Текст книги "Каменный Кулак и мешок смерти"

Гостеприимный Хедебю

Шеппари намеревались плыть к Виксбергу, минуя Бирку. Хрольф, вдохновленный их братской поддержкой в Упсале, безоговорочно с ними согласился. Сколько еще дней будут они добираться до Овсяного залива? Листопад[105]105
  Листопад – месяц октябрь по древнеславянскому календарю.


[Закрыть] должен был начаться со дня на день, а осеннее море непредсказуемо, как сварливая жена. А уж из-за женской придури на век Хрольфа выпало немало ненастных дней.

Но на Мэларене были двое не согласных с решением шеппарьского тинга: бог Ньёрд и венед Варглоб по прозвищу Стейн Кнутнёве. И если первый баловал и супостатничал исключительно по природе своей, то второй мечтал попасть на Бирку, дабы хотя бы еще одну ночь провести в объятиях возлюбленной жены. Однако если ветреный Ван[106]106
  Ваны – боги древних скандинавов делились на Асов, живших в Асгарде, верхних богов, и Ванов, нижних богов.


[Закрыть] мог не скрывать своих намерений и откровенно дуть в противоход драккарам, то Волькше пришлось весь день молчать и выжидать подходящего случая, чтобы осуществить свое желание.

Пасмурный день уже клонился к закату, когда Годинович обратился к Хрольфу с совершенно невинным вопросом:

– Как думаешь, сторешеппарь, ты сумеешь купить кнорры в Хедебю?

– Не знаю… – рассеянно ответил мореход. Ничто под сенью Иггдрассиля его больше не заботило, кроме того, что он теперь не мог, как прежде, стоять у родерпинна своего Грома. И эта темная кручина лежала холодным камнем на его душе. Конечно, Рыжий Ольг в любое мгновение отдаст ему кормовое весло, буде сторешеппарь пожелает. Но тогда прочие шеппари сочтут Хрольфа недостаточно твердым и властным. А такого неуважительного отношения сторешеппарь похода ватаги, насчитывавшей аж десять драккаров, никак не мог себе позволить. Не для того Хрольф драл глотку, доказывая, что стая ладей должна подчиняться одной. а именно его, Гастинга руке, чтобы вот так запросто показать всем, что ему больше по сердцу дрязгаться по сумьскому побережью Восточного моря, чем верховодить над далеким и опасным походом.

– А что? – встрепенулся сын Снорри после довольно долгого раздумья. Волькша все это время стоял рядом с ним и делал вид, что ответ шеппаря его устраивает. К слову сказать, он тоже тосковал по своему месту на гребцовском сундуке. Но он надеялся, что в дни похода у него еще не раз будет возможность помахать веслом, поскольку у варягов даже хольды не гнушались весельной работы.

– Ты о чем? – переспросил Варг Хрольфа.

– Ну ты спросил про кнорры, – напомнил ему свей. – Зачем нам их покупать в Хедебю? Я не уразумел.

– А… – протянул Волькша, точно пытаясь вспомнить свои прежние мысли. На самом деле он едва сдерживал радость. Как ни кичился теперь Хрольф, а в душе он все равно оставался сыном бонде, готовым торговаться за каждую восьмушку кроны. У причала на Бирке осталась одна из тех грузовых посудин, что были куплены еще в Гюльдборге, но мореход либо позабыл о ней, либо постеснялся брать ее в поход, в котором участвовали только драккары. Если Волкан сумеет убедить шеппаря в том, что кнорр понадобится для вывоза добычи, то его страстное желание провести еще одну ночь с Эрной непременно осуществится.

– А, да! – наконец просветлел лицом Варглоб. – Ну, просто посмотри, как твои драккары глубоко сидят в воде. Когда ты нагрузишь на них добычу, они того и гляди начнут черпать воду бортами… Вот я и подумал: сумеешь ли ты купить где-нибудь кнорры так же быстро, как после победы под Хохендорфом…

– Какой же ты все-таки темный, венед! – хлопнул Хрольф парнишку по плечу. – Зачем мне где-то покупать кнорр, когда у моего причала он уже стоит?

– Но ты же собирался идти прямехонько на Виксберг, – захлопал глазами Волькша.

– Кто тебе сказал? – поднял брови шеппарь.

– Ну, вы вроде бы так утром еще порешили?

– Кто порешил?

