Электронная библиотека » Йохан Бреннеке » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 07:44


Автор книги: Йохан Бреннеке


Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Часть вторая. 1940 год

Глава 3
Подвиги мирной войны. Незаметный героизм

Оперативная сводка. Весна

В течение первых месяцев года на первом плане у подводных лодок стояла трудная задача по постановке мин. Большей частью эти операции представляли собой шедевр навигационного искусства и тихого героизма, которые не удостаивались наград и не сопровождались прямыми и видимыми свидетельствами успехов. Но всякая поставленная мина означала, что на морских коммуникациях снабжения добавлено новое препятствие к числу тех, которые задерживали, а иногда и останавливали деятельность коммуникаций на несколько дней. А каждый день означал потерю многих тонн драгоценных грузов.

* * *

Лед на Эльбе и паковые льды в Северном море ничуть не облегчали работу «папочки» Шультце, по-прежнему командира «U-48», когда он направился ставить мины в непосредственной близости у британского порта Портленда. В тот суровый февраль он оделся как на Северный полюс. На голове у него была гигантская меховая шапка, придававшая ему вид доброго папаши. В таком наряде он никак не походил на тех командиров с обветренными гранитными лицами, каких зрители привыкли видеть в официозных киножурналах или иллюстрированных изданиях. Он скорее напоминал состоятельного помещика откуда-нибудь из Померании, у которого вполне хватает денег, чтобы позволить себе дорогое удовольствие попутешествовать на подводной лодке.

Неизвестно, за что его прозвали «Фатти» – «папочкой». Нельзя сказать, чтобы он сильно цеплялся за букву устава. Команду притягивало к нему обаяние его личности. Шультце был трезвенником, и тот факт, что он недавно позволил себе на мостике «U-48» выпить шнапса с огорченным и потрясенным капитаном потопленного им сухогруза, стал предметом всестороннего и разноречивого обсуждения на лодке в течение остатка вечера.

Как все моряки, часто выходящие в море, он был фантастически суеверен – не меньше колдуна из самого темного уголка Африки. Например, на лодке существовало неписаное правило держать в открытом море курс, делящийся на счастливое число семь. У рулевых имелось строгое указание при получении приказа с мостика на изменение курса сообразить, делится ли число на семь, и выбрать ближайшее значение, кратное семи.

Эта причуда насчет счастливой семерки стала узаконенной на «U-48». Позже, когда «папочка» Шультце ушел с лодки и ею стал командовать широкоплечий капитан-лейтенант Бляйхродт, дело могло однажды закончиться трибуналом.

– Курс двести двадцать семь! – скомандовал Бляйхродт с мостика.

– Есть двести двадцать семь! Двести двадцать четыре на румбе! – ответил рулевой.

– Внизу! Внимательнее! Я сказал двести двадцать семь.

– Есть двести двадцать семь! Двести двадцать четыре на румбе!

Бляйхродт, пришедший на лодку с торгового флота и потому считавший священным держать курс, указанный с мостика, почувствовал, как у него кровь закипает в жилах. Усилием воли он сдержал себя.

– Дорогой и бесценный рулевой, я сказал двести двадцать семь. И если я говорю двести двадцать семь, я, черт возьми, имею в виду двести двадцать семь. Ясно?

Тут вмешался опытный старшина и объяснил командиру, что в открытом море «U-48» с незапамятных времен всегда держит курс, кратный семи. И Бляйхродт, хороший моряк, сообразил, что раз уж так заведено, то не стоит ломать традиции…

Это о причудах «папочки» Шультце, который сейчас держал курс на Портленд, на постановку мин.

Незадолго до точки назначения Шультце решил лечь на грунт, чтобы уже ночью лучше ознакомиться с британским минным полем и прозондировать его. Ему повезло: ночь оказалась чернее дегтя. Военно-морская разведка почти все сообщила ему об этом минном поле, оставалось только найти вход и выход из него. Это заняло несколько часов – монотонной рутины, состоявшей из выверки по карте, зондирования и снова обращения к карте.

