Текст книги "Цилиндр ван Троффа"

Совет Экспертов, управляющий жизнью Поселка, всеми доступными средствами удерживает существующее положение, подчиняя все основополагающей идее выжидания. Члены Совета не могут не отдавать себе отчета в том, что мы загнаны в тупик. Распространение лжи на руку Совету, поскольку помогает поддерживать порядок в Поселке. Многие из нас хотят перемен, предотвратить катастрофу, вернуться к нормальной жизни, к условиям, в которых жили наши предки. Мы даже в некоторой степени организованы, но почти бессильны и лишены информации о текущем положении на Земле. Сотрудничество с вами в наших общих интересах. Подумайте об этом!»

Комитет по возвращению.

Патетическое воззвание анархистов или голос разума тех, кто сохранил его среди абсурда обитания в подземельях Поселка? Звучит достаточно убедительно, но может быть провокацией. Если это действительно бунтовщики, то Совет Экспертов не придает их деятельности большого значения. В противном случае, не допустил бы такого легкого контакта с нами. Чем бы там ни было происшедшее, оно позволяло судить о разломе в замкнутом обществе жителей лунного Поселка. Несомненно, это следовало принять во внимание и использовать в своих планах, думал я, перечитывая полученное воззвание.

Я сомневался, до какой степени следует посвящать товарищей? Естественно, мне понадобится помощник, лучше всего – Бен… Кроме того, необходимо согласие Командора. Я бы предложил ему выбраться и разведать условия возвращения на Землю. Свою цель выдавать не хотелось. Меня могли посчитать безумцем, в конец свихнувшимся от безысходности. А мне надо добраться до Земли! Если все идет по установленному плану – бег времени не имеет значения. Я должен исполнить последний пункт плана, который остается актуальным пока существует Земля. Я не могу не завершить это дело и, так или иначе, закончу его. Во что бы ни стало… Всему виной стал милый, немного странный старичок «Мефи» Ван Трофф. Его настоящее имя – Виргилий. Он был профессором, специалистом по теории поля. Я знал его еще по тому времени, когда он читал теоретическую физику на факультете внешней астронавтики. Уже тогда он был довольно старым, но когда через несколько лет я встретил его снова, он почти не изменился. Был он маленьким, щуплым и подвижным, с темными блестящими глазами и прической которую, несомненно, подкрашивал. Прозвище, данное студентами, подходило ему как нельзя лучше. Он был настоящим Мефистофелем, который бегал за кафедрой лекционного зала, наколдовывал цепочки уравнений и, непонятным для нас образом, извлекал загадочные зависимости общей теории поля. Его поведение на лекциях не было позой или игрой. В этом я убедился потом, когда лично познакомился с ним в доме Йетты, его дальней родственницы. Тот же дьявольский блеск глаз, кошачьи движения и интригующий способ формулировать свои мысли.

– Ты понятия не имеешь, какие необычайные возможности скрыты в нашем уважаемом времяпространстве, – говорил он, – поймав меня где-нибудь в углу, с рюмкой в руке. – Достаточно протянуть руку, чуть ли не щелкнуть пальцами, и происходит неожиданное. А вы, молодые, отправляетесь за неизвестным куда-то к звездам…

Тогда мне было двадцать шесть лет, я был твердо уверен, что внесистемные путешествия – единственный способ избавить человечество от насущных проблем. Я добродушно улыбался, не желая спорить со старичком, но он не сдавался.

– Я знаю, ты все равно полетишь на Дзету, – продолжал он. – Не понимаю только, зачем ты морочишь голову этой девочке? Он затронул больное место, мы с Йеттой переживали внутри, но на эту тему не говорили ни слова. Было ясно, что наша взаимная симпатия родилась с пятном неминуемой кратковременности. Познакомившись с Йеттой, я уже был кандидатом в экипаж «Гелиоса».

– Я оставляю здесь все, не только друзей… Я прощаюсь с настоящим, – ответил я холодно.

– Думаешь, это хорошо?

