Текст книги "Новая история колобка, или Как я добегалась"

А теперь мне предстояло сказать это всё маме. Спокойно сказать. Доходчиво и убедительно. Так, чтобы они поняли, что это моя взвешенная и обдуманная точка зрения, а не эмоциональный шантаж обиженной девочки, которая вымогает у окружающих раскаяние и извинения.

Сложный разговор. Но необходимый.

Мама в трубке помолчала. Вздохнула. А потом вдруг…

– Дура ты, доченька. Упрямая дура.

Я растерялась от этого грустного, неожиданно мягкого тона.

Даже на трубку посмотрела – мама, ты ли это?

Надпись на экране настаивала – да, она.

– Ты думаешь, нам с папой легко тот год дался? Да мы и подумать не могли, что ты и впрямь вот так – из дома. Пугать – пугали, да. То твое решение… Лена, ты тогда на развилке стояла. В одну сторону – карьерный рост, возможно, работа за рубежом. Яркая, успешная жизнь. А в другую – статус матери-одиночки, декрет, упущенные перспективы. И как потом личная жизнь сложится, с ребенком? Не так уж просто найти мужчину, который примет чужого малыша, как своего! Да, мы давили. Но не потому, что для себя проблем не хотели, как ты это придумала. Из любви, Лена. Толкали на развилке к нужному выбору – потому что там тебя счастливой видели. А, что теперь говорить…

Она устало замолчала.

Я задумчиво рассматривала смартфон – темно-синий, недорогой марки, но надежный, уже полтора года верой и правдой служит. Слова Екатерины свет Витальевны плохо укладывались в мозгах.

Это что? Это передо мной так сейчас извиняются?

– А почему не позвонили? – осторожно бросила пробный шар в эту сторону я.

– А может, тебе еще и в ножки броситься? – сварливо отозвалась мама.

– Бросайтесь! – широким жестом разрешила я.

– Тьфу ты, дура! – вскипела родительница. – Я с ней серьезно говорить пытаюсь, а она! Всё хаханьки! Нет, прав был отец, не по телефону такое говорить надо!

– А “не по телефону” мы бы с тобой уже два раза подрались… – от растерянности брякнула я.

В трубке только вздохнули, смиряясь с судьбой. Дочь-хохотун – горе в семье.

– А потому не позвонили, – стервозным тоном внезапно заявила мама, – что твои гордость с упрямством не с неба упали! Бог с тобой, Ленка. Живи, как хочешь. Но если поедешь в отпуск через столицу, и остановишься в гостинице – мы с отцом переедем в Чернорецк и поселимся с тобой на одной лестничной площадке!

Телефон пикнул разорванным соединением и погас экраном.

Понимаю тебя, телефон. Я вот тоже того и гляди, погасну!

Угроза, однако, маман, неэффективная! Посмотрю я, как долго вы продержитесь на одной лестничной площадке с Ольгой Мирославовной и Ко…

Бывает, крутишься как белка в колесе, и не видно в этом никакого просвета. За последние три года это ощущение накрывало меня куда чаще, чем хотелось бы. И только, вроде бы, тучи над головой расходятся, пропуская робкий солнечный лучик, как бац – и опять гром, опять молнии, опять проблема на проблеме и проблемой погоняет. И где-то в глубине души я периодически мечтала о глухом необитаемом острове, но запрещала себе нарочно выискивать передышки и – самое главное – надеяться, что они будут длительными.

Только сегодня не удержалась. Я ехала домой с улыбкой и думала, что все-таки все хорошо: от Азоров Макс отобьется, Ада идет на поправку. Мирослав меня узнал, и это тоже в плюс, потому что куда унизительнее было бы пытаться самостоятельно напомнить ему, кто я такая. (Привет, ты меня не помнишь, но мы с тобой как-то переспали… Нет, не в клубе. Нет, не перед клубом. Нет, не вместо клуба!.. Нет, я никогда не была блондинкой!!!) А теперь еще и звонок от мамы впервые за эти годы закончился не бурлящим внутри раздражением и обидой, а облегчением и зачатками веры в светлое будущее.

И я выдохнула. Расслабилась. Успокоилась…

А наутро у детей обнаружилась сыпь.

– Мам, чешется.

