Текст книги "Спасибо, что ты есть"

«В любом случае, это не имеет значения», – мысленно постановила она. Кто-то тронул ее за плечо.

– Телефон забери, три раза уже кто-то звонил, – Серж протянул ей смартфон Лекса и снова ушел.

Словно в подтверждение его слов, телефон громко завибрировал и разразился оглушительным гитарным соло. Высветившийся номер не был как-либо обозначен.

– Добрый вечер, Лекс в данный момент не может подойти к телефону, – тоном автоответчика проговорила Марина.

– А когда сможет? – спросил женский голос.

– Завтра к вечеру точно, звоните после трех-четырех дня.

– Передайте ему, что путевки оформлены и ему надо их забрать вместе с паспортами. Если бы он забрал их завтра, это было бы очень хорошо, четвертого ноября мы не работаем.

– А ему обязательно лично забирать их? Я могу заехать к вам и забрать всё сама, могу даже с утра, я вроде его личного секретаря в ближайшие пару дней.

Девушка задумалась, с кем-то посоветовалась и ответила:

– Если вы Корташева Марина Владимировна, то это вполне возможно.

– Я самая.

– Тогда отлично, знаете наш адрес?

– Я записываю, – Марина достала собственный телефон, набрала в «блокноте» адрес турагентства. – Простите, а куда тур и на какое число?

– На 14 ноября, Мальдивские острова, тур на двоих, – с удовольствием пояснила девушка.

Марина устало улыбнулась.

«Значит, Мальдивы? Интересно, когда он собирался об этом сказать, ехать уже меньше чем через две недели. Что я еще сегодня узнаю?» – в висках пульсировала кровь, голова гудела. Не успела она убрать телефоны в карман, позвонила ее старая знакомая спросить, как дела, только она от нее отделалась, позвонила с тем же намерением мать. Ей врать не хотелось.

– Мам, Лекс в ванной поскользнулся, руку о раковину разбил, мы в больнице, я попозже позвоню… Нет-нет, всё нормально, ничего страшного, палец сломал, гипс наложат и всё, завтра я к вам заеду, расскажу, не беспокойся…

И еще минут пять она повторяла то же самое другими словами, пока не убедила, что сама она в порядке и не считает произошедшее чем-то выдающимся.

Стоило ей присесть на диван, вновь ожил телефон Лекса. На этот раз обиженный женский голос, помеченный как «Аля или Вика», разговаривать с Мариной не стал. Минут через десять позвонила подъехавшая к больнице Галина Петровна, Марине пришлось спуститься и забрать у нее сумку с вещами и документами и заодно свою собственную сумку, которую она не подумала взять, когда в спешке бежала за Лексом на первый этаж.

– Спасибо вам огромное, простите, пожалуйста, нас за эти дополнительные хлопоты, – Марина извлекла из своего бумажника тысячерублевую бумажку и протянула домработнице.

– Да что вы, мне несложно, – растерялась та, однако деньги взяла, – если вдруг что понадобится, звоните, я завтра могу приехать, если нужно.

– Нет, завтра отдыхайте, я вам позвоню. Спасибо.

«Деньги делают людей любезными и готовыми в любое время суток прийти на помощь, бабло побеждает зло», – мелькнула горькая мысль.

Сидеть в коридоре и ждать Марина больше не хотела, поэтому сразу направилась в процедурный кабинет.

– В верхней одежде сюда нельзя! – напустилась на нее медсестра.

Марина отмахнулась от нее, как от надоевшей мухи.

– Серега, как закончишь, вылезь, надо поговорить, – крикнула она через перегородку.

– Я иду уже, подожди минуту, – отозвался тот.

Медсестра недовольно поджала губы.

– Идите-идите, нельзя здесь вам быть, – с этими словами она буквально вытолкала ее обратно за дверь.

Марина сняла плащ, бросив его на диван рядом с пакетами, присела рядом, уронила голову на руки. Стрелки часов ползли к девяти вечера, всего два часа прошло с того момента, как она, спокойная и довольная, возвращалась домой.