– Это необходимо.

– К кому вы вернетесь?

– К Земле, к человечеству…

– Не знаю, хватит ли этого для ежедневной поддержки желания вернуться. Подумай, вернувшись ты станешь лет на десять старше, а твои ровесники – почтенными старцами.

Я злился, хотя все это было очевидным. Я отгонял от себя это знание, отталкивал образ семидесятилетней старушки, в которую превратится девушка к моему возвращению…

– Ты любишь Йетту? – вдруг спросил он глядя мне в глаза.

Я не выдержал этого взгляда.

– Это не имеет никакого значения, – сказал я, изображая безразличие.

– Я люблю вас обоих, – он положил на мое плечо узкую костлявую ладонь. – Возможно, у меня получится… Зайди как-нибудь в институт, поговорим.

Прежде чем я успел ответить, он вышел ни с кем не попрощавшись. Он всегда появлялся и исчезал неожиданно.

* * *

Через два дня после нашего разговора с Нассо пришел ответ Совета Экспертов. Его принес седой старичок в сопровождении четырех вооруженных охранников. Старик оставил их у решетки, а потом, когда все собрались, зачитал текст с рулончика фольги. Было заметно, что читать ему тяжело, его старческие глаза напрягались под контактными линзами, голос ежеминутно срывался.

– Пришельцы! – читал старик. – Вы требуете обосновать решение оставить вас в Поселке Луна I на неопределенное время. Объясняем. Это решение ни в коем случае не является формой дискриминации или недоверия к вам. Это не карантин – ваши организмы исследованы медицинско-санитарной аппаратурой и не представляют опасности для жителей Поселка. Оставить вас необходимо исключительно для вашего же блага. Двести лет отсутствия не позволяют вам понять некоторых изменений, которые произошли на Земле и довели человеческую цивилизацию до нынешнего состояния. Ваше возвращение на Землю пока невозможно, по тем же причинам, по которым не можем вернуться и мы.

В настоящее время Земля заселена абсолютно новым, неизвестным вам видом человеческих существ. Это дегенерировавшая форма homo sapiens, которая должна исчезнуть за несколько последующих поколений. Она возникла в результате ошибочных действий и решений наших предков. В их защиту следует сказать, что они действовали перед лицом неминуемой демографической катастрофы и угрозы голода. Дегенерация, о которой я упомянул, коснулась в основном психики и мышления людей, населяющих Землю в настоящий момент. Единственное, что нам осталось – ожидание. Наши предки сделали все возможное, дабы не бросить тех несчастных на произвол судьбы. Прежде чем покинуть Землю и спрятаться здесь, они создали условия для обеспечения основных жизненных потребностей, оставшихся людей. Но остановить процесс деградации было уже невозможно, во всяком случае – не в силах тогдашних специалистов. Единственным способом сохранения человеческого вида было выделение и сохранение генетически чистого человеческого материала, не имеющего депрессивных признаков большинства. Именно мы являемся продолжением избранной ветви вида. Вы тоже, поскольку происходите из докритического периода, являетесь одними из нас – ценным генетическим материалом для будущего заселения новой Земли. Поэтому вам нельзя умирать, а именно такую перспективу предполагает ваше стремление вернуться на Землю. Доверьтесь нашим знаниям, не пытайтесь действовать вопреки нашим приказам. Мы решили предостеречь вас от попыток неподчинения во имя вашего же добра.

Старец закончил чтение и спрятал за пазуху свернутый рулон. Он обвел нас мутным взором, а мы долго молчали, обдумывая каждое предложение услышанного expose. Надо отметить, было оно отредактировано со всей дипломатической осторожностью, без единого лишнего слова. Но мы так и не получили информации по самой интересной для нас теме. Опять же, присутствие четырех вооруженных охранников, вкупе с последним предложением речи, было явной демонстрацией силы и решительности Совета.

