Текст книги "Финанс-романс. В дебрях корпоративной Европы"

Яна Афанасьева
Финанс-романс. В дебрях корпоративной Европы

Вступление
Корпорация начинается с туалета

Самое высокое здание в Бонне называется СorpTower: стильная и самодовольная, в лучших традициях нарциссизма сама с собой играющая в солнечных зайчиков сорокоэтажная стеклянная башня. Тут расположено управление KPEY, мирового гиганта консультационных услуг. У проходящего мимо зеваки не останется никаких сомнений: именно тут, и нигде больше, знают наверняка, откуда берутся и куда уходят большие деньги.

Последние два этажа техногиганта занимает резиденция управляющих партнеров, то есть совладельцев компании. Простым смертным сюда доступ закрыт. В башне, таким образом, насчитывается 38 женских туалетов, по одному на этаж. Есть ли женские туалеты на этажах партнеров, лично мне установить не удалось.

Ведь там даже секретари – и те мужчины. В отношении мужских туалетов не уверена, но ручаюсь чем угодно, что в любой отдельно взятый момент как минимум в одном из женских разворачивается личная драма. Кто-то плачет, или всхлипывает, или прикладывает к глазам холодную бутылку с минеральной водой. Некоторые оригиналки вместо старой доброй истерики придумали заниматься йогой в туалетной кабинке. Кто-то подолгу изучает отрицательные результаты тестов на беременность, пытаясь разобраться, к лучшему это или нет. Бесславные карьеристки перечитывают уведомления об увольнении или постановления о переводе их проекта в Брюссель. И так каждый день – не считая банальных служебных романов, глупых распоряжений начальства и ежедневной тихой зависти. Они не красотки и не уродины, а самые обыкновенные женщины с неплохим образованием, парой-тройкой «лишних» килограммов, периодически запущенными стрижками и обостренным чувством ответственности. Их окружают самые что ни на есть среднестатистические мужчины, не олигархи и не тупицы, заурядные консультанты, аналитики и налоговые юристы, правда, самомнение у этих мужчин точно такое же, как и у олигархов, и проблем с ними ничуть не меньше.

Словом, перед тем как устроиться на работу в корпорацию, загляните для начала в туалет, ибо самые сильные душевные потрясения – разочарование, отчаяние, ярость – вы будете прятать и спускать в унитаз именно там.

Глава первая
Входим и выходим

Первокурсникам экономических факультетов кажется, что, если им посчастливится попасть на работу в KPEY, жизнь, считай, удалась, о деньгах больше не придется беспокоиться, и не за горами то радужное время, когда можно уже присматривать спортивный кабриолет.

Но KPEY – это не кузница кадров, а голодные игры на выживание. Здесь никому не интересно, какой у тебя потенциал, чему ты можешь научиться. Успех определяется только тем, что ты уже знаешь и умеешь. Поэтому, чем сложнее тебе приходилось до KPEY, тем лучше ты будешь работать. А сожженные за спиной мосты помогают сосредоточиться на новых обязанностях.

Я попала сюда накануне тридцатилетия, сбежав из Хельсинки от монотонности брака и предсказуемой стабильности финского корпоративного мира, прихватив отчаянные амбиции и полсотни пар обуви. В прошлом остались питерский ФИНЭК[1]1
  Санкт-Петербургский финансово-экономический университет им. А. С. Грибоедова.


[Закрыть] и Университет Хельсинки, первые робкие шаги в управлении финского бумажного концерна StoraEnso. Сомнения по поводу того, к чему лежит душа и на что хватает способностей, были отброшены. Неотвратимо росла уверенность, что я все-таки особенная и, возможно, что-то у меня получится. Пришло время кардинально изменить жизнь. Несколько блестящих проектов, завершившихся скачками через две ступеньки вверх по карьерной лестнице, обновленное резюме – и вот я в Бонне, в CorpTower. Как оказалось, я была неодинока. KPEY притягивает тех, кто ищет быстрых и радикальных перемен.

Вот и Камилла, в которой я с первой же встречи распознала родственную мятежную душу, точно так же однажды почувствовала, что ее начинает мутить от монотонности жизни, вдохнула поглубже и прыгнула в неизвестность.

Камилла – бывший форексный трейдер (это тот, кто знает, чем фьючерс отличается от форварда), citygirl[2]2
  Героиня одноименного популярного романа о работе в Лондонском Сити.


