Текст книги "Пёс, беги"

Пёс, беги
Ярослав Вадимович Гришин

© Ярослав Вадимович Гришин, 2023

ISBN 978-5-0055-2673-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Пойдём со мной

Мне уже так грустно. И мне так холодно. Что делать когда лежишь под мостом, большим мостом, и слышен гул машин, сигналы. Возле реки всегда такой ветер – он пронизывает меня, кости чувствуют его гул, и радует одно – он летом хорошо отгоняет комарьё. Это приманивает вечером машины. Их фары протирают по берегу, гасят свет. Проходит время, свет их уводит обратно. Несколько лет я смотрю на всё это, а особенно на другую часть города: там таинственные огоньки ночью и утренний туман с утра. Под мостом проходит метро, его шум меня раздражает. Но я уже стар, а старые псы должны копить силы для последнего своего пути, набираться сил, и когда повеет запах скорби, двинуться вперед.

Привет, меня зовут….. меня зовут…..Да как только не называли меня уже много лет… сколько не знаю… но повидал я много людей, которые заботились обо мне, и не больно хотели чтобы я была рядом. Ну, вы можете называть меня просто пёс, раньше меня называли Лайда, потом Рекс, и ещё как-то вроде Стелс или как-то так, но теперь я просто Пёс. Лежу тут под мостом, слушаю этот шум, и чувствую приближение зимы. Она в этом году очень медленно наступит: я это чувствую. Она будет мягкая, как раз чего я и ждал… Я не городской пес, но родился я в этом городе. Он называется Нижний Новгород. А потом меня забрали у матери, отвезли в небольшой городок, рядом с Нижним Новгородом. Вы, наверное, подумали: «а что я делаю здесь?». Ребята, все что произошло со мной происходит почти с каждой собакой в этой жизни. Я не очень везучий, из-за этого меня и называют просто Пёс, или проще «а ну пошёл отсюда, шавка драная».

Скоро опадут листья. Они уже понемногу ложатся на землю, и я довольный валяюсь под лучами осеннего солнца – мне так хорошо. Конечно, хотелось бы ещё чем-то подкрепиться вкусненьким, и побольше, но что-то зеленый мусорный бак в последнее время не радует. Раньше я жил под другим мостом, он не далеко, там построили новый жилой комплекс, а рядом большой продуктовый магазин. Так хорошо там было. Всегда было чем поживиться. А потом туда пришли люди и стали тоже там питаться… Поначалу было не плохо, что делили вместе. Один пожилой дядька даже подружился со мной, я помогал ему, а он помогал мне. Раз я учуял кости, но они лежали почти внизу мусорного бака, а сверху кто-то кинул мешки со строительным мусором. А запах был такой ещё свежий…. у меня слюни потекли… я стал гавкать и скулить… И этот дядька подошёл и сказал: «Что там? Кошак под контейнером?»….Заглянул под него… а я к контейнеру подошел поближе и стал нюхать… и его осенило. Он залез на контейнер, скинул мешки с мусором и достал кости с мясом. С мясом он забрал себе и мне выделил. Еды было много. С каждым днем людей стало больше: люди средних лет – между собой они называли себя молодая пенсия, старая пенсия, сопливая пенсия, а нас – псов, стали отсеивать от контейнеров. Как только вывозили контейнер с мусором, группа людей срывалась с места, вырывали этот контейнер друг у друга. Кто-то кого-то бил тростью со словами «Сталина на вас нет», а ему в ответ «пошел на…». Один раз кто-то кого укусил, и тот бедняга, покосившись от боли, повис на краю контейнера и упал. Я учуял что-то съедобное, подбежал, и тут же получил такой удар в бок, что еле устоял на ногах. «Пошёл вон, псина " – и я убежал в перекошенном состоянии. Потом я прибегал туда проверить есть ли что-то вкусненькое, но увы контейнеры стояли в специально возведенном загончике с замком. Наверное, чтобы люди могли копаться под крышей, так как в то время дожди шли очень интенсивно, и опять же зима не за горами. А там, наверное, так уютно им будет – хорошо, комфортно. Что может быть лучше залезть в контейнер, унюхать что-нибудь вкусненькое, цапнуть друга за лапу, а по жестяной крыше идёт дождик или падает снежок, и ты как в детстве сидишь в своей будке, охраняешь огород со снегом и тёплый дом хозяина. Хорошо….