Первым отозвался Командор:

– Благодарим за объяснения, – сказал он, – хотя они и не исчерпывают всех интересующих нас вопросов. Но мы понимаем, что существуют причины, по которым сейчас мы не можем быть информированы полнее. Мы понимаем и ценим заботу о нашем благополучии и принимаем к сведению необходимость подчиняться решениям Совета. Мы согласны оставаться здесь неопределенное время. Позднее, когда мы ближе ознакомимся с обстоятельствами, которые явились причиной нынешнего положения, наше поведение будет опираться на свободное и рациональное убеждение, а до того времени мы отдаемся вашим знаниям и опыту.

Командор гордо поклонился, и старец ответил ему кивком. Наблюдая за этим дипломатическим ритуалом, я с трудом сдерживал смех. Старец заковылял в сторону решетки, которая закрылась за ним.

– Хорошо я ему ответил? – Командор сделал гордую мину.

– Шедевр дипломатии! Образец маккиавелизма! – шумно хвалили мы его.

– Интересно, что решит Совет, когда проанализирует все слово за словом…

– Думаешь он все записал? – спросил я.

– Я видел микрофон на шее, под одеждой.

– Хорошо сказал, Командор: «на неопределенной время». Может до завтра, а может и через неделю…

– Он тоже не сказал ничего конкретного, почему я должен был говорить однозначно? Хотя, этот старичок явно только посыльный, кукла… Видимо, старики здесь в авторитете. Не думаю, чтобы такие как он несли на своих плечах этот странный мир.

Когда мы расходились, я взял Командора под руку и отвел в свою комнату. Там я показал ему записку, полученную от конспиратора. Он несколько раз внимательно прочитал ее, словно сравнивая ее содержание с услышанным несколько минут назад.

– Да… – пробормотал он, возвращая текст. – Похоже, что наши потомки и их предки слегка набедокурили… Начали ковыряться в хромосомах своих родичей и получилось что-то нехорошее. Неизвестно, что именно… Сколько в том, что нам рассказали, правды, сколько невежества, и сколько сознательного обмана…

Я почувствовал, что момент созрел. Теперь, когда мы внешне подчинились Совету, можно было попробовать… В том, что подчинение должно быть только внешним, я, зная нашего шефа, был убежден.

– Надо проверить, Командор. Разрешите выбраться отсюда. Я справлюсь.

– Рановато… – сказал он в пространство.

Два слова и все ясно. Я всегда ценил Командора за его лаконичность. В целом, он не против моего предложения.

– А когда?

– Когда представишь реальный план. Без изъянов и лишнего риска.

Помни, это единственный шанс. Поймают одного – другим не выйти.

– Ясно. Предлагаю посвятить во все Бена. Помнишь, Командор, наш побег из Лабиринта? В таких делах Бен незаменим.

– Согласен. Но прежде всего – план действий.

– Будет план. Сначала надо изучить территорию, познакомиться с обычаями, поговорить м людьми… Пусть только откроют решетку… Решетка исчезла в тот же день, то есть до очередного затемнения в коридорах, именно так здесь обозначали время суток, длящихся традиционные двадцать четыре часа. Мы с Беном пришли к выводу, что решетки были закрыты для того, чтобы теперь, опустив их, показать свое доверие и хорошее отношение. Исчезновение решетки существенно не повлияло на наше положение, словно нам увеличили клетку, в этом мы скоро убедились. Другой причиной нашей изоляции от поселка могло быть желание проинформировать и подготовить людей, чтобы наше появление не привело к нарушению нормальной жизни. Все-таки, внешним видом и поведением мы сильно отличались от этих измельчавших бледных крыс, как называл их Бен. Сразу после открытия решетки, мы с Беном отправились на прогулку к главному туннелю. И действительно, мы вызвали ажиотаж среди прохожих, они разглядывали наши костюмы и довольно крупные фигуры, но никто не останавливал нас и не заговаривал с нами, даже казалось, что нам вежливо уступают дорогу.

