Текст книги "Танкисты Гудериана рассказывают. «Почему мы не дошли до Кремля»"

Сразу после замыкания котла 30 июня Гудериан прилетает в штаб Гота, чтобы обсудить совместные действия по форсированию Березины. Но в действительности все оказалось гораздо хитрее. Двое командующих втайне договорились продолжить наступление на восток, не обращая внимания на попытки штабов задержать их. Бои в Минском котле уже подходили к завершению, и руки у панцер-генералов действительно были развязаны. В общем, к 8 июля котел был ликвидирован. Немцы считали, что уничтожили 32 советские дивизии и 6 бригад, 3332 танка и 1809 орудий, взяли в плен 342 тысячи человек и уничтожили еще 200 тысяч ценой совершенно незначительных потерь: 5 тысяч убитых и 18 тысяч раненых.

Добавим, что из высшего командного состава погибли 3 комкора и 2 комдива, попали в плен 2 комкора и 6 командиров дивизий, еще один командир корпуса и 2 командира дивизий пропали без вести. По приказу Сталина остатки командования Западного фронта во главе с генералом Павловым были расстреляны.

Еще 28 июня 3-я танковая дивизия ввязалась в бои за Бобруйск на берегу Березины, в ходе которых понесла потери. Однако здесь Гудериану снова повезло. Воздушная разведка подсказала командиру 4-й танковой дивизии генералу фон Лангерману нужное направление, и 30 июня она захватила железнодорожный мост в районе деревни Свислочь в 90 километрах южнее дивизии Моделя. Этот огромный разрыв оставался неприкрытым, но советское командование не сумело им воспользоваться. В этот же самый день немецкие саперы наконец навели мосты, и мотопехота Моделя переправилась через Березину возле Бобруйска. Попытки советской авиации разрушить переправы привели к тяжелейшим потерям в бомбардировщиках, действовавших без истребительного прикрытия.

Вот как наступала 4-я танковая дивизия: «28 июня. Бензовозы, которые были подожжены русскими самолетами, горели на дороге впереди нас. Наш командный пункт несколько раз подвергался налетам авиации, но наши истребители хорошо показали себя. Они сбили бомбардировщик прямо над нами. Два человека выпрыгнули из горящей машины, но только один парашют раскрылся. Пилот шлепнулся на песок прямо рядом с центром связи. В нескольких метрах от него самолет вертикально воткнулся в землю. Пока он был в воздухе, мы видели искаженное страхом лицо и открытый в крике рот. Парашют плавно скользил к нам. Летчик пытался направить купол в другом направлении, но напрасно. Мы бросились к нему на помощь. Он приземлился без повреждений, бросил парашют и попытался удрать. Мы погнались за ним и окружили. Он выхватил пистолет и начал стрелять. Тогда мы взяли его на прицел, и он сдался. Однако лицо летчика было искажено яростью, и мы отобрали у него пистолет, опасаясь, что он застрелится. Мы немедленно отправили его к командиру бригады полковнику фон Заукену, который хорошо говорил по-русски. Однако смелый русский так и не сказал, откуда он вылетел и к какой части принадлежит. При этом он был удивлен тем, что мы с ним хорошо обращались. Мы даже помогли ему похоронить погибшего товарища.

Наши истребители весь день патрулировали над маршрутом продвижения, чтобы защитить наступающие войска от внезапных атак бомбардировщиков. Это была истребительная эскадра «Мёльдерс».

Наши бомбардировщики и пикировщики пролетали над нами. Густые клубы дыма отмечали места, где они сбросили свои бомбы. Самолеты-разведчики сбрасывали нам свои сообщения о том, где они обнаружили крупные силы врага. Толстобрюхие Ju-52 сновали туда и сюда, чтобы доставить нам боеприпасы и топливо. Наш постоянный спутник Физелер «Шторх» постоянно болтался над вершинами деревьев, чтобы помешать внезапному нападению из засады.

