Текст книги "Атеисты"

АТЕИСТЫ

Владислав

С раннего детства Владислав рос научным атеистом, то есть приверженцем естествознания. Где-то начиная с трех лет, он верил только в силу и могущество своего полового члена…

Владику три годика. Его везут из когда-то большой станицы, а теперь просто маленького городка под Воронежем, где он живет со своими родителями, во Владивосток на поезде. Семья предприняла семидневное путешествие по железной дороге, чтобы показать Владика бабушке, которая его никогда не видела.

В вагоне мальчик с белыми кудрями и загнутыми черными ресницами покорил пассажиров своей миловидностью и недетской сообразительностью. Особенно он полюбился тетеньке с верхней полки, которая то и дело восхищалась им. В качестве сомнительного комплимента тетя говорила, что мальчик таким красивым быть не может… Мальчики не бывают такими хорошенькими!

– Ты, наверное, девочка! – ласково твердила тетка.

Владик отвечал со всей рациональностью взрослого мужчины:

– Тетя, я не девочка! Я – мальчик!

– Ой, да не может этого быть! – не унималась соседка по купе. – Такие замечательные белые кудряшечки могут быть только у девочки!

– Тетя, я вам уже сказал, что я мальчик! Меня зовут Владик! – строго напоминал мальчик.

– Я не верю! – заигрывала уже надоевшая тетя. – Это неправда! Ты девочка!

– Тогда смотри! – сказал уставший Владик.

Он аккуратно отложил свою машинку в сторону. Затем забрался на нижнюю полку, чтобы сидевшей напротив женщине было хорошо видно, и встал в полный рост. Неожиданно быстро спустил с себя штанишки и гордо показал тетке свое не по-детски пухлое мужское хозяйство. Мальчик абсолютно не стеснялся! Владислав был естествоиспытателем. Самостоятельно им уже давно было накоплено достаточно первичных знаний о природе, чтобы понимать главное отличие между мужчиной и женщиной. Он с чувством собственного достоинства демонстрировал принадлежность к сильному полу. Так стоял он до тех пор, пока его мама не очнулась и не натянула штанишки наверх.

Заработав авторитет у всего мужского населения вагона, Владик уже в нормальной обстановке уважения доехал до Владивостока…

У родителей Владика к религии отношение было прохладное. Геноцид тридцатых годов, который в советских учебниках назывался «расказачиванием» повлиял и на веру. Если коротко, то веру в бога вытравили и выжгли. Богоуважение у молодежи пятидесятых-шестидесятых годов превратилось в архаичный отросток. Что-то типа аппендикса – зачем он нужен мало кто знает. А когда воспаляется – его удаляют…

Бабушка Владика, самый старший член семьи, продолжала молиться утром и вечером. Несмотря на религиозность и безграмотность – бабушка не знала алфавита и не могла читать – женщина она была по-житейски мудрой и повидавшей многое: революцию, большевиков, смерть двух детей в голодных тридцатых годах, когда комиссары отобрали все, на чем можно было бы дотянуть до весны, ссылку и дальнейшую смерть первого мужа.

После пережитых горестных лет бабушка превратилась в женщину, ценящую саму жизнь, а не ритуалы, поэтому она никогда не диктовала и не уговаривала кого-либо из семьи молиться или верить в бога. Для нее достаточно было собственной тихой веры.

В таких условиях дефицита религиозного убеждения, Владик естественным образом становился атеистом. В дополнение, он рос и мужал при стойком отсутствии интереса ко всему необъяснимому или сверхъестественному.

С весны по осень он развлекался лет до десяти тем, что на пруду камнями бил лягушек. Став немного старше, сменил занятие на более достойное и со своим приятелем искал любовные парочки в ореховой роще, чтобы подсматривать за их незатейливыми сексуальными утехами. Чуть позже скептический образ мышления и технический склад ума Владика отразился на научных приоритетах мальчика: ему полюбилась физика, математика и разнообразные двигатели. Как работает все то, что работает – было главным интересом юноши. Он поступил в тогда еще Ленинградский политехнический институт на электромеханическое отделение и через пять лет успешно выпустился как инженер-механик.