До конца главного коридора было действительно больше четырех километров. Шлось хорошо, хотя пришлось один раз отдохнуть. Несмотря на слабую гравитацию, быстрое движение вызывало некоторую усталость, проявлявшуюся в одышке. Мы еще раз убедились, что недостаток кислорода не был субъективным. У нас не было никаких приборов, позволявших узнать концентрацию кислорода в воздухе, но многолетний опыт позволял оценить ее в восемьдесят процентов от нормы.

– Тебе не кажется, – вдруг спросил Бен, – что недостаток кислорода может быть намеренным?

– Для экономии? Не думаю, это всего лишь вопрос питания регенераторов, а энергию они особо не экономят.

– Я думаю не о том. При нехватке кислорода мозг работает не слишком хорошо.

Он был прав. Это, должно быть, один из способов воздействия местных властей на общество. Управляя дозаторами кислорода в некоторой степени можно было влиять на физические и умственные способности жителей Поселка. Более того, добавляя в воздух соответствующие компоненты, можно было вызвать определенное поведение людей.

Когда мы добрались до конца коридора, дорогу преградил барьер. Опершийся о него охранник выглядел достаточно грозно. На его груди висел толстый короткий автомат. Мы пытались заговорить с ним, но он покачал головой и попросил отойти от барьера.

– Дальше нельзя. На территорию шлюза нужен пропуск, – объяснил нам крутившийся поблизости маленький худой мальчик, который с интересом разглядывал наши комбинезоны.

Я подмигнул Бену. Он понял сразу.

– Спешишь? – спросил он мальчишку.

– Немного. А что?

– Видишь ли, мы…

– Знаю. Космонавты. Про вас говорили по телевизору. Вы прилетели с Дзеты.

– Действительно… Мы хотели узнать, что это за оружие у охранника?

– Это? А-а, ничего особенного. Немного жжет, а потом с пол часа не можешь двинуться. Когда-то я получил из такого, когда меня поймали в старой штольне. Ну, мне пора. По телевизору просили с вами не болтать. Мальчик быстрым шагом удалился по коридору, через несколько шагов припустил бегом и вскоре исчез за поворотом.

– Наговорили про нас, – сказал я.

– Наверняка, поэтому до сих пор и приемников не дали. Гнезда в комнатах есть. Теперь, когда всем наврали, наверное и нам выделят по телевизору.

Он не ошибся. В наших комнатах появились телеприемники, одновременно являющиеся видеофонами внутренней связи. Просматривая ежедневные программы, мы получили возможность следить за официальной стороной жизни Поселка.

Мы здесь всего пять дней. Ходим по коридорам, встречаем прогуливающихся как и мы людей, иногда удается перекинуться парой слов, но тесного контакта до сих пор не установили. Они осторожничают, словно их предостерегли от нас, но не выдают безразличия или страха. Мы до сих пор не знаем их каждодневных занятий, каковы их обязанности и развлечения, как выглядит их жизнь вне коридоров, внутри жилых комнат. Работают ли они? Чем занимаются кроме еды, сна и просмотра плохих телепрограмм? У нас до сих пор нет никаких обязанностей. Еду мы берем из раздатчиков, бесцельно бродим и пытаемся проникнуть в социологические тайники этой замкнутой системы. Возможно, Совет желает, чтобы мы узнали все сами, сами все поняли. А может, они не хотят, чтобы мы слишком быстро в чем-то разобрались. В любом случае, они не пытаются управлять нашей адаптацией к местным условиям. Наш опекун, Нассо, после первого разговора ни разу не появился.

Смотрим телепрограммы. В основном повторяемые до зевоты примитивные развлечения, плоские шутки и шумная музыка… И вместе с тем почти не меняющаяся образовательная программа о Земле, такая же общая и непонятная, как информация предоставленная Советом.