Люди в лодке чувствовали себя сидящими на бочке с порохом. Все хорошо знали эти невинные свинцовые рожки детонаторов, делавшие мины похожими на рогатого дьявола. Достаточно легкого прикосновения – и первым классом на небо без обратного билета. Однако все прошло по плану, в вахтенном журнале появилась лаконичная запись: «Задание выполнено. 03.38 начата постановка. 04.45 постановка закончена». После этого «U-48» могла начинать охоту торпедами.

Первой жертвой стал голландский «Бургердийк» водоизмещением в 6853 тонны, шедший из Нью-Йорка. Голландского капитана взяли на борт «U-48», где он позже сказал, что по инструкциям владельцев судна он шел в британский порт. По просьбе Шультце перед потоплением с «Бургердийка» была направлена радиограмма о том, что судно тонет, налетев на скалы к югу от Бишоп-Рок. С того конца пришло подтверждение в получении радиограммы и было выражено сожаление, что она лишена подробностей. Естественно, подробности были занесены в вахтенный журнал Шультце.

Через пять дней был пущен на дно британский рефрижератор «Султан Стар» водоизмещением 12 306 тонн, крупнейшее судно компании «Блю Стар Лайн». Оно шло, имея на борту мясо и сливочное масло, которых Британии хватило бы на трехдневный рацион.

Морские рефрижераторы – суда особой категории. Их постройка занимает больше времени, чем обычных грузовых судов, и они имели жизненно важное значение для Британских островов. Потеря судна «Султан Стар» пробила большую брешь в британской системе снабжения.

На следующий день к потопленным судам присоединился голландский танкер «Ден Хааг» водоизмещением в 8971 тонну. Двумя днями позже Шультце потопил неустановленный сухогруз.

За четыре непродолжительных похода «U-48» потопила суда общим водоизмещением в 114 510 тонн. В это число не входили суда, подорвавшиеся на поставленных лодкой минах.

* * *

На все вопросы о задании капитан-лейтенант Ролльманн отвечал улыбками. Он только что вернулся из штаба подводного флота, быстро взбежал по трапу на борт «U-34». Эта лодка лишь недавно вышла из капремонта и была оснащена новым оборудованием. Она выглядела слишком щегольской на фоне грязных, маслянистых вод порта.

Во второй половине дня у моряков команды вытянулись лица, когда к борту подогнали баржу не, скажем, с блестящими жестью рыбными консервами, а тускло-серыми минами.

– Подсунули… Не было печали… – ворчали в команде. – Вот почему старик рта не раскрывал…

Постановка мин у подводников не считалась любимым времяпрепровождением.

– Что с этого поимеешь? – недовольно переговаривались они между собой, имея в виду, что это не добавит на лицевой счет лодки тоннажа.

К тому времени уже были выданы первые Рыцарские кресты, и моряки гордились тем, что могут помочь своему командиру прикрепить на китель новую награду. А награда командира бросала отблеск славы и на всю команду.

– Важно, ребята, как следует делать свою работу, а еще важнее – снова вернуться домой целыми и невредимыми, – говорил Ролльманн. – Ваше доверие мне гораздо ценнее кучи наград.

Выйдя за островом Гельголанд в свободное ото льдов пространство, «U-34» взяла курс на северо-запад, к Шетландским островам.

В открытом море ревел ветер, нос лодки то зарывался в зеленую, казавшуюся ядовитой воду, то поднимался на большой волне, волна набрасывалась на мостик, окатывая верхних вахтенных соленой ледяной купелью.

– Держать на западный выход из проливов. Так мы дойдем туда быстрее, – произнес Ролльманн, как всегда, выразительно, но с обычным дружелюбием.

Он имел в виду рискнуть преодолеть охраняемые проливы между Оркнейскими и Шетландскими островами в надводном положении, потому что в подводном встречное течение сделает это прохождение занятием медленным и трудным.

Вблизи Северного пролива им попалось огромное судно, пересекавшее курс лодки. На вид это был пятнадцатитысячник – полупассажирский, полугрузовой.

