Текст книги "Скелет в шкафу художника"

Глава 12

Через час передо мной распахнулась дверь Стекловской ночлежки. На пороге стояла Люся. Увидев меня, она открыла рот и выпучила глаза, надеясь напугать соперницу своей решимостью, но за моей спиной стояли два крепких орешка, и она живо поняла, что перевес на моей стороне.

– Что надо? – спросила она.

Я отодвинула Люсю с дороги и отступила назад.

– Ребята, заноси!

Парни подхватили драгоценный груз и двинулись в глубь комнаты. Там они поставили три ящика водки на пол и удалились. Вошедшая Люся, увидев такое богатство, потеряла дар речи. Мрачный и опухший Стеклов, лежавший до этого на сальном диване, поднялся и обалдело произнес:

– Ё-моё!

Меня тошнило от одного его вида, но пришлось изображать мецената.

– Вот, пришла помириться с тобой, – я обернулась к алкоголичке, – Люся!

– Ни… чего себе! – ответила она.

По заблестевшим глазам парочки я поняла: они могут запросто выдуть все три ящика в один присест и умереть. Стоп. Это что, беспокойство за двух взрослых людей, которые ни за кого в мире не беспокоятся?!

– Ну, наливайте, – скомандовала я.

И понеслось! Бредни лились рекой, тосты следовали один за другим. Я поджидала Люсиного полного отключения от процесса. Она все бормотала, что прощает меня, но будет за мной следить. Следила она, однако, недолго. Мерзко было то, что Стеклов расхорохорился и стал оказывать мне недвусмысленные знаки внимания. Я уже боялась нового откровенного скандала, когда милая Люсенька вырубилась буквально посередине фразы, уткнувшись испитым лицом в газетку, на которой была разложена привезенная мною же закуска. Стеклов был еще ничего, он только хорошо разогрелся, и с ним можно было вполне вести беседу.

– А скажи мне, Вениамин, – приступила я к основной части банкета, – ты знал мою маму?

– Маму? Какую маму? – поставил он на меня осоловелые свинячьи глазки.

– Мою маму, Риту Садкову!

– Рита?! Твоя мама?!

Он весь передернулся, кровь отхлынула от его щек. Мне даже показалось, что он мгновенно протрезвел. Помотав головой, Стеклов произнес со странной, никак не подходящей к его роже, интонацией в голосе:

– Боже, что это была за женщина!

– Ты хоть знаешь, что убил ее, тварь? – У меня упала планка. Гнев застил глаза клубами черного дыма. – Ты хоть знаешь, за что умрешь?

В тот момент, как и в кабинете Ижевского, я искренне верила, что убью его! Просто очень хотела этого. Но сначала он должен все понять и осознать. Какой смысл убивать алкаша без всякой аннотации?

У меня в руках уже был нож, тот, которым нарезали колбасу.

– Тебе конец, гадина! Одно можешь сделать: говори, что ты сказал моей маме такого, из-за чего она покончила с собой!

Я схватила Стеклова за грудки. Он был таким слабым, дряблым и безвольным, что приходилось снова повторять самой себе перечень его грехов. Чтобы быть в тонусе в решительный момент, я приподняла его над ободранным сиденьем стула и хорошенько встряхнула. Потом, вложив всю накопленную злость, влупила коленом в промежность и швырнула скрючившегося мужика на пол. Он упал с грохотом и стоном, я стояла над ним, мечтая, чтобы он матюкнулся и дал повод врезать по ребрам с ноги. Но Стеклов только сипел и перекатывался с боку на бок, сбивая пламя моей ненависти. А мой тренер всегда говорил, что главное – это напор!

– Говори, тварь, говори, и поскорее, чтобы я не успела тебя убить до того, как все узнаю!

– Я видел ее, видел! – бормотал Стеклов. – Господи, как больно! Варя, я не знал, что она твоя мама! Варя, я бы ничего ей не сказал тогда, я был сильно пьян. Но все помню! Все!

Он немного успокоился, а я села напротив, держа нож наготове.