На пятом курсе Владислав познакомился со мной, но к женитьбе интереса не имел.

Видя такое индифферентное отношение к узакониванию сексуальных отношений, примерно через год я решила использовать его хотя бы в качестве донора генетического материала. Материал был качественный: зеленые глаза, хороший костяк и атлетическое телосложение, высокий рост, крепкое здоровье, хорошие зубы, блестящие волосы каштанового цвета, хорошо увлажненная кожа, прекрасная способность к обучению, отличная память и отсутствие синдрома привыкания к алкоголю, что в спивающейся России было ключевым обстоятельством.

Безукоризненная печень! Для меня, человека с хроническим холециститом, это тоже был очень значимый фактор!

Таким образом, у Владислава появилась первая дочь. После этого, почему-то в душе считая себя офицером, он вынужден был жениться. Так началась наша семейная жизнь.

Я была формально крещеной в детстве, Владислав был некрещеным вовсе.

Годам к тридцати, когда стали рождаться дети у наших родственников и друзей, мужу регулярно поступали предложения сделаться крестным отцом.

При выборе крестных родителей, церковь рекомендует ориентироваться на благочестие и духовность. Эти качества, надо признаться, решительно отсутствовали у Владислава.

О каком благочестии или духовности можно говорить, если мужчина, пропустив два приема пищи подряд один раз за всю свою жизнь, чуть не помешался рассудком! А пойдя на концерт духовной музыки, он так драматично перекрыл своим храпом орган, что исполнителю пришлось даже оглянуться. В общем – ни благочестия, ни духовности…

Добротный крестный для друзей и родственников же представлялся по-другому. Главный козырь – это прочное материальное положение.

Первой попросила двоюродная сестра Владислава:

– Будь крестным моему Сашке!

– А что это такое? – приподняв бровь, спросил муж.

– Ну как что? – сестре показалось, что ее брат шутит. – Пойдем в церковь, и батюшка покрестит Сашу. А тебе самому ничего делать и не надо будет! – поспешила уверить она, чувствуя где-то на подсознании, что преградой на пути приобретения ее сыном нужного крестного может стать замысловатость церемонии.

Простота обряда пленила Владислава, и он согласился. Тут вмешалась бабушка и сказала, что его самого сначала надо покрестить. «Он же у нас некрещеный!».

– Хорошо, мы это учтем. – ответила сестра и договорилась с батюшкой о крещении брата вместе с сыном Сашей.

Словом, мужа крестили, и одновременно с этим он первый раз стал крестным отцом.

Прошло время. Общение с крестным сыном шло туго, так как Владислав жил за три тысячи километров от своего племянника. Постепенно обряд забылся, и память о нем вытеснилась бурной питерской жизнью мужа, его работой и чтением научно-технических статей милитаристского уклона в качестве хобби.

Через четыре года после этого у давнего друга мужа рождается дочь. Владислава снова просят оказать честь.

– Но у меня уже есть крестный сын! – резонно ответил муж.

– Это нормально! – ответили ему. – Ты можешь иметь столько крестников, сколько пожелаешь.

Владислав желал иметь спокойствие, поэтому не стал спорить, а просто принял предложение.

В пригороде Санкт-Петербурга, во Всеволожске – на Румболовских высотах, на территории старинного парка бывшего имения князей Всеволожских Рябово, стоит храм Спаса Нерукотворного Образа. Там и провели таинство крещения.

Вернувшись с торжественного мероприятия, муж вытащил из кармана небольшой крестик.

– Вот… Это мне дали… – безразлично сказал он. – Меня там, кстати, и покрестили…

Я открыла рот.

– Как это покрестили? – не поняла я, надеясь, что не расслышала…

– Ну, поп спросил крещеный-ли я, и я сказал, что нет. Поэтому меня и покрестили. – невинно признался инженер-механик.

– Дорогой, но ведь ты уже крещеный! Ты что забыл?

– Я ничего не забыл! Я некрещеный!

