило ликование, и мы снова пропели нашу кричалку и подняли сеньору Алисию на руки, как настоящую героиню – которой она и была. На зубах у меня скрипели засохшая кровь и песок, но для групповой фотографии я все равно улыбнулась. Друзья, родня и соседи ликовали вместе с нами и подпевали.

– А ну, уберите эту штуку! – крикнул кто-то. – Не вмешивайте в игру политику! Тем более тут полно журналюг!

Я быстро обежала взглядом толпу и заметила женщину, которая махала зеленым платком – символом феминистского движения. А рядом с ней торчал парень с телекамерой и нацеливал объектив на меня. Он что, снимал нас всю дорогу?

Мы переглянулись с Роксаной. У нее в рюкзаке лежал точно такой же зеленый платок, и сейчас я обрадовалась, что она его не вытащила и, того хлеще, не попросила меня помахать платком в знак победы.

Если в школе хоть одна живая душа заподозрит, что мы поддерживаем феминисток и движение за легализацию абортов, нас исключат и даже думать не станут. Сестра Эстер совершенно четко об этом заявляла. Но если родители увидят меня по телику, тут уж вылет из школы покажется полной ерундой.

– Capitana, скажите нам несколько слов. – Ко мне подоспела журналистка, симпатичная брюнетка, в сопровождении оператора. Губы у нее были ярко накрашены, и у самого рта – родинка. Журналистка немедленно засыпала меня вопросами: – Как вы себя сейчас чувствуете, номер семь? Первое место в женской лиге «Росарина». Как ощущения? Где вы научились так играть? Ваши планы на будущее? Что думает ваша семья?

Попалась. Не ответить было нельзя. Но тянуть одеяло на себя я не стала.

– Наша победа – результат общих усилий. Если уж на то пошло, на эти вопросы лучше отвечать нашему тренеру, сеньоре Алисии. Она годами работала, чтобы вывести команду на Южноамериканский кубок. А я просто делаю то, что она говорит.

Журналистка нахмурилась и решительно продолжила:

– Да, конечно, но я сегодня убедилась, насколько вы замечательно играете. У вас поразительные способности, особенно для девочки. Как оценивает вашу блистательную игру ваш брат, Жеребец Пабло Хассан? – Она сверкнула на камеру обольстительной улыбкой, будто рассчитывала зачаровать его лично.

Наши девчонки расхохотались. Они, дурочки, сохли по Пабло.

Я молчала, журналистка занервничала и насела снова:

– Так что он говорит? – Она обвела взглядом толпу.

– Моему брату нравится, как я играю, – промурлыкала я и сделала томные глаза, потому что какого пса? Раз ввязалась в танец, танцуй дальше. – Он научил меня всему, что я умею.

Журналистка понизила голос:

– Фурия, хотите что-нибудь передать семье? Федерации? Как вы думаете, эта победа станет важной вехой для прав женщин?

Значит, она тоже увидела зеленый платок в толпе. Я лихорадочно закрутила головой, надеясь, что кто-нибудь спасет меня от этой липучки и ее коварных вопросов.

– Семья меня очень поддерживает, а федерации… я просто хочу сказать спасибо, что нашли место и для нас, девочек.

На самом деле это мы нашли себе место. Мы пробились сквозь бреши в системе и укрепились там, где для женщин раньше пространства не было. Нам ничего не давали. Мы сами все взяли. Но никто не пожелает услышать правду. А главное, сейчас было неподходящее время для такого разговора.

Зрители бурно зааплодировали. Наконец журналистка переключилась на Роксану, и я ретировалась от греха подальше.

Солнце уже клонилось к горизонту. Весь мой адреналин и возбуждение от игры испарились, я дрожала от прохладного вечернего ветерка. Из чьего-то телефона донеслись искаженные голоса – на «Хиганте» пели. Я попыталась понять, где владелец телефона, – хотелось узнать новости.

Ага, это судья смотрел трансляцию. У его ног стояла плотно набитая спортивная сумка.

– Это «Сентраль» только что забил? – спросила я как можно дружелюбнее.

Судья ничего не ответил – даже на простое «да» поскупился, – а лишь небрежно пожал плечом и повернулся ко мне спиной.

– Скорее! – воскликнул оператор. – Еще успеем на второй тайм! Это ж надо, столько времени проторчать тут, на матче, который никому не сдался!