Кроме развлекательно-популярного, есть второй телеканал. Весь день он передает серьезные, хорошо поставленные лекции из разных областей знаний. Насколько мы поняли – это основной элемент местной системы образования, охватывающей всех – и детей, и взрослых. Кажется существует какая-то форма проверки усвоения этих знаний, В ежедневных новостях подается различная текущая информация, но не все нам понятно. Например такое сообщение, ежедневно повторяющееся в подобной форме:

«На сегодняшний день население поселка Луна I составило девять тысяч девятьсот восемьдесят три человека, в том числе четыре тысячи триста два мужчины. За прошедшие сутки убыло: два человека по превышению лимита, один от несчастного случая, один по собственному желанию. Прибыло – пять, в том числе двое новорожденных мужского пола. Выдано шесть разрешений на продление, в том числе: три – за заслуги перед Поселком, два – за заслуги в области внутреннего порядка, одно – из общего списка, в порядке подачи заявок. Кроме того, одному человеку разрешено пятилетнее продление лимита за особые заслуги.»

Командор был прав. Следует иметь ясный и точный план, чтобы мои намерения не закончились крахом. Бродя по Поселку, я все лучше понимаю это. Люди недоверчивы, вытянуть из них что-нибудь очень трудно. Кроме того, не до всех закутков Поселка можно добраться. Многие коридоры заканчиваются глухими щитами, большие отрезки некоторых коридоров обставлены охраной.

Собственно, никто не мешает нашему перемещению по Поселку. Нам даже удалось нанести на имеющийся план положение некоторых важных объектов: я узнал где находятся регенеративные обменники воздуха и воды, главная энергетическая подстанция, синтезаторы пищи, склады материалов и оборудования. Все это, естественно, за закрытыми дверьми, хотя, судя по поведению охраны, охраняется не очень тщательно. Но что с того, если самое важное и интересное место – выходной шлюз, где остались наши пустотные костюмы, недоступен ни для кого кроме охраны и непосредственно обслуживающего персонала. Как я установил, из Поселка могут выходить только лица непосредственно наблюдающие за вывозом мусора и состоянием энергетических фотоэлементов на поверхности.

Я без устали кружу по лабиринту коридоров Поселка, смотрю, слушаю и стараюсь сложить все в единое целое. Однако, не все понимается сразу. Проходя по боковому коридору, в котором находятся жилые помещения, через открытую дверь я услышал громкий разговор.

– Ты хорошо знаешь – это ничего не изменит. Время вышло, оснований для продления нет, – нетерпеливо говорил кто-то.

– Я же подал прошение… – второй голос был скрипящим и дрожал.

– Не рассмотрели. Да и что рассматривать – закон для всех один.

– Для всех? Да-а? А они сами? Их это не касается?

– Дети слушают!

– Вот дерьмо! Я не согласен!

– Можешь не соглашаться. У меня письменное решение. Собирайся, пойдем. Ты с рождения знал, что так и будет… Я услышал шум борьбы за дверью и вовремя спрятался. Через мгновение из двери вывалились двое охранников, и поволокли упирающегося пожилого мужчину. Спрятавшись в нише стены коридора, я видел, как он кусает их за руки и пинает по ногам.

– Прихлебатели вшивые, акулы, раздери вас пустота! – верещал он так громко, что открылось несколько дверей соседних помещений, в полумрак коридора высунулись любопытные соседи.

– Что случилось? Кто это? – спрашивают они друг у друга.

– А, ничего особенного, – успокоил их кто-то. – Старого Моза забирают на пенсию.

– Тьфу! – сплюнул кто-то у ниши в которой я прятался. – Черт бы их всех побрал…

– Что ты сказал? – вопрос задал молодой мужчина, подошедший из глубины коридора. Он осветил фонариком лицо плевавшего.

– Ничего особенного.

– А мне показалось – тебе что-то не нравится?

– Уйди, фонарщик. Чего прицепился? – крикнули из тени. Парень с фонарем направил свет в ту сторону. Одновременно над его головой погасла потолочная лампа, разбитая чем-то тяжелым. Захлопали двери, люди попрятались в квартиры. Луч света обежал коридор, владелец фонаря достал из кармана блокнот и стал записывать.

– Эй, коллега! – сказал я из ниши.