– А то, что ты являешься крестным отцом Саши тебе ни о чем не говорит?

– Нет! – воинственно признался муж и продолжил читать статью о палубном истребителе с крылом обратной стреловидности, разработанным в ОКБ имени Сухого. «Беркут» занимал все внимание последних трех дней Владислава, и отвлечение на церковный обряд прошло как во сне. Истребители, бомбардировщики, самолеты-невидимки являлись маниакальной любовью Владика.

Мне оставалось только пожать плечами.

Прошло еще пять-шесть лет. Мы эмигрировали в Канаду и живем уже в Ванкувере. Сослуживец мужа, как-то позвонив по телефону, сказал:

– Влад, мы в русском монастыре хотим покрестить нашу маленькую Конкордию. Окажи честь: будь крестным отцом! Тебе делать ничего не надо – это чистая формальность.

– Я уже являюсь крестным отцом, – начал было муж, но потом что-то сообразив, добавил – а.., да-да, я могу иметь столько крестников, сколько пожелаю…

Повернувшись ко мне, муж спросил:

– А что это за имя такое Конкордия? Почему они так ее назвали?

– Вот как раз и спросишь у своего приятеля на крестинах. Я понятия не имею…

Забегая вперед, скажу, что Владислав так и не узнал, почему ребенка назвали этим именем. Вернее, он спросил и ему ответили, но ответ моментально вылетел из головы мужа…

За несколько дней до крещения вместе со всей компанией я тоже решила съездить в русский православный монастырь, дабы посмотреть, что он из себя представляет в Канаде.

Монастырь оказался обычным деревянным домом, в котором имелась приспособленная комната для молитв и других церковных обрядов. Ничего интересного из того, что я люблю в церквях: ни старины, ни духа прошлых столетий…

Зато батюшка мне понравился! Отец Роман был общительный, еще довольно молодой человек. Он с большим жаром и увлечением рассказывал, как держал ульи прямо в центре Ванкувера на крыше двадцатипятиэтажного дома. Я интересовалась сельским хозяйством, поэтому наш разговор с ним был живой, интересный и приобретал все более и более отвлеченную от религии тему. Мы переходили от умирающих как никогда в этом году пчел к липам, от лип – к гречихе, а от гречихи как-то перескочили на поросят. Даже не знаю, как это случилось…

Друзья наши, имеющие желание провести священное таинство крещения, не выдержали:

– Мы бы хотели дочку покрестить.

– Конечно! – очнулся отец Роман. – Кто будет крестным отцом?

– Вот этот господин. – указали на мужа друзья.

– Вы крещеный? – по привычке спросил батюшка, понимая, что многие люди сегодня ничего не знают о христианстве и обрядах.

Если Владиславу задают вопрос, то обычно я имею свойство отвечать за своего мужа.

Это повелось давно. Действую я так. Если по мужнину затуманенному взору я вижу, что во время вопроса он продолжает думать о поворотных консолях крыла бомбардировщика Ту-22М, Бэкфайра, то значит надо отвечать мне самой. В противном случае люди могут подумать, что я замужем за идиотом. И я отвечаю четко и быстро!

Вот и в этот раз я уже повернула голову к Роману и даже открыла было рот, чтобы произнести короткое «да», но муж внезапно опередил меня и тихо, но твердо ответил: «Нет».

Съежившись и втянув в себя почти вылетевшее «да», я в шоке уставилась на любимого! Глаза мои, вероятно, выкатились из орбит сильнее обычного, потому что Владислав странно на меня смотрел.

Что же мне сейчас делать-то? – думала я, нервно изыскивая возможные варианты.

Внезапно признаться батюшке, что муж забыл о двойном крещении?