Он завозился, упаковывая камеру. Надо быть круглым дураком, чтобы разгуливать с такой дорогой аппаратурой по нашему району. Даже в светлое время суток.

– Пошевеливайся, нам пора! – крикнул он журналистке.

Ее эта грубость вроде бы не задела, но плечи у нее как будто напряглись. Вместо того чтобы сорваться с места и побежать на «Хиганте», как требовал оператор, журналистка снова нацелилась на меня. Я застыла. Но она подошла и протянула мне руку.

– Спасибо, что нашли для нас время… Фурия, верно?

Оператор у нее за спиной уже просто кипел.

Я кивнула, а журналистка сказала:

– Удачи на Южноамериканском кубке. Буду за вас болеть. Если что-то понадобится, дайте знать.

– Спасибо! – Но что мне могло от нее понадобиться?

– Лусиана! Да пошли уже наконец! – Оператор решительно напирал на нас, видно было – вот-вот взорвется.

Лусиана глубоко вздохнула, словно прося небо дать ей терпения. Оператор схватил ее за локоть.

– Мой источник с пятого канала говорит – там на трибуне сам Титан!

Лусиана стряхнула его руку и, не сказав больше ни слова, побежала за ним к машине.

Визг покрышек – и телевизионщики умчались.

Титан, Диего, приехал в Росарио.

4

– Хассан, пошли, – сказала Роксана. Под футболкой у нее поблескивала медаль. – Мои родители хотят отвезти нас домой, пока матч «Сентраля» не закончился и на улицах еще нет пробок.

Вообще я терпеть не могу, когда Роксана зовет меня по фамилии. Но тут побежала с ней. Меня распирало от желания срочно сообщить ей, что Диего приехал и он на стадионе.

Диего Феррари был лучшим другом Пабло, гордостью нашего города и международной сенсацией. Пресса прозвала его Титаном, потому что прозвища Бог и Мессия уже были заняты Марадоной и Месси соответственно. О Диего говорили, что на поле он приковывает к себе больше внимания, чем королевская особа – в толпе или на светском рауте. Он был из тех редких талантов, что рождаются раз в поколение. В прошлом году «Ювентус» заметил Диего и подписал в основной состав, прежде чем он успел дебютировать в «Сентрале».

Диего был моей первой любовью, с ним я впервые поцеловалась и, как миллионы по всему миру, была на нем помешана. Но я вовремя прикусила язык. Роксана Диего недолюбливала. Впрочем, ей вообще не нравился никто из мужчин-футболистов. «Все они – нарциссичные гады», – заявляла она, и, глядя на папашу и братца, я не могла с ней не согласиться.

А вот Диего – он был совсем другой. Правда, я не видела его целый год. За такой срок человек может здорово измениться. Лично я изменилась. Кто знает, как на него повлияла мировая слава?

Мне нестерпимо хотелось увидеть его хоть краешком глаза. Скорее всего, он пойдет в бар напротив дома Роксаны – отметить с парнями победу, если «Сентраль» выиграет, или напиться из-за проигрыша.

По идее, моей команде тоже пойти бы отмечать победу, но, в отличие от профессиональных футболистов, большинство из нас были на мели. Девочки расходились с поля, каждая в свою сторону.

– Чао, Фурия, – сказала Синтия.

Мия и Лукреция подхватили:

– Чао, Фурия!

Сеньора Алисия укладывала в свой автомобиль инвентарь – мячи, сетки для ворот, угловые флажки и прочее. Услышав, как все повторяют мое новое прозвище, она подмигнула мне.

– Так, команда, никаких выходных! – напомнила она.

Я помахала на прощание сеньоре Алисии и девочкам. И, не желая признаться себе, что надеюсь на встречу с Диего, пошла за Роксаной к машине ее папы.

Все улицы на подступах к стадиону были перекрыты. Даже когда сеньор Фонг объяснил, что живет в соседнем квартале, молодой офицер дорожной полиции остался непреклонен. На стадионе в тысячи глоток орали песню, и протесты сеньора Фонга потонули в этом громовом пении.

Un amor como el guerrero, no debe morir jamás…

«Такая любовь, как у воина, умереть не должна никогда…»

– Пап, высади нас, мы быстрее дойдем пешком, – сказала Роксана. – Я так в туалет хочу – ужас.