– Пойми, Варя, я не лгу! Я влюбился в нее много лет тому назад, когда мы вместе только начинали. Знаешь, какая она была красивая?

– Кто? – это проснулась Люся.

– Мэрилин Монро! – ответила я.

– А-а-а… – протянула она, снова засыпая.

– Продолжай, – велела я Стеклову.

– Варя, она была прекрасной и талантливой! А я? Я был ей неинтересен. Она не замечала меня! Вокруг такие парни, такие молодцы! Я же килька натуральная, не больше! Потом я продвинулся и по партийной линии пошел. Она меня все игнорировала, смеялась. Я сказал: будешь со мной, дам рекомендацию в Союз художников! Она – нет! Я завалил ее. Она сама подставилась! Намалевала эту свою бабу на паласе, ну кто такое пропустит? Это же не доярка и не механизатор, которых я рисовал. Я испортил ей жизнь. Потом, когда она срезалась, стала сидеть в этом дурацком музее за гроши, я раскаялся! Я приехал к ней, просил, умолял, на коленях ползал! Она – ни в какую! И еще раз я приехал, и еще, и еще! Но все было бесполезно. Я перестал ездить. Запрещал себе, маялся. Потом немного успокоился.

– А перед смертью видел?

– Да. Видел. Но я ничего ей не говорил плохого. Наоборот, мы встретились, она шла от своего доктора, цветущая, прекрасная, как никогда, и у меня снова вся любовь воскресла! Все чувства, все! Она же сказала, что счастлива впервые за много лет, что живет полной жизнью и мечтает о будущем. Я как-то даже обрадовался за нее, вроде мне это ни к чему, но она была такая прекрасная!

Я не верила своим глазам. Стеклов преобразился, он стал таким, каким он был, наверное, много лет назад: милым, в сущности, парнем, только испорченным временем и своими амбициями. Даже лицо его, казалось бы, разгладилось, стало моложе, лучше. Верить ему или не верить?

– Смотри, Варя, я же портрет ее написал после той встречи! Пришел домой и стал работать. Два года не работал в полную силу. А тут стал к мольберту и без единого наброска сделал портрет! Смотри, смотри, где же он? Ага!

Он рылся среди полотен, составленных у стены, переставлял их, говорил что-то самому себе. Наконец у него в руках появился небольшой оправленный холст. Стеклов полюбовался на него пару секунд, и лицо у него стало такое, будто он смотрит на «Джоконду». Потом развернул картину лицом ко мне.

Это была мама. Мама такая, какой я ее помню, и такая, какой не знала никогда. Действительно, после моего отъезда она пережила потрясающее время.

– Ты помнишь ее такой? Она именно так выглядела, когда вы расстались?

– Да! – он улыбался нежной улыбкой несостоявшегося любовника. – Да! И это потрясло меня. Ладно. – Стеклов поставил холст на пол. Подумал, глянул в сторону храпящей Люси и развернул его лицом к стене. – Давай выпьем!

Мне уже было всего предостаточно. Гнев отхлынул, осталось опустошение. Это был тупик. Я встала и молча вышла вон.

Глава 13

Даже не помню, как добиралась до дому, как стояла под душем, скуля, будто потерявшийся щенок. Как упала в мокром халате на кровать в белом тупичке спальни. Мечтала только поскорее уснуть, желательно на ближайшие двадцать лет.

Проснувшись, поняла, что в квартире не одна. Звуки доносились из комнаты для гостей, единственного помещения в квартире, снабженного нормальной дверью. Конечно, расстояния в белом лабиринте приличные, и нашу с Тимуром спальню от остальных помещений отделяет некоторое количество коридорчиков, но я все же услышала не типичные, посторонние звуки.

Папа! И у него гости. И среди гостей женщина. Нехорошо крысячить, но я, по дороге на кухню, откровенно грела уши. Женщина была у него точно, а вот кто, кроме нее, – непонятно. Или нет никого? Точно, они вдвоем. У папы любовница?

