Текст книги "Туманное утро"

Мы курили на заднем дворе кафе. Вокруг не было ни души, только мы вдвоем и тихая тусклая ночь. Тишина, воцарившаяся кругом, умиротворяла. В такие моменты наиболее остро хочется чувствовать, что живешь. Хочется говорить до утра и любить так, как никогда в жизни.

Подул прохладный ветерок. По телу пробежала дрожь, и я инстинктивно съежилась. Егор подсел ближе и покрутил в руках бокал, на дне которого еще осталось немного скотча. Он выпил залпом остаток и взял из моей руки сигарету. Затянувшись, он произнес:

– Это не странно. Если что-то происходит с нами, значит так нужно. Егор серьезно посмотрел на меня, и здесь, в темноте двора, под тусклым светом фонаря, я поняла насколько он прав.

– Обними меня, – прошептала я и положила голову ему на плечо. Мне не нужно было просить дважды, он и сам ждал момента, когда сможет это сделать.

Ранним утром, когда лучи солнца только начали неспешно пробиваться сквозь туман из-за горизонта, а небо окрасилось в горько-сладкий цвет, я садилась в такси. Егор придерживал дверь машины и мягко улыбался.

– Заезжай еще, – напоследок произнес он. Я утвердительно кивнула, и перед тем, как он закрыл дверь, добавила:

– Кстати, у меня нет аллергии на корицу, просто я ее не терплю.

Глава 2
Обретая смысл

Ранее утро. Тусклое солнце осторожно пробиралось сквозь горизонт, утопая в редких металлических облаках и отбрасывая абрикосовый свет на крыши домов. Марта уже убежала на работу. Я же, недавно вернувшись домой, никак не могла уснуть. Укутавшись в плед, поджав под себя ноги, я сидела на балконе в кресле, прокручивая в голове воспоминания сегодняшней ночи. Легкий ветер, залетающий в открытое окно, подхватывал перламутровый дым и уносил за собой, растворяя в утреннем свете.

Взяв в руки телефон, я долгое время смотрела на черный экран, как будто собираясь с силами, чтобы разблокировать его. «Бывает так, что среди тысячи друзей, нужную поддержку окажет тот, кого даже не знаешь»: заключила я, снова подумав о Егоре. Через некоторое время усталость взяла верх, и я крепко уснула.

Когда я открыла глаза, на часах было около шести. Марты по-прежнему не было дома. Я позвонила несколько раз, прежде чем она взяла трубку.

– Привет, ты где? – взволновано спросила я.

– Все в порядке, я сегодня задержусь, – торопливо ответила подруга, желая быстрее распрощаться со мной.

– Марта, милая, сегодня же выходной, – я засмеялась, – тебе хоть доплачивают?

– Я же сказала, все хорошо, – с нескрываемым раздражением ответила Марта, – перезвоню.

Она положила трубку.

За окном начало смеркаться. По небу ползли фиолетовые облака. Я слонялась из комнаты в комнату, после неудачных попыток занять себя чем-нибудь полезным. Чем темнее становилось на улице, тем холоднее у меня внутри. Когда оставаться наедине с собой стало невыносимо, я вызвала такси и направилась в Café. Срывался мелкий дождь, дороги и тротуары стали антрацитовыми. Прохожие толпились под козырьками парадных и ресторанов, некоторые спешили по своим делам. Крошечные острые капли дождя подсвечивали тусклые фонари. Все вокруг было оживленным и одновременно безучастным, я почувствовала себя лишней в этой рыже-коричневой карусели из листьев, дождя и людей.

Сегодня в Cafe было совсем немного людей. Осмотревшись по сторонам, я заняла тот же столик, что и вчера. Здесь, в приглушенном свете огромных тканевых ламп, все кафе находилось, как на ладони, в то время как я могла оставаться незамеченной длительное время. Егор находился в глубине барной стойки. Увлеченно беседуя с коллегой, наверное, он меня и не заметил. Я вышла на улицу.