Ее родители заспорили, но наконец сеньора Фонг сказала:

– Все в порядке, Густаво, давай их высадим. Мне все равно надо заехать в магазин на Авелланеде, посмотреть кое-что.

– В таком случае, девочки, ваша остановка.

– Только будьте осторожны, chicas, девчата! – крикнула нам вдогонку сеньора Фонг, когда мы выбрались из машины.

– Обожаю твоих родителей, – призналась я Роксане. – Мой папаша бы начал ругаться со мной, даже если бы сам хотел, чтобы я шла домой пешком.

Роксана пожала плечами, но щеки ее порозовели.

– Да, они у меня ничего такие.

Мужской матч закончился, и со стадиона «Хиганте» потоком хлынули торжествующие болельщики. Они размахивали желто-синими полосатыми футболками и флагами, горланили церковные воскресные гимны, радовались победе «Сентраля», позабыв обо всем на свете.

Есть у футбола такое свойство: он заставляет забыть и о курсе доллара, и о грядущих выборах, и даже о личной жизни. На несколько часов жизнь становится прекрасна.

Мы с Роксаной стояли на перекрестке улиц Кордивиола и Хуана Б. Хусто, а перед нами компания парней и девушек распевала и прыгала на месте, ожидая, пока отъедет машина скорой. От лотка с горячими колбасками-чоризо поплыл аромат жареного мяса, и в животе у меня отчаянно заурчало. Улицу перекрывала цепочка дорожного патруля. Мы не успели и шагу сделать через дорогу, как поющая группка болельщиков оживилась. Какая-то девчонка подбежала к цепочке недовольных полицейских.

– Самого Титана увидела! – объявил один из парней. – Диего Феррари.

Как и все вокруг, я повернулась к бару, словно подсолнух к солнцу. Тут-то из бара и правда вышел Диего, и улица взорвалась аплодисментами и приветственными возгласами. В потертой, но явно новой кожаной куртке и белоснежной футболке с портретом Лионеля Месси в образе Христа с нимбом, Диего выглядел стопроцентной звездой, каковой он и был. Каштановые волосы, гладко зачесанные со лба и блестящие от геля, упрямо вились над ушами. А в ушах при малейшем движении сверкали сережки. Бриллиантовые сережки.

Вокруг Диего толпились журналисты, а он все подписывал и подписывал то, что ему совали поклонники: листки бумаги, футболки, детское одеяльце, голую руку.

Роксана развернулась ко мне.

– Ты знала, что он приехал?

Я не успела даже ответить «нет».

– Amore mío, fai l’amore con me![4]4
  Возьми меня, любимый! (ит.)


[Закрыть] – звонко выкрикнула у меня за спиной девица лет двадцати с чем-то, и мы аж подскочили.

Роксана безудержно расхохоталась. И хотя я думала, что умру на месте от стыда за эту девицу, но на меня тоже напал смех.

Года два назад Роксана прямо помешалась на книге и фильме «Три метра над уровнем неба». Вроде классика, но Роксану здорово зацепило. Она везде ставила метки «3м_У_Н». Даже итальянский начала учить, чтобы прочитать роман в оригинале, и меня тоже заставила заниматься – за компанию. Я развлекалась – произносила по-итальянски всякие хулиганские фразочки, которые мы бы ни за что не рискнули сказать в жизни. Так вот фраза, которую выкрикнула девица, – она как раз была моя.

Девица выкрикнула ее еще раз, громче, и, похоже, Диего ее услышал. Я даже издалека увидела, как он покраснел. Прикусил нижнюю губу и помахал поклонникам. Мне захотелось кинуться к нему, позабыв обо всем. Я уже собиралась сказать Роксане, что нам надо домой, но тут Диего взглянул прямо на меня. И просиял ослепительной улыбкой. У меня от нее перехватило дыхание.

– Камила! – крикнул он и замахал, мол, давай сюда, давай ко мне.

Однако Роксана заслонила меня и поспешно напомнила: «Журналисты!» Правда, я уже и сама юркнула за спины девушек, которые заспорили, кого же это звал Диего. И каждая заявляла, будто она и есть Камила.

Разумеется, обращался-то Диего ко мне, и подбежать к нему мне ой как хотелось. Но Роксана была права…

Теперь, когда Диего вернулся домой из Италии, безвестной девчачьей команде и ее победе в женской лиге просто не выделят эфирного времени. Значит, я смогу затаиться: не понадобится сразу же сообщать родителям о Южноамериканском кубке до того, как это прозвучит в новостях. Но вот если журналисты, которые хвостом ходят за Диего, заметят меня – тогда катастрофа. Тогда дома меня будут поджидать совсем иные неприятности, покруче.

Мы с Роксаной поспешили прочь из толпы. Как только мы оказались вне досягаемости камер, Роксана взяла меня под руку. Вымотанные матчем, мы в напряженном молчании заковыляли к ее дому.

– О чем он вообще думает? – наконец возмутилась Роксана, качая головой. – Выставить тебя на всеобщее обозрение… – Остаток фразы потонул в шуме: мимо прокатил автобус, с подножки свисали болельщики и горланили песню.

Но я поняла, о чем она. Мысли мои лихорадочно скакали, как ликующие фанаты. Диего меня заметил. И окликнул без колебаний.

Я плотнее прижала к груди медаль под футболкой. Напоминание о самом главном сегодняшнем событии: моя команда выиграла.

Теперь мне точно придется рассказать обо всем родителям.

5

К тому времени, как я приняла душ и переоделась в наряд послушной дочери, автобусы снова пустили, а мой семичасовой успел уйти. От Роксаны я вышла гораздо позже, когда на город уже опустилась сырая и темная ночь. Автобус высадил меня на углу улиц Хосе Инхеньероса и Коломбрес. Далековато от дома, но все лучше, чем топать пешком через Эмпальме и Окружную. Фонари не горели, только мерцали звезды, и мамины слова об убитой девушке теперь не шли у меня из головы и больше не казались пустой угрозой. Я ускорила шаг.

Вот наконец и фонарь перед нашим домом номер шесть, горит ярким желтым светом. Без четверти одиннадцать вечера. Чем дольше буду оттягивать неизбежное, тем сильнее мне влетит. Я заставляю свое лицо превратиться в маску и прячу все следы бунтарского дня – чтобы не выдать себя, чтобы по моему лицу невозможно было прочитать, как солнце прошило тучи, когда мы забили решающий гол, и как мы качали на руках сеньору Алисию, и как появился Диего в кожаной куртке и с уложенными волосами. Все эти картинки я спрятала поглубже в памяти, чтобы потом перебрать одну за другой, когда уйду к себе в комнату.

– Салютик, сестра Пабло! – весело крикнул мне какой-то шкет, прокативший мимо на велосипеде. – Передай Жеребцу от меня привет!

– Камила! – громко крикнула я в ответ. – У меня есть имя – Камила!

Но он даже не обернулся, и вскоре его поглотила уличная темнота. В нашем окраинном районе большинство жителей не то что не знают, как меня зовут, – они не знают о моем существовании. Для них я лишь сестра Пабло или дочка Андреса и портнихи – у моей мамы тоже нет имени. Но я была полна решимости добиться того, чтобы мое имя узнали и запомнили. А Южноамериканский кубок как раз даст мне такой шанс.

Никто в нашем районе и не подозревал, что я переродилась и стала Фурией, и этот жгучий, потрясающий секрет я хранила в душе как талисман.

Я миновала четыре наружных лестничных пролета и сразу услышала громовой хохот отца из-за металлической двери. Свет в холле погас, и меня окутала сырая темнота. Я поглубже вдохнула ночной зимний воздух и вошла в квартиру.

И увидела знакомую картину застолья – как всегда после матча. Брат успел расфуфыриться на тусовку и развалился в плетеном кресле вместе со своей подружкой Марисоль – этот неизменный аксессуар теперь всегда болтался при нем. По бокам от отца, тоже принаряженного, расселись его дружки – дядя Сезар и дядя Эктор. Вообще-то они были мне не родня, но с отцом дружили со времен юности.

В воздухе плыл аромат маминой домашней пиццы, и в животе у меня громко заурчало.

– Принцесса Камила пожаловала! – воскликнул Сезар, и я улыбнулась ему. У него всегда находилось для меня доброе слово.

Эктор обшарил меня взглядом с ног до головы, потом его глаза остановились на моей груди.

– Поздновато для прогулочек, особенно приличной девушке, а? Поди сюда, поцелуй дядюшку, негритосочка[5]5
  В послесловии автор подробно объясняет, что у аргентинцев, особенно старшего поколения, такие якобы ласковые прозвища до сих пор в ходу и они не видят в них ничего оскорбительного, а потому автор сохранил эту бытовую черту, чтобы точнее и полнее передать среду, в которой живет и с которой борется Камила.


[Закрыть]!

Он чмокнул меня мокрыми губами в щеку, я поморщилась и плотнее запахнула куртку, хотя под ней все равно ни черта не разглядишь, кроме черной футболки. Съязвить в ответ я не успела, потому что мама спросила из кухни:

– Где ты была, Камила? Мы тебя ждали еще несколько часов назад. Почему на звонки не отвечала?

Я прикинула, что будет, если выложить всю правду: мол, опоздала, потому что моя команда выиграла чемпионат и я отметила это дело тем, что поехала полюбоваться на Диего. Они решат, будто я шучу. И все равно раскрывать свои тайны пока что слишком рискованно.

– Прости, мам. Деньги на телефоне кончились.

Я скинула с плеча рюкзак и поставила поближе к темной прихожей – авось там его никто не заметит.

Но не тут-то было.

– Что там у тебя в рюкзаке? – спросил отец притворно-будничным тоном.

Сезар и Эктор прилипли к телику – там показывали повтор дневных матчей. Громкость была убавлена до минимума, и я знала – безразличие на их лицах обманчиво, на самом деле оба ловят каждое папашино слово. Они тоже знали его как облупленного и понимали, что надвигается скандал.

Я глянула отцу прямо в лицо, набралась храбрости, которой у меня не было, и ответила:

– Учебники по математике. – И, не моргнув, добавила: – Я ходила заниматься.

– Куда?

– К Роксане.

Папаша заулыбался как сытый кот.

– Роксана – это та смазливая китаёзочка из твоей школы?

– А ты знаешь еще каких-то Роксан, пап?

Уголком глаза я заметила, как Пабло с застывшей улыбкой жестами показывает мне, чтобы я угомонилась. К счастью, папаша уже переключился обратно на телевизор: там как раз показывали в записи гол Пабло.

– Вот увидите, национальная команда в этом году пригласит Паблито на чемпионат мира среди молодежных команд, – сказал он.

– Кого точно пригласят – так это Диего. – Сезар знал, как ударить приятеля Андреса по больному. – Для буэнос-айресских боссов двое из Росарио – многовато, Андрес. Диего теперь уже воспитанник «Ювентуса». Пабло с ним не тягаться.

– Может, он и приехал к нам, чтобы встретиться с Ассоциацией футбола? – добавил Эктор. – Он ведь сегодня был на трибуне, я видел его собственными глазами. А ты, Паблито?

Мой брат пожал плечами, но глянул на меня, словно опасаясь, не ляпну ли я какую глупость.

Если бы.

– Подумаешь, велика важность, приехал и приехал. – Отец скрипуче хохотнул. – Играет Диего хорошо, но Пабло произведет лучшее впечатление. Вот попомните мои слова. А тогда уж ему светит Европа. Но не Италия, а сразу «Барселона» или «Манчестер Юнайтед». Слышала, Камила? Поможешь нам подучить английский. Собирайте чемоданы!

– На меня не рассчитывайте, – ответила я, многозначительно глядя на Пабло, чтобы брат уяснил и запомнил: ссорюсь я с отцом, а не с ним. – Я с вами никуда ехать не намерена.

Я бы свалила из этого дома при первой же возможности, только не за парнем, в том числе и не за своим братцем. Я уйду на своих условиях, за своей мечтой, а не за чужой. И главное – никто не будет сидеть у меня на шее. Никто.

А папаша разливался, будто и не услышал моего возражения.

– Мы за нашим Жеребцом поедем повидать мир. Наконец-то выберемся из этой крысиной норы и заживем как подобает. Как подобало бы мне, если бы тот чертов парагваец не сломал мне ногу.

– Парагвайский сукин сын, – буркнул Эктор.

– Ты был лучшим, Андрес. Лучшим из всех, – привычно подхватил Сезар.

– Пабло лучше. – Папаша подпустил в голос мелодраматического надрыва, который меня не брал. – Он спасет нас всех.

– Точно, – поддакнул Эктор. – Благодаря ему мы разбогатеем.

Марисоль поймала мой взгляд и закатила глаза к потолку. Будь у нее право решать, все миллионы Пабло достались бы только ей. Она уже успела выкраситься в платиновую блондинку а-ля Ванда – самая известная botinera, охотница на звезд футбола. Братец что-то шепнул Марисоль на ушко, и она разулыбалась. От этой интимности меня аж тряхнуло.

Я пошла в кухню поздороваться с мамой. Поцеловала ее в щеку.

– Привет, ма. Ты пойдешь с ними гулять?

Ответ я знала заранее.

– Так поздно? Нет, bebé, деточка. Мне еще то платье дошивать – хочешь, так помоги.

– Ага, помогу. Только сначала сделаю домашку по бухучету. Уже сдавать скоро.

– Значит, теперь это называется домашнее задание по бухучету? – Мама принюхалась. – Где ты была? У тебя от куртки куревом несет.

– Какой-то парень курил рядом в автобусе.

От дальнейших расспросов меня спас Нико, мой песик. Он заскулил на заднем балконе, где у нас была постирочная, – его всегда там запирали, когда собирались гости. Нико страшно линял даже зимой, а уж теперь, когда близилась наша короткая весна и за ней палящее лето, он линял просто как ненормальный.

Я ускользнула от мамы на балкон.

– Вот ты где, mi amor.

Нико завилял всей задней частью тела – за неимением хвоста. На радостях облизал мне лицо, и я задержала дыхание – пахло у него из пасти кошмарно, хуже, чем из моих бутс, но вот любил он меня беззаветно.

– Я сегодня забила два гола, – шепнула я ему в острое ухо. – Мы выиграли чемпионат! И знаешь еще что? Диего приехал. Ты бы его видел!

Нико склонял голову то на один бок, то на другой, будто понимал каждое слово – даже те, которые я произнести не могла.

Я попыталась поцеловать его острую мордочку, но пес вывернулся и скакнул к брату – Пабло тоже вышел на балкон.

– Марисоль пошла в туалет, – объяснил он. – А мне надо было срочно свалить от них.

Я вытаращила глаза, изображая полное потрясение.

– Да ты что? Неужели она какает, как все мы, простые смертные?

Брат хлопнул меня по спине, и я подвинулась, чтобы он смог сесть рядом на пол. Сделав длинный выдох, положила голову ему на плечо. Черные волосы Пабло, длинные и шелковистые, слегка щекотали мне щеку. Нико разлегся у нас на коленях и придавил всем телом, чтобы мы сидели смирно.

– Отличный ты гол забил, Паблито! – Меня прямо распирало от гордости за брата. По телевизору его гол смотрелся потрясающе.

– Я весь вечер наблюдаю за тобой, и ты даже не глядела в сторону телика, – сказал брат.

Мы с Роксаной разбирали по минутам каждый матч и каждый гол, но Пабло совершенно незачем было знать, как мы одержимо изучаем мужские игры.

– Я смотрела матч у Роксаны.

– Роксана – это та смазливая китаёзочка из твоей школы? – Пабло изобразил голос папаши. Потом помолчал и шепотом спросил: – Ну, а ты как сыграла?

Сердце у меня заколотилось. Он помнит о моем чемпионате, не забыл!

– Мы выиграли. Я забила. – Больше я ничего не сказала.

Пабло взъерошил мои и без того спутанные волосы:

– Ах ты моя Марадонита! Я бы так хотел как-нибудь прийти посмотреть на тебя в деле.

– Может, в следующий раз, – кивнула я. Ага, как же, держи карман шире.

После дебюта Пабло в основной команде «Сентраля» два года назад его жизнь стала еще сложнее, чем когда он учился в молодежной академии. Времени прийти и посмотреть, как я играю, у него не было никогда. Что, может быть, и к лучшему. Со времен детской лиги Пабло успел выиграть десятки международных турниров. Брат никогда не смеялся над моим желанием стать футболисткой. Он всегда поддерживал меня за спиной у родителей, но при этом даже не подозревал, насколько отчаянно я рвусь в спорт. Думал, будто футбол для меня – развлечение. Возможно, мне пора открыться ему больше.

– Остальное потом расскажу, – пообещала я.

Пабло кивнул, но помрачнел и откашлялся, собираясь с духом.

– Что случилось? – спросила я.

– Диего показалось, что он видел тебя у бара. Ты что, шлялась вокруг стадиона, надеясь его увидеть?

– Прекрати! – Я шлепнула брата по ноге.

Нико взвизгнул. Пабло отстранился и заглянул мне в лицо, пытаясь поймать мой взгляд. Наконец я посмотрела ему в глаза.

– Вот что, nena, крошка, ты моя сестренка, и я обязан тебя защищать. – Говорил он совсем как мама, и я выразительно подняла глаза к небу. – Мне не по нраву, что ты гуляешь одна и возвращаешься так поздно, и бог знает чем ты занята все это время. – Пабло улыбнулся, но продолжал сверлить меня пристальным взглядом – этот фокус он унаследовал от отца. – Помнишь, что я тебе сказал в прошлый раз?

– Что, Пабло? Что ты сказал?

– Что ты пострадаешь, – вещал он как седой мудрец. – Держись от Диего подальше. Просто послушай меня.

Он прямо лопался от важности. Не дождавшись от меня ни звука, брат спросил:

– Ты же не общалась с ним тайком от меня?

В прошлом году Пабло уже прочитал мне целую нотацию. Поучал, чтобы я не вела себя как другие девчонки, которые только и мечтают урвать кусочек от Диего, потому что он вот-вот прославится.

А у нас с Диего все было вообще иначе, но слова, которыми можно это описать, я спрятала в самой глубине сердца.

– Ты мне кто, по-твоему? Мой папаша? – Я снова шлепнула брата по ноге.

– Диего приехал всего на неделю, ты в курсе? Потом он улетит – обратно к славе, богатству и гламурной жизни. – В голосе брата прозвучала резкая нотка, от которой у меня по спине поползли мурашки. Какая черная кошка пробежала между Пабло и Диего?

– Я с ним не разговаривала. Ну, успокоился, доволен?

Пабло поспешно отвел глаза, будто знал больше, чем показывал. Может, Диего ему что-то открыл? Я умирала от любопытства, но гордость оказалась сильнее, и я промолчала.

– Видел я, как вы глядели друг на друга в тот вечер, когда он уехал, – произнес Пабло. – Я тоже мужчина, Камила, и…

– А как мы глядели? И вообще, это было целый год назад. И что теперь, раз он прославился, мне даже взглянуть на него нельзя?

Тут уже Пабло поднял глаза к небу, а я продолжала:

– Ты все не так понял. Вообще не так. Мы с Диего просто дружим. Ну или дружили. А с тех пор как он уехал, считай, и не разговаривали. И к тому же я слишком занята учебой и… подготовкой к поступлению на медицинский факультет.

Из кухни донесся раскатистый хохот Эктора, который подхватили Сезар и папаша.

Мы с Пабло прислушались.

В тот вечер накануне отъезда Диего между нами были не только пылкие взгляды. Но и много чего еще. Однако меньше знаешь – крепче спишь, и я совсем не хотела посвящать брата в эти подробности. Какой смысл ссориться? Насколько я знала, для Диего наша… история – дело прошлое.

Я потрепала Пабло по плечу и сменила тему:

– В любом случае ему наверняка очень понравилось, как ты играешь. Вы, ребята, «Таллерес» просто раскатали.

Пабло довольно засмеялся.

– Да, приятно было увидеть его на стадионе, – сказал он с полуулыбкой. – Но я хочу, чтобы ты тоже как-нибудь пришла посмотреть. Ты когда последний раз была на стадионе?

Два года назад. Когда Пабло дебютировал в первом составе.

– Как-нибудь обязательно приду и полюбуюсь на тебя, о Жеребец.

Прозвище ему очень шло: горячий, крепкий, нетерпеливый. Мог носиться часами без устали и всегда улыбался. Интересно, сколько девчонок растаяли от этой улыбки?

– Паблито! – донесся из столовой звонкий голос Марисоль. Пабло вскочил и побежал на зов, как послушная собачонка.

Паблито? Какой он ей Паблито? Так его называет только семья, а эта фифа Марисоль пока не семья. И, с божьей помощью, никогда в семью не войдет. До отъезда Диего она нашего Паблито в упор не видела. Но если я ему хоть намекну, наживу в его лице врага на всю жизнь. А я выдержу что угодно – только не потерю брата.