Он отпрыгнул под стену, пытаясь найти меня лучом света.

– А, космонавт… – с явным облегчением произнес он. – В чем дело?

– Почему он не хотел идти?

– Старик? Бывает… Время приходит, а он не желает освободить место.

– Куда его забрали?

– Ты же слышал. На пенсию. Лимит кончился, пора освобождать место для других.

– Но… он останется в Поселке?

Человек с фонариком недоуменно смотрел на меня, словно я неудачно пошутил.

– Я же сказал – его забрали на пенсию. Куда понятнее?

– Ага… – пробормотал я. – Понимаю.

Но понятно не стало. Можно было только догадываться. Пока нас не было, многие слова поменяли свое значение.

Была уже поздняя ночь, когда я появился у барьера. Охранник почти не обращал на меня внимания, несколько минут я смотрел, как уборщики перекатывают тележки с контейнерами для мусора и ставят их под барьер. С другой стороны появились люди в форме шлюзовой службы. Зазвенел звонок, охранник бдительным взором обвел окрестности, барьер медленно поднялся. Тележки перекатили на другую сторону. Когда барьер закрылся, охранник обошел ящики и к каждому из них прикоснулся концом прибора, который достал из кармана. Потом он поднял руку в знак того, что тележки могут двигаться к выходу.

Пробраться туда было бы непросто, особенно, если не знаешь, что делать дальше, сколько еще охранников по дороге. Район шлюза слишком сильно охранялся, чтобы планировать побег этим путем. Я уже собирался вернуться в свою комнату, когда из глубины главного туннеля подошел караван из людей и машин. Впереди двигалась открытая платформа, на которой сидел седой старик в парадной форме, несомненно, член Совета, среди обычных жителей не встречались люди такого почтенного возраста. Его сопровождали несколько вооруженных охранников. За первой платформой следовала вторая, на которой лежала металлическая болванка двухметровой длины, диаметром более полуметра. Барьер открылся. Стражник напряженно наблюдал за шествием. Машины без остановки потащились дальше и через минуту исчезли в полумраке туннеля, ведущего к выходу.

Рядом со мной остановилась молодая худенькая женщина. Она с каким-то странным напряжением наблюдала за удаляющимся караваном.

– Что это было? – спросил я наклонившись к ней.

Она удивленно оглянулась, выражение ее лица в одно мгновение изменилось, словно она успокоилась или расслабилась.

– Космонавт… – тихо сказала она. – Не будем задерживаться, пойдем!

Она потянула меня вглубь темного коридорчика. Под лампой, слабо тлеющей под потолком, она еще раз посмотрела на меня.

– Первый раз вижу одного из вас вблизи. Ты не похож на наших мужчин.

Зайдем ко мне, это недалеко. Сейчас по коридорам бродят только капо-фонарщики. Но ты не капо, только с вами можно быть уверенной… В небольшой квартире, куда она привела меня, было темно. Она зажгла настенную лампу. В ее свете я увидел трех человек лежащих на широком диване – пожилую женщину и двух детей. Девушка открыла следующую дверь. В маленькой клетушке кто-то спал у стены. С противоположной стороны стояла узенькая кушетка.

– Садись! – сказала девушка. – Сейчас я отвечу на твой вопрос.

Она вышла и вскоре вернулась с двумя кубиками холодного напитка, подала один из них мне и села рядом. Я рассмотрел ее. Она была худой и бледной, как и все лунаты, выросшие в слабом гравитационном поле под искусственным светом, лишенным ультрафиолета. Из под завернутых штанин свободных брюк торчали тонкие ноги в мягких туфлях, какие носили здесь все. Лицо ее было приятным, но с посиневшими глазами и резкой сеткой морщин вокруг них. Она тоже не скрывала своего интереса.

– То что ты видел – депортация, высшая мера наказания. Увезли дегенерата. Его пошлют туда… ну, знаешь куда… Туда, где место дегенератам.