«U-34» погрузилась и направилась к гиганту.

– Вижу флаг! – бросил Ролльманн, прильнув к перископу. – Приготовить носовые торпедные аппараты к выстрелу!

Быстро определили дистанцию, взяли пеленг – все, что нужно торпеде.

– Первый и второй аппараты готовы! – доложили торпедисты.

– Первый и второй – пли!

Лодка вздрогнула. Воздух ударил в барабанные перепонки обитателям первого отсека – сжатый воздух при выстреле выбрасывался в отсек. Если бы он выбрасывался наружу, это обнаруживало бы лодку.

Секунды шли, но ничего не происходило.

– Опустить перископ, – скомандовал Ролльманн.

Пока торпеды шли к цели, британское судно – вспомогательный крейсер – изменило курс. На лодке расстроились. Мины минами, а торпед у них немного.

– Первые плоды всегда кислые, – пытались утешить командира на центральном посту. – Дальше будет лучше. Плохое начало лучше плохого конца.

Эти фразы несколько успокоили обстановку в отсеке. В подводном положении лодка обогнула юго-западное окончание Британских островов и повернула к Плимутскому проливу.

– Нам предстоит чистая работенка, – сказал Руланд, механик, разглядывая прокладочный стол, возле которого стоял обеспокоенный старшина команды рулевых.

Он указал на карту:

– Тут пятнадцать метров… Здесь восемнадцать… опять пятнадцать… Черт возьми, как в детском бассейне!

Настроение на борту было не на высоте. Люди чувствовали неуверенность. Кто валялся на койках, кто занимался своими будничными делами.

Где мины противника? Где у него расставлены противолодочные сети? Точны ли данные, предоставленные разведкой ВМФ? И где они собирали свою информацию?

Ночные тени начали окутывать ближние берега. Через некоторое время Ролльманн увидел неверный свет. Уточнив, что это, он взял пеленг.

– Все правильно, мы там, где надо, – сказал он не оборачиваясь старшине рулевых и приказал собрать команду в первом отсеке.

Команда собралась. Лица людей выглядели бледными и серыми в тусклом свете отсека.

– Моряки, – начал Ролльманн, – мы получили задание поставить минное поле и заблокировать Фальмутскую бухту. Согласно приказу, мы должны сделать все, чтобы поставить мины за молами, то есть в самом порту, где глубина пятнадцать метров. Порт охраняется часовыми и патрулями. Все секретное имущество распределим между членами команды. Шифровальная машина будет разобрана на части. Каждый из вас получит что-нибудь от этого. И если кто-нибудь попадет в плен с этим, я вытяну из него кишки, даже если для этого мне надо будет ждать встречи с ним на небесах. Конечно, любого из нас могут найти потом среди морских водорослей, но только не с деталями машины в карманах брюк. Это вам ясно? Под водой, естественно, будем соблюдать строжайшую дисциплину. Ну вот, я все рассказал. Конечно, мы рискуем получить пинок, однако…

На лодке началась тихая, но активная деятельность. «U-34» кралась к берегу. Все безмолвно застыли на своих боевых постах. Куда бы ни взглянул Ролльманн, он встречал лихорадочно горящие, широко открытые от волнения и повышенного внимания глаза, прикованные к нему, человеку, которому они должны были доверять и доверяли себя.

Фите Пфитцнер, старшина рулевых, являл собой само спокойствие, когда держал проложенный по карте курс. «U-34» под перископом подошла ко входу в порт. И тут внезапно Ролльманн различил перед собой темное пятно. «Патрульное судно!» – показалось ему. Он не решился опускать перископ, так как боялся его шумом выдать себя. Он знал, что у британцев очень хорошие гидрофоны. Но потом подумал, что те парни наверху тоже люди и тоже способны делать ошибки.

На лодке стояла тишина, как в могиле. Командир что-то прошептал, и только находившиеся поблизости услышали:

– Мы проходим мимо патрульного корабля справа по борту от него.