Над путем следования поднималась огромная пелена пыли и песка. Колонны снабжения с трудом переползали через мелкие бомбовые воронки. Медицинские автомобили старались не отставать от нас.

Если танки упрямо рвались на восток, задачей мотопехоты была защита дороги, так как русские всеми силами старались перерезать эту артерию, которая питала наши войска. Иногда происходили стычки и перестрелки. Русские останавливали движение по дороге обстрелами из орудий и противотанковых пушек.

29 июня. Наступление на Слуцк. Ночь провели в русском военном лагере. Нас снова и снова атаковали рассеянные группы русских, выбирающиеся из болот. Вдобавок нам нанесли визит миллионы комаров. С ними справиться оказалось гораздо труднее. Лицо покрывалось волдырями размером с грецкий орех, несмотря на москитные сетки. Мы едва могли открывать глаза. Вдоль дороги стояли русские орудия, противотанковые пушки, новые танки – один за другим, загнанные в придорожные канавы. Русские намеревались использовать все это на фронте, но были перехвачены нашими танковыми авангардами. Я насчитал 176 советских бронированных машин, ни одна из них не сделала ни выстрела. В 09.00 мы повернули в направлении Слуцка. Путь шел через леса и болота. Орудия всех калибров валялись в канавах рядом с мертвыми лошадьми. В воздухе плыл сладковатый запах – мертвечина, дым, бензин. Снова и снова нам приходилось поворачивать в обход, отыскивая путь и снимая мины. Многие мосты оказались взорваны. Вынужденные остановки на дороге становились заманчивой целью для русских бомбардировщиков.

30 июня. Слуцк остался позади. Это была просто куча развалин, лишь торчащие печные трубы говорили, что раньше здесь стояли дома. Гражданские сбежали, побросав на улицах свои пожитки.

Сделали небольшую остановку на пути к Бобруйску, ожидая доклада разведки. Пришло сообщение от батальона Гофмана: «Мост захвачен».

2 июля. Русские взорвали мосты через Березину в Бобруйске. Наши танки прибыли слишком поздно. После упорного боя с многократно превосходящим противником I батальон 12-го стрелкового полка, усиленный ротой 35-го танкового полка и батальоном 103-го моторизованного артполка, захватил два моста, в том числе железнодорожный, через Березину в деревне Свислочь. Он удержал мосты, пока не прибыли подкрепления, несмотря на отчаянные атаки русских. В ходе боя 500 отважных солдат уничтожили бронепоезд с современными орудиями и 3 грузовых состава, которые везли несколько тысяч солдат. В конце концов было взято 3000 пленных. Русские самолеты совершали один налет за другим. Эскадра «Мёльдерс», которая прикрывала нас в этот день, сбила над Свислочью не менее 90 самолетов.

Затем полил страшный ливень. Дороги превратились в бездонное болото. Все пути были забиты увязшими машинами. Нам следовало добраться до Свислочи любой ценой, чтобы помочь сражающимся товарищам.

Мы пробирались по лесным тропам через Новоселки по колено в какой-то дряни. Движение было слишком медленным для полковника фон Заукена. Он решил попытать счастья в одиночку и перебрался на броневик с рацией. Я должен был следовать за связистами. Как – уже другой вопрос. Но полковник требовал радиосвязи, хотя мы сидели в воде по самые оси. Проклятье! Где-то здесь должна быть дорога по берегу Березины. Толкать! Вытаскивать с помощью лебедки из трясины в ночной темени – чтобы проползти еще сотню метров. Снова утонуть в жиже – и так до бесконечности. А по радио непрерывно твердили: «Где взвод связи?» – «Двигаться как можно быстрее!» Форменное сумасшествие.

Ночь была непроглядно черной. Мы давно потеряли наших мотоциклистов. К счастью, мы все-таки не потеряли направление. Это стало ясно, когда огромное багровое зарево повисло над нашей целью – Свислочью. Его не могли скрыть даже тяжелые дождевые тучи. Мы слышали глухие раскаты артиллерийской канонады и треск пулеметных очередей. Наконец мы добрались – вот она, прибрежная дорога! Но в каком состоянии… все та же самая река грязи. А мы, дураки, рассчитывали найти брусчатку.