Я варила кашу, когда Стас подошел ко мне и подергал за пижамную штанину.

– Комарик укусил? – машинально спросила я, не придавая значения времени года, мало ли кто под батареями оттаял!

– Нет, мам, не комарик. Акула, наверное! Вот, смотри!

– И меня, и меня акула! – дружно подхватили Ярик с Ольгой, до того клюющие носом за столом.

Я выключила кашу, повернулась к ним и с изумлением уставилась на демонстрируемые мне красные пятна на руках, на груди, на спине…

Спустя сорок минут я уже мчалась на такси в “Тишину” – забрать машину, переговорить с Максом, раздать ц/у и скорее, скорее обратно. Температуры у детей не было, ничего нигде не болело – но это же мои дети! У моих детей не бывает сыпи, они не кашляют, не подхватывают насморк, не валяются после завтрака сонные и несчастные на диване, когда на дворе уже белый день (да, семь утра – это белый день!).

Участкового врача мне пообещали к одиннадцати. Мария Егоровна, ангел божий, поднялась к нам без малейших вопросов, так что я все успею, я все смогу, и все у всех будет хорошо. Передышка? Какая передышка? Да кому она вообще нужна, эта передышка?

– Лен, ты моего старшего администратора не видела? – поинтересовался Елистратов вместо “здрасте”, когда я вломилась к нему в кабинет.

Я пошевелила мозгами, вспомнила, что причесывалась на ходу, одевалась на бегу, краситься в принципе сочла бесполезной тратой времени, зубы чистила на кухне, параллельно с кормежкой, а потому зеркал на моем пути не попадалось, так что честно призналась:

– Сегодня еще нет.

– Вот и я его что-то не вижу… Что стряслось-то опять, Колобок?

– Макс, я на больничный.

– Для больной у тебя слишком пышущий здоровьем вид.

– Я с детьми!

– А Ада для ребенка не великовата?

– Макс, я тебя стукну!

Тут Елистратов удивился. Смерил меня взглядом с головы до ног, будто пытался убедиться, что все это не дурацкая шутка.

– Твои дети не болеют!

У меня вырвался смешок – нервно-истеричный – но все же смешок. И я стекла в кресло для посетителей и, окончательно обнаглев, притянула к себе чашку с еще нетронутым елистратовским кофе.

– Рассказывай, – распорядился шеф, по совместительству еще и крестный, никак не отреагировав на этот акт полного обнагления подчиненных.

Я в ответ скривилась, будто вместо любимого капучино мне предложили черный без сахара.

Хм, а ведь действительно – черный без сахара. Вкусно!

– Потом. Пока толком ничего не понятно, кроме сыпи, никаких проблем нет. Но обсыпало щедро. Ждем врача, но я подозреваю, что за час эта ерунда сама собой не рассосется.

– Лен, может, тебе сейчас в отпуск, а не в мае? – задумчиво озаботился Макс.

– Тебе лишь бы больничный мне не оплачивать. Первый за три с половиной года, между прочим!

Я прикрыла глаза и блаженно выдохнула – дома на кофе не было ни секундочки. И сейчас, когда сей божественный нектар пробежал по пищеводу и приятной теплотой плюхнулся в желудок, мне реально полегчало.

– Вот так вот сделаешь себе раз в жизни кофе… – задумчиво протянул дорогой шеф, и я удивленно хлопнула глазами. Точно, Макс ведь чай по жизни пьет. Ну, значит, это однозначно было для меня!

– Кофе вредит вашему организму, – наставительно заметила я. – А если серьезно, Максим Михайлович, я указания сейчас всем раздам, у нас так-то все в штатном режиме, Филиппыч сегодня выгу…

– Лен, – мягко, но твердо перебил меня Елистратов. – Сгинь уже, а? И давай без указаний – просто, тихонечко, запасным выходом, чтобы никто тебя не увидел и не задержал. И – это еще страшнее – чтобы ты сама никого не увидела и не задержала. Договорились?

– Я тебя люблю, Елистратов, – растроганно призналась я и утерла скупую слезу.

Скупую отсутствующую слезу.

– Катись, Колобок, – вздохнул начальник и пошел заваривать себе чай.