Лодка маневрировала с ювелирной точностью. Вход в гавань оказался позади. Слева и справа можно было различить вышки на оконечностях молов. И вот лодка достигла середины гавани и стала описывать широкую дугу.

– Мины к постановке товсь!

– Мины к постановке готовы! – поступил доклад из торпедного отсека.

– Оба малый вперед!

Шум моторов стал чуть слышнее.

– Первая пошла!

С легким шумом вышла первая мина.

Вся команда застыла и затаила дыхание, прислушиваясь. Услышат ли британцы шум? А если услышат, поймут ли причину? Один шутник закрыл глаза и показал рукой наверх, как бы желая сказать: они там наверху спят.

А действительно, почему бы им и не спать? Порт – это все-таки порт, он защищен от германских субмарин.

Народ на лодке задвигался. Кажется, с людей спало внутреннее напряжение. Пошла третья мина… четвертая… пятая…

Лодка продолжала двигаться по широкой дуге. Глубина составила 13,8 метра. Лодка шла едва в метре от дна гавани. При перемене курса она могла наскочить на собственные только что поставленные мины, проходя мимо них в десятках сантиметров.

Но даже если бы и наткнулись, ничего не случилось бы. Это были магнитные мины, которые должны были вступать в действие позже. На эти-то чудо-мины германское командование возлагало весьма большие надежды.

Благодаря постоянному притоку в лодку сжатого воздуха давление в ней повышалось. Воздух становился тяжелым для дыхания, пот лил даже с тех, кто не двигался.

– Восьмая мина – пошла!

Мина пошла со стоном, от которого волосы на голове вставали дыбом.

«U-34» развернулась на выход из порта. Электромоторы работали по-прежнему на малом ходу. Вот она прошла линию между оконечностями молов, потом мимо того же патрульного корабля, все еще остававшегося на посту. Он должен был успокоить вражескую лодку – слишком большую искательницу приключений.

В лодке все напряглись, замерли.

Постепенно глубина моря стала расти.

Боже! Что это?! Громкий звук, ненавистный, скрипящий, который напряг нервы до предела, хотя обычно он проходил незамеченным, – это командир убрал перископ.

– Глубина пятьдесят метров, – доложил старшина рулевых.

Ролльманн устало наклонился над прокладочным столом и положил руку на плечо старшины – тяжело, но ласково, словно у него дрожали руки. Фите Пфитцнер поднял голову, улыбнулся. Он точно никогда прежде не видел такого лица у командира – такого усталого, изможденного. Его лицо говорило все.

Ролльманн кивнул и удалился в свою каюту площадью менее двух квадратных метров – его очаг, его дом в море. Он задернул занавеску. Проволочный матрас скрипнул раз, потом наступила тишина.

В команде возбуждение тоже стало улегаться. Где-то заговорили, в дизельном отсеке кто-то тихо запел, к нему присоединились другие.

Ролльманн заворочался, и Фите, воспользовавшись моментом, спросил:

– Какой курс держать?

– Триста восемьдесят пять градусов, – ответил ему усталый голос.

Фите взглянул вначале на механика, затем на вахтенного офицера.

– Но на этом чертовом компасе их только триста шестьдесят, – сказал он.

Вахтенный офицер кивнул:

– Ладно, держать на середину пролива, пусть старик пару часов поспит.

Через два часа Ролльманн проснулся, немного отдохнувший и деятельный.

– По местам стоять, к всплытию готовиться!

«U-34» вырвалась на поверхность. Свежий, сладкий воздух устремился в лодку, через люк мостика снизу увидели звезды.

– Курить можно? – спросили снизу.

– Курить разрешено. На мостике, по три человека.[6]6
  Автор не объясняет причину столь необычного маршрута – не сразу от Гельголанда в Ла-Манш, а в обход Британских островов с севера, что раза в два дальше.