Домой… Знать бы, где это теперь. Квартира Лекса определенно не была ее домом, квартира родителей – это всё-таки квартира родителей, со всей определенностью она это поняла, выбирая плитку для ванной: ту, что она бы выбрала для своей собственной квартиры, определенно не устроила бы их, она не чувствовала себя вправе навязать им свой выбор. Это их дом, просто она там до сих пор живет. В своей собственной квартире, которую она сдавала, она не жила и двух дней, это тоже был не ее дом.

– Ну, что, красавица моя, можешь забирать своего неруся, – провозгласил Серж, сунув ей в руки папку с тремя листами, – номер страховки впиши там, счет в кассу, если не покрывает, и можете валить на все четыре стороны.

Марина протянула ему страховой полис Лекса.

– Этот должен покрыть?

Серж кивнул и присел рядом.

– Этот всё покроет, я таких давненько не видел, он у тебя экстремальщик, что ли? По-русски совсем не говорит, только матерится.

– А что, сильно матерился? – улыбнулась Марина. – Да он вообще молчит, донт андестенд он меня и всё тут, а тебя, я так понимаю, очень даже андестенд. Сейчас Машка закончит с ним. Я ему легкий гипс поставил, снимать нельзя, мыть можно. Там, где швы, часть открыта, ее не мочить.

– А как же мыть, если не мочить? – удивилась Марина.

– А как угодно, – засмеялся Серж, – швы через недельку снимем, потом пусть как угодно моет, а пока швы есть – не мочить. Гипс недели на четыре, не меньше.

– Так долго?

– А чего ты хотела, два пальца вывихнуты, я думал, сломаны, но нет, вывихи я вправил, трещина вот тут и две трещины вот тут, – он неопределенно показал на свое запястье, – это с какой же силой надо бить, чтобы так себе руку уделать, он не убил никого?

– Раковину убил вдребезги, – усмехнулась Марина, отдавая ему копию заполненного договора. – Так что, бытовая травма и никаких?

– Никаких, – улыбнулся Серж, – а то еще мало ли, международный конфликт…

Марина отдала ему папку, вложив туда пятитысячную банкноту.

– Страховка его покрывает всё, счет можешь выкинуть.

– Выкинь сам, – ухмыльнулась Марина, – мало ли, может, еще приедем, а ты уставший.

Серж, так же как Галина Петровна, ломаться не стал, аккуратно пристроил купюру в нагрудный карман рубашки под халатом.

– Заходите, если что. Ты что же, теперь с ним?

Из процедурного кабинета вышла медсестра, Марина встала.

– Пока не решила. Рада была тебя увидеть, позвони как-нибудь, поговорим, расскажешь мне о тяготах семейной жизни.

– Хорошее дело браком не назовут, – полушутливо-полусерьезно проговорил он. И стало вмиг понятно – семейная жизнь не особо его радует. – Давай, иди, переведи ему, что раковины бить неполезно для здоровья, я печать поставлю и приду.

Когда она вошла, Лекс развлекался тем, что разворачивал окровавленный рукав, пытаясь натянуть его на гипсовую перчатку.

– Снимай-снимай, Галина Петровна привезла всё.

Не дожидаясь какой-либо реакции с его стороны, она собственноручно принялась расстегивать на нем рубашку. Он не сопротивлялся и ничего не говорил. Так, молча, она натянула на него хлопчатобумажный тонкий свитер и куртку, правда, с курткой домработница не рассчитала, рукав на гипс не натянулся, пришлось просто накинуть ее на плечо. Лекс хлопнул себя по карманам, Марина молча протянула ему его телефон.

– Оставь у себя, вдруг потеряю, – голос у него был жуткий, глухой и хриплый. Он оглянулся по сторонам, будто надеясь найти что-то на полу.

– Пакет пришлось спустить в канализацию, они тут все мнительные жутко, – предупредила Марина.

От неожиданности он на секунду замер, будто получив удар в поддых.

Странный, обреченно усталый взгляд, Марина не смогла бы точно сказать, какой реакции она ожидала, но определенно какой-то другой. Он не отреагировал, только передернул плечами и поднялся.