Обернулся и бросил через плечо:

– Вечером позвонишь и отчитаешься! Обо всём. В том числе, как ты вчера с Мирославом нашим Радомиловичем Азором покаталась!

Нет, можно было бы, конечно, и попытаться качнуть права. Но обстановка таки не располагала. Так что я молча козырнула, щелкнула каблуками и покинула Максима.

Вовремя покинула – он как раз себе чай сделал.

А у меня с утра, если что, на чай тоже ни минуточки не нашлось.

Вообще я к начальственным пожеланиям отношусь очень серьезно. Я в принципе хороший работник – дотошный, исполнительный, организованный, но не лишенный инициативы… скромный, конечно же! Иногда даже чересчур, может пора прибавку потребовать? Ну или хоть премию там какую, за вредность.

Это к тому, что раз шеф сказал валить огородами – я и рада стараться! И ничто меня не остановит! Даже синеглазое препятствие, встретившееся мне на лестничной площадке между вторым и третьим этажом. Это разве что задержит. Капельку.

– Добрый день, Мирослав Радомилович, – автоматом брякнула я, замирая на ступеньках.

– Привет, Лена, – смеясь глазами отозвался Азор.

Он сегодня выглядел иначе – строгий костюм сменили джинсы и серый свитер с пресловутыми оленями. Ну прям не столичный интервент, а образцово-показательный турист на законном отдыхе. Может нам его пофоткать? В домике, в тяжелом кресле, у камина, собачку в ноги, улыбчивую девицу – в руки, и готовая реклама прекрасной базы отдыха “Тишина”! И подпись: “Там, где сказка становится былью”…

Ладно, “на ты” так “на ты”.

– Это хорошо, что я тебя встретила, – известила я, отгоняя прочь планы по использованию захватчиков в маркетинговых целях. – Извини, но сегодня вечером я опять не смогу. Семейный форс-мажор.

– Очень жаль, – сказал Мирослав и шагнул на ступеньку, становясь чуть ближе ко мне. Внутри от этого простого движения что-то странно екнуло. – Завтра?

– Не уверена, что до завтра разрулю…

– Послезавтра?

Еще ступенька. Я против воли сглотнула под гипнотическим взглядом.

– Давай я тебе сама позвоню, когда все разрешится? В анкете, которую заполняли при заселении, указан номер.

Еще ступенька – и он оказался на одном уровне со мной, хоть и стоял ниже.

– Хорошо, – удивительно легко согласился мужчина, как будто бы его не отфутболили уже в который раз. – Я буду ждать.

И я выдохнула с небольшим облегчением, потому что я действительно хотела встретиться – разве я виновата, что все так выходит? – но при этом совершенно не хотела объясняться и оправдываться.

За сим можно было бы посчитать разговор завершенным, просочиться мимо и растаять в особенно прозрачном зимой воздухе, но вместо этого я почему-то спросила:

– А ты к Елистратову? Зачем?

Больше ему на этом этаже делать нечего, комната отдыха для персонала, а не для гостей, у гостей своя есть. И мне действительно было любопытно. Во-первых, из-за смены имиджа, во-вторых, почему именно Мирослав? Один, без компании. Уж не собираются ли на моего любимого босса из каких-нибудь неожиданных углов выпрыгивать?

– Тебя искать, – не моргнув глазом, соврал Мир.

– У Елистратова? – искренне изумилась я.

– Но ведь нашел же, – весело возразил он. И шагнул на еще одну ступеньку.

Ох ты ж мамочки, как тут жарко.

Щеки натуральным образом горели. И этот финт со ступеньками и с “тебя искал” – был очевидный и неприкрытый, совершенно откровенный и прям-таки убойный флирт. Но, черт побери, работало…

Он теперь был так близко, что запах парфюма приятно щекотал ноздри. Гладкая кожа шеи в вырезе мягкого свитера маячила перед носом, и ужасно, до одури хотелось прижаться к ней губами, языком и попробовать этот запах на вкус.

Но я взяла себя в руки – и посторонилась, прижалась к стене, пропуская. Бес с тобой, не хочешь отвечать – не обязан, иди куда шел!

Однако Мирослав, ходячая афиша, Радомилович не торопился.

– Ты выглядишь взвинченной и расстроенной. В семье что-то совсем серьезное?