[Закрыть], только с поправкой на мужа и ребенка. Всего несколько месяцев назад она перестала кормить грудью сына, выставила непутевого супруга, закончила перестройку дома и чудом избежала операции по удалению чего-то жизненно важного. Из-за всех этих передряг она могла проводить на своей прежней работе в крупной финансовой компании в Таллине только десять часов в сутки вместо обычных пятнадцати, и шеф Камиллы нанял ей в помощь старшего менеджера – молодого и амбициозного вчерашнего выпускника, мальчика из хорошей семьи. Камилла разозлилась и в припадке досады разместила свое резюме на Monster[3]3
  www.monster.com, крупнейший в мире сайт для поиска работы.


[Закрыть]. Ее почти сразу же пригласили на интервью. В итоге одним июньским утром она вышла из CorpTower c предложением о работе. Ей дали сутки на размышление.

Камилла не спеша добрела до Рейна, невидящими глазами уставилась в контракт и расплакалась. Красивейший парк вокруг, нарядные разноцветные клумбы, лебеди с балетной осанкой в пруду, неспешные баржи, спускающиеся и поднимающиеся по Рейну, джоггеры с айподами, мамаши с карапузами – и совершенно никому нет дела до того, что где-то среди всего этого видимого благополучия на одинокой скамейке тихонько всхлипывает какая-то там трейдерша. Никому нет дела, что она с утра ничего не ела, не понимала, как ее нелегкая сюда занесла, не представляла, в какой стране ей теперь разводиться и как быть с годовалым ребенком. Можно ли вот так наобум взять и в тридцать с небольшим лет сбежать от всех своих проблем, неотвеченных вопросов и неоконченных скандалов, переехать в чужую страну, где у тебя вообще никого нет и на языке которой ты совсем не говоришь?

В паре шагов от Камиллы неспешно продвигалась к реке взлохмаченная компания, воодушевленно и слаженно ворковавшая на русском матерном. Камилла не хотела иметь с ними ничего общего, но так уж получается, что всякий, оказавшись в чужой стране, бессознательно поворачивает голову, заслышав родную речь. Даже если не хочется себя выдавать. И даже если речь матерная. Выдался жаркий день, явно не обремененная рабочими контрактами компания собиралась попить пива, порассказывать анекдоты, пожаловаться друг другу на немецких бюрократов и повспоминать бурную российскую молодость. Камилла подняла мутные от слез глаза и поинтересовалась, где тут недалеко можно поесть или найти продуктовый магазин. Компания спросила, все ли у нее в порядке. Камилла пожала плечами и растерянно заметила, что в целом да, только она не знает, идти ли ей работать вот в эту стеклянную башню на горизонте. Компания решила, что девушка прикалывается. Им бы ее проблемы. «Что бы вы знали о моих проблемах?» – подумала Камилла, поняла, что хуже уже не будет, и подписала контракт. Может быть, в прошлом она была никудышной женой и матерью, с этим в ближайшее время ничего не поделаешь. Зато она хороший трейдер, а в KPEY станет еще лучше, и уж этого у нее никто не отнимет.

Для помощи с переездом и связанными с ним формальностями к Камилле прикрепили агента Нину, которая должна была помогать с регистрациями, разрешениями, поиском квартиры, садика, школы, телефонной компании и тому подобными хлопотами. Именно Нина и познакомила нас с Камиллой.

Нине тогда было около сорока лет или скорее «за». У нее был веселый и нахальный терьер по кличке Бандит, небольшая квартирка в пригороде Кельна с видом на Рейн и обворожительный бойфренд, профессор компьютерных наук. Эта женщина умудрялась быть довольно сухощавой и одновременно полноватой, вечно занятой и часто опаздывающей, делающей десять дел одновременно, но не так, как запланировано с самого начала. С одной стороны, она давно и успешно помогала переезжающим экспатам, с другой – понятия не имела, чего нам больше всего не хватало в Германии.