Стойте, я чувствую запах. Собака поднялась на лапы, оставляя под собой теплые листья. Уже вечер подобрался к мосту и ветер принес этот запах – это не тот запах, которого он ждал… на улице так тихо, если не брать в расчёт гул машин, но это уже не имеет значения. Запах тот, что он чувствовал, стал его тревожить. Его мускулы напряглись, секунда и он рванул к реке, до которой было много кустарников. Пёс пропал в этих дебрях, солнце ещё не показало свой закат.

Нос вел его по запаху, а запах, все сильнее захватывал его нос. Пёс стал нервничать и идя, в кустах вдоль реки, он услышал тихий заплаканный голос ребёнка. Он вышел на маленькую поляну: на ней стоял мальчик в слезах, чумазый лет четырёх, в руках он держал резиновую киску и разговаривал с ней.

– Киса, киса, мама знает, что мы спасатели с тобой… – бормотал, вытирая кулачком слезы.

– Ты чего тут делаешь, малыш? – с улыбкой спросил Пёс.

Мальчик увидел пса, с виляющим хвостом и улыбкой.

– Я спасаю маму. Мы – спасатели, – и показал на своего помощника, резиновую киску.

– А где твоя мама? Пёс сел возле малыша.

– Мама там, – и ручкой указал направление, дальше вперед, – маме плохо, мы спасатели, мы должны спасать маму. Я люблю маму, мы спасатели.

– Пойдём вместе, я помогу тебе.

– Ты тоже спасатель?

– Да, я был очень хорошим спасателем, – собака подошла и лизнула мальчика в щечку.

И они вместе пошли по направлению, указанному малышом. Пробираясь сквозь кусты, они вышли на тропинку между ними, и пошли по ней. Ветер принёс знакомый неприятный запах, нос Пса неприятно подергивался.

Солнышко светит уже закатом, тёплый воздух создаёт комфорт для обоих спасателей. Они шли, продвигаясь ближе к реке, и вдалеке появились очертания вещей на песке.

– Мы спасем их!

И малыш рванул вперёд. Собака тоже побежала за ним и остановилась.

Малыш стоял возле этих вещей, собака села рядом. Солнце зацепило последним светом очертание двух людей: женщина и мужчина, как мешки лежали на земле вместе с осколками бутылок, сигарет, огрызков и только что распитых бутылок… Они просто спали сладким сном, как младенцы, напившиеся грудным молочком. Тёплый ветерок укрывал их, они похрапывали и посапывали…

Малыш подошёл ближе к маме:

– Мама, мама, я спасу тебя…

– Малыш, она просто спит, мы просто подождём пока они проснутся.

Мальчик уже зевая, уставший от переживаний, сел

возле Пса. Он облизнул малыша и тот прислонился к нему. Через пару минут он уже похрапывал возле Пса.

Часть 2. Идём дальше со мной.

– Ты нашёл себе мохнатого друга, ах ты, мой хороший! – обратились к мальчику. Мама… слегка зевая, как младенец от хорошего сна… Она смотрела на ребёнка, а тот лежал на мне, прищуривая сонные глазки, улыбался своей любимой маме со всей своей добротой.

Да, малыши умеют любить, смеяться, и всегда готовы поговорить со старым псом.

Привет, это я. Я несколько раз прибегаю на это место, но больше я не видел этого мальчика. Когда проснулся отец, если он им являлся, не знаю. По запаху он не пах даже мужиком: его штаны были немного сырые, и запах ночного туалета, напомнил мне деревенский туалет недалеко от моей будки. Он отыскал недалеко от себя не допитую бутылку, двумя руками сжав её – так руки страшно тряслись, вылил половину в горло, а другую себе на штаны.

– Пойдём! – рыкнул он.

И пошёл в мою сторону, чтобы выйти на тропинку. А я уже рванул в кусты, и мой нос спокойно доставил меня к месту под мостом.

Как-то раз мне здорово повезло. Я прибежал на это место с надеждой встретить мальчика, а там трое мужчин делали шашлыки. Но признаться честно, запах меня в этот раз манил больше. И так хорошо получилось… А при этих воспоминаниях язычок точно

передаёт вкус жареного мяса с прожилками копчёного сала, и такой вкусный соус… Аж слюней полон рот….