Я стояла недалеко от входа, под скругленным бордовым козырьком. Ветер закидывал крупные дождевые капли, они падали на лицо, по шее стекая к вороту пуловера. Подтянув за лацканы пальто повыше, я прикурила и посмотрела на противоположную сторону дороги. Деревья разбросали гранатовые листья на угольный тротуар из брусчатки. Под дождем листья приклеились к дороге, и лишь случайный прохожий, торопясь по своим делам, уносил некоторые из них на подошве ботинок. Еще какое-то время я наблюдала за людьми и тем, как в спешке, они упускали прекрасные мгновения осени, затем вернулась в кафе. Когда ко мне подошел официант – не Егор, я порядком расстроилась. Сделав заказ, я еще раз внимательно присмотрелась к стойке, но там никого не было. Никого, кто был нужен. Мне стало мучительно одиноко среди больших пустых окон и маленьких увлеченных людей, снующих по мокрым тротуарам под разноцветными зонтами.

Когда я снова вышла на воздух, к тому времени дождь понемногу стих и сквозь серо-фиолетовые тучи начало проглядывать глубокое темно-синее небо. Машины проносились мимо, исчезая в сыром вечернем воздухе. Где-то играла музыка. Я стояла на улице, рядом с Café, выдыхая дым, пытаясь совладать с накатившей грустью. Напротив припарковалась машина, из нее вышел мужчина лет тридцати пяти на вид, затем девушка. Он раскрыл зонт, придерживая спутницу за локоть, пока та переступала лужу. Когда они подошли ближе, я случайно подслушала их диалог:

– Здесь готовят вкусный кофе, – говорил мужчина.

– Я бы сейчас выпила огромную чашку капучино с корицей, – ответила девушка.

– Не могу разделить твой восторг, – он открыл дверь, пропуская спутницу вперед, и кинул на меня короткий взгляд. Затем продолжил:

– Не люблю корицу.

Провожая пару взглядом, я мягко улыбнулась. Лицо мужчины показалось мне знакомым. Наконец, подъехало такси. Я села в машину, с тоской посмотрев в сторону молодых людей, расположившихся у окна, за столиком, где только что я множила грусть.

Дорога тянулась бесконечно долго, город стоял в пробках и водитель, видимо порядком уставший, нервно стучал пальцами по рулю. Откинувшись на спинку заднего сидения, слегка запрокинув голову, я наблюдала за тянущимися мимо домами и подмечала красоту вечернего Петербурга. Настроение было бесконечно лирическим, хотелось ехать как можно дольше, смотреть из окна и ждать, когда, наконец, печаль достигнет своего апогея и освободит меня, чтобы я смогла свободно дышать.

Подъехав к подъезду, я обнаружила, что в нашей квартире зажжен свет. Я присела на скамью у входа и посмотрела на фиолетово-синее небо. Кое-где еще толпились маленькие черные облака. Они медленно уплывали из виду, оставляя пустой небосвод.

Пройдя по коридору, я обнаружила Марту в спальне с бокалом в руках в тишине на не застеленной кровати.

– Ты была не одна? – озадаченно спросила я.

– Одна.

– Ты заболела?

– Нет, – неохотно отвечала Марта, глядя куда-то мимо меня.

– Давно пришла? – продолжала я.

– Недавно.

Марта была явно нерасположена к диалогу. Я вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Пройдя через свою спальню на балкон, я открыла окно и вдохнула полной грудью холодный воздух. Машины уносились вдаль, разбрасывая свет в маленьких частицах влажного воздуха. Через некоторое время Марта вышла ко мне, обронив полный недоверия взгляд, сохраняя ледяное молчание. Она подкурила, и маленький огонек зажигалки на секунду осветил ее печальные глаза.

– Не люблю осень, – начала она, – холодно, сыро и грустно. Марта стояла вполоборота от меня, облокотившись об откос. Ветер, залетающий в открытое окно, мягко подхватывал ее волосы и снова опускал на плечи.