Она говорила это со злым блеском в глазах и лишь через некоторое время я заметил в ее словах горькую иронию.

– Куда его пошлют?

– На Землю. Это наказание за извращенную деятельность, распространение беспорядков и неправомочных идей. Так поступают с руководителями и агитаторами, которые призывают к ускорению возврата на Землю.

– Не понял. Их посылают туда? В наказание?

– Она кивнула.

– Карро сослали год назад. Моего мужа. За то, что он объяснял людям последствия дальнейшего пребывания здесь. Он понимает… Он хорошо разбирался в общественных науках, антропологии, генетике… Был неудобен Совету. Когда-то он следил за библиотечными складами, читал запрещенные произведения. Он был очень способным, даже слишком, не вписывался в нормы, был опасен.

– Я никак не пойму, почему депортация на Землю считается наказанием?

Ведь для тех, кто хочет туда вернуться…

– Их посылают поодиночке, без всяких средств к существованию, без оружия… А там, не зная условий…

– Тогда почему не пользуются смертной казнью? Такая депортация чертовски хлопотное дело!

– Смерть не наказание, не может им быть. Смерть почетная обязанность каждого члена нашего общества, каждый имеет на нее право, когда прийдет время… а по собственному желанию – раньше. Депортация намного хуже смерти. Там так просто не умирают. К простой смерти все привыкают с раннего детства. Каждый знает – сколько лет ему осталось жить. Это одна из основ существования закрытого общества: плановый прирост и плановая убыль, постоянная возрастная структура человечества… Наше общество не может сильно стареть, количество мест ограничено. Прирост и убыль должны балансировать возле нуля.

– Страшно… Так пенсия – это…

– Вот именно. Карро когда-то говорил мне, что раньше это означало заслуженный отдых, а здесь – и последний. В обществе, единственная цель которого сохранить людей на протяжении десятков поколений, нет работы для тех, кто не участвует в производстве и воспроизведении потомства. Это происходит уже много поколений, все привыкли.

– Но кое-кто бунтует…

Девушка молча уставилась в угол комнаты.

– Как они их высылают… приговоренных? – спросил я. – Мне сказали, что на Земле уже давно никто не был.

– Никто не вернулся. Но есть автоматические грузовики, курсирующие между местным космопортом и околоземной орбитой. Когда-то они возили материалы для строительства и оборудования Поселков. С орбиты контейнеры с депортированными выстреливаются на Землю в шлюпках, которые не могут вернуться с грузом. Все происходит под управлением автоматов.

– Могли бы и меня так послать, мне даже хочется, – сообщил я понизив голос.

– Ни с кем из вас этого не сделают, – она с сомнением покачала головой. – Они знают, что вы с вашим опытом справитесь. Вы знаете Землю, не сегодняшнюю, но все же… Вас будут держать здесь. Пока не начнете им мешать.

– Им это…? Совету Экспертов?

Она обиженно усмехнулась.

– Совет? – выдавила она сквозь зубы. – Кучка древних оглохших склеротиков. Им дали возможность жить, за что они прикрывают своим авторитетом начинания этой шайки…

– Так за ними кто-то стоит?

– Да. Так все считают, но не надо говорить об этом.

– И кто же?

– Точно никому не известно. Но это наверняка те, кто добивается дополнительных жилых помещений, увеличения лимита для своих дядек и теток, разрешений на детей. Надо полагать, за выдающиеся заслуги. Я молча складывал в мыслях фрагменты мозаики, на которой стали проявляться фрагменты общего образа.

– А вам приказывают жить, чтобы сохранить человечество? – спросил я дотронувшись до ее руки.

– Они уже знают, что это путь в никуда. Поэтому они не желают допустить, что бы кто-то принес правду о положении на Земле. Может случиться, что возвращение возможно, но… мы уже не годимся для жизни там… Тогда они потеряют власть над нами. Мало того, их привлекли бы к ответственности.

– Они остаются неизвестными!

– Думаешь их будет трудно найти? Думаешь их жилье похоже на это?