Так вот, я был не особо далеко, в принципе обычная ситуация – надо только подождать. Я подкрался чуть поближе. Мясо уже было приготовлено, при том с запасом, на нас четверых, наверное. Мужчины начали громко говорить, выпивали, и через два часа, случилось то, что я ждал. Один из моих новых друзей понял что он мужик, или он понял, что он не мужик. Я так и не понял – речь была невнятной и он уже стоя по пояс в воде, говорил по телефону, рассказывая о том, что он стоит в воде. Мне это кажется очень странным, но это почти всегда происходит. И вот момент настал: его друзья пошли его успокаивать, но он не особо хотел выходить из воды, хотя на улице не лето и вода…..брррр. Они оставили свои штаны на берегу и пошли к нему, а мне оставили шашлыки. Тарелка была мной доедена, а также вылизана с большим удовольствием.

И вот так мне хорошо, уже прошла ночь и мне так хорошо. Выглядывает осеннее солнышко и греет мою грязную шерсть, я уже давно привык к гулу машин и меня это совсем не пугает. А живот ещё не просит есть, переваривая кусочки шашлыка. И все-таки как хорошо жить! И вот в такие моменты когда сходится все хорошее, так не хватает, чтобы кто-нибудь погладил тебя. Нет, не кто-нибудь, а мой любимый хозяин, или тот мальчик прижался бы ко мне. Так хочется, чтобы его любовь пришла ко мне, а моя любовь пришла к нему.

Через дорогу стоят дома, которые перешагнули сто лет.

Есть те, в которых кто-то живёт, а в других скоро будет лежать снег. Возле одного дома поднялся ветерок, и с ним поднялась дорожная пыль. Прохожие закрывают глаза ладонями, кто-то уже чешет глаза, и под мостом проносится гул от метро. Что-то посыпалось возле меня, мелкие камушки. Немного вздрогнув, я приподнялся и сел. Я смотрел вперед: не на реку, не на мост, не на другую сторону берега, где качались деревья растущие в высь по высокому берегу. Я смотрел сквозь всего – что-то было там, что-то задрожало во мне, я почувствовал, что скоро зима. Но это не первая моя зима, где есть снег, голод, холод, тёплые трубы, заколоченные подвалы домов. Моя последняя зима. Я унюхал свой путь. А ты его чувствуешь?

***

Очевидец (письмо любимой)

Ты знаешь как пахнет весна? Нет. Ты не можешь это вспомнить сразу по щелчку пальцев. Ты знаешь как пахну я. Ты знаешь, но не можешь это вспомнить по своему приказу. Но знаешь, что ты сможешь вспомнить о нас, почувствовать меня не будучи со мной рядом. Ляг, закрой глаза, успокойся и попытайся уснуть. И когда твои ножки согреются под одеялом представь, что это песок. Ты сразу вспомнишь грибок, пляж, который ближе к реке зарос. Там сидят ещё еле живых двое. Между нами бумажный пакет Макдака. И мы с тобой два незнакомых человека, сидим и знаем друг друга всю жизнь. Потом помнишь, как мы решили дойти до реки, мимо нас остались еле живые люди – сладкая парочка с сигаретами в губах. Мы пошли, и там вдоль

берега есть тропинка, ведущая с одной стороны в кустарник, с другой – в заросший берег реки. Я пошел вперед, ты стала отставать. Я понял, что тропинка никуда не ведет и развернулся обратно.

– Свет, там идти некуда, – сказал я тебе.

И сразу же увидел тебя, ты стояла прямо передо мной. Я подумал, может быть обнять тебя, ты такая красивая, стоишь улыбаешься. Нет, не рискнул. И в тот же момент мимо нас по той же тропинке проскользнул пес, он не обратил внимание на нас, он был довольно-таки старый, грязный. Но если его намыть он был бы красивым псом для голливудских фильмов, где пес спасает людей. Черно-синеватая шерсть, белая грудь и лежачие ушки.

Света, я люблю тебя, очень сильно люблю тебя…

***

Мне придется идти, и путь не из простых. Район, в котором я нахожусь – Канавинский. А мне нужно идти в конец Автозаводского района, и пересечь еще один – Ленинский… пока пойду вдоль реки. Если ты хочешь, чтобы я тебе рассказал ещё что-нибудь интересное, оставайся со мной, а то мне так грустно будет одному. Это моя последняя зима.