– Ты и прочие шеппари.

– Не было этого, – не моргнув глазом, соврал Хрольф и потянулся к охотничьему рогу на поясе…

Когда возмущенные соратники обступили его на берегу причальной заводи, он охладил их пыл тем же вопросом, который до этого задал ему Волькша, – уверены ли они, что сумеют быстро купить грузовые ладьи где-нибудь возле Овсяного залива.

– Или вы думаете, что там вас ждет не дождется не вино, зерно, ткани и фольки, а прямо сразу серебро и золото по пять сотен крон на гребца?.. Добычу-то надо будет куда-то грузить. А наши драккары и так уже огружены гребцами да ратниками. Или вы прикидываете, что бой за Хавре ополовинит ваши манскапы? А я, Хрольф-мореход, говорю вам, что такому не бывать! Сам Тюр ведет нас! И великая добыча ждет нас на берегах Овсяного залива. Так куда вы будете поживу складывать?

Шеппари теребили в руках свои длинные бороды и переглядывались с пониманием. Дескать, смотри-ка ты, сын бонде дело говорит.

Как уж они в ночи набирали гребцов и шеппарей для своих кнорров и снейкшипов, одному Локки[107]107
  Локки – у древних скандинавов бог огня, игры и коварства, побратим Одина. Локки высок ростом, смел и красив, но он очень насмешлив и коварен. Хотя родом он гигант, асы приняли его к себе и не раз попадали из-за него в беду, но часто он же выручал их своей изворотливостью.


[Закрыть] известно. Волькша этого точно не видел. Для него ночь пахла волосами Эрны, которая ластилась к нему своим умопомрачительным телом. Ночь взлетала в небо и низвергалась в томительные расселины любви так страстно и ненасытно, что утром у обоих супругов под глазами были темные круги, а ноги ступали по полу, как по дэке[108]108
  Дэка – палуба.


[Закрыть] драккара, идущего поперек игривой волны.

– Вот, – сказал Волькша за утренней трапезой и положил на стол увесистый кошель с серебром. – Чтобы ты не скучала, пока меня не будет, купи нам в дом чего посчитаешь нужным.

Нижняя клеть их дома изрядно пополнилась разными припасами, но загородки для скота по-прежнему пустовали.

– А чего прикажешь купить? – спросила Эрна.

– Лада моя, Леля ненаглядная, ты же хозяйка в доме, – укорил он ругийку.

– Хорошо, муж мой, – согласилась она и сзади обвила его шею руками. От прикосновения ее грудей к спине Волькша – точно и не было сладости бессонной ночи – опять затрепетал, но повернуться и обнять жену не успел. Из причальной заводи донеслось гудение Хрольфова рога: высокое, низкое, высокое, низкое, высокое, низкое.

– Не ходи к мосткам, – сказал Варглоб. – Здесь простимся.

Сундук с мечами и кольчугами, что достались ему от Бергертайлеров, был еще загодя снесен на Гром. В той же поклаже лежал и малый, пядь на пядь, короб с Родной Землей. Так что на берег заводи Годинович двинулся налегке.

Сырой клочковатый туман мятежился над Мэлареном.

Рог запел еще раз.

Со всех концов острова к драккарам бежали косматые люди в меховых накидках и сапогах. Шеппари кричали на манскапы громче обычного. Гребцы бранились ретивее, чем всегда. В воздухе витала тревога вперемешку с неуемным задором. Начинался далекий и опасный поход на Хавре, в земли неведомых франков…

Первый день похода выдался дождливым и почти безветренным. Вопреки ожиданиям многих два кнорра и два снейкшипа за дневной переход отстали от Хрольфовой Тучи не так уж и далеко.

– Это потому, что ветра не было, а на самих посудинах кроме гребцов только легкий скарб, – пояснял Хрольф эту незадачу на вечерней стоянке в обширном заливе «острова островитян» – Обуландет.[109]109
  Обуландет (Öbolandet) – остров недалеко от шведского города Труса (Trosa); переводится как «земля островитян».


[Закрыть] – Драккар силен парусами.

Но за все девять дней, пока ватага добиралась до Хедебю, гордым кораблям, увенчанным свирепыми драконьими головами, так и не удалось намного опередить презираемые грузовые кнорры. А за это время и ветер не раз дул в попутном направлении, и гребцы на драккарах не щадили своих спин, но все равно каждый вечер к тому часу, когда в котлах доспевала походная каша, грузовые суденышки прибывали на место общей стоянки.