– Нет, – я мотнула головой. – Пока нет. Надеюсь, что нет.

Если он начнет и дальше расспрашивать, то фигня получится, а не разговор, поэтому я ловко переключила тему:

– Все не страшно. Просто недели выдались тяжелыми, из-за вас в том числе, между прочим, господин Азор. Мы готовились, хлебом-солью встречали, ночей не спали, сани я лично полировала…

– Ночами? – Мир иронично изогнул бровь.

– Ночами! – с вызовом подтвердила я. – Очей не смыкаючи!

Мирослав хмыкнул и внезапно потребовал:

– Закрой глаза.

– Зачем?

– Закрой-закрой. Обещаю не маньячить!

Я подозрительно поджала губы, но неожиданно для самой себя подчинилась. Вздрогнула, когда висков коснулись руки – даже не руки, кончики пальцев. Невесомо, чуть-чуть щекотно и как-то… колко что ли.

– Не открывай, – предупредил Мирослав, и я – не открывая – изогнула брови и скептично приподняла уголок губ.

Он будто массировал мне голову, но не с нажимом – а легкими, почти не ощутимыми прикосновениями, и я с удивлением осознала, что от этих прикосновений у меня внутри что-то отпускает. Отпускает напряжение, отпускает усталость, пропадает сковавший голову обручем спазм, который я уже привыкла не ощущать, и я сама становлюсь как наполненный гелием шарик – если не удерживать веревочкой, улечу в небо.

– Как ты это делаешь? – зачарованно прошептала я, продолжая послушно стоять с закрытыми глазами.

– Секреты древней китайской медицины, – хмыкнул Мир, и было непонятно, шутит он или всерьез.

– Ты не похож на китайца, – сказала я и снова вздрогнула, на этот раз – когда его руки вместо того, чтобы снова коснуться моей головы, легли мне на талию.

Внутри все сразу так встрепенулось, что я чуть не подпрыгнула. Нет! Не буду я с тобой целоваться, змий-искуситель!

Я распахнула глаза и вскинула руки, упершись ими в мужскую грудь. Шерсть свитера под пальцами была такой мягкой, что ее хотелось погладить. Его хотелось погладить…

Я почти успела. Я и совсем успела бы, если бы он нацелился на губы. Но Мирослав учился на ошибках, и поймал губами не губы – а ухо. Мягко коснулся мочки и слегка прикусил ее. Даже от этого незамысловатого жеста я чуть не застонала вслух. Но только сильнее надавила на грудь, заставляя его отстраниться.

– Мир, не надо.

Это прозвучало почти жалобно.

– Почему?

Закономерный вопрос. И ответить на него как с родителями – не хочу, означало бы совершенно очевидно соврать.

– Я тебя совсем не знаю.

Еще одной закономерностью с его стороны было бы заметить, что в прошлый раз мне это совершенно не мешало, но нет.

– Мирослав Радомилович Азор, тридцать четыре года, не женат, не разведен, детей нет, занимаю руководящий пост в холдинге “Азоринвест”. Что еще?

– Место проживания.

– М? – мурлыкнул он, не поняв моей ремарки, и потерся носом о кожу чуть ниже уха, вызвав горячие мурашки.

– Во-первых, вы приехали сюда отжимать бизнес дорогого мне человека, – произнесла я, пытаясь абстрагироваться, от накатывающего волнами тяжелого, густого желания, от которого размягчается все тело, и включая мозг. – Но даже это ерунда, потому что, во-вторых: как приехали – так и уедете. Я не ищу секса на одну ночь, Мир. Я и тогда не искала. Собственно, поэтому все и вышло, как вышло.

Вот так вот, честно, прям в глаз. Ну или куда там получилось.

Мирослав вскинул голову, но считать выражение глаз у меня не вышло.

– А еще мне сейчас правда нужно идти.

Я отвела его руки – и он позволил их отвести – и когда уже почти решила, что получиться уйти, оставив за собой последнее слово и пищу для размышлений, мне в спину прилетело:

– Я буду ждать твоего звонка.

Вот и понимай, как хочешь.