Часть 3. Белый кот, привет.

– Ты беременна?

– Да…

– Иди делай…

– Нет.

– Почему?

– Это не твой ребёнок…

– Не понял…

– Это не твой…

…бешенство показалось в его глазах…

– Или ты живёшь здесь, но без него. Или тебя здесь нет.

…она твёрдо смотрела на него.

– Пошёл ты!

…

За дверью стоят два мальчика: одиннадцать и семи лет. Постарше опустил голову, покраснел, слезы молча текут, не подавая вида. Младший поднимает руку к маме, но встречает только руку брата. Берет ее, слезы текут, всхлипывая оба слушают. За дверью молчат, а за окном проходной хрущёвки раскачиваются ветки деревьев, ещё с листвой, и день уходит в ночь.

Весной тут вода от разлитой реки, а сейчас один из быков моста сухой, до него можно дойти. Вечером приходят ребята, а сейчас тут я. Сижу и собираюсь двинуться в путь, хочу посмотреть еще на медленно бегущую реку, услышать сверху шум метро. Кто-то подъехал под мост. Машина чёрного цвета, мне придется пройти возле неё, а я так этого не хочу. Не хочу начинать путь с того, с чего его начал: со слов «пошёл вон отсюда, псина!». С утра я перекусил, охранница из кафе «Мираж», что стоит прям тут, вынесла мне и ещё

одному псу немного поесть. Хорошая тетка, добрая прикормила нас тут, вот мы и трёмся – хренушки нас прогонишь. А нет, вот я и сам пошёл, куда не знаю, но нужно идти. Да, глупо, не спорю. Но этим мы и отличаемся от людей, мы всегда знаем свой путь.

Метро с шумом брякающих колёс летело под мостом на другую сторону города. Этот шум проникает в голову, и мысли уходят, в голове только шум, думать невозможно. Я смотрю вперед, но ничего не могу увидеть, кроме стук колёс, стук колёс, тук, тук, тук… Чертов собачий слух. И тишина. Метро уже на другой стороне. Мужчина открыл дверь машины и смотрит на меня. Что он думает мне наплевать, что он смотрит – тоже, но если он меня только тронет – я укушу.

– На дружок!

На землю упала недоеденная сладкая булочка, не так близко к машине. Расстояние комфортное, и какой запах сладкой булочки… Свежая, можно присесть и перекусить.

Мужчина был чуть выше среднего, темные волосы, пухлые губы и морда. Да, вкусная булочка, пойду поближе.

– Гав! Чего лыбишься морда? – ласково гавкнула собака.

– Ещё хочешь? На… – кусочек уже батона прилетел к псу.

Ну, тоже ничего. Так чего лыбишься?! Я даже когда ем, смотрю на твою лыбу.

– Привет, чего ты ее прислал… – с другой стороны села женщина – Говори быстро, мне пора – продолжала она. Пухленькое личико немного закрывало каре блондинки.

– Я не могу дозвониться до тебя, пришлось попросить Олю дойти до тебя. Ты почему не отвечаешь?

– А как ты думаешь, дорогой? У меня двое детей и муж вообще-то.

– Ларис, я тоже…. я чувствую что-то случилось…

– Да, случилось. Мне не дают оставить ребёнка – лицо женщины напряглось, руки спокойно лежат на коленях, глаза наконец-то что-то стали показывать.

– Какого ребёнка? – спросил уже красный мужчина.

– Так смотри, я его рожу в любом случае, я не буду больше делать аборты, он должен родиться.

– Ларисочка, чей ребёнок? – голос уже дрожит.

– Посчитай, когда мы были в санатории, в каком месяце?

– Ларушка, скажи он мой? И я не отпущу тебя к нему… – он дотянулся до нее, она не поддалась к нему. Но как только он ее обнял она к нему примкнула. И сквозь слезы:

– Да, он твой. – и горячие поцелуи пошли вперемешку с руками, слезы капали на губы, сильнее обняться, как новая жизнь.

Через некоторое время мужчина спросил:

– Хочешь булочку? Сладкую?