Я прекрасно знал ситуацию и впереди, и позади. Радиопереговоры буквально забили уши. Впереди, за рекой, были русские, всего в 80 метрах от нас. Дорогу можно было видеть и достать из любого оружия. Слава богу, было совершенно темно. Выстрелы русских были неточными. Мы были одни на этом затопленном перепаханном поле и ползли дальше с огромными интервалами без всякого освещения. Слева от нас русские патрули шастали в подлеске. Нам нужно было выбираться, причем как можно скорее, пока не рассвело.

И вот мы двинулись дальше на север прямо по картошке навстречу багровому свечению. Перед нами в небо взлетела белая сигнальная ракета, но мы были еще недостаточно близко к цели. Я тоже держал ракетницу в судорожно сжатой руке, чтобы ее не выбили мои же товарищи.

Наконец показались соломенные крыши и окопы. Мы добрались до Свислочи. Это произошло в 02.30. Кроме командира, на командном пункте никого не оказалось. Все заблудились по дороге. Рядом с командным пунктом стоял уничтоженный бронепоезд. Стрельба продолжалась. Вокруг валялись обугленные тела. Второй бронепоезд стрелял с противоположного берега. В деревне стреляли буквально со всех сторон. У нас появились убитые и раненые.

К западу от нас были окружены 25 русских дивизий. Они отчаянно сражались, пытаясь вырваться. Единственным путем были мосты через Березину у Свислочи, которые мы удерживали. По этой причине русские продолжали штурмовать маленький плацдарм всеми наличными силами. Несколько дивизий стояло против нас на восточном берегу реки. Мы постоянно высылали патрули, чтобы определить, где противник и каковы его силы.

Пролет шоссейного моста рухнул, когда по нему попытался проехать танк. Саперы лихорадочно работали под огнем русской артиллерии, чтобы отремонтировать мост к подходу танков.

Навести понтонные мосты через Березину у Свислочи было совершенно невозможно, зато появилась возможность построить такой мост в Бобруйске, сосредоточив там достаточное количество саперов.

В результате мы ночью отправились вдоль Березины обратно в Бобруйск. Теперь впереди шли танки. Мы прождали несколько часов, прежде чем мост освободился. Русские бомбили мост, и на нем постоянно возникали пробки. Кто-то словно убрал с игровой доски все наши истребители. Говорили, что они срочно потребовались у Могилева, так как там разворачивалась крупная битва на окружение. Затем мы на целую бесконечность застряли у реки Друть, где все мосты также оказались взорваны. Танки пошли вперед, они получили приказ попытаться перейти реку вброд».

Смоленск – половинчатый успех

Детальному анализу событий июля 1941 года уделяют мало внимания, и совершенно несправедливо. Обычно их представляют как продолжение победного шествия Вермахта, не обращая внимания на появившиеся признаки полного несоответствия немецкой военной машины замыслам операции «Барбаросса». Причем в первую очередь это относится к решениям высшего командования, которое окончательно потеряло связь с реальностью и начало мешать реализации собственных планов. Современные российские историки, наоборот, описывают полный провал немецких планов, завершившийся разгромом под Ельней. В действительности, как часто (но не всегда!) бывает, правда находится где-то посередине.

3 июля начальник штаба Гальдер пишет в своем дневнике: «В целом теперь уже можно сказать, что задача разгрома главных сил русской сухопутной армии перед Западной Двиной и Днепром выполнена… восточнее мы можем встретить сопротивление лишь отдельных групп, которые, принимая во внимание их численность, не смогут серьезно помешать наступлению германских войск. Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она еще не закончена».

Впрочем, эта запись появилась не на пустом месте. В этой глупости повинен все тот же полковник Кинцель, который бодро доложил Гальдеру, что теперь немцам противостоит не более 60 советских дивизий. Вот таков был уровень немецкой разведки и хваленого абвера. Нет, правильно Гитлер повесил адмирала Канариса, хотя это следовало сделать раньше и совершенно по другим причинам.