Просто вот так, лениво облокотившись на угол стены, и, как бы подавляя подступающую зевоту, сказать: «На самом деле, отец Роман, Владислав пошутил. Он уже два раза крещен!» …

Нет, это не пойдет…

Крестный отец, который запомнить не может, что два раза уже крещен! Какие уж тут шутки… Стыдно… Перед богом тоже как-то неудобно – он же все видит…

А можно так. Резко вскрикнув, захохотать на весь этот деревянный дом и прямо в середине безудержного хохота, согнувшись от фальшивых спазмов в районе диафрагмы, выдавить из себя: «Да этот идиот уже два раза крещен!» – и, продолжая закатываться от смеха, пытаться вынудить всех тоже смеяться… Нет, это тоже чушь… Слово «идиот» здесь нельзя употреблять, хотя очень хочется…

Находясь в ступорозном состоянии и делая вид, что меня сильно заинтересовал Николай Чудотворец, я измышляла, каким способом объявить святому отцу о недоразумении… Но момент был упущен и признаваться было поздно! Батюшка уже успокоил вопрошавших, сказав, что обряд крещения пройдет для всех вместе.

– Приезжайте ровно через неделю. К десяти часам утра. – подытожил он.

Да, такого потрясения, связанного с явными признаками безумия мужа, я давно не испытывала!

Нет, случилась, конечно, несколько лет назад история с баяном. Но все же изумление от игры на баяне было не таким шокирующим! Да и безумие тогда еще не проявлялось.

Дело было в гостях у тетки Кимы. На шифоньере стоял баян в чехле – сын тетки, который в тот момент служил в армии, довольно бойко играл.

Я, зная, что муж мой отучился семь лет в музыкальной школе по классу баяна, попросила его сыграть что-нибудь. Все равно что, все равно как, лишь бы звуки произвести из дремлющего инструмента. Ведь после окончания школы прошло-то всего лет шесть-семь.

Владислав помялся, но потом согласился и взял в руки баян. Я приготовилась!

Муж удобно сел на табурет. Уверенно, профессиональной хваткой взял инструмент в руки. Он настроился, сосредоточился, а взгляд его сделался чрезвычайно умным. Владислав внимательно смотрел на клавиатуру, пальцы его уже лежали на нужных клавишах. Все замерли, ожидая первых аккордов! Как сжатая пружина, напрягшись, он сидел целую минуту, готовый в любую секунду грянуть «Амурские волны» или «На сопках Маньчжурии».

Внезапно, не издав ни единого звука, в полной тишине, он отложил инструмент и сказал, что ничего не помнит!..

Как?! Как это – ничего?

Изумленная, я сидела, даже слегка приоткрыв рот. Я не верила, что шоу уже закончилось!

– Ну хотя бы звук от двух любых нажатых клавиш при незначительном движении меха ты мог произвести?! Просто, чтобы узнать, как звучит баян! Может он только хрустит и чавкает! Неужели не любопытно хотя бы поизвлекать звуки из него?!

То было шокирующее разочарование…

В храме же было потрясение другого порядка: такого, когда наступает онемение…

Выйдя из церкви и отойдя подальше от входа, я первым делом накинулась на мужа:

– Ты что же это, мерзавец, делаешь?! Ты почему позоришься сам и меня позоришь перед Всевышним нашим? Зачем ты сказал, что…

Далее продолжать было бессмысленно, потому что взгляд мужа казался мутнее обычного.

Я поняла! Он ни меня, ни батюшку попросту не слышал! Храмы, церкви, иконы и свечи вводили его в полулетаргическое состояние, когда он вроде бы и был с открытыми глазами, и даже что-то отвечал, но не понимал, что именно, а главное, ничего потом не помнил! Все это время он находился в окружении русских подводных лодок, самолетов-истребителей или, на худой конец, обыкновенных автомобилей.

Повышенная замутненность его глаз и слегка растянутые в безумной улыбке губы говорили о том, что в данный момент мы имеем дело с чем-то гигантским.

Так… что он там читал за завтраком сегодня? Надо вспомнить что было на экране… Кажется, подводная лодка Акула… Сейчас проверю:

– Владик, а что такое Тайфун? Я опять забыла. Это бомбардировщик или истребитель?