– Нет, не сейчас…

И эта булочка полетела в мою сторону: «Ура!».

– Я сейчас позвоню.

– Кому?

– Жене.

– Ты будешь со мной?

– Да.

Набирает номер, там слышен плачущий голос восьмимесячной девочки, и молодая жена говорит:

– Привет, чего звонишь? Мы укладываемся.

– Лен, я ухожу от тебя… Я полюбил другую.

На той стороне молчание, непонимание, ребенок тоже замолк смотря на мать. Может он так шутит?

– Все давай… – телефон в руках, большой палец нажал красную трубку, разговор завершен.

Булочка доедена. Я пошел к дороге, чтобы перебежать ее, что было дальше не знаю, вроде она обняла его, а может он ее. Но запах от мужчины мне напомнил запах моего одного хозяина. Он, наверное, умер и давно.

Он пах чем-то протухшим. Такой запах часто идёт от людей, от умирающих людей… он пока не знает, но это уже есть в нем.

Скрежет тормозов. Пустой пазик остановился, собака отлетела. Морда на обочине, остальное на проезжей части. Пазик желтого цвета объехал пса и полетел дальше. Остальные водители стали тоже объезжать пса, колеса марать никому пока не хотелось… Несколько людей стояли и смотрели на пса: пес скулил и хвост его немного пытался вилять. Чёрная машина, та самая, проскочила возле пса. Водитель покачал головой, мол «что ж».

Река текла также и ветер от реки был таким же осенним. А небо, как говорят художники, синее в холодных тонах, но что-то не совсем сложилось. Возле берега затон обросший кустами размером полметра на полметра, на воде начала появляться рябь. Рядом на воде покачивалось плавучее кафе, что стоят вдоль всего берега. Вода начала не просто рябить, а пошёл пар. Шипение и пузыри, которые стали лопаться, стали вызывать большие колебания в воде, кафе затряслось, вода начала кипеть, густой пар стал подниматься к небу. Что-то снизу потянуло кафе на дно, оно коснулось дна, черпнуло воды, и осталось так до зимы. Перекосившееся, у берега, с покосившимися наверху настройками и треснувшими на местах излома, печально стояло на мелководье. Все успокоилось. Свет отражался от воды, красовался на затонувшем кафе: блестел на ржавом металле. Вывеска «На волне» перекосилась и уже не так была привлекательна. Горлышко от бутылки, пластмассовые стаканчики, этикетка от кроссовок лежали у берега, бесчисленные окурки, местами зеленая трава, по которой фыркая шел аккуратно перебирая лапами кот, белый кот. С его лап ещё стекала вода, но он даже не пытался её стряхнуть, он поднялся на возвышенный берег, сел и стал смотреть, как вдали лежит, виляя хвостом Пёс.

Несколько человек стояли и смотрели на пса, никто не решался подойти и оттянуть его от проезжей части. одители проезжающих машин с видом поддержки объезжали собаку, желая поддержать её добрым мучительным взглядом. На обочину вышел человек, грязный бородатый бомж, от него разило всем чем можно, от ссанья до пивной селёдки. Несмотря ни на кого он бережно взял пса в обе руки и не разгибаясь переложил его на обочину возле куста. Не обернувшись, без слов, он пошёл дальше в направление центрального рынка города.

Свидетель

Я шёл и видел как собаку сбивает автобус, а потом уезжает, оставляя ещё живого пса на смерть. Скоро стемнеет, и машина будет мчаться домой, и просто не успеет притормозить и объехать пса. Я стою тут, хочу сделать так, чтобы ему было лучше. Все что нужно сейчас – это оттащить его. Но как это сделать?! На меня все смотрят…

Часть 4. Собака, проснись!

Утро. Раннее утро. Ты ещё спишь, или может быть думаешь просыпаться. Ветер уже осенний, и открытое по летнему окно заставляет закутывать твои ножки под одеяло. Жёлтые листья лежат вдоль дорог, а там дальше Нижегородского цирка, там за поворотом, есть ещё один, ближе к мосту, встань и посмотри. Листья лежат везде. Там у обочины, ты же сам видишь, что там лежит. Его нос торчит из под зелено-желтых листьев, собачья улыбка поскуливает. Боль по всему телу не может остановить сны, они мучают его. Это те сны, которые копаются в воспоминаниях. Воспоминания, которые уже давно пора забыть.