– Я же говорю, кнорры идут налегке! – бухтел племянник Неистового Эрланда.

Волькше иногда начинало казаться, что, став вожаком ватаги из десяти драккаров, двух кнорров и двух снейкшипов, Хрольф утратил всю свою шеппарьскую смелость. По дороге на Волин и обратно кормчий Грома не боялся выходить в открытое море. А во время всего пути от Бирки до вотчины толстяка Кнуба водные просторы ни разу не заняли весь горизонт: остров ли, причудливый ли берег суши, но какая-нибудь земля постоянно маячила перед глазами.

– Ты чего-то боишься, Хрольф? – как-то спросил Волкан.

– Что ты такое говоришь? – насупился мореход.

– Почему мы не выходим в открытое море, а тремся у берегов? – не унимался венед.

Племянник Неистового Эрланда разразился самым язвительным смехом, на который был способен.

– Кнутнев, ты все-таки полная сумь, – потешался он. – Да это самый короткий путь до даннской марки. Когда свейские, точнее, гётские берега начнут уходить на северо-запад, на юго-западе начнутся острова подвластные Хареку. Мы пройдем мимо Гюльдборга и вскоре упремся в Ютландию. У самой подошвы этого огромного полуострова начинается Шлея – река, которая и приведет нас в Хедебю.

Где именно кончились гётские земли и начались даннские, Волькша так и не сумел понять. Даже когда драккары вошли в очередной пролив или шхеру, он не сразу понял, что это река. Лишь в одном месте, где берега ее сходились сравнительно близко, он заметил, что люди во встречных лодках совсем не гребут веслами, а лениво плывут по течению. И только это указывало на то, что корабли шёрёвернов поднимаются вверх по реке, которая в некоторых местах была даже шире Ниены.

И вот, наконец, впереди показалось общинное городище, которое можно было бы сравнить с Ильменьским торжищем, но только в том случае, если бы к тому пристроили княжеский двор, а также все городки, что Волькше и Олькше довелось увидеть на Волхове. Впрочем, даже тогда ильменьский град не мог бы тягаться с Хедебю. К тому же даннское торжище было обнесено не обычным частоколом, как у венедов, а отсыпной стеной с множеством стрелковых башен. Сотни домов жались возле крепости, а сколько хором находилось внутри нее, даже страшно было подумать. Сходней и мостков возле Хедебю было такое множество, что берег был похож на частый гребень. А уж таких диковинных кораблей, как на водах Хедебю Нура,[110]110
  Хедебю (Хадеби) Нур – озеро, на берегах которого стоял Хедебю.


[Закрыть] Волькша никогда и не видывал. Не хаживали такие по Волхову, поскольку гости, прибывшие на них к даннам, слыхом не слыхивали ни про Гардарику, ни про ильменьских словен.

В эти мгновения Волкан был очень доволен тем, что волею Макоши[111]111
  Макошь (Мокошь Матерь Сыра Земля) – у древних славян богиня земли и плодородия, а также богиня судьбы, прядущая нить человеческой жизни.


[Закрыть] он мог теперь сидеть на гребцовском сундуке только по собственной прихоти. Он во все глаза смотрел на открывающееся перед ним городище. Точно такой же восторг вперемешку с оторопью он испытал на Ильмене накануне Масленой недели, стоя на гульбище[112]112
  Гульбище – крытая терраса или галерея, окружающая здание обычно на уровне перекрытий.


[Закрыть] гостиного двора.

«Зев закрой, а не то крятун[113]113
  Крятун – ворон.


[Закрыть] залетит», – сказал ему тогда Година. За время, что прошло с того достопамятного утра, Волкан переменился. Рта от удивления он больше не открывал. Но до сих пор нет-нет да и ощущал тоску по дому, по материнской ласке, по мудрому отцовскому слову…

Дивясь на чудеса, выставленные в лавках даннского торжища, Волькша то и дело думал о том, ведал ли его отец, славный на всю Гардарику толмач, что те спесивые и заносчивые гости, кои добирались до их медвежьего угла, были, может, и самыми смелыми, но не самыми богатыми. Да и диковины, коими гости Ильменьского торжища кичились, выходили на поверку товаром не первого разбора, так, завалящий скарб на полках купцов Хедебю.