Ни секунды не медля и обретя осмысленное выражение лица, инженер-механик с военным уклоном заговорил быстро, громко и по-военному четко:

– Самая большая в мире атомная подводная лодка проекта 941 Акула, в классификации НАТО – Тайфун, была построена на заводе Севмаш в Северодвинске и имела подводное водоизмещение сорок восемь тысяч тонн. Лодка обладала повышенной пожаробезопасностью и живучестью за счет принципиально новой конструкции корпуса и выноса ракетных шахт в переднюю часть корабля. Сначала по проекту было предусмотрено оснастить каждую лодку двадцатью четырьмя баллистическими ракетами Р-39, но затем ограничились только двадцатью. Всего было построено шесть лодок. Седьмую…

Владислав, чувственно захлебываясь, продолжал информационный блок не зная, что уже потерял меня на слове «Р-39». Мы двигались в направлении стоянки, где оставили машину, и я размышляла над тем, как бы так наказать мужа, чтобы у него осталось в памяти за что его наказывают. Ведь мы сейчас приедем домой, и он даже не вспомнит, что был в церкви, и уж тем более не вспомнит, как наглым образом он наврал батюшке. А будет он отбрехиваться и моргать глазами, если вдруг обвинить его в чем-то. Или же станет как ни в чем не бывало поглощать то, что ему дадут, одновременно читая что-нибудь про былую или нынешнюю милитаристскую мощь России.

Я прислушиваюсь к продолжающемуся изложению.

– … с максимальной дальностью десять тысяч километров. Потом, правда, они изменили тип топлива на второй и третьей ступенях, и дальность уменьшилась до восьми тысяч километров. Наши ракеты обладали лучшими характеристиками дальности, чем американские Трайдент на лодках типа Огайо. Также у наших было десять разделяющихся боеголовок в одной ракете вместо восьми…

Ага… это – про баллистические ракеты для Тайфунов. Пусть говорит… У меня есть еще время до того, как надо будет задать следующий вопрос. Владислав должен обязательно вылить все известное ему про Тайфуны. Тогда, с чистой головой, он сможет понять то, что я от него хочу. На это уйдет около часа – при условии, что он не перескочит на другое вооружение или на самолеты. Если же перескочит, тогда пиши-пропало. Остановиться он уже не сможет… Короче, надо слегка прислушиваться к тому, что он говорит и не давать уходить в сторону от темы.

– …, но этот вариант слишком дорогостоящий. За те же деньги можно построить две новые подлодки типа «Борей» …

Ага, это он уже к утилизации или возможной модернизации лодок подошел после подписания договора об ограничении стратегических вооружений в конце семидесятых…

Как же он мог забыть свое второе крещение? Как вообще человек, обладающий способностью запоминать гигантский объем информации, касающийся любой техники, может в то же время забыть не одно, а целых два собственных крещения?!

Ведь ему даже крестик купили родители ребенка!.. И сам храм в парке такой приятный – восьмигранный. Внутри много воздуха и света. Как это можно забыть?!

С этим храмом Спаса Нерукотворного Образа у меня лично связано тоже конфузное воспоминание. Ой, как стыдно-то!..

Случилось это в двухтысячном году перед Рождеством. Жили мы под Санкт-Петербургом, в небольшом уютном городке – Всеволожске. В гости к нам тогда из Волгоградской области приезжал мой родной брат Илья со своей семьей. У Ильи уже была маленькая дочка Катерина – розовощекая четырехлетняя блондинка с серыми глазами. Красотка и веселушка. Обладала она и какой-то крепкой деревенской силой: проходя в гостиной мимо аквариума и невзначай задевая его плечом, она легко выбивала из толщи воды одну из золотых рыбок. Рыбка падала на ковролин и прыгала как лягушка, пока ее не ловили и не бросали обратно в аквариум.

Катерину решили крестить во Всеволожске и меня попросили стать крестной матерью.

Что ж, с удовольствием! Про обряд крещения я, честно сказать, тоже почти ничего не знала и была так же далека от религии, как и вся моя семья. Ведь в детстве и юности ни мать, ни отец не поминали бога. Тем неожиданнее стала поездка как-то зимой в Казанский кафедральный собор Волгограда, где меня внезапно, без всякого предупреждения, раздели догола и поставили в корыто с водой.

Было мне лет пять, и я уже обладала девичьей стыдливостью, которую дома зачем-то насаждали очень строго. При том, что «светить» гениталиями даже в семье считалось позором, в церкви, при огромном скоплении посторонних людей, с меня, без всяких колебаний, сняли всю одежду вплоть до трусов, засунули в корыто, которое через много лет оказалось купелью, и стали поливать водой!

Это был стыд и срам! Это было практически предательство!

Сначала меня отвлекли красотой внутреннего убранства собора, высокими сводами и окнами, а потом под шумок опозорили перед всем честным народом. По окончании священной процедуры, обернув полотенцем, на меня надели крестик, который несколько отвлек мое внимание. Крестик был довольно симпатичным, а я уже тогда тянулась к красоте…

На священника и православие я не обиделась, но и к вере меня таким образом не привлекли. Обряд родители провели по привычке, на всякий случай.

Это все, что я знала про святое таинство крещения. Поэтому, когда меня попросили стать крестной матерью, я заявила:

– Как хотите, а ребенка раздевать догола я не дам! Она уже все понимает и будет стесняться. Надо обряд сделать ненавязчивым и приятным в целом!

Со мной все согласились.

И вот наступил день церемонии…

Так…, что там муж излагает?

– … потому что Туполев имел связи в правительстве и хотел получить этот заказ, иначе ему бы не хватило финансирования…

Туполев?!.. Значит Владислав уже перескочил на любимый бомбардировщик Бэкфайр – Ту 22М! Надо срочно возвращать его обратно к Тайфуну!

– Нет! Я не желаю сейчас слушать про авиацию! Меня интересует только Тайфун! – возмутилась я. – Могут они выпустить ракеты, находясь подо льдом Северного Ледовитого океана?

– Нет, ракеты так не запускаются… – облизываясь от сладостного предвкушения описания любимой темы, которую я слышала как минимум раз десять, Владислав продолжает. – Лодка должна всплывать в полынье или сама проламывать лед и только после этого выпускать ракету. Чтобы проломить лед, им надо найти место с толщиной не более трех метров – иначе не проломят – и потом, убирая носовые горизонтальные рули, осторожно прижиматься…

Так вот помыли мы, причесали и нарядили нашу Катерину и всей большой семьей приехали в храм Спаса Нерукотворного Образа во Всеволожске. Сейчас я уже не помню проводилась-ли предварительная беседа с ребенком о том, что именно ее ожидает, но сама она теперь, по прошествии шестнадцати лет, говорит, что – нет – никто ей ничего не сказал.

Настроение у всех было приподнятое! Вся семья собралась вместе: кроме родителей Катерины и меня, на крестины приехали моя мама– бабушка Кати – и моя двоюродная сестра Марта с мужем. Ожидаемое таинство приобщения к богу делало нас торжественными.

Взяв Катерину за ручку, я провела ее по кругу, показывая иконы и внутреннее убранство храма. Девочка была спокойна и молчалива. Вероятно, слишком много нового для ребенка, решила я.

Настоятелем тогда был протоиерей Игорь Скопец. Много лет он работал по восстановлению этого изуродованного большевиками храма, который был разорен и превращен сначала в пролетарскую коммуну, потом в воинскую часть, а после войны здание тоже использовали то как склад, то – клуб, то – станцию горюче-смазочных материалов. Над церковью глумились как могли…

Батюшка появился согласно традиции в длинном церковном одеянии, готовым к торжественной церемонии. Желающих войти в православную веру было довольно много, и мы все поздоровались со святым отцом. Таинство началось!

– Господу помолимся – начал священник. – О имени твоем, Господи Боже истины, и единороднаго твоего Сына, и Святаго твоего Духа…

Горели свечи, батюшка читал молитвы, кадил фимиам, и мы вместе с ним совершали обход купели. Пахло воском, ладаном и сухой древесиной. Благолепие и спокойствие пронизывало все вокруг. Катерина ходила со мной, приглядываясь к незнакомому человеку в длинной белой рясе. Она еще никогда не видела мужчину в платье, да еще размахивающего чем-то дымным.