Р.S.

Если выход есть, и этот выход не смерть, то нечего унывать.

Сон

Я бегу, а в глаза бьет мокрый снег. Я почти ничего не вижу, но слышу с левой стороны гудят покрышки машин, с правой – лес, тихий, заснеженный лес. Лапы уже болят, я бегу и, наверное, знаю куда. Я поскальзываюсь, спотыкаюсь, во рту снег. Грязный сырой снег с дороги летит и ложится на меня. Всё. Я устал. Я остановился и смотрю вниз на мелкие узоры снега, а спина ещё гудит от той бешеной палки и ревущего человека. Я всё жду, когда он догонит меня, я боюсь его. Так меня ещё никто не бил… Да, я бегу, и теперь я знаю боль, а дальше будет намного больнее, и мне будет казаться, что тот

первый удар был очень мягким, но только таким обидным…

– Мяу, – уши собаки дернулись, – ты же узнал меня, мяу.

На другой стороне улицы сидит белый кот и вылизывает себе лапку медленно, по деловому.

– Я перейду улицу, но ты будешь лежать. Ты уже постарел, мой дорогой друг. Так переходить дорогу – постарел.

Кот медленно поднялся, огляделся и пошёл через пустынную дорогу.

Сон

Запах жареной рыбы, в прихожей все пропахло растительным маслом. Открывается дверь и холод проникает в помещение. Мужчина заходит, и его улыбка на пустой желудок делает эту засаленную комнату как лёгкий этап в его приключенческой жизни. Я смотрю в какой-то туман от готовки ужина, а мои задние лапы чувствуют тепло от печки. Дверка печки приоткрыта и в ней уже начали трещать кожурки от перемерзшей картошки. Прихожая озарена лампочкой, а под дней два человека: мужчина улыбается, обнимает женщину, целует ее в щёчку, смеётся. Мне интересно, он обратит на меня внимание? Хвостик уже подергивается, а ноги чувствуют мороз – за окном минус 26. Он гладит меня по голове, берет в руки, таскает мои уши. Дальше он не идёт, дети только уснули. Мальчишки, и я – еще один голодный рот. Тут нет еды, и мне хочется жрать, они тоже после ужина вылизывают тарелки, как и я. Мороз не уйдёт так быстро отсюда.

Кошачья мордочка опустилась к псу и начала его обнюхивать.

– Сны, ты смотришь сны… Но у нас есть дела, мой старый Пёс.

Кот сел возле собаки, положил передние лапы на пса и стал мурлыкать.

Сон

Лежа в холодных утренних придорожных кустах я вижу сны, или то, что было со мной. Я много скитался, но одна девушка подобрала меня в суровой холод. От меня у неё краснел нос, глаза слезились и она чихала. Но она так любила, когда я вилял хвостом и облизывал её щёки. Я прекрасно помню ту ночь, когда она стояла у окна. За окном валил хлопьями снег, ее мужчина спал. Она смотрела в окно и думала, что там стоит тот мальчик, который любит ее, который ходил за ней, дарил цветы, всегда являлся к ней на учёбу, на работу, он был повсюду. И он стоял и улыбался, его улыбка не сходила с его лица, а при виде её она горела. Вот он стоит и смотрит в моё окно. Вот он уходит, снег падает слишком крупными хлопьями. …Да, это он столько лет любит меня, но он не такой как все.

– Иди сюда, я покажу тебе жизнь – грубый голос мужчины послышался из кровати.

И тут мне показалось, что эта пьяная скотина не очень дружелюбна к моей хозяйке и запах спирта заставил

вытащить мои клыки наружу. Злобный рык разодрал тишину и девушка пошла меня успокаивать.

– Чтобы завтра этого пса тут не было! Не даёт мужику поспать. Поняла?

А за окном валил снег, по которому я пойду завтра, а сейчас там только холодный снег и старые надежды.

Кошачья лапка выпустила когти, впивая в Пса.

– Проснись, Пёс, проснись.

Когти вошли глубже.

Глаза уже смотрели на кота.

Часть 5. Пес передо мной.

Внимание тем, кто не хочет портить свой спокойный мир: не стоит бежать по этим строчкам вниз.

«Волна поднимается надо мной, и я посмотрю по сторонам, и увижу кто со мной».