[Закрыть]

Глава 4
«Операция „Везерюбунг“»

Оперативная сводка. Апрель 1940 года

Операция «Везерюбунг» – таково было кодовое название германской оккупации Норвегии, которую стали планировать сразу после того, как узнали, что Великобритания интенсивно готовит подобную операцию. Поскольку операцию собирались проводить против врага, превосходившего немцев и численно, и по боевой мощи, действия Германии были совершены вразрез всем правилам военно-морской стратегии. «Но я верю, что эффект внезапности будет столь велик, что мы сможем безопасно перебросить наши войска в Норвегию. История показала, что операции, проведенные вопреки всем принципам войны, могут действительно принести успех благодаря элементу внезапности. Я думаю, мы вправе рассчитывать, что в данном случае это принесет нам удачу». Эти слова произнес перед верховным руководством адмирала Редер – скорее Редер-психолог, чем Редер – главнокомандующий ВМФ. Основной задачей, возлагавшейся на подводные лодки, было прикрыть Нарвик – главную перевалочную базу для перегрузки на суда шведской железной руды. Из 11,5 миллиона тонн годовой потребности по германскому военно-промышленному плану не менее трети шло через незамерзающий порт Нарвик.

Операция удалась. Это была самая смелая, наиболее трудная и в то же время самая успешная операция в истории германских военных действий на море.

* * *

1 апреля 1940 года верховное командование отдало приказ:

«Начать операцию „Везерюбунг“ 9 апреля в 05.15».

Целые недели подводные лодки, большие и малые, держались вблизи голых скал островов норвежского побережья. Когда они всплывали, гигантские валы начинали швырять их, ледяные волны заливали мостик, за минуту верхняя вахта на мостике промокала до костей. Подводников бросало в дрожь, и не только потому, что промокали до нитки, но и при мысли о том, что через несколько дней им придется проникать в эти фьорды, эти темные зловещие проходы, которые манили их не более, чем врата в иной мир. Единственно приятным в этой действительности были разве что рваные облака над головой да крупные бурые норвежские чайки, с пронзительным криком носившиеся за немецкими подводными лодками.

С лодки «U-47», которой командовал Прин, заметили три линкора. Они шли полным ходом на север и скрылись за горизонтом. Перехватить их Прин не мог. У лодки не хватало запаса хода для такой работы. А как там обстояло с новыми лодками? Ходили кое-какие слухи о некоем господине Вальтере и его засекреченной работе в доме из красного кирпича в Киле. Среди офицеров поговаривали, что вроде речь идет о новом типе двигателя, который будто бы позволит развивать скорость хода до 26 узлов. Правда, наверняка ничего не знал пока никто, даже командиры флотилий.

У Прина, как и у всех, торпедные аппараты были загружены новыми типами торпед. Они не выдавали пузырьками воздуха траекторию торпеды и имели новый магнитный детонатор. Эти торпеды уже несколько месяцев доказывали свою эффективность. И были просты в обслуживании. Торпеда устанавливалась на определенную глубину. Она проходила под судном, магнитный взрыватель на носу торпеды приводился в действие магнитным полем судна, и торпеда взрывалась под самым килем судна. Поражающий эффект этих торпед был потрясающ.

На эти торпеды немцы – Редер, Дёниц, командиры, специалисты по торпедам, конструкторы – возлагали большие надежды.

Они еще не знали, что их надеждам было суждено превратиться в легкий дым.

* * *

На одной из лодок старшим помощником был Эрих Топп. Позже он станет капитан-лейтенантом и командиром лодки, будет награжден Рыцарским крестом с мечами. У Топпа были свои идеи насчет использования лодок в норвежских водах. Он не делал из них секрета перед своим командиром. В своем дневнике он писал:


«Для этих целей лодки не годятся. Лодки созданы как разрушители торговли, и, чтобы быть эффективными, им нужен большой простор в открытом море. Иногда их можно использовать для неожиданных атак в роли рейдеров в прибрежной зоне. Но это против природы корабля – действовать в узком фьорде. В зависимости от времени года в этих широтах приходится иметь дело с короткими ночами или вообще их отсутствием, когда солнце светит и в полночь. В таких условиях лодки не имеют времени для зарядки батарей. Фьорды предлагают такие акустические условия, которые, к сожалению, весьма выгодны противнику. Фьорды представляют собой проблему и с навигационной точки зрения, потому что гидрографические сведения о них неадекватны требованиям подводников. Ведь карты показывают точные глубины только для тех каналов, которые обычно используются торговыми судами, и оставляют без внимания их периферию или малые второстепенные фьорды, которые лодки могли бы использовать в качестве укрытия.