Диспозиция Группы армий «Центр» 13 июля 1941 г. Источник: David M. Glantz «Atlas of the Battle of Smolensk, 7 July —0 September 1941»

Можно лишь удивиться фантазии немецкого генерала. Да, Западный фронт был уничтожен в котлах в районе Минска, но перед войсками Группы армий «Центр» уже возник новый фронт. В Прибалтике советские войска отступали, но не прекращали сопротивление. Группа армий «Юг» добилась определенных успехов, но не более того. Вот кто действительно был к этому времени уничтожен, так это советские танковые корпуса, действительно оказавшиеся колоссом на глиняных ногах. Они не сумели остановить танковые группы немцев и были перемолоты не имевшими боевого опыта, недоукомплектованными пехотными дивизиями тринадцатой-четырнадцатой волн формирования. Последним всплеском активности стал контрудар под Сенно, завершившийся аккуратно к началу наступления немцев на Смоленск.

Впрочем, свой вклад в хаос вносили и командиры на местах. Командующий Группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок 4 июля затевает странную перестройку, смысл которой, похоже, остался тайной даже для него самого. Он подчиняет 2-ю и 3-ю танковые группы фельдмаршалу фон Клюге и превращает его армию в 4-ю (танковую). Напомним, что Клюге был пехотным генералом старой школы, не понимал специфики танковых войск и не умел их использовать. Предложения передать командование танковыми корпусами Гудериану фон Бок оставил без внимания из-за личной неприязни к «Стремительному Гейнцу». В результате координация действий танков Гота и Гудериана осталась скверной, и эта неудачная конструкция 27 июля была ликвидирована. Это еще одно решение, подчеркивающее невысокий статус танковых групп в начале войны.

Одновременно пехотные дивизии Клюге передаются 2-й армии фон Вейхса. Формально объяснение звучало так: ликвидация белорусских котлов была поручена пехоте, чем и занялась эта армия. Кстати, по первоначальным планам штаб 2-й армии вообще должен был оставаться в резерве в Познани, дожидаясь, пока немцы захватят Смоленск, но пришлось вступить в игру раньше. Сам фон Бок спустя некоторое время пишет в дневнике, что пользы его собственное решение не принесло никакой.

Хотя продолжались бои в районе Минска, фон Бок начинает новое наступление. Он решил устроить еще один грандиозный котел, теперь в районе Смоленска, надеясь устранить последние препятствия на пути к Москве. Главный удар наносят 3-я танковая группа Германа Гота севернее Смоленска и 2-я танковая группа Гейнца Гудериана южнее города. Самое интересное, что оба командующих танковыми группами не желали связываться с котлом, а предлагали идти прямо на Москву, однако командующий Группой армий «Центр» оставил все их протесты без внимания. Тем не менее это был второй котел, к которому группа Гудериана имела косвенное отношение, так как лишь две его дивизии оказались на южном фасе котла.

Для выполнения поставленной задачи танкистам Гудериана предстояло форсировать две водные преграды: сначала Березину, а потом Днепр. Конечно, немецкие понтонно-мостовые команды научились оперативно наводить переправы, однако панцер-генералы все-таки предпочитали надежные капитальные мосты. Еще 28 июня 3-я танковая дивизия вышла к Березине у Борисова, а потом 18-я танковая дивизия подошла к Бобруйску. Немцам потребовалось некоторое время, чтобы пополнить припасы и привести потрепанные дивизии в порядок, поэтому рывок к Днепру был несколько отсрочен, хотя и ненадолго. Рассказывают, что мост в Борисове был захвачен диверсантами батальона «Бранденбург-800», но, может, проще предположить обычную неразворотливость советского командования? Честно говоря, возникает вопрос: а хватит ли в «Бранденбурге» людей захватить все мосты, попавшие летом 1941 года в руки к немцам в совершенно исправном состоянии?