Достаточно нарушить неприкосновенность личного жилья, которую они сами и придумали. Сразу узнаешь, кто есть кто… Они боятся всех, кто хоть немного подпитывает сомнения в смысле нашей жизни. Про вас нам говорили по телевизору, предостерегали.

– От чего?

– Не воспринимать слишком серьезно то, что вы говорите. А лучше просто не заводить с вами длинные беседы. Говорили, что вы… немного…

– Ненормальные?

– Что-то в этом роде, скорее… что после путешествия вы еще не обрели эмоционального равновесия.

– Ты тоже так думаешь?

Она посмотрела мне в глаза и сжала мою руку.

– Ты мне нравишься, – сказала она. – Других я не знаю, но то, что про вас рассказывают, имеет ясно определенную цель. Им надо просто сохранить порядок. Любой ценой.

– А здесь нет подслушивания? – спросил я разглядывая комнату.

– Это мой брат Ади, – она показала на лежащего под стеной мужчину.

– Я имел в виду скрытые микрофоны.

– Нет, этого нет. Когда строили Поселок, таких устройств не предусматривали. Они и так знают, о чем говорят. По коридорам и в столовых полно шпиков. Это известно всем. Одна половина людей доносит на другую. Это себя оправдывает. Это заслуги в области «внутреннего порядка», за это можно получить что-то особенное, без списка нормального распределения.

– Мне пора, – сказал я поднимаясь. Она не выпускала мою руку.

– Когда будешь… там… Я знаю, что будешь! Все вы здесь не останетесь… Так когда будешь там, попробуй найти хоть след Карро… Может, он там, вдруг жив? Он был такой умный, рассудительный. Может справился, выжил. Встретишь его, скажи… Скажи, что я жду…

– Как тебя зовут? – спросил я осторожно вынимая ладонь из ее неосознанно сжимающихся пальцев.

– Эдна.

– Будь здорова. Я там буду. Обещаю.

Она напомнила мне кое о чем… О том, чего я не забывал ни на минуту, что лишь слегка отдалилось, заслоненное событиями последних дней. Теперь это стало печь, как свежая рана, с которой сорвали повязку.

– Тебе будет трудно выйти отсюда, – сказала Эдна, провожая меня к двери. Но ты справишься. Для нас путь отсюда только один – крематорий. Я посмотрел на нее. Она произнесла это абсолютно спокойно, без пафоса, скорее с иронией.

– Знаешь… – задумался я, – а это совсем неплохая идея…

Возвращаясь по пустым коридорам, я обдумывал мысль родившуюся в разговоре с Эдной. Я был настолько поглощен этим, что не обратил внимания на прохожего, выросшего передо мной.

– Тс-с! Это я, помнишь? – прошептал он, когда я проходил рядом с ним, распластавшимся по стене. Я вздрогнул от неожиданности.

– Я передал тебе записку возле решетки…

Я присмотрелся. Да, это лицо с белыми бровями и ресницами мне знакомо. Конспиратор…

– Иди сюда, – тихо сказал он, потянув меня в сторону бокового коридора. – Нам нужен твой совет.

Он вел меня по каким-то закоулкам, по плохо освещенным проходам. Мы остановились перед дверью, в которую он постучал. Мы вошли в унылую берлогу, заваленную старой мебелью и частями от приборов. В одном из углов сидели трое лунатов, четвертый вышел из-за кучи ящиков только теперь, после того как проводник закрыл входную дверь. Они с интересом рассматривали меня, освобождая место рядом с собой, на обломках стульев и кресел.

– Мы члены Комитета по Возвращению, – сказал один. – Сегодня вновь депортировали одного из наших руководителей. Мы решили начать радикальные действия, в противном случае всех нас уничтожат. Нам необходим руководитель.

– Рассчитываете на меня? – поинтересовался я.

– На тебя и твоих товарищей. Больше ждать нельзя. Если мы не вернемся на Землю в ближайшие несколько лет, это не произойдет никогда…