Больше всего венеда поразили слюдяные кувшины да чаши[114]114
  Слюдяные кувшины да чаши — имеется в виду стеклянная посуда, которую изготавливали ремесленники Хедебю.


[Закрыть] и крытые тонкой узорчатой сканью[115]115
  Скань – славянское название филиграни, накладного узора из переплетенных тонких проволочек соответствующего металла.


[Закрыть] бронзовые, серебряные и золотые уборы. Ничего подобного он прежде не видывал. Никогда еще у Волькши так не чесались руки непременно купить возлюбленной Эрне диковинный подарочек.

– Сколько стоит это запястье?[116]116
  Запястье – славянское название браслета.


[Закрыть] – как можно четче произнося свейские слова, спросил он у хозяина лавки.

– А тебе зачем знать? – довольно грубо ответил кособокий данн с черными от постоянной возни с серебром руками.

– Купить хочу, – простодушно ответил венед.

– С каких это пор у корабельных гребцов столько серебра завелось? – сквозь зубы процедил торговец.

– А почему нет? – начал закипать Варглоб. Одет венед был, конечно, неказисто. Сколько ни уговаривала его Эрна, он ни в какую не позволил ей ушить богатые одежды хохендорфских старшин. Мало того, Годинович повелел жене распороть их и скроить себе из них нарядное платье. Для этих-то жениных обнов и задумал он купить восхитительное запястье. В таком убранстве можно было бы без стыда предстать и на двор конунга.

– Ты говори – сколько? – настаивал венед.

– Проваливай! – без всяких объяснений потребовал данн.

– Что-о-о? – взвился Волкан. Малый кошель Родной Земли был предусмотрительно приторочен к его поясу. Чужие земли – чужие нравы. Это на Бирке его узнавали в лицо. Слух о Каменном Кулаке обежал уже все берега обширного Мэларена. Даже эстинский златокузнец, который делал янтарный гребень для Эрны, и тот спросил Волькшу, не видал ли тот на Бирке Трувера Кнутнёве, каковой, по слухам, может убить человека одним ударом голой руки.

Впрочем, этого даннского зазнайку он собирался поставить на место без рукоприкладства. Недаром же он был сыном Годины, которого вся округа назвала Родомысличем.[117]117
  Родомысл – у славян бог красноречия и решения споров.


[Закрыть] Отходить супостата метким словом иногда почетнее, чем дубьем или железом.

Но пустить в ход красноречие Волькше не удалось. Дверь лавки отворилась, и туда вошли трое ратарей. Судя по всему, это были урядники Кнуба. Толстые золотые цепи украшали их короткие мясистые шеи, на поясах висели длинные мечи в костяных ножнах, а также по паре опоясных ножей. Вид у них был самый что ни на есть кровожадный.

– О, господа хольды! – приветствовал их появление торговец. – Живите сто лет, благородные воины благородного ярла!

Благородные господа приосанились и насупили брови.

– Смилуйтесь, доблестные ратари, – продолжал владелец лавки, – окажите помощь скромному умельцу, выставьте из моей лавки этого побирушку.

– Я не побирушка! – возмутился Варглоб. – Я хотел купить у него браслет для своей жены.

– Ты свей? – спросили у него урядники.

– Я – венед, – ответил Волькша.

– Венед, говоришь, – осклабились данны. – Беглый фольк. Вор, стало быть.

– Я не вор и не фольк! – закричал Варглоб.

– Тогда откуда же ты так хорошо знаешь наречие викингов?

– Я… – замялся Волькша.

– Да что с ним говорить! – рявкнул самый молодой из урядников. – Хватай его!

Только тут Волкан понял, что подпустил даннов слишком близко. Не успел он вскинуть руки, как два дюжих молодца уже скрутили его в бараний рог, а третий со всей удали ударил в живот. Лавка задрожала и поплыла перед глазами Годиновича. От второго удара вся вольшина требуха превратилась в раскаленные камни, обжигающие живот изнутри. После третьего Явь начала расползаться по швам, но не настолько сильно, как рассчитывал убивец.

– Хватит с него, – раздался из-за полога кровавого тумана голос купца. Тот больше не лебезил перед «благородными господами», а прямо-таки повелевал: – Быстро посмотрите, что у него в кошельке. А ты, дубина, встань у двери, чтобы никто не вошел.