Серж вернулся с подписанным и проштампованным выписным листом, отдал Лексу, тот что-то буркнул по-английски. Марина надела плащ, взяла сумку, и они не торопясь покинули больницу. Тащить Лекса на себе больше не пришлось, он, несмотря на очевидную слабость, старался держаться отстраненно. Всю дорогу домой молчали, он прикидывался, что спит, Марина делала вид, что верит в это.

Войдя в квартиру, он против обыкновения не разулся у порога, а прямиком двинулся в спальню в куртке и уличных ботинках и, не включая свет, грохнулся с размаху на кровать. Марина лишь вздохнула. Правила жанра требовали прояснения ситуации и выяснения отношений. Что-то выяснять или доказывать у нее не было ни сил, ни желания. Она не спеша закрыла дверь, разделась, покормила крутившегося под ногами соскучившегося кота, приняла душ, переоделась, выпила чашечку ароматного чая и только после этого зашла к Лексу в спальню.

У порога в беспорядке валялись ботинки и куртка. Свет включать она не стала, наоборот, выключила в холле и на кухне и в полной темноте, на ощупь, добралась до кровати, споткнувшись о скомканный свитер. Лекс свернулся в комок почти на самом краешке и, казалось, спал. Марина отбросила покрывало с другой стороны кровати, осторожно, стараясь не задевать покалеченную руку, развернула его на спину, в ответ он только шумно вздохнул. Подумав, она всё-таки стащила с него брюки и, выдернув из-под него одеяло, накрыла им сверху.

– Ну, вот и отлично, – вздохнула она, устало уронив голову на подушку, почти моментально заснула, уткнувшись лбом в его плечо.

Под утро ее разбудил Богард, скатившийся во сне с верхнего края подушки ей на голову. Лекс обнимал ее загипсованной рукой, повернуться, не потревожив его, не было ни малейшей возможности. Марина стащила кота с подушки, тот недовольно фыркнул, повернулся к ней спиной и улегся ей под бок.

«Обложили со всех сторон», – усмехнулась она про себя.

В окно медленно вползал мутный рассвет, тихо шуршал дождь, глаза закрывались сами собой.

В следующий раз Марина проснулась от грохота. Она буквально подпрыгнула на кровати. Лекса в комнате не было, зато был кот, очевидно, только что перевернувший тяжелый крутящийся стул у компьютерного стола и теперь взиравший на него с высокомерием победителя. В дверях показался полураздетый Лекс – мокрые волосы торчали во все стороны, лицо в пене для бритья и почему-то опять в крови. Марина заметила в его левой руке бритвенный станок и внутренне расслабилась.

– Какое нежное пробуждение, – только и сказала она, откидываясь обратно на подушки.

– Напугалась? – Лекс поднял стул и погрозил коту бритвенным станком, тот угрозой не проникся, задрал хвост и удалился прочь.

– Ты порезался, – она потянулась и встала.

Лекс дотронулся до кровоточащей царапины торчащими из гипса кончиками указательного и среднего пальца.

– Надо электробритву найти, левая рука нерабочая. Она забрала у него станок, одновременно развернув крутящийся стул.

– Падай, – она слегка толкнула его в грудь, заставив сесть, – шрамов на тебе и так много, не вздумай ерепениться, – с этими словами она уперлась коленом в стул, придвинула его к стене, осторожно провела бритвой по его щеке.

– Как бы и не собирался ерепениться, – усмехнулся он, здоровой рукой обнимая ее за талию под своей же майкой, заменившей ей ночную одежду.

– Не отвлекай меня, – с притворной серьезностью отозвалась она, разворачивая его подбородок так, как ей было удобно.

В его глазах заплясали черти, взгляд вновь казался живым.

– Я дам тебе знать, когда ко мне можно будет приставать.

– Хм…

Она вновь бесцеремонно повернула его голову.

– Не «хм», а мера предосторожности, это тебе дело привычное, а для меня новый опыт, брить лицо совсем не то, что ноги, – закончив, она поцеловала его в губы.

Он слегка развернулся, и она немедленно оказалась сидящей у него на коленях.

– Можно приставать? – сдвинув брови, поинтересовался он.

Марина только кивнула в ответ.