Нина могла пару часов без остановки рассуждать о том, что сейчас в Германии кризис и у достойных людей нет работы, зато отказывалась отвечать на вопрос, как часто арендодатели повышают плату, так как у нее не было времени на философские разговоры. Мы с Камиллой пришли к выводу, что Нина нам тихо завидовала (а она из тех, кто завидует нервно, старается сдерживаться, потому что знает: завидовать плохо), ведь наша профессиональная жизнь была совершенно безоблачной, а ей, бедной, приходилось за гроши опекать бестолковых иностранцев. Хотя насчет грошей я бы усомнилась, так как, похоже, у Нины были хорошо налажены всевозможные комиссионные соглашения с риелторами, торговцами компьютерами или мебелью, к которым она приводила клиентов. Хваленая немецкая честность и законопослушность – это не аксиома, это сложный концепт со множеством переменных и неизвестных. На первое время достаточно запомнить простое правило: честность и законопослушность не одно и то же.

С самого начала Нина считала своим профессиональным долгом готовить меня к худшему: отговаривала привозить контейнер с мебелью, категорически не советовала обустраиваться всерьез и надолго, потому что я, вполне вероятно, могу не выдержать испытательный срок, фирма может разориться или затеять реструктуризацию. От моих расспросов о процедуре покупки жилья и о процентах по ипотеке (это через неделю после переезда) у нее полезли на лоб глаза, но потом она просто решила, что я не всерьез. Нина убеждала меня, что покупать дом в собственность неразумно, потому что все вокруг теряют работу и разводятся, раздел имущества дорого стоит, а результат его непредсказуем. Особенно в таком странном случае, как мой, когда мама со старшим сыном живут в одной стране, а папа с дочкой – в другой и встречаться семья собирается только по выходным. Словом, с Нининой точки зрения, никогда нельзя быть уверенной в завтрашнем дне и в стабильных доходах. Поэтому зимой гораздо лучше надеть свитер или завернуться в плед, вместо того чтобы платить сумасшедшие деньги за отопление. Я тогда тоже думала, что она шутит.

В тот момент мне казалось, что я будто бы сошла с трапа межгалактического лайнера и намерена завтра же покорить мир. Я просто обязана была купить этот дом и потратить все свои сбережения на пятнадцать лет вперед, чтобы понять: обратного пути нет. Назойливые напоминания о том, что мой ребенок способен устроить пожар, а сама я развестись, умереть, потерять работу или стать инвалидом (и поэтому должна немедленно выключить отопление и начать экономить на спичках), даже не обескураживали, они исходили из параллельного мира и были адресованы кому-то другому.

Лучше бы тогда ко мне приставили психотерапевта, чтобы ходил за мной по пятам, хвалил, ободрял и на все лады повторял, какая я умница, красавица, как мне все легко дается. Я бы на радостях сделала все втрое быстрее. Не подкинуть ли кому идею такой сервисной службы?

Нина никак не могла понять, почему мне нужно жить в Дюссельдорфе, если работать я собираюсь в Бонне. Каждый день ездить 80 километров туда и обратно? Ей казалось, что я что-то не договариваю. Ну как объяснить жителю Кельна, что другого такого города, как Дюссельдорф, просто нет?!

Кельн против Дюссельдорфа – это безнадежно. Это даже не Москва против Питера или Рио против Сан-Паулу. Это чумазые детишки с ободранными коленками из дворовой песочницы против воспитанников школы Монтессори. Кельн – это вечный недострой и дороги, на которых никогда не заканчивается ремонт. Кельнский собор, конечно, красив, но лично у меня не проходит ощущение, что из всех этих многочисленных арок и сводов вот-вот поползут змеи, полетят вороны и страшные жабы заквакают по углам. В Кельне прекрасно себя чувствуют люди, которым много не надо («и на том спасибо»), а в Дюссельдорфе – рай для тех, кто ask for more[4]4
  Требует большего (англ.).


[Закрыть].

Туристы и бизнесмены проезжают через Дюссельдорф, занимаются своими делами, заключают сделки, опустошают кредитки и с трудом могут вспомнить, как выглядит город. Это потому, что настоящая дюссельдорфская жизнь открывается только посвященным.

Дюссельдорф, возможно, самый ненемецкий из германских городов. Местные жители гордятся своей японской диаспорой, японскими ресторанами, парикмахерскими и спа. Здесь иначе, чем в других городах Германии, относятся к погоне за дешевизной. Вы можете экономить на спичках, если вам нравится, но, скорее всего, будете делать это втихаря. Если пасмурным апрельским днем вы решите прогуляться по Königsallee[5]5
  Одна из центральных улиц Дюссельдорфа, на которой сосредоточены магазины модных дизайнеров и ювелирные салоны всемирно известных фирм.