Несмотря на растрепанность чувств, физически я чувствовала себя так, будто только что вернулась из длительного отпуска (по крайней мере, я всегда воображала себе, что вот если я однажды поеду в длительный отпуск – я потом буду себя чувствовать так!). Что-то все-таки сотворил со мной Мирослав, шкатулка с секретами, Радомилович, и спасибочки ему за это. Вообще, может и правда что-то китайское. Акупунктура она же на точки воздействует, правда, иглами, а мало ли там какие еще методики есть. Откуда вот только они известны человеку, занимающему, как он изящно, но без конкретики выразился, руководящую должность…

Впрочем, эти мысли не заняли меня надолго. Дома ждали покусанные акулой дети. И если физически мне полегчало, то вот нервы никуда не делись.

– Скорее всего аллергия, – сделала вывод врач, осмотрев всех троих, что почему-то ни капельки не облегчило мои душевные терзания. – Не инфекционное точно.

– У всех сразу? – удивилась я. – Да они с рождения ни разу…

– Аллергия – дело коварное, – невозмутимо заметила женщина, поманила пальчиком, строго глядя на Стаса, и тот, бросив на меня взгляд, а потом потупившись, вернул похищенный стетоскоп. – Может выплыть в любом возрасте и в самый неожиданный момент. К тому же она бывает накопительная. Вот рецепт на антигистаминные. Перейдите на гипоаллергенный рацион и вводите заново продукты постепенно. Подумайте хорошенько, что было в вашей повседневной жизни нового – стиральный порошок, одежда, чистящие средства, какие-то новые блюда. Сдайте кровь, лишним не будет. Направление на общий анализ. Если в течение пары дней не станет хоть немного лучше или пройдет, но потом повторится, а источник так и не будет выявлен, то запишитесь к аллергологу. Пока посидите дома, в садик не стоит. Выпишу больничный на неделю, чтобы разобраться, от чего все же так высыпало. Всего доброго.

Вот вам и «мои дети не болеют», вздохнула я и отправилась варить гипоаллергенную гречку.

Ладно, аллергия, с тобой мы разберемся, а больничный буду и впрямь считать отпуском, буду укладывать детей себе под бок и ка-ак высплюсь.

На следующий день звонок телефона поднял меня в шесть утра.

– Лена, – хрипло выдохнул Макс в трубку, и я не сразу узнала его голос, настолько он вдруг сделался чужим. – Лена, Тихий Лес сгорел.

Глава 5

До работы я добиралась, как в тумане.

– Здравствуйте, – поприветствовала я горничных и администраторов, вместо привычного “доброго утра”.

Утро было каким угодно, но не добрым: запах гари, не висевший над “Тишиной”, но доносимый порывами ветра, растерянность и испуг, свивший гнезда в глазах… Люди, кажется, не верили произошедшему.

Не верить было сложно: зарево на полнеба ночью видели все. Кто не лично, тот на городских новостных сайтах.

Верить было невыносимо.

У меня закипали злые слезы и грозились пролиться они массовыми убийствами.

Не преувеличивай, Лена. Четыре трупа – это не масса, а серия.

Время пересменки уже давно прошло, но Анна, ночной администратор, никуда не ушла.

– Как же так, Елена Владимировна? – тихонько спросила она. – Как такое случилось?

Хорошо, что на этот вопрос ответ у меня был. И стоило об этом подумать, как от ярости сводило зубы.

– Следственные работы ведутся, – сдержанно отозвалась я. – Хорошо, что ты здесь, Аня. Поможешь.

Кто там у нас сегодня? Надо же, вот только что проехала пост охраны, а не помню. Озерков? Дима Иванов? Да, он.

– Привет, Дим. Скажи, а Всеслав Всеволодович на базу уже вернулся? Хорошо. Сколько вас сейчас на посту? Отлично! Подойдите к администраторской. Да, все четверо. Да, под мою ответственность.

Я набрала побольше воздуха и произнесла то, что пока никто не смел озвучить.

– Сегодня ночью сгорел “Тихий лес”.

И сама удивилась, как мертво звучит мой голос. Парни из вневедомственной охраны подошли как раз вовремя. Отлично, не придется повторять и для них.

– Как я уже сказала, следственные работы ведутся. Однако около восьми часов утра представители «Азоринвеста» вышли на связь с муниципалитетом и потребовали аннулировать договор купли-продажи земельного участка, заключенный между городом и Максимом Михайловичем, в связи с неисполнением покупателем условий льготного приобретения.