Мне стало немного нехорошо от своего любопытства: интимная жизнь родителей для меня – табу! Я и так многовато разведала о маме, папина личная жизнь мне в перегрузку будет. Попав на кухню, я теперь стеснялась возвращаться в спальню мимо папиной комнаты. Вдруг услышу что-нибудь совсем уж интимное или, еще того хуже, столкнусь с ним или его пассией. Между тем кухня вызывала у меня неприятные ассоциации. Два из трех случаев покушения на мою персону произошли именно здесь. И именно вечером. Как сейчас! И похожие шорохи в квартире!

Вообще-то у меня было странное отношение к тем трем событиям. Смысл происходящего как бы не доходил до моего сознания. Я говорила психиатру и милиционеру о случившемся, но сама не задумывалась над этим по-настоящему. Понятно, это глупо! Пора бы уже испугаться, но мне в глубине души казалось, что это не серьезно. Зачем меня убивать? Я – ноль, что бы папа ни говорил по этому поводу. Пустое место! Я мешаю только Тимуру, но он мог бы убить меня давно, если такое вообще можно предположить.

И я не верю, что Багров попытался бы отравить меня газом или таблетками. То же и с поджогом. Не верю – и все! Он мог бы убить меня в припадке злобы: задушить, пырнуть ножом, пусть даже скинуть с шестого этажа, но только после разборок, скандала, упреков, придя в бешенство, озверев от моих рассказов об очередном грязном трахе с кем-нибудь, кого он увидит завтра же.

Еще я видела нападавшего. Он был ниже ростом, чем Багров, уже в плечах. А неясные шорохи в квартире? Я услышала их уже после того, как хлопнула за Тимуром входная дверь. Подумав об этом еще немного и не придя ни к каким выводам, пошла в спальню мимо папиной двери. В комнате для гостей было тихо.

Но где же Тимур?

На следующий день папа вышел на кухню только около часа дня. Он улыбнулся мне рассеянно, сварил кофе, молча выпил его и ушел по делам. Потом позвонил Витус.

– Это Варя? – спросил он нерешительно.

– Да.

– Ты уже Тимуру рассказала? – спросил он конспиративным тоном.

– Да.

– Зачем?

– Не твое дело!

– Ладно, где Тимур?

– Не знаю.

– Вы из-за меня поссорились?

– Много на себя берешь.

Он помолчал, но потом снова спросил:

– Почему ты со мной так грубо разговариваешь?

В его голосе звучало простое детское недоумение, и мне стало так стыдно за свой хамский тон, что я ответила ему, как могла, мягко:

– Витя, ты ни при чем! Это мои заморочки. Оставь их мне. Пусть тебе Тимур объяснит, как он понимает, – вы же друзья!

– Варя, мы еще встретимся?

– Нет. Зачем?

– Это тяжело объяснять по телефону, но ведь между нами все было просто классно. Прости, но мне показалось, что я тебе понравился. А я просто не могу забыть твое тело!

Что там такого особенного в моем теле? Если бы Кирин не нравился мне так, то я бы подумала, что это грубая и дешевая лесть. Но зачем ему льстить мне? Побоявшись обидеть Витуса, я ответила:

– Дорогой, поверь моему опыту потасканной шлюхи, ты просто супер!

– Ты так говоришь о себе, что даже страшно! Извини, может, я что не так сказал… Я подумал, что рисковать дружбой с Тимуром есть смысл только ради чего-то настоящего…

Сказанное им имело резон, но только не для меня. Мне-то что от этого резона! Чем меньше ставка, тем больше мой выигрыш. Нет, никаких встреч между нами не будет! И все же отшивать его грубо, как намеревалась ранее, я не стала:

– Знаешь, Кирин, Тимур уже привык к такому. Не ты первый, не ты последний из его друзей через мою постель прошел. Хочешь, я тебе подберу здоровскую проститутку? Из тех, кто за хороший секс в удовольствие денег не берет. Они профессионалки, покажут тебе козу на вертолете!

Он засмеялся:

– Не хочу козу на вертолете, хочу тебя! А если так: коль ты шлюха, и я тебе понравился, приезжай просто так, без чего-то настоящего.

– Нет.