1 июля дивизии Гудериана форсировали Березину. К этому времени состав танковой группы изменился по сравнению с первым днем войны, теперь в нее входили XXIV (механизированный) корпус – 3-я и 4-я танковые дивизии, XLVI (механизированный) корпус – 29-я (механизированная) дивизия, 17-я и 18-я танковые, XLVI (механизированный) корпус – 10-я танковая дивизия, дивизия «Дас Райх», полк «Гроссдойчланд». В распоряжении штаба группы находились 1-я кавалерийская и 10-я (механизированная) дивизии. XXIV корпус форсировал Березину у Свислочи и Бобруйска, 18-я танковая – у Борисова. Две дивизии Лемельсена все еще занимались ликвидацией белорусских котлов, а XLVI корпус Фитингофа просто отстал, застряв у Барановичей. 18-я танковая дивизия Неринга хоть и захватила плацдарм на восточном берегу реки, но начались кровопролитные бои с советскими войсками, пытавшимися ликвидировать плацдарм. Немцы удержались, хотя и ценой серьезных потерь.

Преодолев сопротивление на рубеже Березины, танки Гудериана рванулись вперед. 3-я танковая группа Гота была вынуждена отбивать контрудар по Лепелем-Сенно, но в итоге оба соединения достигли Днепра. Немцы вышли к реке на широком фронте – от Полоцка на севере до Рогачева на юге. При этом создалось любопытное положение. Пехотные дивизии снова отстали, 4-я и 9-я армии так и остались на Березине, в то время как танковые группы сомкнули фронт в районе Богушевска, хотя сплошной линии пока не возникло.

Первым вышел к Днепру XXIV корпус, который, соответственно, первым и начал форсирование. 3 июля подразделения 3-й танковой дивизии форсируют реку возле Рогачева и удерживают крошечный плацдарм до 6 июля, неся тяжелые потери. На следующий день 4-я танковая дивизия форсировала реку в районе Старого Быхова в 75 километрах выше по течению. Здесь дела пошли еще хуже.

Обер-лейтенант Ханс-Детлоф фон Коссель начал Вторую мировую войну в составе 35-го танкового полка 4-й танковой дивизии, воевал в Польше, был ранен, награжден Железным крестом, воевал во Франции. Однако война в России стала решающим моментом в жизни молодого офицера и вершиной его профессиональной карьеры.

В начале июля 1941 года полк подошел к линии Сталина в районе Старого Быхова, пройдя через Барановичи. К этому времени фон Коссель был назначен командиром 1-й роты полка. Полковник Эбербах после того, как стал командиром бригады, получил приказ прорвать вражеские линии, взять Старый Быхов и захватить мосты через Днепр.

«Рано утром 4 июля фон Коссель двинулся вперед вместе со своей ротой. Дорога была отвратительной, поэтому все больше и больше танков ломалось или вязло в заболоченной почве по сторонам дороги. Фон Коссель продолжал марш с оставшимися танками. Наконец после утомительного перехода впереди показалось несколько домов. Позади них серебрилась широкая лента Днепра.

«Это должен быть Старый Быхов… Мы атакуем!»

Шесть танков были встречены огнем. Они ответили из своих пушек, в основном 5-см. Вскоре деревянные дома начали гореть.

Фон Коссель указал наводчику несколько целей.

«Вражеское противотанковое на дороге. Один палец вправо от дома!»

«Вижу!» Через две секунды пушка рявкнула, и одно из противотанковых орудий замолчало. Однако еще через несколько секунд экипаж танка услышал глухой удар рядом.

Один из командиров танков доложил: «Прямое попадание в лоб башни… двое раненых… танк вышел из строя, герр обер-лейтенант».

«Холтхузен, выбирайтесь и бегите в тыл!»

Наводчик фон Косселя уничтожил еще одно противотанковое орудие несколькими выстрелами.

Фон Коссель приказал танкам двигаться к реке полным ходом.