В голове звенело, и окружающий мир вел себя странно. По крайней мере, резкости ему определенно не доставало. Я отстраненно понимала, что сейчас сделаю непоправимое. Но знала, что жалеть об этом не буду.

– Нет леса на участке под рекреацию – нет исполненных обязательств.

Я обвела сотрудников взглядом. У сотрудников на лицах читалось от “Не может быть!” до “Что за хрень?!”

Угу. Та еще хрень. А потому…

Я прочистила горло.

– А потому, горничные сейчас пойдут и помогут нашим гостям собрать вещи. Представители фирмы “Азоринвест” выселяются. На случай, если вдруг они не изъявят такого желания…

Я перевела взгляд на парней.

– Олег, сопровождаешь Катю. Саша, ты с Аней. Алексей, ты с Ирой. Лада и Дима идут со мной. В разговоры не вступать, на все вопросы отвечать, что выполняете распоряжение старшего администратора, и бронь «Азоринвеста» на нашей базе отдыха аннулирована. Вперед!

Как распределили цели остальные, не знаю – не маленькие, разберутся. А меня ноги сами вынесли на тропинку, ведущую к “быку”.

Мирослав Радомилович встретил меня вздернутой бровью и обворожительной улыбкой. Которая сменилась куда менее чарующим выражением, когда я сквозь зубы, давясь ненавистью, зачитала ему приговор.

– Елена Владимировна, – с мягкими интонациями, от которых любому вменяемому человеку стало бы страшно, произнес Азор, – мне кажется, вы немного превысили свои полномочия. И законные рамки.

Мне страшно не было. Это логично – вменяемой меня сейчас было трудно назвать.

– Я этот лес сажала собственными руками, – с вежливым светским оскалом ответила я.

Губы были деревянными, слушались плохо, и артикулировать слова приходилось очень старательно. От этого складывалось впечатление, будто я считаю собеседника умственно отсталым и боюсь, что он меня не поймет.

– Мечтала, что потом привезу туда своих детей…

Светлая ненавидящая улыбка так и прикипела к губам, убрать ее с лица я была не в силах, и только смотрела Азору в глаза, в упор, стараясь взглядом транслировать всю свою ненависть ему прямиком в подкорку.

Всё вокруг было ясным и прозрачным, только изредка подрагивало, и тогда очертания предметов плыли, как в компьютерной игре, где графика не успевает подстраиваться за игроком.

Такого острого, унизительного разочарования в человеке мне испытывать до сих пор не доводилось.

Дальнейшую дискуссию я сочла оскорбляющей мое достоинство (недаром и другим запретила вступать в пререкания), а просто молча кивнула Ладе.

Наверное, Мирославу, козлу последнему, Радомиловичу тоже было унизительно видеть, как ловкие руки горничной на его глазах потрошат его вещи, но он смотрел. Ладка сноровисто, с каменным лицом, собирала Азорские пожитки.

Телефон взорвался трелью, и я даже головы не повернув, услышала, как в трубке орет Всеслав Всеволодович, жалуясь старшему родственнику на хамство персонала “Тишины”.

Мир бросил короткое “Уймись!” и отбил вызов.

– Лена. – Мирослав, мать его, Радомилович, тоже смотрел на меня в упор и взгляда отводить не желал. – Лена, мы этого не делали.

– Безусловно, – с сокрушительной любезностью ответила я. – А если бы вы это сделали, Мирослав Радомилович, то вы бы, без сомнений, сказали бы то же самое.

Телефон Мирослава звонил, не затыкаясь, но он не брал трубку.

У меня зубы сводило от испытываемых чувств. Я не знала, как не вцепиться ему в глотку прямо здесь и сейчас, и старалась держать себя в руках.

Лада впихнула в чемодан последнюю охапку чужого барахла, и я подавила облегченный вздох: экзекуция подходила к концу.

– Я провожу вас к машинам, Мирослав Радомилович, – объявила я, и это значило именно то, чем выглядело.

“К своему транспорту вы пойдете под конвоем”.

С Всеславом мы встретились на дорожке, ведущей к гаражам – его точно так же “провожали” Олег с Катериной. Шильцева и ее помощник уже стояли возле черных автомобилей, вылизанных Сеней, сияющих полировкой.