– Тимур так говорит: нет – это значит никогда и ни за что! Well, well, well! Тогда хоть покажи мне работы Тимура. У него есть студия?

– Уже нет. Она сгорела! Но это другая история. А все его картины выставлены в «Арт-салоне» на улице Ленина. Поезжай, посмотри. И не обижайся на меня, но не звони больше!

– Варя, мне это будет трудно.

Я положила трубку. Мне было не до прекрасного Витуса – утром в мою голову пришло еще несколько неприятных мыслей. Дело снова касалось моей мамы. Обдумав все, я пришла к неутешительному выводу, что правды так и не узнала! Кто-то соврал мне из этих троих, знавших Риту Садкову! Кажется, не Ижевский – он меньше всего был с ней связан. Значит, Стеклов или Костров!

Если довериться здравому смыслу, то выходит, врет Стеклов. Он алкаш, получил, простите, по яйцам и стал лепить отмазки. Просто испугался, что я его и впрямь зарежу столовым ножом. Вообще-то, правильно испугался! Я наутро сама очень испугалась: ведь чуть два трупа за собой не оставила!

А вот интуиция говорит, что врет Костров. Сначала кажется, что все ладно и все по теме, но я чувствую неправду. Да и как иначе? У него больше причин врать. Даже если бы маму на самоубийство толкнул спившийся художник, доказать его вину было бы практически невозможно. Похоже, не было свидетелей их разговора. Но мама совершила отчаянный акт, находясь под наблюдением опытного психиатра, и это уже серьезные неприятности для доктора. И они увеличатся, если станет известно об их связи и беременности пациентки. Доктору есть что скрывать. И нечего сваливать на несчастный случай, доктор Костров!

Еще одно обстоятельство всплыло в моем мозгу: мамины картины! Ижевский сказал, что уже тогда Костров понимал их будущую ценность. Попробуем вывернуть носок наизнанку! Допустим, дело обстояло так: к доктору Кострову обращается милая, талантливая, но очень неадекватная художница Рита. Костров, как знаток искусства, уже видел ее работы и понимает, как они хороши. Он видит, что, несмотря на душевные бури, Рита переживает очень плодотворный период в своем творчестве. Она хочет и может работать, экспериментирует со стилем, техникой и так далее. Он дает ей возможность творить и превращает художницу в свою рабыню. Пудрит мозги, якобы проводя всякие там курсы лечения, и очаровывает ее голодное до любви и ласки женское сердце, чтобы иметь еще один повод привязать Риту к себе. Вот только художница беременеет, и это каким-то образом ставит под удар всю его налаженную систему. Допустим, угрожает браку Кострова. Тогда он, используя свое знание человеческой психики, доводит Риту до самоубийства. Как-то так…

Боже, ну я нафантазировала! А вдруг это правда? Господи, что же делать? Что делать?

Вдруг я подскочила на месте: где мои глаза? Дура! Ведь и мои «попытки самоубийства» тоже могут быть связаны с маминой смертью. И связаны они именно с Костровым! Он представляет ее смерть как самоубийство и убеждает окружающих, что я тоже мечтаю о суициде. Но он же не знал, что я дочь Риты Садковой! Да, но он мог и притвориться! Скажем, он боится, что я затребую картины мамы, узнав об их истинной ценности, и хочет убрать меня, пользуясь моей семейной историей: дескать, наследственность!

Ох, что же делать? А если подождать? Подумать немного. Я уже вчера отличилась, наставив синяк на лбу неповинного Ижевского! Как бы не попасть снова пальцем в небо.

Глава 14

Тогда я решила заняться делами. Вообще-то у меня их нет: я не работаю, в он-лайне на сайте с проститутками у меня сидит хорошая помощница. Я сняла маленькую квартирку, Кривошеев оборудовал там рабочее место, и теперь я сплю спокойно, получая только свои денежки. Все проблемы решает Вика.

Но одно дело все-таки появилось после пожара – студию придется серьезно ремонтировать. Конечно, папа стал выдвигать свою кандидатуру на роль ответственного подрядчика, но я отказалась. Мне уже было неудобно обращаться к нему. Попробую справиться сама!