– Поверь мне, дело не в осени, – тяжело выдохнула я.

– Ты этого не можешь знать, – с раздражением ответила Марта. Я промолчала, лишь устало покачав головой. Как часто мы переоцениваем свои страдания, при этом недооценивая страдания других.

– Иногда мне кажется, что я знаю все о грусти и одиночестве, – еле слышно произнесла я. Она ответила мне непонимающим взглядом. – Не бери в голову.

– Это больно?

– Что именно? – переспросила я и присела в кресло, наблюдая за подругой теперь уже со спины. В воздухе повисло напряженное молчание, словно нам обеим хотелось быть услышанными, избежав при этом долгих объяснений.

– Прощаться, – пояснила она после долгой паузы.

– Больно прощаться не с человеком, а с ожиданиями на его счет, – заключила я.

Ночью, лежа в постели, я еще долгое время всматривалась в ночное небо. Серебристая луна разбрасывала тусклый свет по комнате, когда тучи, проплывающие мимо, открывали ее. «Это очень больно»: думала я, чувствуя, как тихие холодные капли стекают на руку.

Проснувшись от шума, сонная, я побрела на кухню, где обнаружила Марту.

– Сегодня же понедельник, почему ты не на работе? – удивилась я, присаживаясь на стул.

– Я решила взять отгул, – защебетала Марта, поворачиваясь ко мне в фартуке и с кухонной лопаткой в руках. Она выглядела счастливой и отдохнувшей, точно еще вчера не было полного грусти взгляда и смиренного отчаяния. Заметив, что я за ней наблюдаю, Марта одарила меня мягкой улыбкой и, жестом указав немного подождать, поставила рядом чашку ароматного горячего кофе.

– Я пеку блины, – просияла подруга и добавила, – в первый раз. Передо мной появилась тарелка с блинами. В предвкушении вкусного завтрака я потерла ладони и вдохнула аромат.

– Выглядит потрясающе, – произнесла я. Довольная собой, Марта одобрительно кивнула и, закончив возиться на кухне, поспешила в душ.

После завтрака, отказавшись от прогулки по городу, когда Марта ушла, я принялась изучать вакансии. Мне повезло договориться о нескольких интервью.

Наступил день собеседования. Пасмурное утро грустно томилось над городом. С неба срывался мелкий дождь. Дороги и тротуары, устланные опавшей бурой листвой, скользили под ногами. Добравшись до места, я остановилась напротив здания и обвела его оценивающим взглядом. Наконец, собравшись с мыслями, я сделала глубокий вдох, перешла дорогу и зашла внутрь.

В приемной офиса было довольно просторно и многолюдно. Я оценила себя с головы до ног в узком зеркале при входе и, убедившись, что все в порядке, подошла к винтажной деревянной стойке. Телефоны звонили каждые две минуты. Две девушки неустанно отвечали на звонки и делали заметки. Когда я подошла ближе и сообщила о цели визита, мне рукой указали в сторону зоны ожидания, где к тому времени собралось немало людей. Я послушно кивнула и, ища глазами свободное место, направилась туда.

Панорамные окна здания, расположенные в зоне ожидания, выходили на оживленную улицу. Тусклый свет мягко струился, растекаясь по белому глянцевому полу. Я присела на край сине-серого небольшого дивана неподалеку от окна и окинула взглядом присутствующих. Напротив меня, на невысоком сиреневом пуфе расположился парень лет двадцати пяти, он понимающе улыбнулся, затем отвел взгляд в сторону; немного поодаль, сидела девушка, скрестив пальцы с красным маникюром, обхватив хрупкую коленку, она беспокойно покачивала ножкой в черной лаковой туфельке; рядом расположилась тучная женщина, которая скучающе смотрела по сторонам и, кажется, ни она, ни кто-либо из присутствующих не понимали, что она здесь делает. Я кротко улыбнулась и поймала на себе неодобрительный взгляд девушки с карминово-красным маникюром. Наконец, прозвучала моя фамилия, и я поспешила за ассистентом, стремительно удаляющимся от меня.