Пять танков загрохотали через горящий Старый Быхов. Вокруг бушевало пламя. Противник открыл артогонь по приближающимся танкам. Снаряды рвались вокруг, и танки буквально подбрасывало. Танк фон Косселя добрался до деревянного моста. Снаряд взорвался на мосту в 10 метрах впереди и вырвал целую секцию ограждения.

«Быстрее… быстрее… Мы должны проскочить как можно быстрее!»

Первая машина достигла противоположного берега под артиллерийским огнем, который становился сильнее с каждой минутой. Командир решил искать укрытия за склоном. Следующий танк попытался проскочить мост, и это ему тоже удалось. За ним последовали три остальных танка. Однако, едва оставшиеся танки подошли к берегу, три сильных взрыва сотрясли землю и сорвали мост с опор. Настил рухнул в реку.

Когда дым подрывных зарядов рассеялся, лейтенант Хинтце воскликнул: «Черт, как вовремя! Теперь мы остались сами по себе, мы отрезаны, герр обер-лейтенант!»

«Пошлите запрос в штаб полка. Передавай: должны ли мы продолжать движение?»

Радист начал выстукивать морзянку. В ответ ему приказали подождать. Через минуту прилетел приказ: «Продолжайте движение, Коссель. Задача крайне важная».

Когда танки начали выползать из-под прикрытия на гребень откоса, на них обрушился огонь десятков советских полевых орудий, установленных на линии Сталина. Как только танкисты замечали противника, они сразу открывали огонь. Танки уничтожали доты, окопы и другие полевые укрепления. Но с ужасным грохотом один из пяти танков взлетел на воздух. Ни один из танкистов не выбрался из стального гроба. Вскоре удар получил и танк командира, снаряд попал в правый борт корпуса. К счастью для экипажа, он рикошетом ушел вверх. Через несколько секунд еще один танк доложил, что получил прямое попадание. Пока командир танка приказывал экипажу покинуть машину, получил попадание и загорелся третий танк.

Фон Коссель приказал механику-водителю начать маневрировать. Однако все было напрасно. Пока танк разворачивался, снаряд ударил в лобовую плиту корпуса. Механик Цюнкли был убит на месте, фон Коссель легко ранен. Прежде чем он успел что-либо сделать, еще один снаряд попал в танк.

Фон Коссель приказал уцелевшим членам экипажа покинуть машину.

Люди выпрыгнули из подбитого танка. Их преследовали пулеметные очереди. Танкисты сумели укрыться в заброшенном советском блиндаже, через который переехали несколько минут назад. Когда они заползли внутрь, то увидели еще четырех танкистов своей роты. Это были все, кто остался в живых из экипажей танков, перескочивших на эту сторону реки.

«Иваны идут!» – завопил кто-то.

«Какого…»

Фельдфебель, который выпрыгнул вместе с фон Косселем, в ужасе указал на двоих танкистов, которые бежали к группе советских солдат, подняв руки. Когда они добрались до советских позиций, русские начали избивать их саперными лопатками и забили до смерти. Фон Коссель приказал своим танкистам обстрелять русских. У них были только пистолеты и автоматы, но русские попрятались и исчезли.

Когда стрельба прекратилась, фон Коссель осмотрел свое тесное убежище. Там находилось семь человек. Артиллерийские снаряды снова начали рваться вокруг. Фон Коссель постарался успокоить людей, сказав, что это стреляет своя артиллерия, пытаясь поддержать их.

Офицер опасался, что русские могут в любой момент забросить гранату в их убежище. Но ничего подобного не случилось. Фон Коссель никак не мог решить: стоит ли им под прикрытием артогня вернуться? Может, им приказали вернуться к своему подразделению? Что случилось? И более насущный вопрос: а что с ними может случиться дальше?

Страшный удар заставил все вокруг почернеть. На людей каскадом посыпалась земля. Бревна, удерживающие земляную насыпь над блиндажом, начали опасно прогибаться. Однако пока что они еще держались.