Мы несколько дней лежим здесь в норвежских фьордах, маленьких неизвестных фьордах среди лабиринта норвежских скал. Тут изредка увидишь маяк на выдвинувшейся в море скале. Лишь то там, то тут видны спрятавшиеся от ветра малюсенькие домики, которые будто ищут убежища в этом хаотическом нагромождении скал, где нет ни милосердия, ни удобства, ни спасения.

Пока что нам приказано наблюдать и докладывать о передвижениях противника. Атаковать разрешено только британские корабли. Но пока мы ни одного не видели. Зато можем любоваться величественной природой, мы уже различаем индивидуальность некоторых пиков, до невозможности черных ущелий и обрывов, серо-голубых склонов, на которых лежит вечный снег.

Тревога обычно звучит в одно и то же время, так как весь день нам надо лежать тихо и незаметно.

Иногда, как в пасхальное утро, ранние часы приносят шквалы града и снега. И мы стоим на поверхности, и при этом иногда берега фьордов закутаны утренним туманом или закрыты от нас снегом, и мы наслаждаемся часами драгоценной свободы. Но такое случается редко. По большей части над нами холодное голубое небо, а дни преобладают светлые и прозрачные.

Дневную красоту фьордов мы можем наблюдать только в перископ.

Каждый, до кого доходит очередь постоять у перископа, замолкает. В центральном посту тихо, как в могиле. На нас окружающая природа действует благоговейно. Могут буйствовать бури, со скал стекать в долины потоки воды, ледники освобождаться от старого льда под напором нового, но гряда горы будет стоять и стоять не шелохнувшись.

Каждый день приходится напоминать себе, что здесь идет война, и в такой торжественной тишине и величественном окружении в это нелегко поверить…

С последними лучами солнца мы всплыли на поверхность и снова оказались в окружении бесконечно переменчивой красоты этого уникального пейзажа. Все мы – командир, механик, рядовые матросы – находимся в плену его очарования.

Воздух холоден и кристально чист, на небе ярко сверкают звезды. Только гребни гор скрыты за вереницей пушистых облаков. Еще не увял последний свет дня.

Потом за горами заморгала полоска света, сначала сделалась ярче, затем потускнела, потом появилась еще одна, вначале нежная и слабая, потом еще одна, и так пошло и пошло, пока весь горизонт не охватило каскадом света, сходящимся к зениту. Северное сияние.

По пятнадцать часов в день в течение шести недель мы проводили под водой, дыша нездоровым воздухом. Мы не смели использовать ежедневно более однодневного запаса кислорода, которого было у нас на шесть недель. Число ящиков с патронами поташа для регенерации воздуха тоже было ограничено.

И все время приходилось быть бдительными, потому что противник мог появиться в любой момент.

И мы ждали его, ждали, ждали…


6 апреля

Получили кодовое слово – „Хартмут“. Нарвикская кампания началась. Все были чрезвычайно возбуждены, после того как командир объяснил цель операции.


8 апреля

Утром мы вынуждены погрузиться из-за приближающегося эсминца, который внезапно возник из тумана. Опознать эсминец было невозможно, но мы предположили, что это германский патрульный эсминец.

Что это – наши эсминцы готовят какой-то трюк?

А они прорвутся в Нарвик?

В ночь с 8 на 9 апреля мы заняли промежуточную позицию.


9 апреля, 04.00

Когда мы всплыли, то с большим облегчением прочли полученную радиограмму: „Подводным лодкам следовать в Нарвик. Нарвик в германских руках“.