Красные кроссовки в жёлтой листве, а на улице обалденно тепло. Странно, нет дождей, и так приятно идти по осенней листве. Только не нужно сильно разбрасывать листву, то что под ней портит настроение. А я так сейчас счастлив. Иду и поворачиваю за угол, другой. Я никуда не тороплюсь. Осень, а у меня весна, с собой я несу лишь пакет, в нем термос, а в нем мой обед: рис заваренный в пакетике и с утра разогретый, вилка, завернутая в полиэтилен. В голове какие-то мысли, и я сворачиваю снова и снова. Рельсы, передо мной рельсы, такие странные. Я быстро понимаю, что это за рельсы – это детская железная дорога. Несколько лет назад я был на ней, не один: с сестрой, её сын и мой сын.

Мы катались на этой дороге, и я стою и смотрю вокруг: пустырь, мусор, чуть дальше две высокие зеленые многоэтажки. Помню мы ехали, а кто-то из детей, переодетый в железнодорожника, стоял где-то тут и махал нам. А теперь я вижу, что под его ногами было то же, что и под моими: бутылки, несколько шприцов, коробка от коньяка, осколки стекла. И он стоял, улыбался, махал нам, ему это было интересно – они играли в железную дорогу. Я прохожу ещё немного и сажусь возле этих рельс, понимаю, что сегодня не куда не пойду, буду сидеть здесь, потому что… воспоминания перенесли меня на несколько лет назад…

На сковородке несколько разбитых яиц, уже до этого поджарил слегка хлеб. Как я люблю, когда на кухне пахнет жареным хлебом… Консервы сайра уже открыта, фильм поставлен на паузу – я один, моя беременная жена с сыном уехали в сад и …. Звонок. Я узнаю, что уже несколько дней ей плохо. Я бросаю всё и еду за ней. И думаю, наверное, просто её причуды, сейчас сходим к врачу и снова я лягу перед фильмом с открытой сайрой и обалденным запахом жареного хлеба.

Я стою возле роддома с сыном – мы ждем нашу маму. Это здание в несколько этажей создаёт вид, что это современное здание, с современными лифтами, с обученным персоналом, поможет нам в любой ситуации.

Она вышла из палаты, в руках сжимает тряпочку, на этаже сидит медсестра.

– У меня опять кровоточит, – она протягивает тряпочку медсестре.

– А, вот оно что. Приди через часик, у меня смена заканчивается, там другая заступит.

И она уходит обратно по белым коридорам, сжимая свою тряпочку в своей маленькой ручке.

Потом она узнает, что сегодня суббота, а потом воскресенье… А потом она может взять свою тряпочку, и в понедельник врач будет осматривать её, делая медленные движения головой вниз, то вверх, вниз, и опять вверх. Сделает несколько предположений и направит на несколько анализов, чтобы их встречи растянулись.

Мы стоим в холле и ждем когда она спуститься пешком с 6 этажа, а лифты только для персонала. Сзади меня две медсестры уверяют, что они не будут что-то делать, то что не оплачивается, хватит и того, что они делают. Да, эти разговоры не только тут, они везде. Но тут я вижу, что такие разговоры, наверное, были уместны, но пока они ведутся, где-то через несколько часов в палате будет лежать мой ребёнок и умирать так медленно, что можно ещё раз обсудить сколько кто работает, и кто сколько не дополучает. А мы с сыном будем носить передачи, будем смотреть как сестренки ждут братиков, и когда их выносят они бегают вокруг них и обращаются к маме:

– Мам, это мой братик? Мы его как назовём? Я надеюсь, он не будет брать мои игрушки…

Вот, этот волшебный миг в твоей жизни, с которым ты будешь бороться несколько лет: ты на операционном столе, ребёнка вынут, и акушер скажет во весь голос, на всю операционную, как в фильме про сумасшедших учёных:

– НЕ переживай, еще родишь…

А потом она сидит возле него 10 дней, и он медленно умирает… Я подхожу к этому грандиозному зданию, в руке у меня рука сына:

– Пап, я буду всех спасать, и помогать друзьям в беде. Да, пап?

– Да, отвечаю я, – но мне так трудно поступать так, мне нужно помочь сейчас ему, он лежит там и ждёт меня. И я первый раз в жизни чувствую себя совершенно ничем.