[Закрыть] в норковом манто, то наверняка не будете одиноки. Это город моды, дизайна, рекламы и медиа, консалтинга, торговых ярмарок – своего рода «новых денег». Дюссельдорфцы отдают должное традиционным немецким праздникам, народным гуляньям и рейнскому карнавалу, но никогда не теряют при этом лицо. Карнавал по-кельнски – это пиво рекой, танцы до упаду и поцелуи с незнакомцами. Карнавал по-дюссельдорфски – это минимум маскарада, а лучше совсем без него: сидеть в баре, пить мохитос и наблюдать за полудикой, нелепо разряженной толпой, которая, скорее всего, нагрянула из Кельна. Дюссельдорф воспроизводит лучшее, что есть в разных городах мира, не гнушается экспериментами, сарказмом, откровенным выпендрежем и даже плагиатом, но жителям этого города присуще чувство меры, поэтому заимствования не выглядят вульгарно или неуместно.

В некоторых городах не обязательно родиться, но, как только туда попадаешь, сразу чувствуешь свою волну и попутный ветер. Разрешите представиться: сноб дюссельдорфский, обыкновенный.

Глава вторая
Коллеги

Люблю осень в Германии, солнечно-рыжую, умиротворяющую, оставленные на дорожках сухие листья, латте и журнал из привокзального кафе, несколько минут на платформе в ожидании скорого поезда ICE, смешные кепочки проводников, пассажиров первого класса с лэптопами, дремлющих по дороге на работу. Если ты не проводишь в дороге с работы и на работу по два часа в день, это не настоящая немецкая жизнь. Ни в одной другой стране мира я не встречала такой разницы между сволочными отношениями в офисе и радушием соседей. Иногда кажется, что в Германии люди специально стараются работать подальше от дома, чтобы успеть переключиться в нужный режим.

Самый простой способ благоприятно выделиться в немецкой корпорации – дождаться, когда коллега совершит ошибку, и немедленно наябедничать. Это я поняла спустя месяц после начала работы, долго ждать не пришлось. Ябедничество на работе никого особенно не удивляет, кроме разве что иностранных специалистов. Немецких школьников с малых лет приучают к мысли, что ябедничество – верный способ поддержания порядка и восстановления справедливости. Тут считается совершенно нормальным и даже отчасти благородным делом доложить учителю о том, что сосед по парте списывает или тайком на уроке проверяет смс-сообщения.

Немецкие коллеги свято верят, что знания – это сила, а делиться с другими своей силой без крайней на то необходимости просто глупо. Здесь не принято сообщать людям заранее о чем-то важном, если можно промолчать.

Вторая отличительная черта немецкой корпорации – это своеобразная интерпретация понятия «интернациональный». Интернациональный – это всегда хорошо. Я, Камилла и множество других иностранцев достаточно легко смогли устроиться на работу в Германии середины двухтысячных именно потому, что в это время здесь резко возрос спрос на корпоративных специалистов со знанием языков и опытом работы в разных странах. Это была острая жизненная необходимость, которая постепенно превратилась в моду.

Интернациональными нужно быть во что бы то ни стало. Или хотя бы казаться. Берем, например, на работу иностранного специалиста и сразу же посылаем его на языковые курсы. Через две недели считается, что интернациональный долг перед ним полностью выполнен, совещания снова проходят по-немецки, а сбитому с толку новичку сообщают: «Мы будем говорить на работе по-немецки, чтобы ты быстрее выучил язык. Не стесняйся, интегрируйся побыстрее и спрашивай, если что непонятно».

Мне повезло, поскольку иностранцев в моем отделе больше половины, все перегружены работой и на интегрирование ни у кого из нас нет ни времени, ни желания. Мы сюда приехали работать, а не интегрироваться, в конце концов.

По пятницам у нас обычно проходили совещания отдела. Правда когда я только пришла на работу в KPEY, его почему-то назначили на четверг, а потом случился трехнедельный перерыв, поскольку кто-то был в командировке, а кто-то на более важном совещании. Когда же вернулось старое расписание, меня, естественно, никто не предупредил.