Прошел одиночный корабль. Через несколько часов мы услышали радиограмму эсминца „Гизе“: „Прошел остров Барёй“.

Наконец пришла радиограмма от командования подводным флотом: „Занять боевые позиции!“ На полном ходу мы направились на свою позицию. Еще стоял туман.

Внезапная тревога: впереди показался силуэт подводной лодки. При нашем приближении она исчезла.

– Спокойствие! Полное спокойствие! – раздался голос командира. При этом он сделал умоляющий жест рукой, словно дирижер, дающий оркестру знак играть пианиссимо.

В перископ ничего не было видно. Но гидрофоны улавливали тихий шум электромоторов.

– Проклятие! – вырвалось у командира. – Надо поторопиться, а то этот парень нас опередит.

Мы всплыли и пошли самым полным ходом. Танцующие снежинки падали так густо, что мы не видели носа собственной лодки. А никто из офицеров этих мест не знал.

Незадолго до того, как мы подошли к острову Транёй, погода прояснилась. Мы обогнали ту лодку.

Впереди увидели пароход, входивший в бухту. Мы пошли за ним в кильватере. Вскоре прочли на корме его название – шведский танкер „Страсса“. Его команду охватила паника, как только они увидели нас. Люди забегали по верхней палубе, стали надевать спасательные жилеты. Потом они взялись было спускать шлюпки. Некоторые размахивали руками, не зная, видимо, что делать. Фьорд был узким. Даже очень узким. По обеим сторонам высились отвесные скалы, хребты их были покрыты снегом. Наступал конец холодов, но там холодный ветер гулял вовсю.

Мы обогнали танкер, но никто на него не смотрел. Никому не было дела и до природных красот фьорда. Мы искали противника.

Тревога! В тумане появился силуэт эсминца, идущего курсом прямо на нас. Мы пустили опознавательную ракету. С эсминца ответили. Германский. Палуба была забита солдатами горнострелковых частей. Они кричали и махали нам руками.

Когда погода совсем прояснилась, мы увидели, что эсминец не дает шведскому танкеру пройти на север через пролив Тьелсундет.

Мы прошли Барёй. Солнце и снежные шквалы с необычной быстротой сменяли друг друга. Апрель. Таков апрель на Крайнем Севере.

У Рамсунда еще два эсминца. Это наверняка немецкие. Мы приблизились на дистанцию, позволяющую обменяться жестами.

Действительно, это были немцы. Они, оказывается, искали артиллерийские батареи, нанесенные на немецких картах, но так и не нашли их. Просто на самом деле этих батарей не было.

Мы шли без остановок, пока не вышли на назначенную нам позицию – в Офотен-фьорде. По обеим сторонам высились отвесные скалы, покрытые снегом. Фьорд был настолько узким, что мы видели разбросанные домики и даже отдельных лыжников на склонах того и другого берега.

– Отлично! – сказал командир. – Вот здесь мы и разобьем наши палатки. – И он попытался улыбнуться, однако мы испытывали сомнительное удовольствие от мысли, что мы здесь для того, чтобы сдержать преследующего противника.

Однако делу было суждено повернуться иначе.

10 апреля в середине дня разыгралась жестокая снежная буря.

– Слышу шум – повторяющиеся удары по корпусу! – доложил снизу из центрального отсека на мостик старшина рулевых.

– Что за шум? Что это?

– Не могу сказать точно, господин командир.

В 6.30 я тоже, находясь на мостике, услышал шум – было похоже на частое постукивание молотков, а скорее – жужжание. Шло оно с направления Нарвика. Сомнений быть не могло – это артиллерийская канонада. Неужели норвежцы оказывают сопротивление?

Гром артиллерийской перестрелки нарастал. Наблюдатель по левому борту обернулся, опустил бинокль и показал на берег.

– Торпедный катер или моторный баркас – но точно военное судно!

– Норвежцы дают деру. Что это еще может быть? – сказал командир.

– А если предположить, что нет?