Я шла очень прямо, величаво переставляя негнущиеся ноги. Хотелось очень многое им сказать. Хотелось кричать от обиды – “Зачем? Заче-е-ем?!”

Но можно было только идти вперед, стиснув зубы.

Слова прощания я выжала из себя вместе с любезнейшей сервисной улыбкой. Правда, улыбалась одна я: у Ольги Радомиловны вид был растерянный, Всеслав-Славик выглядел взбешенным, а у Мирослава к роже приросла безразличная маска.

– То есть, ваша сторона отказывается от дальнейших переговоров? – уточнил он с той же каменной физиономией.

– Что вы, как можно! – Я с искренним возмущением отвергла это предположение, ибо еще не сошла с ума окончательно, чтобы принимать за Макса такие решения. – Просто все дальнейшие контакты будут проходить на нейтральной территории. В Чернорецке вам будет даже удобнее: ближе выметаться отсюда.

Персонал базы отдыха, кольцом подтянувшийся к парковке, смотрел угрюмо, недобро.

В “Тишине” очень низкая текучка кадров. Почти все, стоящие сейчас здесь, три с лишним года назад приложили руки к высадке Тихого Леса.

Чемоданы закинули в багажники, мужчины сели за руль, Шильцева села пассажиркой к брату, и гости отбыли.

Осознание того, что вернувшийся Макс нарежет мне ремней из шкуры за такие номера, медленно проступало сквозь затопившую мир ненависть.

Никто, кроме него, не смеет так поступать с его гостями.

Да и бог с ним. Нарежет – так нарежет.

Потерянного Максового доверия было жаль, но… я уже всё сделала. Здесь всё равно уже ничего не изменишь.

Кстати.

– Игорь Филиппович, а где Максим Михайлович?

– Там, – мотнул темной головой Новицкий куда-то в сторону предполагаемого пожарища. – Ночью уехал и пока еще не приезжал.

Откуда-то, как чертик из коробочки, выскочила медсестра, подхватив меня под локоть:

– Елена Владимировна! А пойдем-ка ко мне, я тебе успокоительную таблеточку поставлю… А если хочешь, то сразу и укольчик!

Я осторожно забрала руку и усмехнулась.

– Спасибо, Валентина Семеновна. Не стоит. Все, представление окончено, все за работу. Я вернусь через час.

От парковки до гаражей два шага, но Сенька неожиданно возник рядом раньше.

– Ключи не отдам! – подозрительно кося на меня взглядом, он боком-боком разворачивался, заслоняя мне проход. – В машину не пущу, Елена Владимировна, хоть увольняйте!

Паника и обреченность в голосе бессменного автомеханика “Тишины” заставила меня остановиться.

– Ты у нас такой дурак по субботам, али как? – устало поинтересовалась я словами бессмертного Филатова. – Какое “увольняйте”? Выгоняй Тигрика, повезешь меня по делам.

Сенька неуверенно метнулся взглядом к гаражам. Механиком он, конечно, был от бога. Но вот чтобы что-то водил – такого я раньше не видела. Кажется, Семен понял, что поехать я всё равно поеду, в любом случае, и разрывался теперь: отдать мне машину, с риском что где-то по дороге я себя угроблю, и хорошо, если одну только себя, либо же сесть за руль самому. Кажется, оба варианта ему равно не нравились.

Игорь Новицкий решил дилемму, хлопнув Семена по плечу и молча пройдя мимо нас обоих к своей машине.

Облегчение, прорисовавшееся на лице гаражного умельца, было почти смешным.

– Спасибо за беспокойство, Сень, – искренне поблагодарила я и отправилась за Филиппычем.

Его УАЗ в гараж Сенькой, по его личной табели о рангах, не допускался, и потому изнутри успел выстыть, и я зябко поежилась в своем пуховике. Игорь крутил руль, выезжая с парковки, а потом с территории. Ворота закрылись, отрезая “Тишину” от нас, а нас от “Тишины”.

– В “Соловьиные Родники”.

Новицкий молча кивнул. Машина рыкнула мотором и свирепо вгрызлась в дорожное полотно.