Передо мной вышел претендент с измученным лицом, что-то бормоча под нос. Я посмотрела ему вслед и, глубоко вдохнув, зашла в кабинет.

– Добрый день, – отчеканила я. За скругленным белым столом сидела молодая женщина лет тридцати пяти на вид, может немного старше. Лицо ее было осунувшимся и сосредоточенным, с маленькими морщинками в уголках глаз. Она говорила по телефону, хмуря брови, от чего между ними появлялась неглубокая бороздка. Я стояла в дверях, не решаясь пройти, переминаясь с ноги на ногу.

– Здравствуйте, Эмма Вернер, – я подошла ближе и протянула руку, когда девушка отложила телефон. Она подняла на меня строгий взгляд и жестом пригласила присесть. Я расположилась напротив, положив одну ногу на другую, и скрестила пальцы, мягко опустив их на колено.

«Анна Каган»: прозвучало в ответ. Доли секунд мы смотрели друг на друга в упор. Анна уставшим скучающим взглядом, я – полным смирения и желания заполучить эту работу. Наконец, диалог перешел к стадии интервью. Телефон звонил каждые пять минут, всякий раз перед тем, как ответить, Анна бросала в его сторону раздраженный взгляд, указывая мне жестом подождать. Я безропотно ждала, потом вновь отвечала на вопросы и снова ждала. «Начинаю понимать, почему предыдущий претендент вышел отсюда с таким лицом»: думала я, когда Анна в очередной раз отвечала на звонок.

– Эмма, – прервал мои размышления строгий голос интервьюера. – Если любите помечтать, это не к нам. Я судорожно замотала головой. Мне стало жаль эту молодую женщину, устало склонившую голову над бумагами, вынужденную к тому же заниматься не своей работой.

– Вы будете под руководством Яна Майера, – произнесла Анна. – Я временно исполняю его обязанности. Ему нужен не просто сотрудник, а полноценная замена, когда он в командировках.

Снова зазвонил телефон, и Анна махнула рукой в сторону двери. Я недоумевающе посмотрела на нее, но она уже не обращала на меня внимание. «И что это значит?»: подумала я, стоя по другую сторону двери, под пристальным наблюдением следующего претендента.

Пройдя мимо стойки, где по-прежнему неустанно звонили телефоны, я спустилась по белым ступенькам, посеревшим в середине от слякоти и листвы, и вышла наружу. Подул легкий ветерок, потянув за собой края клетчатого палантина.

– Девушка! – послышался звонкий голос. Я обернулась. В дверях стояла молоденькая девушка. Ее глаза блестели, а на лице сияла назидательная улыбка.

– В понедельник, – произнесла она, когда я подошла чуть ближе. – К девяти. Я улыбнулась и кивнула в ответ.

Девушка скрылась из виду, а я еще какое-то время стояла недалеко от входа, испытывая радость от того, что моя жизнь начала обретать смысл.

Глава 3
Он. Она. Я

– Сегодня потрясающая погода, – произнесла Марта. Я одобрительно кивала головой, смотря на раскрывающийся перед нашим взором Петербург с высоты десятого этажа. Я расположилась в яйцевидном кресле цвета бисквита около высокой лампы на глянцевой белой ножке. Марта сидела напротив, задумчиво листая меню. Солнце почти скрылось за горизонтом, утопая в кварцевых многоэтажках и разбрасывая последние лучи, от чего здания приобретали теплый оттенок апельсиновой кожуры.

Последние несколько дней мы почти не общались, поэтому сейчас, даже случайное замечание о погоде отзывалось во мне теплой приветливой волной из дружелюбия и сочувствия, неизвестно почему.