До обеда они из кровати не вылезали. Как будто прошлого дня не было вовсе, она, наверное, не вспомнила бы о случившемся накануне инциденте, если бы Лекс сам об этом не заговорил.

– Извини за вчерашнее и спасибо, что не доказываешь мне, что я дурак.

– Ты разбил себе руку, тебе месяц ходить в гипсе, я тебя за что должна извинять? – усмехнулась Марина, проводя одним пальцем по повязке, под которой были наложены швы. – Болит?

– Она вся болит изнутри. Пройдет, всё проходит, и это пройдет. Ты знаешь стоматологов, хирургов, кого еще, так, на всякий случай?

– В этом городе я при желании могу найти кого угодно. Это мой город. В любых сферах, в любом районе, здесь как большая деревня, все где-то с кем-то когда-то работали, учились, женились, жили рядом…

– Поэтому ты живешь здесь, а не в Москве?

Марина пожала плечами.

– Наверное, и поэтому тоже. Я никогда не хотела жить в Москве. Я слишком ценю собственный комфорт, чтобы согласиться жить в коммуналке или с кем-то на ограниченном пространстве, а на свою квартиру в Москве мне за всю жизнь не накопить.

– Со мной жить можно?

– С тобой можно, – она развернулась и крепко обняла его, – ты меня не бесишь.

– И вчера?

– И вчера, – подумав, согласилась она, – ты напугал меня, но не взбесил. Кстати, мне нужно поехать забрать путевки на Мальдивы, я вчера была твоим секретарем.

– Сюрприза не получилось, – вздохнул Лекс ей в ухо. – Поедешь со мной? Скажи «да».

– Только если ты поедешь со мной сегодня к моим предкам. Это глобальный стратегический ход, предъявив тебя вменяемого почти сразу после того, как у некоего старого знакомого возникнет желание поделиться твоими вчерашними подвигами с ними, я сразу обеспечу тебе кредит доверия – мол, знакомый ошибся, а ты няшка.

– Еще раз, – помолчав, попросил Лекс, – я ничего не понял.

Марина нехотя рассказала ему о знакомстве Сергея с ее отцом и о вероятной перспективе того, что вчерашний инцидент станет известен ее родителям.

– Это издержки жизни в Самаре, на одном конце города пукнешь – на другом тебе предложат таблетки от газов в кишечнике, – заключила она в итоге. – И всё вроде бы мелочи и не стоит внимания, а только чтобы обеспечить неприкосновенность собственной частной жизни, время от времени нужно уметь не давать расползаться сплетням.

– Сложно всё как, – поморщился Лекс, – я вчера сильно невменяемым был?

– Ты не помнишь?

– Помню, но смутно, легче сказать, что не помню.

– Ты ничего такого экстраординарного не говорил и не делал, если не считать разбитой раковины, но по тебе очень заметно было, что ты не в себе. Ну, так как, собираемся?

– Ну… там холодно и сыро…

– На Мальдивах тепло и море…

– Уговорила, – хмыкнул Лекс, – идем.

День ушел на поездки, встречи, дежурные разговоры, решение мелких проблем: забрали путевки, съездили к родителям Марины. Серж даром времени не терял, видимо, прямо из больницы позвонил сказать, что «лично сделал всё возможное и наилучшим образом». Осталось загадкой, добавил ли он какие-либо дополнительные подробности или тактично промолчал. Во всяком случае, никакого негатива по отношению к Лексу не добавилось. Марина вскользь предупредила, что уедет недельки на две в теплые края. Отец буркнул что-то про то, как ему всегда не давали отпуск в силу ответственной работы, намекая на праздный образ жизни Лекса, мать рассказала пару жутких историй о несчастных случаях в Египте с туристами, на этом вопрос был исчерпан. Лекс был им непонятен, но острой неприязни к нему они не испытывали.

– Как же он так с рукой? – спросила мать Марину на кухне, пока они вдвоем резали овощи для ужина.

– Честно говоря, я не поняла, – пожала плечами Марина, ничуть не слукавив, – раковина вдребезги, упал, наверное, неудачно так.

На кухню пришел сам Лекс, и разговор прекратился сам собой. Отец предложил к ужину по «чуть-чуть». Лекс не любил водку, и если пил ее, то только в составе коктейлей, но отказываться не стал. Однако тот факт, что в водке он не разбирается, от отца не укрылся.