– Дед на месте? – уточнила я у секретаря заповедника, и она негодующе сверкнула глазами, открыла рот, но потом глянула на меня внимательнее, осеклась и молча сняла трубку телефона.

Бессменного директора “Соловьиных Родников” в глаза так не звали, но я, кажется, и правда немного плыла сейчас, не зря Валя с Семеном волновались.

– Проходите, Елена Владимировна.

Новицкий остался в приемной, строить глазки милой девушке – несмотря на его поганый характер, девицы всех мастей от Филиппычева внимания почему-то млели. А я вошла в кабинет, отделенный от приемной тяжелой дверью.

Сухонький старичок, занимавший это кресло, кажется, всегда, встал мне навстречу, приветствуя привычной шуткой:

– Здравствуй, Елена Прекрасная! Проходи, присаживайся, сейчас чаек организуем…

В “Соловьиных Родниках” сотрудников “Тишины” любили. Елистратов умел делать деньги и охотно вовлекал в этот процесс заповедник.

Я тяжело опустилась на давно обжитый стул.

– Поговорить нам надо, Премудрая, это ты верно приехала…

Из кабинета я вышла через полчаса, старательно пряча лицо. В разговоре с Дедом меня прорвало, и я постыдно, некрасиво и унизительно разрыдалась, размазывая по физиономии слезы вперемешку с соплями и радуясь, что хотя бы макияж я сегодня не успела нанести. В очередной раз.

– До свидания, Елена Владимировна!

Востроносая девица провожала меня любопытным взглядом да самого выхода.

– Домой, в “Тишину”? – уточнил Новицкий, проворачивая ключ в замке зажигания.

– Домой, – кивнула я, вынимая из кармана телефон.

Где-то у меня тут было…

Ага! Вот.

– Здорово, Колобок! – радостно гаркнул в трубку замначальника городского батальона ГИБДД Виталик Буров.

Когда-то у нас с ним было на редкость неудачное свидание: он тогда еще толком не вылез из развалившегося брака и болезненного развода, а я больше думала о четырех оставшихся дома детях, чем о мужике, сидящем за столиком напротив.

Признав опыт провальным, мы договорились больше таких бесчеловечных экспериментов над друг над другом не ставить, зато прекрасно дружили.

– Привет, Виталь. Слышал наши новости?..

К тому моменту, как мы доехали до базы, мой телефон раскалился от непрерывных исходящих и входящих. Я, не стесняясь, мешала с грязью Азоров.

Если кто-то думал, что он один умеет играть по-грязному, то у меня для него сюрприз. Столичные гости в столице может и на верхушке цепи питания, но у нас тут, в провинциях, все чуть-чуть иначе устроено.

Игорь молча рулил и не спрашивал, почему всем остальным я ябедничала дистанционно, а к Деду с доносом поехала лично, со всем почтением.

В нашем регионе выживание в индустрии туризма процентов на пятьдесят зависит от того, удастся ли создать устойчивые партнерские отношения с основным туристическим объектом региона.

По влиятельности в Чернорецке Дед – где-то третье лицо после мэра, а в нашей сфере так и вовсе – первое. Это его люди создавали зародыш сгоревшего леса, собирали, как бусины на нитку, деревце к деревцу. Это с его незримого благословения был высажен наш лес.

После того, как злые языки разнесут весть, что «Азоринвест» попал в черный список к Деду, сотрудничать с ним не согласится ни один предприниматель, желающий жить в бизнесе долго и счастливо.

Максим успел вернуться к нашему возвращению.

Когда мы с Игорем поднялись в его кабинет, он сидел на диване упершись локтями в колени, сцепив руки в замок. Широкие плечи поникли, но вот голова не была скорбно опущена – Макс невидящим взглядом сверлил висящую на стене стилизованную сказочную карту своих “земель”. Там, в верхнем углу старославянским шрифтом на зеленом просторе, в окружении елочек было отпечатано “Тихий лес”.

Цвирко присутствовал здесь же, сидел на посетительском стуле, но именно присутствовал: взгляд тоже устремлен в пустоту, на лице бешеная работа мысли.

Они привезли с собой запах дыма, и он вместе с повисшей тишиной кричал о случившемся горе.

Не нарушая молчания, я протопала к кофемашине.