Мастерская выгорела капитально. Хуже всего то, что погибли все лучшие инструменты Тимура: удобный мольберт, любимые кисти, любимые краски. Этого уже не восстановить. Гораздо проще с выгоревшими обоями и полами. Кое-где остались почти целые участки стен, вот, например, маленький стенной шкафчик в коридоре не пострадал. Интересно: осталось ли там что-нибудь ценное? Я открыла дверцу. Да, вот посуда, стаканы, чашки. Несколько коробок с красками, надеюсь, они пригодятся. Какие-то тряпки, неизбежно накапливающиеся в любом рабочем или жилом помещении, постельное белье на случай, если придется здесь заночевать. Я и забыла про все это! А что здесь, под стопками белья? Вроде папка с рисунками, наверное, что-то старое. Я достала папку и развязала белые тесемочки. Внутри, как я и предполагала, оказались рисунки. Точнее, наброски, какие-то детали, в общем, идеи к циклу «Лабиринты». Я вышла на свет, чтобы полюбоваться чистым рисунком Багрова, и остолбенела: это рисовал не Тимур! Не может быть! Но я же вижу: это не рука Тимура. Кто же делал зарисовки к произведениям, принесшим славу, ставшим гордостью Тимура? У меня не было ответа на этот вопрос.

Пролистав страницы, я увидела наброски ко всем восьми картинам цикла и еще несколько других рисунков. Дольше всего я разглядывала барашки облаков, составивших в высоком, кажется, осеннем небе свой пушистый лабиринт. Это была хорошая идея для цикла, только, если бы за ее реализацию взялся Багров, она стала бы гениальной.

А вот то, над чем Тимур работал в последнее время: муравей в лабиринте печатной платы. Мне эта работа казалась немного отличной от всего цикла, но, подумав, я решила, что в идейном смысле она расширяет концепцию «Лабиринтов». Добавляет новую окраску смысловой наполненности серии. Меняет акценты…

Но сейчас не это важно. Папка была спрятана довольно глубоко. Тимур знает, что, находясь в своем уме, я в шкаф не полезу. Мне лень рыться в пыли, да и мастерская – вотчина мужа, пусть сам и разбирается. Значит, он не хотел, чтобы я нашла эту папку. Раз так, то надо положить ее на место и никогда не болтать о том, что видела!

Закончив осмотр пепелища, я пришла к трагическому выводу, что здесь косметическим ремонтом не отделаться, и поехала домой. Возле нашего подъезда стояла незнакомая машина. В доме девять этажей, и не обязательно этот гость пожаловал к нам, но сердце мне подсказало: это Витус! Сердце, потому что он все же чуть-чуть дотронулся до него нежным и ласковым прикосновением, до которого так охочи все бабы.

Именно с ним я встретилась на лестничной клетке своего этажа лицом к лицу. Он вылетел из нашей двери, его разгневанный голос еще звучал, когда Витус увидел меня выходящей из лифта, и осекся на полуслове. Хорошо, что я сегодня такая бледная, и в джинсах, и совсем не сексуальная, и не соблазнительная – никакая! Ни к чему его провоцировать, да и себя тоже.

– Варя! – закричал Витус возбужденно. – Варя! Что ты делаешь рядом с ним? Зачем ты живешь с этим подлецом! Он женился не на тебе, а на твоем папе, на твоих деньгах, на всех этих возможностях, что ты ему предоставила! Брось его, уходи! Пусть он подавится этими деньгами, пусть он засунет их себе куда хочет! Он вор, сволочь последняя! Бросай его, черт с ним.

– Тимур дома? – только и спросила я.

– Дома! Пойми, он на все пойдет, чтобы только пробиться! Слава ему нужна! Признание! Да он через тебя уже перешагнул, ты ему до лампочки! Вор он. Вор!

– Витя, не надо! – Как-то странно все обернулось! Я совсем не того ожидала. – Все хорошо, все в порядке.