– Он оказался женат, – вдруг произнесла Марта, закрывая меню и посмотрев на меня так, точно ждала пощечины. Я перевела взгляд от окна на подругу, на минуту задержавшись на ее руках, которые, казалось, Марта не знала куда деть, затем снова отвернулась к окну. – Я догадывалась, что у него кто-то есть, но не думала, что жена, – добавила Марта.

Я недоверчиво посмотрела на подругу:

– Ты или потрясающе наивна, или восхитительно глупа. Марта округлила глаза, от чего ее лицо приобрело детское выражение. Она теребила краешек салфетки, обидчиво поджимая нижнюю губу.

– Я люблю его, – еле слышно протянула Марта и подняла на меня большие стеклянные глаза.

– А он что? – устало, выдохнула я. Марта ничего не ответила, лишь покачала головой так, словно вела внутренний диалог, в котором очевидно проигрывала.

Принесли еду. За нашим столиком воцарилось молчание. Вечер опустился на город, буднично зажигая свет в домах и на улицах, совсем не подозревая, что он – главный страх большинства из тех, у кого разбито сердце. «– Не люблю вечер», – произнесла я, чувствуя, как третий бокал Пино Нуар развязывает мне язык. Марта удивленно посмотрела на меня.

– Как-то по-особенному остро ощущается одиночество, – добавила я, облокачиваясь на спинку кресла.

– Ты не одна, – осторожно возразила Марта, покачав головой. Я улыбнулась в ответ, не решаясь что-либо добавить. За окном совсем стемнело. Внутри зажгли крупные белые лампы, стоящие у каждого столика, от чего наши отражения, искаженные и тусклые, проявились в окне. Строгим взглядом я смотрела на себя, порицая внутри за излишнюю худобу и пустой блуждающий взгляд, такой несвойственный девушкам моего возраста. «Мы все несчастны, но каждый по-своему»: подумала я, делая глоток вина и множа внутри себя какую-то странную и пугающую скорбь.

– Что ты делала все эти дни? – спросила Марта, отвлекаясь от тягостных мыслей и поддаваясь своему обычному жизнелюбию.

– Гуляла, – отрешенно протянула я, а затем осторожно добавила, – познакомилась с официантом в Cafe. При этих словах на моем лице появилась еле заметная улыбка, которую Марта не упустила из вида.

– С кем? – переспросила Марта, игриво улыбаясь.

– Знаешь, мне уже давно не было так спокойно и хорошо рядом с человеком. С ним я чувствовала себя как будто лучше. По правде сказать, большее, что может сделать один человек для другого, так это позволить ему быть лучше, чем тот есть на самом деле.

– Ты что же в него влюбилась? – воскликнула подруга, настолько серьезно, насколько это было возможно. Я посмотрела Марте в глаза и замотала головой, слишком нарочито для правды. Она сощурила глаза, как бы подозревая меня.

– Нет, – ответила я, водя пальцем по кромке бокала. – За это тоже ему спасибо.

Вернувшись домой около двенадцати, мы разошлись по своим комнатам. Каждой из нас было о чем подумать, и мы более не хотели лишать друг друга этого права. Марта даже не догадывалась о том, насколько ее подозрения лишены всякого смысла. «Смогу ли я еще когда-нибудь полюбить?»: думала я перед сном и не находила утвердительного ответа.

«Доброе утро, туманный город»: произнесла я про себя, стоя на балконе у отрытого окна и наблюдая, как светло-серебристый дым растворяется в холодном воздухе. Ветки деревьев мягко покачивались на ветру, роняя багровые листья на тротуар. Марта вышла ко мне. Она мягко улыбнулась и подкурила, устремляя взор куда-то далеко. Намного дальше, чем может видеть человеческий взгляд.

– Должно быть, ты приняла правильное решение? – поинтересовалась я. Марта развернулась ко мне. Ее глаза блестели, а лицо озаряла довольная гримаса.