Лето, солнышко светит настолько жарко, что с утра в машине работает кондиционер. За моей спиной захлопнулась дверь, двухэтажного здания с очертаниями советской архитектуры: она хорошо смотрится если вокруг обрастает деревьями. И, кажется, что в джунглях затерянные гробницы, и вроде должен появиться тигр… но… это не та история.

В моих руках деревянный ящик, небольшой, он довольно лёгкий и удобно расположится на заднем сиденье моего автомобиля. Деревянный ящик обтянут тканью синего цвета, и что-то родное чувствуется внутри. Руки немного дрожат, а глаза видят отца идущего впереди и открывающего дверь машины. До этого я думал я вытерплю, и я терплю. Но я знаю что там внутри, этой коробки – тот, которого я ждал, и у него есть имя …. Я бережно укладываю в машину, я держусь. Голова начинает думать о направлении пути: церковь, где я не буду слушать никого, крематорий, в котором я буду стоять среди огроменных белых потолков, куплю итальянскую урну…

А вы куда его, уже повезли?… Стойте!!!!!!… я не успел сказать: «я люблю тебя, прости меня пожалуйста, я не смог помочь тебе…»

Мои руки на коленях, голова лбом на руках и я смотрю вниз, как муравьи бегают по этой земле среди окурков. Даже тут одни окурки, на детской железной дороге… Я рассматриваю стеклышки, которые так озорно играют, коричневые, зеленые. И я чувствую как что-то коснулось

меня. Я поднимаю голову: передо мной пес, он нюхает меня.

– Пойдём, у нас нет времени на него, он уже конченный, – кто-то произнес сзади собаки.

– Хорошо, пошли.

Собака, которая стояла возле меня, произнесла слова, и я почувствовал, что страх не даёт мне встать.

Она повернула морду, поковыляла еле перебирая лапами… За ним шёл белый кот.

Когда кот прошёл почти мимо, он повернулся ко мне, и…

– Послушай меня мяу, ты никому не нужен. Можешь не ждать, но если ты хочешь жить, пойми ты нужен кому-то мяу, эгоист, мяу.

Немного похолодало, а страх никак не может отойти. Я хочу встать, и я встаю… я должен идти, и я буду идти… После услышанного у меня осталось два варианта: либо я жду детского поезда и порчу им веселье, либо я иду туда, кому я нужен.

Уже слишком поздно, чтобы бежать домой, уже слишком поздно, чтобы даже бежать в магазин. От магазина осталась только сверкающая вывеска, потухшие окна и большая лужа возле входа. Как мне не хочется промокнуть в этой луже, но сердце хочет танцевать. И мелкий сумасшедший дождь, с северным ветром заставляет раскинуть мои руки, я иду по этой луже, в которой отражается вывеска магазина, и она уже под моими ногами, которые кружатся – я начинаю танцевать, я под дождём. Осознание, которое было уже никогда не придёт ко мне, улыбка безумна на моем лице, а в глазах слезы дождя. Я улыбаюсь в мокрых ботинках и думаю о тебе. Я думаю о тебе всегда. И соседи, пробегая в теплые квартиры завтра напишут о том, как Северный Сумасшедший Дождь танцевал под их окном.

Часть 6. Безумец идёт

Ты уже счастлива… Неужели ты это чувствуешь? Наверное, нет. Потом ты будешь вспоминать это счастье.

Холодные дороги тянутся по всему городу, а местами

они очень тёплые: там стоят синие заборы и пар поднимается вверх Автозаводского темно-синего звездного неба. Запах жареной картошки и нежного куриного мяса… Пошёл по той же дороге, где два хвоста бегут с одной тенью. Нет, уже давно не бегут – идут или еле плетутся в глубину района. Вкусный запах забирается в нос, а нос идёт всегда по тонким воздушным потокам этого города. А желудок… А что желудок? Он просто пуст.

– Там открыт подъезд, давай быстрее! – торопливо сказал кот.

Они забежали в подъезд девятиэтажного дома.

– Пёс, давай выше, там теплее…

Они поднимались все выше и выше. С каждым этажом было теплее и уже хотелось остаться, но кто-то вызвал лифт, и страх потащил их выше. Пятый. Шестой. Между шестым и седьмым…