Я хотела взять его за руку, но он не дался. Постоял еще, глядя в сторону и играя желваками, шумно выдохнул и шагнул в лифтовую кобинку. Проследив глазами за дверью лифта в надежде поймать взгляд Витуса, я подумала снова, что это все странно. Зачем поливать грязью Тимура? Он ни в чем не виноват, он только жертва моей глупости.

Глава 15

Из квартиры не раздавалось ни звука. Белые стены впитали в себя лишние эмоции. Остались тишина, воздух, пахнущий нежилым помещением, пустота лабиринта…

Я шла по коридорам, заглядывая в тупички, разыскивая Тимура. Где он притаился? Почему не встречает меня с обычными своими комментариями по поводу моего адюльтера? Наконец я дошла до спальни. Остановилась на пороге. Тимур лежал на постели лицом вниз. Он был одет в синие джинсы и синюю трикотажную майку. Его силуэт на белом казался плоским, невесомым, опустошенным. Черные пряди змеились по подушке. В правой руке, свесившейся с кровати, тлела сигарета. Он не шевелился.

– Тимур? – он не отреагировал. Мне стало страшно. – Тимур! Что с тобой?

Он чуть шевельнулся, пытаясь еще глубже зарыться лицом в покрывало. Я села на кровать, рядом с ним.

– Что сказал тебе Витус? – спросил Тимур глухо, не поднимая головы.

– В общем, ничего. Где ты был?

Он повернулся ко мне. Мне показалось, что глаза у него покраснели. Я взяла сигарету из смуглых сильных пальцев.

– Варя, я объясню тебе все… Только не сейчас, прошу.

– Не надо объяснять! Если ты был у женщины…

– Господи, какие там женщины! – сказал он с досадой и сел на кровати. – Я о другом, о том, что Витус сказал! Я объясню тебе все, только сейчас не могу говорить. Прости…

Было заметно, как он подавлен, что его гложет какая-то злая мысль. Значит, это не мои подвиги стали причиной скандала между друзьями? А что, в таком случае? Но у меня были еще вопросы к мужу.

– Где ты был, Тимур? Я спрашиваю, потому что студия сгорела после твоего ухода. Твой мобильный не отвечал.

– Сгорела? Как это? А…

– А твою картину я вытащила.

– Спасибо. – Он сказал это как-то небрежно. Стоило ли рисковать ради этого сухого «спасибо». Ах, да зачем мне его «спасибо»! Я это для себя сделала. Я бы сама не пережила потери новой работы Багрова!

Сам гений достал новую сигарету, закурил, посмотрел на меня и спросил:

– А ты где была в момент пожара?

– Ну где я могла быть? Ты же связал меня и бросил! Там и была!

– Ты была связанная в горящей студии? Какой кошмар! – Он поднялся и сел. У него был встревоженный вид, и мне это понравилось. – Варя, как же ты выбралась, да еще с картиной?

– На балкон. А кто на картине?

Он потянул меня к себе, я села рядом с ним. Ожидала ответа на вопрос, но Тимур отвечать не собирался.

– Варя, что с тобой происходит? Это снова то самое, что говорил Костров?

– А он и с тобой говорил?

Это было интересно. Я не знала, что Тимур прошел обработку.

– Да, говорил. После того, как ты упала с балкона. Он сказал, что… ты… чувствуешь свою вину за что-то, в чем он еще тогда не разобрался.

– А ты не помог ему разобраться? Не рассказал о моих похождениях, о сайте…

– Нет.

– Так ты думаешь, это я подожгла студию?

Тимур пожал плечами. Он все еще обнимал меня, ласково поглаживая по плечам. И на этот вопрос ответа не было.

– Ладно, – сказала я, завершая разговор о моем несуществующем чувстве вины. – Все станет ясно со временем, но я хочу, чтобы ты знал: я себя убивать не собираюсь. Что бы там Костров ни внушал мне. Но ты не рассказал, где пропадал!

– Я ездил по делам. Мне срочно позвонили.

Он замолчал, и я знала, что теперь из него клещами ничего не вытянешь. Интересный разговор! То ли бисер перед свиньями, то ли об стенку горох.

– Ладно, – снова мне приходилось завершать неприятную, на этот раз для Тимура, тему.