Сразу четыре руки обыскали Волькшу с ног до головы.

– Ого! – обрадовались урядники, обнаружив увесистый кошель серебра. – Похоже, этот сын коровы и бревна и правда собирался у тебя что-то купить.

– Плевать, – отмахнулся торговец. – Сейчас тащите его ко двору Кнуба, да не забудьте по дороге дать ему сбежать. Вечером приходите ко мне. Поделим добычу. Вняли?

– Не впервой, – обиделись даннские воины и подняли Волькшу с пола лавки.

– Вставай, фольк, – рычали они на него. – Или твой хозяин не бил тебя прежде? Экий ты мягкотелый. Давай, давай! Шевели ногами!

Варглоб уже давно пришел в себя после побоев. Он слышал все, о чем говорилось в лавке. Знал ли ярл Хедебю о том, чем занимаются его дружиннички? Впрочем, сейчас Годинович думал только об одном: как бы дотянуться до кошеля с Родной Землей и, наконец, показать этим даннам, кто здесь вор и сын бревна и коровы.

Вначале урядники шли бодро, немолчно повторяя свои угрозы и оскорбления. С их слов выходило, что на дворе Кнуба венеда бросят в яму для беглых фольков, где он будет сидеть полгода и дожидаться, пока хозяин, от которого он сбежал, не приедет за ним. А ежели тот поленится – кому нужен тупой, худосочный венед, – то благородный ярл Хедебю с чистой совестью продаст его другому хозяину. Всякий простофиля, попав в такой передел, думал бы только о том, как сбежать и больше не совать нос в Хедебю. Именно этого и добивались даннские разбойники. Вскоре они начали делать вид, что отвлекаются на другие дела. У какого-то большого дома, над входом в который висела доска с рисунком свиньи на вертеле, они остановились.

– Сходите проверьте, как там… – сказал старший двум урядникам, которые тащили Волькшу под руки.

Те послушно скрылись за дверью терема.

Последний охранник как бы ненароком встал к пленнику спиной и даже отошел на пару шагов. Лучшего времени для побега трудно было придумать. Сейчас затопочут ноги улепетывающего простака, и дело будет сделано.

Но время шло, а за спиной ратаря было тихо. Неужели этот придурок настолько труслив?

Данн повернулся.

Прямо ему в лицо смотрели два волчьих глаза. Венед стоял на прежнем месте. Черты его лица обострились от гнева. Кулаки сжимались до белых пятен на костяшках.

– Кнуб знает, что вы грабите гостей? – глухим голосом, похожим на упреждающий волчий рык, спросил парнишка.

– Что-о-о? – удивился урядник. Мало того, что этот полудурок не сбежал, так он посмел еще и рот раскрыть. – Что ты вякаешь, умник?

– Твой ярл знает о том, что вы разбойничаете прямо на торжище? – все так же с угрозой в голосе вопрошал Волькша.

– Ко мне, стража! – заорал данн, отступая на шаг и хватаясь за меч. – Беглый фольк пытается убежать!

Это было последнее предупреждение, которое делал данн неразумному чужеземцу. Больше у него не будет случая спасти свою шкуру. Еще мгновение, и в разговор вступит бранное железо.

Распахнулась дверь трапезной, и на улицу выскочили оба урядника, отправленные туда своим старшим товарищем. За это время они даже не успели отхлебнуть вина, так что хмель не мог быть причиной того небывалого зрелища, которое предстало их взорам. Старший урядник, выхватывая меч из ножен, сделал полшага к пленнику. В это мгновение сметьян метнулся на ратника и выбросил вперед кулак. Удар пришелся данну чуть пониже скулы. Рот стражника раскрылся, и нижняя челюсть съехала набок. От боли он выронил меч и поднял руки к лицу. Следующий удар венед нанес уряднику в бровь. Тот безвольно дернул головой. Ноги его сделали два заплетающихся шага, и «благородный хольд» рухнул в уличную грязь.

Стражники переглянулись и в свою очередь выхватили клинки из ножен. Двое мечников против одного невооруженного фолька: исход этой схватки казался им очевидным.

Однако вид двух обращенных к нему мечей нисколько не напугал Волкана. Его противники двигались слишком медленно. Даже Рыжий Лют во времена их детских потасовок был куда расторопнее. Данны слишком полагались на силу железа и прочность своих кольчуг. Главное было не пропустить одного из них себе за спину. Тогда следить за их выпадами станет сложнее.