Я вдруг заметила, что, если протоиерей подходил чуть ближе к нам, племянница начинала косить на него глазом, следя за перемещениями подозрительного дедушки и не давая расстоянию между ним и ею сокращаться. Она держала безопасную дистанцию, слегка ускоряя или замедляя шаг. Это были первые признаки того, что скоро все пойдет не по плану Господа нашего Вседержителя…

Прислушиваюсь к мужу, который уже давно сидел за рулем нашего мини вэна. Мы приближались к дому… Муж прекратил говорить! Вероятно, он закончил свое захватывающее повествование, и теперь его медленно засасывало в следующую оружейную тему. Опасное состояние, которое надо немедленно прервать!

– А почему ты ничего не сказал про двигатели?! – тороплюсь с вопросом я. – Это же главное! К тому же – это твой конек!

– Как это не сказал? Еще в самом начале я говорил, что две турбины мощностью пятьдесят тысяч лошадиных сил каждая, приводятся в действие двумя ядерными реакторами по сто девяносто… – его речь снова активно зажурчала…

Драматический момент крещения приближался! Вода в купели уже освятилась и теперь, чтобы омыть грехи жаждущих вступить в ряды Христова воинства, началось их трехкратное окунание в святую воду. Доходит очередь и до Катерины:

– Крещается раба Божья Катерина во имя Отца, аминь, – тут отец Игорь, набрав в ладонь немного воды первый раз орошает белокурую головку ребенка.

Зря он это сделал! «Во имя Сына и Святаго Духа» уже не суждено было ему произнести. Взвизгнув на весь храм как резаный поросенок, наша Катя угрожающе и раскатисто рявкнула:

– Дур-р-р-а-ак!

Колени наши от такого кощунства вдруг подкосились, и мы все разом осели, как тесто после вымешивания. Казалось, что храмовые голуби сорвались с крыши и помчались в небо, подальше улетая от нашего семейного стыда.

Катерина вырвалась из рук настоятеля и ускакала в неизвестном направлении. Батюшка от такой обиды опешил, взмахнул руками и скрылся в районе алтаря…

Весь обряд пошел насмарку! Желающие и недокрещеные люди в растерянности топтались у купели, не зная что дальше делать.

Мы же попытались найти и изловить настырную Катерину. Это оказалось не так просто!

Она была потомственной казачкой и решение теперь принимала самостоятельно. Авторитет наш был подорван. Катя уже никому не верила и, разбрызгивая капающую с головы святую воду, бегала от нас то к Царским вратам, то к большому Нерукотворному Образу Спасителя у правого клироса. Настроена она была враждебно. Мы опасались, что при поимке, она начнет драться!

Главное теперь, чтобы она не материлась! – думала, вероятно, не только я одна. Девчонка она деревенская – там это в порядке вещей: чуть что, кроют матом. А здесь ее напугали и разозлили основательно…

Прихожане давали советы, как поймать увертливую Катерину. На всякий случай отрядили одного человека к входным дверям – сторожить, чтобы она не выбежала на улицу.

Наконец Илья, как-то исхитрившись и срезав угол, смог поймать дочь и отвести к скамьям. Мы собрались все в кучу, пытаясь угомонить ребенка. Пухлая розовощекая Катерина сидела с мокрой головой. Вода капала за ворот ее крестильной рубашечки. Устав от бега, тяжело дыша и пытаясь найти взглядом своего обидчика, она внимательно слушала наши запоздалые объяснения обряда…

Через некоторое время отец Игорь, успокоив себя молитвой, вышел к нам и, на всякий случай, не подходя близко к племяннице, сказал:

– Это были бесы… Но основной обряд мы все-таки завершили, поэтому ребенка можно считать крещеным.

Мы, понурив головы, попросили прощения. Осенив всех нас крестом, протоиерей поспешил к остальным крещаемым и продолжил церемонию.