Уже хотела встать, но муж удержал меня и сказал:

– Я хочу тебя кое с кем познакомить. С человеком, который может здорово мне помочь в жизни. Я ездил с ним в Москву, встречался там с нужными людьми. У меня есть перспективы.

– Кто этот человек?

– Журналист. Занимается искусством, всех знает. Мы познакомились через Интернет. Встретились на открытии моей выставки, и все завертелось. Я бросил тебя в студии на минуту, хотел кое-что купить, вернуться, помириться и продолжить… Но получил срочный звонок, и в студию вернуться не сумел. Встреча с редактором «Художественного журнала» была назначена на вечер, а редакция расположена в Подмосковье. Мы срочно понеслись в аэропорт. Ты же знаешь, как я мечтал попасть на страницы «Худжурнала». Я даже домой за вещами не заезжал. Прихватил с собой только каталог своей выставки.

– Это твой новый знакомый, журналист, научил тебя таблеточки принимать?

– Да это так, несерьезно! – он махнул свободной рукой. – Я и без них могу.

– Тимур, давай без них!

– Хорошо, только уж и ты прекрати с мужиками под каждым кустом трахаться!

Я высвободилась из его рук и вскочила, намереваясь высказать мужу что-нибудь резкое и злое, но потом подумала: сказать-то мне нечего. Мой прежний образ жизни измучил меня саму. Если я кому что и доказала, так это только себе: я не шлюха!

– Варя, – Тимур снова усадил меня рядом с собой. – У меня появился шанс пробиться, но это не только мой шанс, но и твой тоже. Я хотел сказать: наш с тобой. Мы уедем в другой город, все изменится вокруг нас, ты поправишься, мы будем вместе, у нас будут дети. Это реально, достижимо! В Гродине мы с тобой оба погибнем. Мне уже не хватает воздуха здесь! А у тебя третья попытка самоубийства. Давай уедем! Завтра!

Он говорил так убежденно, с такой верой в эту свою перспективу, что я тоже увлеклась идеей уехать. Все бросить, начать новую жизнь! Тимур будет писать свои чудесные картины, а я создам для него рай на земле, и мы будем счастливы! Вот только…

– Я не могу, – сказала я суховато. – Надо разобраться, кто хочет меня убить!

– Варя! – возмутился Тимур, – Кто хочет тебя убить?! Прекрати молоть чушь! Ну, хорошо, допустим, кто-то желает тебе зла! Но ведь, скорее всего, это чья-то жена, узнавшая о шашнях своего мужа с тобой. Вот и все! Мы уедем, она останется, все на этом и закончится!

– Тут все как-то запутано. Что-то другое в голове у моего убийцы! Если бы я узнала о твоих шашнях с другой бабой, я бы, пожалуй, убила тебя, а не ее.

Тимур захихикал: мол, кто бы говорил!

– Нет, послушай, я сама только что дошла до этого! Мне и следователь говорил о женах моих… партнеров. Ревнивые бабы импульсивны, они устраивают скандалы, делают гадости, орут везде, какая я тварь! Что, у меня не было такого? Да сто раз! Если бы меня собрались убить из ревности, мне бы точно объяснили конкретно, из-за чего сыр-бор!

– В твоих словах есть смысл! – согласился супруг. – Скорее всего, ты права. Но это только еще раз подтверждает диагноз Кострова. Если ревнивые жены на тебя не покушаются – значит, ты сама пытаешься…

– Подожди, я сейчас не о том! Тот, кто хотел меня убить, пытался инсценировать несчастный случай, сохранить свое инкогнито! Даже сбрасывая меня с балкона и надеясь, что я уже никогда ничего не скажу, убийца скрывал свое лицо. Он ни в коем случае не хотел, чтобы я его узнала. Подстраховывался. Может, я его знаю?

– Может, и знаешь.

Тимур не верил мне. Да и как тут поверить? Профессор, член-корреспондент, академик и т. д., убедительно доказывает одно, а я твержу другое! Да Костров бы и меня убедил, если бы не одно обстоятельство: я точно знаю, что меня пытались убить!