– Пиво не пьешь, водку не пьешь, что ты пьешь-то? – усмехнулся он, убирая в шкаф графин. – Коньяки и виски?

– В основном вино, но и вермуты, и нескольких марок ром, и коньяки некоторые, пиво исключительно редко, но тоже бывает…

– Это тебе с мужиками не посидеть, – засмеялся отец, – ну хотя бы не алкоголик закодированный, и то ладно. А то все эти, кто «я не пью», – все алкоголики, потому они и «не пью», что нельзя им, от одной рюмки дуреют.

– Я пью, но мне реально нельзя много, – усмехнулся Лекс, – у меня одна почка, второй уже десять лет нет.

Отец опешил:

– Ты извини, тогда я тебе не предлагаю ничего, сказал бы сразу.

– Фигня, всё мне можно по чуть-чуть.

Домой вернулись поздно. На автоответчике Марину ждал очередной неприятный сюрприз – сообщение от истерично рыдающей девицы, сообщавшей, что она ждет ребенка от Лекса, не знает, как это могло получиться, но это определенно его ребенок. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.

– Что, папаня, теперь женись, – вздохнула она, включая телевизор, – это та, с которой ты летом расстался?

– Не, это ее подружка, из-за которой я расстался, мы не были вместе, чтобы расставаться, просто…

Марина вопросительно посмотрела на него.

– Ты ее не предупредил, что ты неудачная кандидатура в папаши по залету?

Лекс упал рядом на диван.

–Я не распространяюсь на эту тему всем подряд, девушек может оскорбить, что, несмотря на эту мою особенность, я хочу обезопасить себя от всяких ЗППП. Тот случай не был исключением, ее беременность не стала бы вероятнее, даже не будь я стерилен, я слежу за здоровьем и предохраняюсь при случайных связях. Это у нас с тобой всё сложилось весьма нетипичным образом…

– Как ты теперь ей скажешь? – Марина привалилась к его плечу. Успокаивающее родное тепло.

– Так и скажу, наверное, чтобы делала ДНК-тест, идиота нашла, блин. Я похож на идиота, на которого вот так можно повесить отцовство?

Марина обернулась к нему, он казался по-детски обиженным.

– Как бы тебе помягче это сказать, ты очень… неместный… – улыбнулась она, – девушка вычитала в каком-нибудь журнале, что иностранные мужчины обычно радуются, узнавая, что они станут родителями, в отличие от россиянских залетных папаш. Вот и пожалуйста. По ее представлениям, ты богат и не станешь мелочиться, скрываясь от алиментов, или, быть может, ей просто нужны деньги, и она хочет, чтобы ты постарался откупиться от проблемы. Это даже более вероятно, она может быть совсем не беременная.

– Тупо всё это, – фыркнул Лекс, – противно.

– Я сама ей завтра позвоню, потроллю слегка, ты не против?

Он поцеловал ее в макушку.

– Да по фигу, как хочешь, проще всего сказать ей всё как есть, чтобы не питала иллюзий.

– А какая она? – вдруг спросила Марина. – Она тебе хоть немного нравилась?

Лекс какое-то время молчал, прижавшись щекой к ее виску, думая о чем-то своем. Марина не стала бы повторять вопрос, но он всё-таки ответил:

– Она да, наверное, нравилась, чисто внешне, мы недолго были знакомы, я, к своему стыду, не помню, как ее зовут, Аля или Вика.

– Тогда я вчера с ней уже перемолвилась парой фраз, она тебе звонила, я как прилежный автоответчик предложила оставить сообщение, но она повесила трубку. Какая она внешне?

– Обычная, – усмехнулся Лекс, – волосы длинные рыжие, высокая, бюст такой…

Марина засмеялась.

– Ну, в смысле хороший такой бюст, – и несколько скомканно закончил: – Неприятная и некрасивая история, если уж так – клуб, чей-то непонятный день рождения, чиллаут, скандал, потом она ругается с подругой, приезжает ко мне, все дела, мы расстаемся утром, приходит девушка моя – ее же подруга, опять скандал, я не люблю скандалы, пришлось взять тайм-аут, я выставил вон обеих, потом через две недели мы расстались без дальнейших выяснений.