«Нас засыпало, герр обер-лейтенант!» – в ужасе завопил один из солдат.

«Спокойно! Мы выберемся! Если нас засыпало, то мы можем больше не беспокоиться, что русские нас найдут. Нам следует просто дождаться прихода нашего полка».

Люди просидели в засыпанном блиндаже 36 часов. Лишь маленькая дырочка, через которую поступал воздух, спасла их от удушья. Даже терпение фон Косселя начало подходить к концу. Когда он понял, что, вероятно, им придется провести в блиндаже и вторую ночь, то сказал: «Давайте за работу. Откопаем себя сами. Мы больше не можем ждать!»

Используя штык и руки, люди расширили вентиляционное отверстие, которое позволило им выжить. Наконец в 03.30 дыра стала достаточно большой, чтобы пролезть через нее.

В небе ярко светила луна. Они поползли обратно к реке. Умирая от жажды, они начали слизывать росу с травы. Но, как и можно было ожидать, русские услышали шум движения, и их дозорные открыли огонь из автоматов. Один из танкистов был убит. Остальные вскочили и бросились бегом к реке, но при этом еще двое были убиты. Пули свистели вокруг уцелевших, которые попадали в траву у самой воды.

Фон Коссель объявил, что попытается пересечь реку вплавь, чтобы привести помощь. Остальные решили попытаться найти хоть что-то, на чем можно было бы переправиться через реку. Фон Коссель продрался сквозь заросли камыша. Когда он показался на открытом месте, по нему начала стрелять артиллерия. В дело вступили пулеметы. Нырнув под воду, чтобы не получить пулю, он увидел силуэт разрушенного моста и поплыл туда, надеясь получить хоть какое-то прикрытие. Пулеметные очереди продолжали взбивать воду вокруг него. Утомленный, он схватился за бревно, торчавшее из воды. Он уже собирался плыть дальше, как услышал какой-то звук в воде. Это были его четыре солдата. Они сумели найти маленькую лодку! Офицер позвал их, и его втащили на борт. Занятого немцами берега реки они достигли без дальнейших происшествий.

На подгибающихся ногах они перебежали поле и влетели на улицу Старого Быхова, который все еще горел и дымился. К счастью, сопротивление русских в деревне уже закончилось. Немецкие часовые окликнули их. Они назвали себя, и их проводили к командиру полка.

Полковник Эбербах спал, когда адъютант его поднял. Услышав новость, он выпрыгнул из походной кровати и побежал в штаб. Фон Коссель, увидев командира, попытался отдать положенный рапорт. Но ему просто не дали говорить. Эбербах крепко обнял молодого офицера, который двое суток считался пропавшим без вести. Для Эбербаха это было все равно что потерять одного из своих собственных сыновей.

«Ганс! Ганс, я не могу поверить, что это ты!» – повторял Эбербах. Затем он обратился к остальным четырем танкистам, сумевшим вернуться, и пожал каждому руку.

«Я думаю, мне следует разорвать письмо, которое я уже собирался отправить вашим родителям», – сказал счастливый Эбербах. Людям выдали чистую одежду и угостили шнапсом. Раненых перевязали. Эбербах добавил: «Письмо было на десяти страницах!» В отделение полевой почты тут же послали радиограмму. Служащих заставили перекапывать мешки с почтой, пока письмо не нашлось».

По причине ранений фон Коссель был эвакуирован. Он улетел в Варшаву, откуда на поезде отправился в Берлин. Оказавшись в столице, он сумел навестить родителей. Лечение фон Коссель проходил в военном госпитале в районе Шарлоттенбург, а 23 июля он полетел обратно на фронт в свой полк.

За смелую атаку в Старом Быхове, форсирование реки и действия на линии Сталина 8 сентября 1941 года фон Коссель получил Рыцарский крест. Он снова принял командование ротой и участвовал в летнем наступлении. Фон Коссель в составе 3-й танковой дивизии генерал-лейтенанта Моделя участвовал в боях под Кричевом и Рославлем. В бою за Климовичи рота фон Косселя уничтожила большое количество противотанковых орудий и полевых укреплений. За это 19 августа он получил благодарность в приказе по армии.