– Да нет, все правильно. Нарвик пал – очевидно. И норвежцы удирают. Но если хотите, то дайте опознавательный сигнал.

Мы выпустили сигнальные ракеты. Мотор там перестал работать. Подходить корабль не стал. Через их головы мы дали пяток выстрелов из 25-миллиметрового орудия. В конце концов, не убивать же их просто так. Наконец до обитателей судна медленно, но дошло кое-что, и катер сдвинулся с места и направился к нам.

– Вы ничего не заметили? – с улыбкой спросил нас старшина рулевых.

Он опустил бинокль и потер руки в предвкушении чего-то веселого. Вначале лица у всех на мостике расплылись в улыбке, а затем раздался хохот.

Катер был набит солдатами горнострелковых частей из Инсбрука, из Ётцталя или, может быть, со Штубайских Альп. Они приветствовали нас, кричали, и мы дважды просили их что-то повторить. В радости они переходили на свой диалект, словаря которого у нас на борту не имелось.

Они медленно подошли к борту, и мы по кусочку собрали картину их задания. Им предстоит занять железнодорожную станцию Рамсунда. О событиях в Нарвике они знали не больше нашего.

Едва катер отвалил, я заметил, как из тумана выплыли три силуэта. Три белых буруна пенились у форштевней, словно три буквы „V“, нарисованные на фоне серого неба.

Боевая тревога!

Молнией исчезли мы с мостика, последним прыгнул в люк командир. Об атаке с нашей стороны нечего было и думать. Эсминцы моментально оказались над нами и так же быстро ушли дальше, как и появились. И вновь наступили покой и тишина.

Появился еще один эсминец. Дистанция малая, прямо по нашему курсу. Он держал курс к выходу из фьорда. Когда я глянул в перископ, то увидел высокий столб дыма. Через несколько минут лодка вздрогнула от сильного удара. В перископ мы увидели высокий столб огня, окруженный гигантским облаком дыма. Горящее судно разваливалось на части.

Объяснит мне кто-нибудь, спрашивал я себя, что здесь происходит? Все перемешано. Где свой, где чужой? Британская подводная лодка стреляла по германскому судну или германская лодка стреляла по британскому эсминцу?

Только позже я выяснил, что к чему. Эсминец, который мы видели, перехватил и потопил немецкое судно снабжения „Каттегат“.

Наконец-то кота извлекли из мешка. Британцы быстро изготовились для ответного удара. Они пустили в ход все, что у них было: линкоры, крейсеры, эсминцы. Они бросили к Норвегии всю свою превосходящую военную мощь. На кону теперь стояла не просто Норвегия, а репутация Королевского военно-морского флота. Они считают, что уже одна его мощь должна принести и принесет им победу.

Все на корабле заволновались.

Малейший шум докладывался операторами гидрофонов как шум подводной лодки. В действительности, конечно, мы и представления не имели о том, что за взрывы сотрясают лодку. Взрывы и их отзвуки шли со всех сторон, многократно отражаясь от „стен“ узкого фьорда. А игра воображения порождала беспокойство.

Наступили долгожданные сумерки. Миновал бесплодный день. Наконец мы могли всплыть и подзарядиться.

Мы все истощились – и люди, и батареи.

Я прилег поспать.

– Боевая тревога! По местам стоять, к погружению готовиться!

Я моментально проснулся.

Командир устремился в центральный отсек. Он отменил команду к погружению. Старшина рулевых находился в глубоком волнении, нервы у него были напряжены. Он твердил что-то насчет „эсминцев, идущих на нас на полном ходу“.

„Не могут они нас здесь выследить, – думал командир. – Они и представить себе не могут, что мы здесь, у самого берега“.

Но старшина был прав, эсминцы приближались. Но шли они от Нарвика. И опять тот же бьющий по нервам вопрос: свой или чужой? Доложили о готовности торпедных аппаратов к выстрелу.

Но эсминцы были немецкие. Поднимая форштевнями фосфоресцирующие буруны, они на большом ходу промчались мимо. Добрый час спустя они снова прошли над нами.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации