Текст книги "Человек – ты, я и первозданный"
Автор книги: Ян Линдблад
Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 2
Лес – древнейшая обитель.
Как живет первозданный Homo sapiens в наше время?
Почему же я избрал сегодня индейца в девственном лесу, чтобы составить себе представление о «первозданном человеке» и начальном образе жизни Homo sapiens sapiens? Вроде бы в мире – в Африке, Индонезии, на Новой Гвинее, Филиппинах – достаточно много племен, долго живших в изоляции.
Очень просто: возвращаясь на миллионы лет назад к предшественникам человека, я от этой, так сказать, береговой опоры перебрасываю мост к укладу жизни, в общем и целом совпадающему с тем, что характеризует жизнь южноамериканского индейца.
Почти все так называемые первобытные племена – жители лесов; исключение составляют некоторые африканские обитатели саванн да живущие в пустынях бушмены Калахари, а также аборигены Австралии. Лес – несомненно исконная среда первозданного представителя нашего семейства. Индейцы в обширном бассейне Амазонки, даяки в некогда дремучей чаще дождевого леса Калимантана, коренные жители Филиппин, большая часть племен Африки – лесные люди. Мы рискуем ошибиться, привязывая мир первозданного человека к современной карте. Ряд исследований позволяет заключить, что многие открытые пространства, саванны и совсем безлесные области – плод разрушительного обращения древнего человека с огнем, дарованным человечеству Прометеем.
Исследователям, работающим в пустынях Африки, непросто представить себе зеленевшие здесь миллионы лет леса, пусть не такие, как глухой дождевой лес Амазонии, но достаточно густолистые, чтобы даровать столь ценимую современным Homo sapiens прохладу. Вспомним мудрые слова Киплинга о том, что «только бешеные псы и англичане подставляют себя солнечным лучам».
Из всех лесных обитателей индейцы акурио, живущие на охотничье-собирательской стадии, несомненно ближе всего к первобытности. Коротко перескажу то, о чем я писал в книге «Каменный век и белые индейцы». Суровые условия жизни акурио давали себя знать: мужчины редко достигали пятидесятипятилетнего возраста, женщины доживали в лучшем случае до сорока, в отличие от нашего, более благоустроенного мира, где женщины живут дольше мужчин.
Поистине, возврат к долгой стадии в развитии человека, которую представляют эти индейцы, отнюдь не желателен. Однако нам следует тщательно рассмотреть ее особенности. Первичные формы поведения, первичный уклад глубоко укоренены в нас – много глубже, чем мы подозреваем.
Как же живет это зеркальное отражение наших далеких истоков?
Прежде всего – СВОБОДНО!
Взрослый акурио никому не подчинен, им никто не управляет; понятие «вождь» отсутствует у южноамериканских охотничье-собирательских племен. Можно кого-то увлечь за собой на охоту или рыбную ловлю, но приказать нельзя. (Существующие в Гайане и Суринаме вожди – представители общины, назначаемые властями в далекой столице.) Члены такой группы не знают предводителей и все же сотрудничают. Так им велит разум, другого способа выжить нет. Каждый мужчина делает то, что считает нужным. Женщина, пожалуй, не так свободна в своих действиях, но во всяком случае она сама выбирает себе партнера и отца своих детей.
Все племя акурио насчитывало семь десятков человек, однако такое количество охотников-собирателей не может кочевать совместно в дождевом лесу, его ресурсы не выдержат нагрузки. А потому племя было разбито на группы максимум по пятнадцать – двадцать человек, включавшие мужчин, женщин и детей. Каждая группа располагала для охоты очень большим ареалом, но собственным участком обитания эту площадь назвать нельзя. Как у ягуаров и других лесных кошачьих, ареалы групп частично совпадали. Иногда две или три группы встречались там, где в урожайный год какие-то пальмы позволяли им некоторое время кормиться вместе, но вскоре коллектив распадался и группы расходились в разные стороны.
Своим поведением эти стаи приматов в чем-то напоминают других наших далеких родичей: так, по сути, согласно возможностям окружающей природы, живут шимпанзе. Южноамериканский девственный лес довольно скуп на дары. Даже удивительно, что среда, неслыханно богатая видами растений и животных, так мало дает голодному человеку. Здесь нет чудесных плодов Старого Света – ни манго, ни авокадо, ни папайи, ни апельсинов, ни бананов, ни множества других фруктов, какими природа облагодетельствовала леса Азии и Африки. Конечно, теперь их можно видеть на плантациях в Южной Америке, но до вторжения в XVI веке завоевателей с востока этих плодов тут не было. Преследовать дичь в густых зарослях среди высокоствольных деревьев тоже не просто. Охота требует великого искусства и основательного знания повадок каждого вида, на изучение которых уходит вся жизнь индейца.
В этой среде, где все доступно всем, однако часто лишь случай решает, кому повезет на охоте и кто найдет что-то съедобное или пригодное для употребления, царит естественная форма существования, которую соблазнительно назвать «коммунизмом», образом жизни с общей собственностью на все.
Для акурио само собой разумеется, что его добыча идет в общий котел. Да иначе и не может быть, когда кому-то удается подстрелить тапира весом двести килограммов. Столько не съесть ни самому охотнику, ни его семье. Мясо делится между всеми поровну. В следующий раз поделится другой удачливый член группы. Материальной выгоды от своей удачи охотник не получит, но престиж его вырастет.
Только что я употребил слово «семья». Эта социальная единица, столь важная для многих других последующих форм общественного устройства, не имеет существенного значения там, где все дети играют вместе, где питание, кроме грудного молока, делится между всеми и все – взрослые и дети – живут совместно. То, что мы называем групповой семьей, известно с древнейших времен, но ее индейская форма не поддается копированию в нашем обществе, основанном на других законах, других социальных предпосылках и традициях.
Каждая из групп акурио была слишком мала с точки зрения генетики. Но так как группы то и дело встречались, могло происходить, так сказать, перемешивание – кто-то из мужчин или женщин переходил в другую группу, в новый коллектив, к новому сексуальному партнеру, что облегчало совместную жизнь и предупреждало инбридинг. Такой порядок предусматривает совсем иную систему, нежели та семья и тот «брак», которые возникли на поздней стадии развития человечества. У акурио женщина безоговорочно вправе выбирать партнера – ведь ей рожать ребенка и заботиться о нем.
Как же она выбирает? По каким признакам?
Разумеется, главную роль играют достоинства мужчины как охотника.
Охота для группы – альфа и омега. Она обеспечивает жизненно важные – и аппетитные – белок и жир. Тем самым охотничью добычу можно назвать «твердой валютой» в ряду съестных припасов. А добытчик этой «валюты» – мужчина. Отсюда большая разница в распределении ролей между полами. Женщины и дети ищут растительную пищу. Для этого не требуется особого искусства, но часто стоит немалых трудов собрать достаточное количество, скажем, пальмовых плодов со съедобной кожурой или сердцевиной. Время от времени с высоких деревьев, грозя пристукнуть неосмотрительного сборщика, падают бразильские орехи в деревянистой оболочке размером с детскую голову. На ярко-красной, обладающей приятным вкусом плодоножке величиной со сливу растут орешки кажу. Изредка попадается дикий батат. Вот, по сути, и все.
Орудие охотника и рыболова – лук со стрелами. Как только руки мальчугана могут согнуть древко, начинается его обучение. Он упражняется в стрельбе по всем мыслимым целям. Каждый день мальчишки спускаются к реке, чтобы на мелководье попытаться подстрелить рыбу. Учитывая преломление света в воде, необходимо с детства отрабатывать умение делать поправку, чтобы не промахнуться по цели. Умение это должно быть, так сказать, в крови, иначе не видать добычи.
Мужчины пользуются мощными, грубо обтесанными луками. Стрелы довольно легкие, но длинные, до полутора метров; изготовляются из прямых стеблей травянистого растения, встречающегося в определенных местах ареала обитания. Сплошная сердцевина стеблей напоминает наш шведский рогоз. Для устойчивого полета стрелы оснащают перьями, чаще всего от гокко, хохлатого орла, гарпии. Наконечником служит острая бамбуковая пластина, и ударной силы столь длинной стрелы хватает, чтобы убить пекари или даже крупного тапира. Охотясь на дичь поменьше, особенно на обезьян, пользуются ядом, который все племена Гвианского плоскогорья называют «улали» (широко известное слово «кураре» – искажение подлинного названия). Яд этот представляет собой темно-коричневое смолистое вещество, получаемое при выпаривании сока растения Strychnos toxifera.
Индейские стрелы способны поразить любые цели – будь то в воде или в кроне высоких деревьев, и наконечники бывают самых разных видов, с учетом предполагаемой добычи.
У мужчин есть еще одно чрезвычайно важное орудие, а именно – каменный топор. Он нужен не только для того, чтобы срубить деревца на стойки для кровли, под которой живут члены группы; топором расширяют расположенные часто очень высоко дупла, где дикие пчелы откладывают до нескольких литров меда. Сладкий лакомый нектар с белыми личинками – отменное питательное вещество; иной раз он составляет весь дневной рацион индейца.
Технический уровень культуры индейцев акурио высоким не назовешь, но те немногие орудия, которыми пользуются мужчины, требуют изрядной сноровки и навыка, приобретаемого с младых ногтей. Пользование «техническими средствами» – исключительная прерогатива мужчин. Лук и стрелы, каменный топор – не для женских рук.
Помимо заботы о детях, в обязанности женщин входит переноска нехитрого скарба при смене стоянок. В коробе на спине, удерживаемом лобным ремнем, лежат гамаки, глиняная посуда, разные легкие мелочи. Женщина должна готовить пищу и поддерживать огонь в очаге. Впрочем, сохранять огонь – дело не только женское, но и мужское, требующее великого внимания: акурио не умеют добывать огонь! От стоянки к стоянке переносят тлеющие сучья, и на новом месте первым делом разводят костер.
Вы спросите, разве женщины не занимаются ткачеством? Было бы из чего ткать. В мире акурио, кроме сетчатого гамака, подобием ткани можно назвать лишь «одежду» мужчины – полоску шириной около трех сантиметров, длиной не больше полуметра, которая пропускается поверх пениса между ног, не закрывая яичек, и крепится к обвязанному вокруг пояса шнуру из обезьяньего волоса. Мужчины сами сплетают эту полоску на «ткацком станке», смастерив его на скорую руку из палочек и шнуров. Женщины носят крохотный плетеный передничек, расцвеченный ягодами и орехами и служащий скорее украшением, чем покровом.
И с какой стати прикрывать какую-либо часть тела? Чувство стыда – более позднее изобретение. У индейцев исстари, пока некоторые миссионеры не взялись учить их «приличиям», было заведено ходить нагишом. Правда, мужчин подстерегают некоторые проблемы, скажем, в густых зарослях или в кишащих пираньями водоемах. Широко распространен простой способ: пенис прячут в промежности и прикрывают розеткой из листьев. Годится и как защита от всякой жалящей пакости. Этим способом пользовались, например, недавно открытые в бразильском штате Рондония индейцы племени цинтас-ларгас, тогда как женщины здесь обходились без всякой «одежды».
Как я уже говорил, у акурио женщины вправе сами выбирать партнера, будь то в своей или в какой-то другой группе; о «пожизненных» браках говорить не приходится. Процедура «сватовства» предельно проста – женщина вешает свой гамак рядом с гамаком избранника, и тот не нуждается в объяснениях. Сходный обычай был раньше у полинезийцев: по тому, у какого уха женщина украшала свои волосы цветком, предмет ее вожделений понимал, что от него требуется.
После рождения ребенка у индианки наступает состояние, которое, как и все, касающееся корней наших инстинктов, помогает нам познать причины некоторых сложностей «современной» половой жизни. А именно, после родов она надолго утрачивает всякий интерес к сексу. Минимум два года индианка всецело сосредоточена на заботе о своем ребенке! Ей вовсе не нужен новый, пусть самый симпатичный крошка, на него не достанет молока. У мужчины половое влечение сохраняется, и среди индейцев считается вполне естественным, что оно обращается на другую, расположенную к этому женщину.
Инстинктивное воздержание отнюдь не редкость в мире животных, скорее, наоборот. Так, тигрица, произведя на свет тигрят, два года не помышляет о спаривании. Если только тигрята не погибнут раньше. Тогда у нее наступает течка, и она активно ищет самца. Самец всегда готов, но даже самый пылкий тигр не может «уговорить» самку, не испытывающую желания. Инициатива всегда принадлежит ей. Если взять более близкие нам виды, например шимпанзе, то и здесь у самок на время беременности и пока детеныш не подрастет наступает долгая сексуальная пауза. А ведь мы, что ни говори, несмотря на сильно измененные повадки, – специализированные животные, обитаем ли в многолюдных городах или в лесных дебрях.
Статус женщины акурио невысок, вообще позиция женщин у индейцев незавидна. Поскольку охота и прочие трудоемкие занятия им не по плечу, даже у акурио они как бы люди второго сорта; в иных племенах их положение еще хуже. Но сексуальная свобода индианки прочно укоренена. Эрик Люндквист, чьи книги говорят о глубоком знании жизни многочисленных племен Индонезии, наблюдал такую же систему у даяков Калимантана, чей уклад очень близок к укладу индейцев.
Попросту говоря, моногамия – довольно редкое явление не только среди приматов, но вообще у млекопитающих. Единственные примеры пожизненной «верности» наблюдаем у птиц, да и то лишь у немногих видов. Наверное, это связано с тем, что сложный и долгий подчас процесс ломки разного рода эмоционального «сопротивления» делает систему необратимой, когда наконец все налаживается. Так, у галок до появления первых птенцов целый год длится «помолвка».
У людей помолвки и прочие процедуры обусловлены экономическими отношениями, требующими, чтобы даже будущая любовь полового партнера оформлялась контрактом. Когда же экономика сталкивается с гранитными скалами первичного инстинкта, неизбежны многочисленные нарушения контракта.
В мире акурио «запретная любовь» и угрызения совести – неведомые понятия. Искусный охотник продолжает род не потому, что «богат», а исключительно в силу своих наглядных реальных достоинств.
Дальше я постараюсь показать слегка извилистый путь, который, на мой взгляд, ведет от этой важной исходной формы сексуальной свободы к собственнической форме в новой ситуации, возникшей после стадии охотничье-собирательской при переходе человека от естественного первобытного «коммунизма» к тому, что с некоторым приближением можно назвать более «капиталистическим» образом жизни.
Итак, я обрисовал первичный образ жизни, наиболее чисто представленный у акурио, которые, не ведая современного смешения понятий, живут в тесном общении с разнообразной природной средой, некогда окружавшей первозданного человека. Возможно, и даже вероятно, что в изоляции акурио утратили многие элементы исконной культуры, но тогда они лишь спустились на несколько ступеней ниже по культурной лестнице и тем самым только приблизились к исходной форме своего вида. На мой взгляд, образ жизни акурио и других не подвергавшихся воздействию извне Племен может указать верный путь в наших попытках понять и современного человека.
Десмонд Моррис, зоолог, руководитель Лондонского зоопарка, известный во всем мире благодаря книге «Безволосая обезьяна», основывает свое представление о древнейшей истории человека на прямом сопоставлении современного «цивилизованного» члена нашего во многом искусственного общества с его далекими пращурами, забывая подпереть «пролет моста» промежуточными формами. По его мнению, можно спокойно пренебречь антропологическим исследованием, поскольку индейцы и другие народы с первобытным укладом жизни «очутились в культурном тупике». Продолжая отвергать науку, к которой сам по-настоящему не приобщился, Моррис заключает: «Существующие ныне примитивные племенные группы не близки к нашим истокам, а попросту неразвиты».
Я решительно против этого устарелого и высокомерного подхода и считаю, что без опоры на названную стадию развития невозможно проследить путь, пройденный нашими далекими предками. Берусь утверждать, что образ жизни индейцев отнюдь не «культурный тупик», а остановка по дороге к нашему довольно запутанному обществу, пауза настолько долгая, что нам ее трудно измерить. Речь идет не о кучке дегенерировавших племен, а о знающих, часто весьма специализированных людях, максимально использующих предпосылки среды.
Развитие от весьма стабильного уровня нашей исходной формы было, считая мерками эволюции, очень быстрым и своеобразным процессом, и в дальнейшем я изложу мою версию происходившего. Теперь же обращу внимание на сугубо человеческую черту, функцию или инстинкт, которую, насколько могу судить, никто еще не соотносил с нашим продвижением по культурной лестнице. Между тем, связь абсолютно ясна, если не пренебрегать опытом образа жизни «первобытного» человека.
Глава 3
Наша потребность в животных и ее роль для «культурной лестницы».
Ручные животные и их значение.
Новое положение женщины – снижение ее статуса.
Какая же, по моему мнению, черта нашего биологического вида направила его по новому пути и привела к чрезвычайно разносторонней культуре нынешней поры?
Примеров сколько угодно на каждом шагу. Безмерна радость девочки, играющей с пушистым кроликом. Щенок, появившись в доме, становится центром всеобщего внимания. В холле большого отеля восхищенные постояльцы не отрывают глаз от переступающих с ветки на ветку трех попугаев ара. На арене цирка демонстрируют трюки бедняги-медведи в намордниках. Повсеместно мы окружены животными, удостоенными чести нас развлекать.
Наша потребность в домашних животных и потребление их огромны. Нам уже мало кошек, собак и других, давно одомашненных видов. К сожалению, правомерный сам по себе интерес к дикой фауне повлек за собой губительную торговлю экзотическими животными. И дело не только в тысячах особей, вывозимых из лесных дебрей, – число убитых животных неизмеримо больше количества отловленных во время охотничьих экспедиций. Гигантская торговля указывает на то, что наша потребность в общении с животными отнюдь не модная для современного человечества прихоть. У этой потребности глубокие древние корни.
Вернемся опять в мир индейца. Приближаясь к индейскому селению, сразу услышишь клекот попугаев, а справившись о других ручных животных, будешь удивлен обилием перечисленных видов и особей. Тут и пекари, и агути, гигантский муравьед, пака, тапир, паукообразная обезьяна и многие другие представители своеобразной фауны тропиков Южной Америки. Причем речь всегда идет о молодых животных. Им обеспечен исправный уход, чтобы росли и набирали вес. Пока не придет пора отправиться в котел.
Можно посетовать на судьбу, ожидающую маленькую паукообразную обезьянку с удивленной мордочкой, которая лихорадочно цепляется четырьмя лапками и хвостом за своего приемного родителя. Ее мать убита (другого способа поймать детеныша нет), и вкусное мясо съедено с прочей добычей, но детеныша пощадили – не столько из нежных чувств, сколько для страховки на случай периода неудачной охоты.
Думается, такой обычай долго, очень долго играл большую роль для нашего рода и его выживания. «Зверинец» служил живой кладовой и был чрезвычайно важной частью не слишком богатых средств пропитания индейца и, тем самым, первозданного человека.
В других тропических областях этот метод также был и кое-где остается обычным, а то и преобладающим. На Новой Гвинее женщины племени капауко нередко выкармливают грудью поросят.
Учитывая широко распространенный и глубоко укоренившийся обычай содержать животных для суровой надобности или, как в наше время, для удовольствия, не побоюсь утверждать, что речь идет о присущем нашему виду инстинкте или влечении. И постараюсь показать, как именно это влечение вело человека вперед по пути к нынешней культурной ситуации.
Покинем Южную Америку и отступим назад во времени в Африку, Азию и Европу конца последнего ледникового периода. Точно определить время очень трудно, но нет сомнения, что свойственное живущим в дебрях охотникам «припасное поведение» здесь проявлялось несравненно более целенаправленно. При всем видовом богатстве южноамериканской фауны она лишена ряда животных, которых использовал для своих нужд человек в Старом Свете, одомашнивая лошадь, оленя, тура, козу, овцу, свинью, собаку, со временем и кошку.
Обильная фауна открытых пространств была благодатным объектом, и еще со времен нашего предшественника Homo erectus усилия охотников были прежде всего направлены против крупных животных, мегафауны. Правда, Homo erectus не располагал таким совершенным оружием, как Homo sapiens, который, стартовав сорок тысяч лет назад, стал подлинным бичом крупного зверя в степях; полагают, что причиной вымирания многих представителей мегафауны явились эффективные и жестокие методы охоты нашего «разумного» вида.
Словом, в этой среде инстинктивное стремление и долгая традиция выращивать молодых животных обрели весьма благоприятную почву. Эффективная охота несомненно обеспечивала человека богатой белками пищей и достаточным количеством дичи, чтобы можно было содержать «живые припасы». Достигнув половозрелости, многие из названных животных спаривались в неволе, многие, но не все, как мы знаем из практики современных зоопарков: не только гигантские панды плохо размножаются в зверинцах.
Постепенно выяснилось, что можно разводить целые стада домашних животных. Ныне трудно определить, где проходит временная граница между находимыми в Европе костями зверя, убитого охотниками, и зарезанного владельцами. Скорее всего, содержание домашних животных продолжалось параллельно с охотой на тех же зверей в диком состоянии, пока их вовсе не истребили.
Какое из животных стоит первым в ряду одомашненных видов?
Казалось бы, первой должна быть «лучший друг человека» – собака, учитывая ее готовность почти без дрессировки помогать на охоте. Но, как ни странно, древнейшие кости собак, обнаруженные вместе с костями человека, датируются периодом от восьмого до шестого тысячелетия до нашей эры. Получается, собаку намного опередили другие домашние животные. Примечательно, что многочисленные дворняги, которых держат охотники трио и вайана, были ввезены европейцами. Вскоре после первых контактов, когда Колумб и прочие завоеватели встретились с индейцами Вест-Индии и Южной Америки, свое завоевание континента начала собака. Через торговые пути индейцев она очень быстро проникла в такие глухие области, куда белые пришли уже в нашем столетии.
Мореплаватели забирали собак на Канарских островах. Латинское слово Canis означает «собака», и «собачьи острова» были важным поставщиком псов мелкорослой породы, которые годились на роль корабельных сторожей. Они лаем предупреждали о нежелательных посетителях, их было несложно прокормить, и конечно же при высадке на берег они помогали на охоте и в поисках воды. Наконец, собаки были ценным товаром в меновой торговле с дружественными племенами. Теперь большинство индейцев держат псов упомянутой породы. А вот у акурио нет собак – они остались в стороне от обычных торговых путей.
Насчет происхождения домашней собаки есть разные мнения. Считать ли ее предком волка Canis lupus или Canis rufus? Или же ряд родственных видов вместе дали начало нашей Canis familiaris? Никто не знает точно. Если верно последнее предположение, то представителей этих видов ныне в диком состоянии нет.
Вероятно, первобытные охотники смотрели на прародителя современного вида, кем бы он ни был, просто как на одного из хищных зверей. И возможно, этим охотникам была свойственна благородная этика индейцев, по которой ягуар, оцелот и другие хищники вправе жить и преследовать свою добычу. Ненависть к хищникам, основанная на дефиците понимания древнейших законов природы, родилась и развилась в Старом Свете. Возможно, собака стала нужна человеку скорее как помощник пастуха, но для этого должно было появиться стадо, которое требовалось пасти.
Вот и спрашивается, когда у человека появился домашний скот? Кстати, не спешите с догадками – если верить ископаемым, буренушку опередил савраска. Единственный дикий вид, доживший до наших дней, – лошадь Пржевальского (Equus przewalskii), которая вплоть до 1968 года водилась в степях Восточной Азии. Теперь осталось всего две сотни экземпляров в разных зоопарках мира. Предком наших современных пород считается вымерший ныне тарпан, возможно, с примесью лошади Пржевальского.
В знаменитых пещерах Испании и Франции можно увидеть замечательно выполненные кроманьонцами реалистические изображения лошади. Упитанные кони нарисованы на своде испанской пещеры Альтамира, а в богатом подземными пустотами департаменте Дордонь на юго-западе Франции, в пещере Ласко, мчатся галопом кони в окружении прямых линий, видимо, изображающих стрелы. Ясно, что как лошадь, так и другие запечатленные древними художниками животные – зубр, олень (четырнадцать рисунков в Ласко) и кабан составляли самую желанную добычу кроманьонцев. Если добавить мою гипотезу об инстинктивном стремлении выкармливать молодых животных и держать их в качестве «живых припасов», нетрудно представить себе, какой из перечисленных видов лучше подходил для содержания во взрослом состоянии.
Оленята очень легко становятся ручными, но чересчур подвержены импринтингу на человека. Самец косули с его острыми рогами опасен, когда пускает их в ход, как делал бы это, состязаясь со своими сородичами. А потому благородные олени не годились в домашние животные.
Кабан? Тут дело еще сложнее. В Вильпатту, самом большом национальном парке Шри-Ланки, несколько лет держали взрослого «ручного» кабана. Мощные клыки и полуторацентнерный вес этого зверя не располагали к шуткам; кроме того, он отличался весьма неровным нравом. В том же парке другой разгневанный кабан загнал на дерево леопарда и несколько часов не давал ему спуститься. Словом, кабан не очень-то подходил на роль домашнего животного. Хотя позднее мы все-таки видим и хрюшку.
Могучего и норовистого зубра, этого северного бизона, тоже, вероятно, было непросто приручить.
