Текст книги "Писарь"

Писарь

Посмотрев на часы – позднее утро, пора вставать, – замечаю на тумбочке у изголовья кровати книгу, которую я туда не клала, и глиняную фигурку, которую вижу впервые в жизни. Книга – альбом портретов деятелей Бакумацу и Мэйдзи, и заложена она на странице с портретами и биографической справкой об Оокубо Тосимити. Закладка – билет на сегодняшний мюзикл, посвящённый эпохе Бакумацу. Об этом мюзикле я слышала, но не припомню, чтобы я покупала билет. Также не припомню, чтобы особенно интересовалась деятелями княжества Сацума. Глиняная фигурка – это свистулька в форме птицы. Пробую дуть и зажимать отверстия – свистулька строит и выдаёт лад из пяти звуков.

«Твоих рук дело?» – спрашиваю мысленно у своего друга.

«Нет, я тут ни при чём», – я склонна ему верить.

Кто бы ни был инициатором событий, сегодня вечером они будут происходить.

Мюзикл слушаю вполуха: то, что я вижу на сцене – это чужая история. Я знаю её, но моя история происходила в то время в другом месте. Больше прислушиваюсь к ощущениям, оглядываю зрителей вокруг и жду знака. Ничего. Первый акт проходит, наступает антракт. Жду, пока часть зрителей выйдет в холл, оглядываю зал и скольжу взглядом по оставшимся зрителям. Нет, здесь ничего. Выхожу в холл. Кидаю монетки в автомат, получаю стаканчик какао и возможность, встав в стороне и иногда загораживая лицо стаканчиком, наблюдать за зрителями. Однако ничто не привлекает моё внимание, и, допив какао, я возвращаюсь в зал. Второй акт проходит для меня тяжело: как только я начинаю сопереживать происходящему на сцене или когда на сцену выносят знамя Синсэнгуми, меня охватывает страх, я чувствую себя в сердце вражеского лагеря, и, чтобы досидеть, мне приходится отвлекаться: то нырять в Интернет с телефона, то перечитывать программку, то разглядывать купленные до спектакля цветы.

После окончания выдыхаю с облегчением, выхожу в холл и жду режиссёра, чтобы подарить цветы. Благо, что знакомы. Может быть, она надоумит на что-то.

В холле застаю её беседующей с невзрачным мужчиной лет тридцати пяти, от которого несёт запахом такой боли, что я понимаю: это тот, кто мне нужен.

Останавливаюсь в нескольких шагах от них и прислушиваюсь. Речь идёт о роли Сайго Такамори в мюзикле, и режиссёр рассказывает забавные истории из-за кулис.

Сайго. То-то мне сегодня подсказали освежить имеющиеся у меня знания по Сацума. Но мне и странно: я думала, что не имею к этому никакого отношения.

– …а когда он выходит в полном обмундировании и с двумя мечами, с ним в узком проходе невозможно разойтись. Приходится прятаться в единственный угол и ждать, пока он пройдёт на сцену.

Мужчина стоит с кислым видом. Это определённо не то, что ему нужно. Режиссёр чувствует это, оглядывается в поисках выхода из плохо клеящегося разговора и замечает меня. Манит подойти поближе – я с готовностью подхожу, вручаю цветы, поздравляю с успешно прошедшим спектаклем и жду, когда меня представят.

– Георг, вот тебе собеседник. Има хорошо разбирается в теме Бакумацу, и вы сможете обсудить то, что тебя волнует. А я на этом вынуждена откланяться, извините.

Мы раскланиваемся, она уходит, и мы остаёмся с Георгом вдвоём. Выглядит он весьма непримечательно: джинсы, рубашка, пиджак, – но на его внешности сложно удержать внимание. Гораздо больше притягивает его состояние. Он чем-то терзается, и это что-то, насколько мне хватает видения, – явно нездешняя проблема.

Мой клиент, короче.

– Вы специализируетесь на Бакумацу? – он делает усилие, отодвигает в сторону то, что его мучает, и пробует завязать разговор. Для того, что мне нужно сделать, потребуются искренность в общении и некоторый уровень доверия. Я вижу этого человека в первый раз и ещё не поняла, как мне лучше себя вести. Пока отвечу, как есть.

– Да, я историк по образованию и неизменно обращаюсь к теме Бакумацу и ранней Мэйдзи… – уже на первых моих словах он подтянул свои переживания обратно и едва дослушивает меня.

– Есть одна тема, которая не даёт мне покоя. Раскол в правительстве в середине 70-х годов. Я просто не могу понять, как люди, которые были друзьями и соратниками, вдруг превратились во врагов. Так, что вели войска на своих же.