– Романтика, – картинно вздохнула Марина, – а у той, с которой ты расстался, у нее тоже хороший бюст?

– Третий-четвертый, – хохотнул он в ответ. – Я думаю, с ней я был не прав конкретно, она хотела и ждала от меня совсем другого, чем я мог ей предложить. Я должен был заметить это раньше и не тянуть четыре месяца.

– А что я от тебя жду, ты знаешь?

Он вновь замолчал, задумавшись, Марине его ответ был безразличен, она задала этот вопрос себе. Просто вслух. Просто вырвалось. Просто ответа она не знала сама.

– Я не знаю, чего ты ждешь, – эхом ее мыслей отозвался Лекс, – и если честно, я не хочу это знать, не говори.

– Не скажу, – заверила его Марина.

А наутро выпал снег. Белые хлопья за несколько часов укрыли грязь и раздолбанный асфальт, укутали ветви деревьев чудесными кружевами, спрятали всю торчащую из старых аварийных дворов центральных улиц неустроенность.

Марина шла от подруги, с которой договорились встретиться больше недели назад, окрыленная. Лекс уехал по делам, перед праздником примирения настроение у трудящихся было нерабочим. Тем более пятница, тем более так красиво стало вокруг. Хотелось думать только о приятном. Однако позвонила Галина Петровна сообщить, что приходила некая Алина, хотела поговорить с Лексом, просила дать ей возможность подождать его в квартире, но получив отказ, сказала, что намерена ждать его у дома. Марина в это время как раз заходила во двор.

У въезда в подземный гараж стояла высокая рыжеволосая девушка в короткой дубленке и не по погоде короткой юбке.

– Да, спасибо, я скоро приду, – вздохнула Марина, отключая связь.

– Ну и чего ты тут трешься, яичники не болят с чужими мужиками спать? – нарочито громко осведомилась она, невзирая, что рядом проходили незнакомые женщины.

Одна обернулась. Алина тоже обернулась и явно растерялась.

– Это вы мне?

– А кому еще? Кто еще спит с чужими мужчинами, а потом пытается неизвестно где нагулянный приплод пристроить?!

Уже дойдя до арки въезда в гараж, тетки остановились, сделав вид, что что-то ищут в снегу.

– Да как ты разговариваешь? Да кто ты такая вообще, чтобы так со мной разговаривать?! – оправившись от неожиданности, Алина решила пойти в наступление. Однако стало понятно, что прямой базарный стиль общения не ее конек. На щеках заалели алые пятна нервного румянца.

– Кто я такая, тебя не касается! А вот кто ты такая, если думаешь, что без генетической экспертизы кто-то поверит в твои сказки?! Самая умная?! – голос Марины резал слух ей самой. Она умела напускать в интонации властные жесткие ноты, при этом у нее менялось даже дыхание, все повышенные интонации уходили в глубину, голос становился глубже и жестче.

– А будет экспертиза, учти – я прослежу, чтобы ребенка у тебя отобрали, потому что такая потаскуха не может быть хорошей матерью! Ты, небось, и пьешь, как последняя алкашка, раз не помнишь, с кем еще трахалась?!

– Да как ты! Да кто ты! Малолетка! – от бешенства и бессилия Алина не могла толком ничего выговорить.

Марина смотрела на нее в упор. Своего взгляда она видеть не могла, но прекрасно представляла, что именно он удерживает Алину от рвущегося наружу желания кинуться на нее с кулаками. Холодный, злой, немигающий взгляд.

– Пошла вон отсюда. Это не его ребенок, и если не хочешь, чтобы я нашла всех твоих половых партнеров и познакомила их друг с другом, а тебя с их женами и подругами, коллегами и просто всеми любопытными, – никогда даже не икай в его сторону! Разговор окончен, – Марина резко развернулась и, пока Алина не опомнилась, быстро зашагала к подъезду. О спину ей разбился поток бессвязного мата.