Вытерев, обсушив и одев Катерину, драматически унылой процессией наша компания двинулась к выходу. Ноги мы передвигали как инвалиды-артрозники – каждый шаг давался с трудом. Храм казался бесконечным! Такого позора наша семья еще не испытывала!

По дороге домой до нас медленно доходил истинный смысл произошедшего. Мы осознали, что этот трагикомичный «бесовский» акт явился логическим результатом нашей разнузданно свободной атеистичной жизни в целом! Мы были вторым поколением людей без веры в бога. Церковь воспринималась местом экзотическим и таинственным. Такого же примерно карикатурно-нелепого результата можно было бы ожидать, если выпустить нас в дикий тропический лес. Никакой подготовки к выживанию. Катерина просто выступила индикатором нашей дремучей непосвященности…

Зачем мы вообще взялись крестить племянницу – непонятно. Возможно, что у Клары, бабушки ребенка, проходил период религиозности (был такой период в ее жизни) и она уговорила родителей на крещение внучки.

Да уж, ненавязчивый обряд получился…

– Приехали! – сказал муж и заглушил двигатель.

– Это все, что ты знаешь про Тайфун? – спросила я.

– В заключение, я могу только сказать, что Акула, или Тайфун, была сделана как оружие возмездия! – Владислав при этих словах с гордостью посмотрел на меня. – При начавшемся ядерном конфликте, если все наши военные центры уничтожены, а противник радостно справляет победу, то через шесть месяцев, тихо отсидев подо льдом в районе северного полюса, лодка всплывет и накроет их всех! Это возмездие!!!

Ему бы книги писать, подумала я, на военную тематику…

Владислав включил чайник. Выглядел муж слегка изнуренным. Шутка-ли! Говорить без остановки в течение часа! Думаю, теперь его можно брать голыми руками.

– А такой вопрос… – я помедлила.

Муж напряг внимание, соображая, что же он мог упустить, если у меня еще есть вопросы…

– Мы где сегодня были с тобой? – спокойно спросила я.

Владислав подозрительно заулыбался. Это означало только одно – он так сразу не мог вспомнить…

– Ну… в церкви… В монастыре.

– Так… хорошо. А что мы там делали?

Задумавшись и выдержав драматическую паузу, муж нетвердо произнес:

– Молились. – в глазах у него была пустота. Он явно не понимал что говорит.

– И ты молился? – по-настоящему удивилась я.

– Да… да, я молился. – уже совсем вяло ответил он.

Владислав плохо выглядел. Похоже, он начинал вымучивать из себя неведомое знание.

– Как ты мог молиться, если ты не знаешь ни одной молитвы?! Что ты плетешь? Ты же в бога не веришь!

– Что ты от меня хочешь? – прямо спросил сконфуженный муж.

– Я хочу услышать четкий ответ на простой вопрос! Ты крещеный или нет?! – почти прокричала я.

– Нет, конечно… – уже намного тверже, чем в монастыре повторил муж.

Я округлила глаза и схватилась за голову, давая ему понять, что он совершил что-то непоправимо ужасное. (Это могло помочь оставить отпечаток в его памяти).

– Боже мой! Да тебя же крестили дважды на моей памяти! Дважды! У тебя два крестника есть! Ты не можешь быть некрещеным, пойми ты! Тебе что, сам обряд что ли так полюбился, что ты пропустить ни одного не хочешь?

– А разве это считается? – уже несколько неуверенно произнес Владислав. – Я думал, надо каждый раз отвечать «нет».

– Я научу тебя в каких случаях надо отвечать – нет… – выходя из себя, продолжаю я.

– Если к тебе на улице или где-то еще подошли сектанты и хотят, чтобы ты свое имущество завещал им в случае смерти – тогда отвечай – нет! Если баба какая-нибудь хочет, чтобы ты развелся с женой и женился на ней – отвечай – нет! Если представители некой загадочной организации просят тело свое завещать после смерти им на органы – отвечай – нет! Если друзья просят тебя стать крестным отцом – отныне отвечай – нет! Если спросят причину, то скажи, что ты недостоин! Ты понял?!