Затруднительно. До раскола в правительстве я не дожил тогда, и, хоть и представляю в общих чертах, о чём речь, на те события мой основной интерес не распространяется. На эту тему мне говорить грустно, и я не очень много могу сказать, разве что…

– У меня большой душевный отклик вызывает то, как обернулся через 10 лет союз Сацума и Тёсю. Рёма провернул нечто невероятное, дал надежду на то, что возможны чудеса сотрудничества, и я не представляю, каково было Кидо Такаёси в разгар Сацумского восстания. В случае чего быть готовым вести войска на человека, с которым они заключили союз, сделавший возможным передачу власти от сёгуната к императору… Мне кажется, что хорошо, что он не дожил до смерти Сайго.

Георг молчит пару мгновений, а потом спрашивает раненым голосом.

– А как вы думаете, каково было Оокубо Тосимити вести войска на друга?

Вот к чему была закладка про Оокубо Тосимити!

– Я думаю, что это было невыносимо, – отвечаю я, зацепившись за край приоткрывшейся боли. Георг пристально смотрит на меня, затем отводит взгляд. После паузы предлагает:

– Давайте кофе пить? – дождавшись моего кивка, он достаёт телефон. – Сейчас я вызову нам такси, а то отсюда очень сложно выбираться.

Когда он убирает телефон и объявляет, что такси приедет через пять минут, по нему уже не скажешь, что его мучает какая-то нездешняя боль. Однако в таком случае я и не знаю, о чём говорить. Мне нужно собраться с мыслями.

– Разрешите, я отлучусь на минутку? – он кивает.

– Буду ждать вас здесь.

Подставив руки под льющуюся из крана воду, долго смотрю в глаза своему отражению в зеркале. Я не знаю, как дальше сложится наше общение с Георгом. Я не знаю, как мне себя вести, чтобы всё сложилось правильно – чтобы случилось чудо. О сердце моё, будь чутким. Выключаю воду и иду обратно.

В такси мы едем недолго, до станции метро. Отвернувшись к вечернему городскому пейзажу за окном, он задаёт вопрос, как будто думая вслух:

– Скажите, а вот если бы вы жили тогда и там, куда бы вели все ваши дороги?

Мне нравится, как звучит этот вопрос, и я говорю, как есть.

– В Нагасаки. 67-й год и Нагасаки. Все мои дороги ведут в Нагасаки.

– А что в Нагасаки?

– В Нагасаки – Рёма и упоение общим делом. «Кайэнтай», если слышали о таком. Центр мира, центр событий, общая цель… и Рёма. Его пистолет, ботинки, письма, стремительность, появления то там, то здесь и его мечты. Мои дороги ведут меня туда. А ваши?

Георг молчит, взвешивая ответ, смущённо смеётся, ещё молчит, держа ответ уже во рту, и наконец говорит:

– Вы, наверное, будете смеяться, но мои дороги ведут меня в новое правительство в Токио. Для меня всё самое важное происходило там, – он погружается в раздумья, и я, видя, что мы подъезжаем к станции метро, приберегаю следующий вопрос для момента, когда мы сможем продолжить разговор в более подходящей обстановке.

Такси останавливается. Я выхожу, а Георг задерживается, обмениваясь несколькими словами с водителем. Затем он выходит и направляется ко мне, теребя рукав пиджака и смотря в сторону. Мнётся и молчит. Жду. Он поднимает взгляд.

– Има, я сейчас делаю нечто, что мне совсем не свойственно, и я в первый раз в жизни такое чувствую. Как будто мне очень нужно что-то, как будто я не могу продолжать жить, если я не получу или не возвращу себе это, и мне почему-то кажется, что вы можете мне это дать или показать. Я здесь проездом, остановился в гостинице, и я приглашаю вас составить мне компанию этим вечером. Ваше общество для меня может быть спасительно. Я не понимаю, что со мной происходит…

Ничего себе. А я как раз думала, как бы так устроить, чтобы наше общение продолжилось и после кафе.

– Хорошо, давайте.

– И вы не боитесь? – удивляется он.

– Ну, если бы вы сказали, что ваши дороги ведут вас в Синсэнгуми, то я бы ещё подумала, но новому правительству я доверяю.

Забравшись обратно в такси, мы молчим. Вспоминаю и задаю заготовленный вопрос:

– А про что для вас всё-таки эта история с новым правительством?

Георг молчит.

Когда мы приезжаем, он сильно измождён и едва стоит на ногах. Он предлагает мне кофе, и я соглашаюсь. Пью кофе и наблюдаю за ним. Он держит в руках почти полную чашку и сидит, глубоко погрузившись в свои мысли. Выглядит неважно. Похоже, история сильно разворошилась и утягивает много сил. Чем дальше погружаться в неё, ему бы лучше поспать.