Только оказавшись в лифте, Марина перевела дыхание, внутри медленно слабела натянутая до предела пружина. Она прикрыла глаза в надежде избавиться от мелькающих красных мух. Умиротворение и хорошее настроение улетучились. Как жаль. Она не любила такого рода скандалов и всячески старалась обходиться другими средствами, однако в подобной ситуации скандал ей казался самым быстрым и надежным способом решения проблемы. Алина очевидно молода и полна веры в стандартные житейские алгоритмы поведения. Ей был представлен один из таких.

Весь негатив вылился в публикацию о том, насколько нецелесообразно полагаться на опыт прошлых поколений в выборе модели поведения в отношениях и в собственной семье. Отправив редактору одного из журналов свой очерк, Марина окончательно успокоилась.

Незаметно стемнело, Марина нашла на полке с DVD-дисками фильмы о Гарри Поттере. Она знала их практически наизусть. Лекс пришел, когда она досматривала второй фильм. Не раздеваясь, он плюхнулся на диван в гостиной, откинулся на спинку.

– Я всё сделал, можно уезжать.

Марина приземлилась рядом.

– И когда?

– Когда скажешь, на Мальдивы полетим через Москву, проштампуем тебе визу, там есть формальности – надо фоткаться в посольстве и сканировать пальцы и всё в таком духе, а потом…

Марина тяжело вздохнула.

– Ты не передумал?

– Мне трудно здесь, я мечтал уехать последние пятнадцать лет, за исключением тех лет, когда учился в другой стране.

Она могла его понять. Она сама мечтала о том же примерно столько же. А теперь, когда практически иррациональное желание, сокровенное, казавшееся всегда невыполнимым, обрело перспективу сбыться, она испугалась. Всё так зыбко, так внезапно. Отказаться от такого подарка судьбы она не могла, поверить в лучшее и ринуться в омут с головой тоже.

– Ладно, сделаем визу, мы же вернемся потом сюда после Мальдив?

– Как скажешь, – снова пожал плечами Лекс, – кота я на Мальдивы брать не хотел, побудет тут с Галиной Петровной, потом надо будет еще машину продать, съездить в Лондон, узнать, что с домом, на сколько там ремонт, всё это мелочи.

– Вот и хорошо, будет время привыкнуть к этой мысли, – кивнула Марина, – мне надо привыкнуть.

Она помогла ему снять рукав пальто с загипсованной руки.

– Я сегодня видел Алину, узнал о себе много лестного. Она сказала, что успела пообщаться с тобой, – нести пальто в шкаф было лень, здоровой рукой Лекс забросил его на спинку дивана.

– Всё-таки дозвонилась до тебя?

– Она целый день трезвонила, я ей перезвонил в итоге. Вот полчаса, как с ней всё мы выяснили, не ожидал я от нее такого идиотизма.

– Знаешь ли, она не производит впечатление обладательницы ума и сообразительности, – ухмыльнулась Марина, проводя пальцами по его волосам на виске, – рассказал ей свой стратегический секрет?

– Пришлось. Она выскочила из кафешки как ужаленная. Я, оказывается, подлая скотина, что не сказал ей об этом сразу, заставил, видите ли, унижаться и выглядеть дурой.

– Она даже не усомнилась?

– Нет, я сомневаюсь, что она беременна, вполне возможно, это какой-то хитрый план моей бывшей заставить меня пересмотреть свой образ жизни.

– Почему ты так думаешь? – Марина удобно устроилась у него на коленях, накрыв сверху пледом и себя, и его.

– Во-первых, они общаются, я знаю это точно, а во-вторых, она сказала «ты робот с программой на самоуничтожение» – это не ее фраза, я это слышал от Ольги, много раз слышал.

– Ну, все мы… – Марина крепче обняла его, уткнувшись в его плечо, – немножечко лошади. С тобой тепло, значит, ты не робот.