Остается в нашем списке кандидатов под номером один лошадь. С нею несложно было управляться. А только что отловленный жеребенок с его мягкой мордой наверное становился любимцем детей. Поднимается на ноги, а на спине уже сидит какой-нибудь мальчуган. Из мальчика вырастал мужчина, а жеребенок становился небольшой лошадкой, весом около трехсот пятидесяти килограммов. Вместо «живого припаса» лошадь стала несравненным помощником охотника. Верхом легко подобраться вплотную к многим диким животным; к тому же лошадь скоростью превосходила большинство зверей, составлявших добычу кроманьонца. Были и другие применения, запечатленные древними художниками: во многих местах найдены скульптурные изображения лошадиных голов с частями сбруи, и возраст этих находок около четырнадцати-пятнадцати тысяч лет! Вообще же приручение лошади началось гораздо раньше.
В 1910 году палеонтолог Анри Мартен обнаружил передние зубы лошади со следами стертости, которые никак не могли появиться у дикой особи. Все говорило за то, что эта лошадь долго стояла на привязи и страдала прикуской. А жила она тридцать тысяч лет назад!
Как сказано выше, лошадь прибавила эффективности охоте, и полагают, что во время последней ледниковой эпохи появился «народ всадников». Это было скромное начало, а уже в исторические времена непобедимые конники завоевали обширные области Азии. Ряд все более могущественных властелинов буквально держал в узде великую империю. В начале XIII века Чингисхан правил огромной территорией от Кореи на востоке до Персидского залива на западе; вслед за тем монгольские конники проникли в Европу вплоть до Венгрии. И теперь в Азии есть народы, уклад которых близок к укладу нашего древнего предка. Союз человек – лошадь великолепно действовал более четырнадцати тысяч лет, а может быть, и все тридцать тысяч.
Успешное использование другого представителя копытных положило начало оленеводству. Выносливый северный олень, одно из чудес природы в преобразовании энергии, в самые трудные зимние месяцы кормится только лишайниками, главным образом ягелем. При отступлении материковых льдов олени могли буквально сопровождать их кромку. Оледенение достигло максимума около восемнадцати тысяч лет назад, когда льды доходили на юге до современной Голландии. Ледяной покров простирался на четыре миллиона квадратных километров, достигая трех километров в толщину. Одновременно ледовый щит площадью двадцать пять тысяч квадратных километров накрыл Альпы; обширные ледники образовались в Пиренеях, Карпатах и других горных регионах. Не слишком благоприятный ландшафт для человека – уроженца тропических широт, но северный олень был замечательно приспособлен к такой среде; тем самым открылось жизненное пространство и для наиболее закаленных охотников. В пещере Абри-Пато (Франция) найдены оленьи кости, чей возраст определен в двадцать две тысячи лет; в другой пещере по соседству выгравирован как будто олень со сбруей.
Ну, а коза и овца, когда они были одомашнены?
В одной из пещер в Пиренеях обнаружены окаменелости возрастом тринадцать тысяч лет, большую часть которых составляют кости горного козла. Правда, речь идет скорее об охотничьей добыче, чем о прирученных животных. Почему не стали одомашнивать этот вид в Европе, трудно понять. Впервые козы и овцы были приручены далеко отсюда, на Ближнем Востоке. Исходные формы – безоаровый козел и муфлон.
Домашние козы идеально приспособились к среде. Они едят все, что годится в пищу. Помню их губительное воздействие на растительность в Индии. Где прошло стадо коз, оставались практически голые кусты. Подобно северному оленю, эти животные могут жить там, где другие копытные не найдут себе корм.
Одомашнивание козы привело в последние столетия к обширному разрушению почв. Мореплаватели привозили коз на далекие тропические острова, чтобы было на кого охотиться при повторных заходах, и многие из островов, например Галапагосы, совсем опустошены козами. Но для выживания человека, прежде всего в сухих бесплодных регионах Азии, козы и овцы играли немаловажную роль.
Итак, мы видим, что использование некоторых животных шаг за шагом изменяло образ жизни человека, причем первоосновой, на мой взгляд, явился инстинкт, побуждавший печься о четвероногих детенышах. Все ступени этой лестницы сохранились по сей день. Предельно близкий к первозданному человеку индеец выкармливает прирученных животных как источник мясной пищи, не отдавая предпочтения какому-либо из них. И ведь ни один из видов, населяющих лесные дебри, не годится для разведения в большом количестве, так что возможностей увеличивать «стадо» просто не было. Значит ли это, что индейцу недостает «сообразительности», что он «недоразвит»? Ни в коей мере.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?