– Вы не возражаете, если я на часок вздремну? – встречаю его мутный и больной взгляд. – Я всё равно сейчас ни на что не способен, даже разговаривать.

– Конечно, без проблем.

Он ложится в одежде на правую сторону большой кровати, и через несколько секунд уже спит. Я гашу свет, вынимаю из рюкзака игрушку-свистульку, ставлю на тумбочку и пальцем пишу в воздухе перед ней два иероглифа, составляющих слово «дружба». Пусть свершится то, что должно. Ложусь на левую сторону и закрываю глаза.

***

Чешется всё лицо, и я просыпаюсь. Тормошу щёки – обнаруживаю густые усы. Кожа под ними и чешется, хотя чесотка быстро проходит. Стоп, я же был гладко выбрит. Нет, у меня же обычно усы…

Сон!

Мне снился какой-то очень важный сон. Мне снилась та девушка, которая задала вопрос про правительство и смысл этой истории для меня. Она спрашивала это и во сне, только она уже не была девушкой, но я узнал её присутствие. Что-то очень важное… Она сказала что-то очень важное, и я вспомнил, что это действительно так. А потом я забыл. И чем больше я прихожу в себя, тем дальше от меня этот сон. Но мне так нужно вспомнить его…

Поворачиваюсь вправо, ожидая увидеть девушку, но её нет. Вместо неё спиной ко мне лежит мужчина, полностью одетый в традиционное повседневное платье. По ровному дыханию понимаю, что он спит.

Меч. Где мой меч?

Оглядываю себя – я в пиджаке, рубашке, шейном платке, брюках и носках. Как я мог заснуть в таком виде? Вспомнил. Меч я уже некоторое время не ношу и хожу в европейском платье. Его меча тоже нигде не видно.

Мюзикл. Сегодня вечером я ходил на мюзикл. Я встретил её, мы разговаривали… о чём? о Нагасаки и о новом правительстве, потом приехали сюда, ещё разговаривали, нет, не разговаривали, я очень устал и уснул.

Нет, стоп.

Сегодня вечером я ужинал с главой казначейства. Мы обсуждали… переход некоторых структур казначейства под прямое ведомство министерства внутренних дел.

Я прижимаю ладони к лицу, чтобы остановить путающиеся мысли и разобрать наслаивающиеся миры, и вновь чувствую ладонями пышные усы.

Ещё раз. Где я? Я в своём номере, в гостинице, где я поселился. Я узнаю этот номер. Это мой портфель, это мой ноутбук. Я приехал сюда на такси после мюзикла. С девушкой по имени Има. Однако сейчас в комнате другой человек.

Если бы он хотел меня убить, он бы не заснул рядом.

Стараясь двигаться бесшумно, встаю и начинаю обходить кровать, чтобы посмотреть, кто там. В зеркале двигается мой силуэт, и я останавливаюсь, чтобы взглянуть на отражение. Судя по длине усов и воспоминанию об ужине с главой казначейства… 73-й? Да, вряд ли позже. Делаю ещё три шага.

Лицо спящего… кажется, где-то я его видел. Во сне! Оно было в ускользнувшем сне. Но оно было и наяву, однако, чтобы вспомнить, мне нужно больше времени… Копаясь в памяти, делаю ещё шаг, и мой взгляд цепляется за небольшой предмет, стоящий на прикроватной тумбочке. Глиняная свистулька в форме птицы. Мне нестерпимо хочется взять её в руки. Я медленно протягиваю руку, касаюсь головки свистульки указательным пальцем, и в этот момент мужчина открывает глаза.

Пару мгновений он смотрит на меня, затем резко садится, трогает ладонями лицо – так же, как я, – оглядывает свою одежду, поднимает взгляд на меня и расплывается в улыбке. Вокруг его зрачков по кругу разгораются бирюзовые ободки.

– Так здорово! – говорит он. – Вы вспомнили.

И действительно: я чувствую целый слой памяти, который был недоступен раньше. Вот есть память Георга, вот есть ещё какие-то архивы с воспоминаниями, сейчас спокойно закрытые, а вот – открытый архив с моими воспоминаниями из личности, связанной с телом, которое я сейчас чувствую. Мой собеседник выжидающе смотрит на меня, улыбается, но постепенно его улыбка становится вежливо-озадаченной. Я догадываюсь, что он ждёт, что я скажу что-то в подтверждение того, что я вспомнил. Но мне нечего сказать. Я вспомнил одну из своих предыдущих личностей, да, но я чую, что это не то, что он имеет в виду.

– Вспомнил – да не вспомнил, – слышится голос из глубины комнаты, и я всматриваюсь в темноту. Вначале зажигаются два алых ободка на уровне глаз, затем проявляется остальное тело. В парадном одеянии с гербами дома Сакамото – как он любил.

– Т

...

конец ознакомительного фрагмента