– Я буду бороться, – воодушевленно воскликнула Марта. Я удивленно уставилась на подругу, непонимающе нахмурив брови. Она ответила виноватой улыбкой и скрылась в комнате. Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями, и я последовала за ней.

Марта находилась в своей спальне, если точнее в шкафу в своей спальне. Одну за другой она доставала вешалки с платьями, аккуратно раскладывая их на кровати, подолгу рассматривая каждое.

– Прости, ты будешь что? – произнесла я, не скрывая удивления. Марта снисходительно посмотрела на меня и улыбнулась.

– Буду бороться, – повторила она, искренне не разделяя мое негодование. – Я поняла, что нужно бороться за свою любовь. Она застыла с платьем в руках, бережно прижимая его к себе, будто мать прижимала к груди дитя.

– А что же делать с его маленьким недостатком? – саркастично заметила я, усаживаясь на край кровати, опрометчиво оставленный пустым.

– Ты про жену? – Марта состроила удивленное личико. – Что-нибудь придумается, – она беззаботно махнула рукой, и я поняла, что самое время отступить. Жизнь сама расставит все по своим местам. «В конце концов, в любовном треугольнике самое главное – не оказаться тупым углом»: подумала я и вышла из комнаты, оставляя подругу в блаженном неведении.

День сегодня обещал быть томительно долгим. Оставаться наедине с собой мне не очень-то хотелось, а вдвоем с воодушевленной, даже более чем обычно, Мартой тем более.

– Я пойду, прогуляюсь, – произнесла я, заглядывая в комнату к Марте. Она сидела на полу, разглядывая и расставляя туфли. Марта подняла на меня озадаченный взгляд, застыв с изумрудными лодочками в руках.

– Если ты подождешь, можем пойти вместе, – произнесла Марта. Я покачала головой:

– Думаю, тебе есть чем заняться.

Марта одобрительно закивала, снова погружаясь и утопая в мире хорошей одежды и плохой любви.

– Вечером не жди меня, – крикнула она мне вслед. Я тяжело выдохнула и принялась собираться.

Гуляя по Вознесенскому проспекту, я наблюдала за людьми и думала об одиночестве. Мне казалось, что пустота, образовавшаяся во мне, разрастается подобно сорняку и более не поддается контролю. Словно каждая клеточка организма отказывается подчиняться мне, поддаваясь и замирая в объятиях жестокой реальности, в которую я сама же нас бросила. Чувство вины подступило к горлу удушающей оскоминой. Я почувствовала себя беспомощной и уставшей.

Колючий ветер тащил по тротуару гнилые листья. Они, послушно подчиняясь его воле, перекатывались тонкими полупрозрачными краями, цепляясь за влажную дорогу, и замирали до следующей волны. Мне стало холодно, и я зашла в первый попавшийся ресторан, встретившийся на моем пути.

Большие ниспадающие вниз люстры разбрасывали свет на белые круглые столики, окрашивая в теплые тона мягкие спинки коричневых кресел из грубой кожи, закрепленной на деревянных спинках большими кольцевыми кнопками. Из широких во всю стену окон струился мягкий свет еще только-только наступающего вечера. Я присела за маленький круглый столик у окна.

Сделав заказ, я вышла на улицу. На веранде, рядом с рестораном можно было покурить. Я присела в плетеное кресло цвета горького шоколада, натягивая чуть выше шарф, и посмотрела вокруг. Рядом стоял небольшой стол с каменной лакированной столешницей на тонкой черной ножке, какие были у старых швейных машин. На столике не было ничего, кроме прозрачной пепельницы с незамысловатой надписью «Счастье». Мимо торопились прохожие, некоторые из них поднимали головы, чтобы прочитать название ресторана. Некоторые обращали внимание и на меня, словно я была забытым манекеном в этой холодной прямоугольной прозрачной коробке.