И не хотелось включать свет, не хотелось ни двигаться, ни говорить, тихо бормотал телевизор, за окном густели ранние осенние сумерки, урчал прикорнувший рядом кот – всё так, как должно быть – ясно, спокойно и тепло…

* * *

Перед поездкой на Мальдивские острова Марина решилась на тяжелый эмоциональный разговор с родителями. Ее отъезд за границу на полгода, а при удачном стечении обстоятельств и дольше, они не могли принять легко и сразу. Ее желание жить в другой стране никогда не находило у них отклика, впервые она заговорила об этом после университета, но тогда это казалось нереальным и большого значения они тому не придали. Они не поняли тогда «почему». Они не понимали никогда, что ее так не устраивает и почему она не может как все дети их знакомых – найти достойного человека и быть довольной, ведь ни жилищные, ни острые материальные проблемы ей не грозили. Никогда она не пыталась этого объяснить, но она не могла просто взять и уехать внезапно и вдруг. Так что пришлось объяснять, долго и подробно. Утром отец объявил матери, что и он, и она немедленно записываются на курсы английского, чтобы «могли ездить туда-сюда», у Марины вырвался невольный вздох облегчения. Если даже они не поняли «почему», они поняли, насколько это важно для нее.

Положа руку на сердце, родители были единственными по-настоящему важными людьми в ее жизни. Теперь у нее был еще Лекс, но пока она боялась откровенно и вслух себе в этом признаться.

За пару дней до отъезда Лекс снова скатился в суровую хандру. Марина варила кофе и читала вслух сказки собственного сочинения. Вопреки ожиданиям, он слушал с живейшим интересом, эмоциональный ступор отступал, депрессия отползала в темные углы и тихо дожидалась очередной бессонной, беспокойной ночи.

– На самом деле это классно, – признался Лекс, когда Марина перевернула последнюю страницу своего эпохального труда, – я, конечно, не специалист, но это классно.

Как же всё-таки приятно такое слышать. Тщеславие автора замурлыкало и заурчало глубоко внутри.

Значит, всё не зря, значит, кому-то всё-таки это нужно, с новой силой вспыхнул давно потухший огонек надежды на лучшее и веры в собственные силы.

В тот вечер Марина вдруг подумала, что неплохо было бы закончить более пяти лет назад начатый роман. Тогда она бросила его писать на середине. Не потому, что разочаровалась в сюжете или главной теме, просто пропал смысл, просто вдруг стало сложно писать «в стол» и бороться с ощущением, что на всем белом свете только ей одной нужны ее сказки.

Как и предполагал Лекс, с британской визой не возникло никаких проблем. Полчаса в посольстве – и заветный штамп стоит в паспорте. До рейса «Москва – Мале» оставалось более двенадцати часов. Лекс и Марина решили прогуляться по Москве.

Погода выдалась непрогулочная – пасмурная, хмурая и на удивление холодная. Заледеневший простуженный город искрился миллионами огней. Суета, хмурые лица, аляпистые рекламные растяжки – роскошная витрина бессмысленного стремления за бессмысленными достижениями: работа, успех, статус, символы успеха и статуса – дорогие вещи, правила писаные и неписаные, но всегда надуманные.

– Гулять приятно, но жить я бы тут не смогла, – выдала вдруг Марина, глубже засовывая руки в карманы меховой куртки.

– Я тут жил, – усмехнулся Лекс, – три года, потом родители решили уберечь меня от тлетворного влияния столичных соблазнов и выслали в провинцию. Вон мой дом.

Марина посмотрела в указанном направлении. Красивый дом, самый центр Москвы, престижный район Смоленской набережной. Сложно, наверное, переехать подростку отсюда в скучную и мало благоустроенную провинцию.

– И как тут жилось?

Лекс пожал плечами.

– Летом, после дня на воздухе, черные сопли, правда, есть плюс – в метро давки – довольно редкое явление в этом районе, а так я жил тут недолго, я плохо помню.

– «Черные сопли» – это фигурально?

– Нет, вполне реально – от пыли. Здесь в воздухе жуткое количество всякой дряни, не самый экологически чистый район.

– Ужас, – фыркнула Марина, взяв его под руку, – расскажи еще что-нибудь. Каким был Лекс в 15-18 лет?

– Жутким стервом.

Ледяной ветер обжигал лицо, пробирал до костей. Холодный город. Москва всегда ей казалась холодной и пустой. Сейчас же символичный опустошающий холод вырвался за пределы представлений в осязаемый реальный мир.