Итак, пятница. Коллеги заседают в соседней комнате, совещаются и, видимо, упиваются чувством собственной дисциплинированности. Я смотрю на них сквозь стеклянные стены время от времени и гадаю, что же там за собрание такое. Через полтора часа за мной зашел аргентинец Луис и позвал к шапочному разбору. Он посоветовал не подавать вида, якобы я о совещании знала, просто работала над чем-то срочным и не могла освободиться. Когда я спросила Луиса, почему же меня не позвали раньше, он ответил так: «Это Германия, не бери в голову, привыкнешь». Считается, что я должна все знать. В тот день и случился мой первый плач Ярославны в туалете, на двадцатом этаже, то есть десятью этажами выше, где меня никто не знал.

Луис очень проницательный. Именно знакомство с ним навело меня на мысль, что МВА[6]6
  МВА – Master of Business Administration, специ ализированное бизнес-образование, обычно дорогое, целью которого является подготовка менеджеров высшего звена.


[Закрыть] – это не просто красивая вывеска и деньги, выброшенные на ветер. Луис, недавний выпускник Мадридской бизнес-школы IE[7]7
  Одна из лучших бизнес-школ в Европе, систематически входит в первую пятерку различных рейтингов. Славится тем, что там учатся дети политиков и миллиардеров из Южной Америки.


[Закрыть], знает всех, все знают его, с утра до вечера он ходит по разным совещаниям, болтает с коллегами, у него есть время ежедневно читать Financial Times, при этом его работа всегда сделана вовремя, а презентации – самые яркие и убедительные. И еще за ним афоризмы можно записывать.

Обсуждаем, например, нового потенциального кандидата на роль руководителя отдела управления финансовыми рисками.

– Если хочешь разорить компанию, назначь немца управлять рисками.

– А что так?

– На эту роль нужен кто-то типа тебя или меня, русский или аргентинец, словом, тот, кто знает, что такое финансовый кризис, кто пережил пару на своей шкуре и жопой чувствует опасность. Много ты знаешь о кризисе, если никогда в жизни не покупал доллары у уличных менял, если твои деловые партнеры никогда не исчезали в никуда и если твой банк со всеми твоими сбережениями никогда не объявлял о банкротстве? Риск-менеджмент – это ведь не покупка страхового полиса подороже. Нынешний начальник хоть и немец, но полжизни проработал в Бразилии. Я верю, он понимает, что значит риск.

В прошлом году из нашего отдела уволили семь человек то ли за профнепригодность, то ли в порядке реструктуризации. Теперь оставшиеся сотрудники всеми силами стараются доказать свою незаменимость. Все они боятся потерять работу. Кроме, пожалуй, Анны, которая, наоборот, уже третий год мечтает о свободе. Анна совершенно не амбициозна и не стремится победить в корпоративных гонках за престижем, статусом, продвижением наверх и бонусом побольше. Она просто хочет спокойно работать, никому ничего не доказывая. Несколько лет назад, когда она работала в маленьком офисе KPEY в Голландии, в наш отдел потребовались специалисты со знанием иностранных языков. Анна подала заявку, потому что в вакансии говорилось о многочисленных зарубежных командировках и ожидалось умение находить общий язык с самыми разными людьми. Она подошла, потому что говорит свободно на пяти языках и производит впечатление человека, которому можно доверять. Родилась Анна в Братиславе, в аристократической семье, которой до Второй мировой войны принадлежала половина то ли Чехии, то ли Словакии, то ли обеих. Потом пришли коммунисты и все отобрали. Одноклассники дразнили Анну из-за ее княжеской фамилии, поэтому в школу ходить ей не нравилось. Родители учили ее быть гордой и доброй. Она до сих пор не может пройти мимо нищих на паперти, всем обязательно подает, так уж ее воспитали. Родственники Анны переженились друг с другом и с другими растерянными по всей Европе аристократами, самые смелые разъехались кто в Канаду, кто в Бразилию. Аннина мама умерла много лет назад, и ее отец женился на голландке.

Есть такие люди, которым нельзя вырываться из привычного круга, нельзя уезжать из родного города и уж тем более из страны. Им нужно жениться на одноклассниках и продолжать какое-нибудь семейное дело, тогда у них все будет хорошо. Оказавшись на воле, они моментально теряют чувство реальности, не отличают своих от чужих, связываются с проходимцами и заканчивают жизнь либо под поездом, либо в окружении любимых цветов, ароматических свечей и попугайчиков. Боюсь, Анна именно из таких.