Во время последних боев в Киевском котле фон Коссель, который к этому времени получил звание капитана, был снова тяжело ранен. Врачи в военном госпитале сомневались, сумеет ли он полностью оправиться. Однако оптимизм и железная воля молодого офицера помогли ему справиться, и в феврале 1942 года он опять вернулся в свою дивизию, приняв командование своей старой ротой.

Опять мы видим огромный разрыв между танковыми авангардами, который нашим войскам все-таки удалось использовать. Кавалерийский наскок не удался, и немцы были отброшены обратно за реку, а мост уничтожен, что произошло впервые на Восточном фронте. Однако командир 4-й танковой дивизии генерал фон Лангерман не мог позволить себе отступить. Под прикрытием огня 210-мм мортир 604-го батальона тяжелой артиллерии саперы навели мосты, и 7 июля дивизия начала переправу. После этого она повернула на юг, чтобы ударить в тыл советским войскам, преграждавшим путь 3-й танковой дивизии.

Диспозиция Группы армий «Центр» 22 июля 1941 г. Источник: David M. Glantz «Atlas of the Battle of Smolensk, 7 July —0 September 1941»

Гудериан рвался вперед и потому лично примчался в штаб 29-й моторизованной дивизии, чтобы заставить ее начать форсирование реки. Он намеревался попросту перегрузить советскую оборону, нанося удары в нескольких пунктах. И снова удача ему не сопутствовала, потребовались подкрепления и дополнительные усилия. Лишь 11 июля эта дивизия переправилась через реку при поддержке 203-го батальона штурмовых орудий и зениток, выдвинутых на прямую наводку.

Зато Клюге считал, что спешить с форсированием Днепра не следует, и приказал Гудериану подождать, что еще больше испортило и без того неважные отношения между двумя генералами. Закончилось все тем, что летом 1944 года именно Гудериан донес на Клюге, обвинив того в участии в антигитлеровском заговоре, что привело к самоубийству фельдмаршала. Но даже за это проявление патриотизма «Стремительный Гейнц» вожделенный маршальский жезл не получил. Так или иначе, в течение примерно недели на линии Днепра воцарилось относительное спокойствие.

Уточним: спокойствие именно относительное, потому что чувствовать себя уверенно немцы не могли ни на фронте, ни в тылу, что подтверждает история полка «Гроссдойчланд».

Впрочем, передышка немцам действительно требовалась, потому что состояние танковых дивизий к этому времени было довольно плачевным. Документы штаба 2-й танковой группы рисуют мрачную картину. К 7 июля безвозвратные потери составили 10 процентов танков, имевшихся к началу войны. Однако в 3-й и 18-й дивизиях лишь 35 процентов машин были исправны, наиболее боеспособной оказалась 10-я дивизия, мало участвовавшая в боях, – 80 процентов исправных танков. При этом далеко не все ремонтирующиеся танки имели боевые повреждения. Российские дороги оказались совершенно аполитичны и беспристрастны, немецкие танки они убивали так же эффективно, как и советские. Просто у немцев имелось больше возможностей для ремонта. Одно время даже возникло предложение слить вместе 17-ю и 18-ю танковые дивизии, чтобы получить одну нормальную.

И все-таки Гудериан был полон решимости форсировать Днепр без дальнейших задержек. Когда 9 июля к нему в штаб прибыл Клюге, который был против продолжения наступления, Гудериан заявил, что приготовления зашли слишком далеко и он просто не может держать на месте XXIV и XLVI корпуса, подвергая их опасности от ударов советской авиации. Чтобы ускорить подготовку, Гудериан, в нарушение всех приказов, отозвал те свои части, которые еще оставались в оцеплении Минского котла.

Диспозиция Группы армий «Центр» 24 июля 1941 г.