Волькша шаг за шагом отступал к узкому проходу между домами. Там урядникам будет не размахнуться.

Данны то и дело обрушивали на венеда гнев своих клинков, но рассекали лишь воздух. От этой увертливости «беглого фолька» они свирепели больше и больше. Их удары становились все яростнее и все бездарнее. К тому мигу, когда Волькша оказался в проулоке, их злость окончательно одолела их разум.

– Дай я прикончу его! – рявкнул один из них, сообразив, что в узком проходе соратник только мешает ему махать мечом.

– Нет, я! – завопил второй и оттолкнул товарища локтем.

Этого замешательства было достаточно, чтобы Волькша оказался на расстоянии вытянутой руки от даннов. Ратарь махнул мечом, намереваясь отсечь парню голову, но венед нагнулся и ударил его в живот. Данн скорчился в три погибели, ловя ртом воздух. Через мгновение он стремительно разогнулся и, раскинув руки, отлетел к своему товарищу, который едва успел убрать клинок с его пути, чем спас ему жизнь.

Последнему дружиннику оказалось достаточно одного удара по переносью, чтобы и он затих на земле в неприглядной позе. Кровь, пузырясь, вытекала из его разбитого носа.

– Тяжелые вы, кабаны, – покачал головой Волькша. – До вашего ярла мне вас не дотащить. Ну да ничего. Будет еще время Кнубу пожалиться.

Когда Варг ударом ноги распахнул дверь той самой лавки, где его так подло ограбили, лицо венеда еще пылало огнем уличной схватки, а кулак сжимал Родную Землю.

– Ты, сын бревна и коровы, лихова ты поганка, сейчас пойдешь со мной к ярлу и все расскажешь, или я сделаю с тобой то же, что и с твоими сподручными, – выпалил он.

Купец побледнел и отступил к стене. Казалось, еще немного, и от ужаса он упадет в обморок. Но кривобокий леший только притворялся. Он хлопал глазами, губы его тряслись, а руки в это время нащупывали за спиной метательные ножи. Не только вычурное серебро день-деньской ласкал он пальцами, но и безжалостное железо разбойничьего оружия. Во всем Хедебю ему не было равных в метании клинков. Точным и молниеносным движением он вскинул руку прямо в грудь настырному венеду. Но разбойник не знал, что даже этот отточенный годами убийственный бросок был для Волькши медлительным и очевидным. Стоило глазам купца блеснуть недобрым огнем, как Варглоб тут же начал уклоняться, так что оба ножа просвистели у него над головой. В следующее мгновение он уже вгонял свой кулак в челюсть супостата снизу. Затылок купца оказался слишком близко от стены дома. От Волькшиной зуботычины мошенник ударился головой о кованую распорку полки. Известь стены окрасилась кровью.

– Гарм тебя подери, – выругался Кнутнев по-свейски. Почему-то при этом нечистом купце он не захотел поминать даже родную венедскую нечисть.

Свой кошелек Волькша нашел на одной из полок. Он плохо помнил, сколько именно там было серебра, но на погляд Годиноичу показалось, что его меньше не стало. Данн, похоже, оставил кошель нетронутым до вечерней дележки с подручными.

Перед тем уйти Годинович бросил еще один взгляд на разложенные в лавке товары. Даже теперь, после всех неприятностей, что свалились на голову Волькше из-за этого украшения, то серебряное, изузоренное сканью запястье по-прежнему казалось венеду дивным подарком. Он повертел украшение в руках. Положил на место. Опять взял. Отсчитал пять крон, бросил их на полку, сунул запястье за пазуху и двинулся прочь из лавки.

Но прежде чем его рука коснулась двери, взор венеда упал на метательные ножи. Клинки ушли в стену на половину лезвия. Пришлось попыхтеть, дабы вытащить их. Волкан швырнул один нож в дальнюю стену лавки. К вящему удивлению парня, тот ловко вонзился в стену, точно и не пролетел пяти шагов, а был воткнут рукой прямо в бревна. Второй клинок сработал точно так же. Оружие такой чудесной работы было обидно оставлять разбойнику. Годинович не поленился вновь вызволить ножи из стены, спрятал за поясом и наконец вышел из поганой лавки.