В биржевой отчетности Анна ничего не понимает, так как всегда была просто клерком-исполнителем. Сначала начальник пообещал ей, что пошлет на бухгалтерские курсы повышать квалификацию, а пока предложил поучиться у коллег. Коллеги ей ничего не объясняли, только доносили боссу о ее промахах. Месяц спустя начальник тоже передумал и заявил, что учить ее в сорок лет уже поздно, пусть ищет себе другую работу и уезжает. Ей даже пытались выплатить отступные, если она уволится, но Анна не так глупа, чтобы уходить в никуда. А найти работу попроще не получалось, потому что потенциальные работодатели никак не могли понять, зачем финансисту, три года проработавшему в KPEY, вдруг понадобилась позиция администратора с зарплатой вдвое ниже. После многочисленных отказов рекрутеров с пометкой überqualifiziert[8]8
  «Слишком высокая квалификация» (нем.).


[Закрыть] Анна посоветовалась с юристом, убедилась, что уволить ее непросто, и решила плыть по течению. В Германии стратегия победы – терпение. Выживает не сильнейший, а тот, кому нечего терять, у кого есть больше бумажек и больше времени бегать по адвокатам.

Кибер-женщина по имени Регина приходит на работу в семь утра и уходит в девять вечера. Правая рука босса, железная леди, дотошная, аккуратная и непреклонная. Носит строгие костюмы, почему-то все время мерзнет и накидывает поверх них пуловер наподобие шали или шейного платка. К разным костюмам полагаются разного цвета пуловеры. Регина любит порассуждать о том, что Германия несправедлива к женщинам. В руководстве компаний одни мужчины, а женщина должна раз и навсегда отречься от детей, если хочет строить карьеру. Она уверена, что женщины работают, а мужчины получают награды за выполненную работу. Коллеги Регину откровенно боятся и обходят стороной, стесняются на ее глазах сходить лишний раз к кофейному автомату, а домой выбираются чуть ли не через черный ход, лишь бы не попадаться ей на глаза. Передавать мне дела или вводить в курс у Регины, разумеется, нет времени. Она очень старается, все перепроверяет по двадцать раз, ничего не оставляет без внимания. Но все равно мне почему-то кажется, что с ней что-то не так. Знаете, когда женщина слишком старается, возникают подозрения, что она что-то скрывает. Регина – тот самый случай.

Селин из Квебека, посмотрев фильм «Солдат Джейн», записалась в канадскую армию, чтобы выучиться на офицера запаса и заодно похудеть. Она тогда была студенткой, поэтому ей предложили начать службу не с солдатами, а с курсантами военных училищ. Но Селин гордо отказалась. Ей хотелось понюхать настоящего пороху. Она поднималась в пять утра на пробежку, мерзла как бобик, училась оказывать первую помощь, собирать и разбирать автомат и ползать по веревочным сеткам. Самое ужасное для нее было засыпать в казарме. Ей было страшно оттого, что в соседней комнате спали дикие, толком не говорящие ни по-английски, ни по-французски и при этом до зубов вооруженные новобранцы, прибывшие в Канаду беженцы всех мастей, для которых армия оказалась самой доступной из возможных работ. Во время первого же визита домой Селин, трясясь от страха, спросила родителей, не будут ли они в ней сильно разочарованы, если она не вернется в армию. Родители, понятно, предложили ей не морочить голову ни себе, ни людям. Селин выглядит слегка вызывающе из-за пирсинга на языке, и сразу видно, что нерешительность ей незнакома. Она прямая, бескомпромиссная, преданная делу и самоотверженная. О том, кто ей не угодил, Селин может говорить часами. В другом отделе у нее был безбожно ленивый и некомпетентный начальник (это надолго выбило ее из колеи). Думаю, Селин под разными предлогами уже многократно сообщила мельчайшие подробности своего профессионального конфликта всему населению KPEY и большей части постоянных посетителей. Ей кажется, что так она восстанавливает справедливость. Мне не очень нравится эта привычка язвительно перемывать людям косточки, но я из тех, кто на многое закрывает глаза. В Селин я вижу прежде всего одну из нас – умных и амбициозных женщин, которые любят наблюдать и стараются делать выводы, кому интересно, что происходит в корпоративной политике. Эх, кто бы мог подумать, что эта полупрофессиональная дружба станет чуть ли ни основной причиной моего ухода три года спустя!