Собираясь вернуться, я вышла из веранды и задержалась на ступеньках, еще раз окинув взглядом улицу. Солнце неспешно утопало в персиковом горизонте, отбрасывая розовато-золотистые лучи на редкие, устало плывущие, облака, которые, казалось, вот-вот будут разрезаны шпилем купола Исаакиевского собора. Влажный тротуар вокруг отражал розоватый свет, будто кто-то невидимый разлил по нему гренадин. Я стояла у входа в ресторан, восхищаясь слиянием произведений природы и человека. Внезапно дверь ресторана широко распахнулась и оттолкнула меня назад, на оживленный тротуар, прямо в объятия пожилого мужчины, который еле удержав меня, чуть не упал сам. Потирая ушибленный локоть, я извинялась перед мужчиной, когда заметила Егора, который в свою очередь извинялся передо мной. Удивленный он повторял «Простите, пожалуйста» до тех пор, пока не узнал меня. Пожилой мужчина удалился, а мы стояли друг напротив друга, улыбаясь и не решаясь заговорить.

– Рад тебя видеть, – произнес Егор и смущенно потер затылок. Мы немного отошли от входа в ресторан и растерянно замерли на месте. – Почему ты не приходила?

– Не знаю, – после секундной паузы ответила я, пожимая плечами. – Я заказала кофе, – кивнула я в сторону ресторана и замолчала на половине фразы.

– Странно, что я не увидел тебя, – извиняющимся тоном ответил Егор.

– Наверное, ты пришел, когда я выходила на улицу. Зайдем? – улыбнулась я, направляясь в сторону ресторана. Егор открыл дверь, пропуская меня вперед. Мы расположились за моим столиком, друг напротив друга.

Вечер тихо пробирался в большие окна, отбрасывая холодную синеву на наши силуэты. Прохожие слились в единый сероватый размытый поток, что было сложно различить кого-то отдельно. Я сидела, положив одну ногу на другую, опираясь ноющей рукой на ручку кресла. Мы говорили обо всем, прежде чем лицо Егора сделалось слишком серьезным. Он одарил меня долгим молчаливым взглядом. После таких взглядов обычно следует поцелуй, признание в любви или же сентиментальное прощание. Я недоверчиво вжалась в кресло, будучи не готова ни к чему из вышеперечисленного.

– Я много о тебе думал, – произнес Егор. И я почувствовала острое желание сбежать. Он снова пристально посмотрел мне в глаза, но больше ничего не добавил. Я с облегчением выдохнула и состроила на лице некое подобие улыбки.

– Мне пора домой, – неестественно прозвучал мой голос. Егор понимающе кивнул и встал из-за стола. Я непонимающе подняла на него глаза.

– Оплачу счет, чтобы мы не ждали слишком долго, – пояснил он и удалился. Я не спеша оделась и вышла на веранду. Холодный воздух окутал все вокруг, смешавшись с табачным дымом. Прохожие все так же проплывали мимо, в безмолвном единстве устремляясь вдаль. Мне было тоскливо и одновременно спокойно, словно я покорно принимала что-то неизбежное.

Егор вышел ко мне и, молча, подкурил. Рядом со мной на секунду заблестело оранжевое пламя зажигалки. Я услышала, как он выдохнул, и серебристый дым растекся по промозглому мутному помещению. В это мгновение мне вдруг захотелось быть менее одинокой, чем до этого. Я повернулась к Егору. Он затянулся и посмотрел на меня. Его губы искривились в мягкой улыбке. Он снова выдохнул, и густой прозрачно-серый дым окутал нас, скрывая блеск глаз и робкое мальчишеское желание стать ближе.

Вернувшись в пустую квартиру, как и было обещано, не обнаружив Марты, я вышла на балкон. Устремив взгляд на оживленный проспект, я подумала о быстротечности жизни, и в свете уличных фонарей и уносящихся машин слова Марты приобретали для меня новый смысл. Возможно, отпустить гораздо сложнее, чем бороться?